ПРИЧИНЫ ИЗМЕНЕНИЯ И КОЛЕБАНИЯ УДАРЕНИЯ
В русском литературном языке нет универсальной причины изменения ударения. В сложном и неустойчивом состоянии современного ударения обнаруживаются и отголоски распавшейся древней акцентологической системы, во многом зависевшей от интонационной и фонетической характеристики гласных звуков, и следы конкуренции книжной церковнославянской риторики и исконно русской народной стихии.
Картина современного ударения значительно осложняется вследствие взаимовлияния территориальных и социально-профессиональных диалектов, а также воздействия иноязычной среды и многоконтактности при заимствовании. Хотя над проблемой причинности развития ударения ломали голову выдающиеся языковеды прошлого и настоящего, еще далеко не все факты получили однозначное объяснение.До сих пор некоторые исследователи преувеличивают роль диалектного влияния на современное литературное ударение. Бесспорно, что диалектные расхождения были весьма существенны для периода становления акцентологических норм русского языка (XVIII—XIX вв.), а также для создания общих предпосылок в развитии ударения. Известно, например, что русское литературное ударение первоначально складывалось на северной диалектной основе, но впоследствии испытало мощное воздействие со стороны южнорусских говоров, вытеснивших многие старые акценты. Однако в связи с общим процессом нивелировки территориальных диалектов их роль в развитии общелитературных акцентологических норм постепенно ослабевала и сейчас уже не может считаться главной причиной изменения ударения. Влияние диалектов на современные нормы результативно, по существу, лишь тогда, когда оно совпадает с внутренними устремлениями литературного языка.
Разумеется, из этого не следует делать вывод, что в литературном языке теперь уже вовсе не встречаются территориально ограниченные акцентные варианты. Упорно, например, конкурирует с общелитературным ударением кета выходец с Дальнего Востока — вариант кета.
Встречаются диалектные ударения и в современной поэзии, например южновеликорусские: вьюга (Блок. Двенадцать; Л.Васильев а. Голосом лучшего друга...), верба (Кон дыр ев. Прилет грачей). Когда мы слышим в арии Томского в «Пиковой даме» необычное ударение девочкам, то не следует упускать из виду, что здесь вовсе не поэтическая вольность. В либретто оперы включено стихотворение Г. Р. Державина «Шуточное желание». Он же, как известно,, унаследовал некоторые черты северных говоров, где до сих пор встречается это несвойственное литературному языку ударение. Немало диалектных по происхождению ударений представлено в современной ненормированной речи: случай, ремень, повернешь, родится, брала, весело и т. п. Не следует при этом смешивать диалектные варианты с устарелыми. У некоторых поэтов нашего времени, например, еще встречается .ударение засуха:До отдаленного чуткого слуха Вдруг долетела людская молва,
Будто под Курском все лето засуха,
Жухнут хлеба и желтеет трава.
(Боков. Тихая туча.)
Но сравнительно недавно (в Словаре Академии, 1903) засуха признавалось равноценным вариантом по отношению к новому ударению засуха. Ударение засуха еще было свойственно для поэзии первых десятилетий XX в. (Есенин, Маяковский, Са- дофьев). Раньше же, в XVIII — первой половине XIX в., устарелое для нас ударение засуха и было нормой. Об этом свидетельствуют словари того времени, с таким ударением употребляли это слово Пушкин (... как поля, мы страждем от засухи), Крылов, Огарев, Некрасов и др.
Иногда утверждают, что колебание ударения вызывается недостаточным знанием самого слова и поэтому якобы наблюдается преимущественно среди малоизвестной, экзотической лексики. Действительно, у таких слов (например, локализмов) встречаются акцентные варианты: пимы (Симонов) — пимы (А в- р а м е н к о). Однако, конечно, не это свойство отдельных слов, как и не влияние инородческой среды, служит основной причиной акцентологического разнобоя в литературном языке.
В большей мере правы те исследователи, которые видят причины колебаний ударения вмногоконтактности при процессе заимствования слов и попеременном воздействии иноязычных акцентологических моделей.
Действительно, появление вариантности нередко определяется особенностями ударения в языке-источнике или языке-посреднике. Например, в Словаре Ушакова равноправными признаются варианты револьвер и револьвер (в более поздних словарях норма только револьвер). Вариантность ударения возникла здесь вследствие того, что это слово возводили к разным языкам-источникам (французскому или английскому). Хотя взаимодействие между языком-источником и языком-посредником (например, польским) сказалось на судьбе многих слов, имевших колебание в ударении (документ, кафедра, ерётйк, климат и др.), сейчас уже и этот фактор не может считаться решающим. Новые колебания (профит — профит, реферй — рёфери), возникающие из-за ложного любительского этимологизирования, естественно, также не влияют на общий ход развития акцентологической системы современного русского языка.До недавнего времени при характеристике колебаний русского ударения упор часто делался на наличие социально-профессиональных расхождений. Некоторые языковеды и сейчас продолжают считать их чуть ли не главной причиной акцентологических сдвигов. Хотя в профессиональной речи, действительно, часто зарождаются живые и продуктивные тенденции (например, новые ударения ветровой, текстовой, фреза и т. п. были свойственны вначале социально ограниченному кругу лиц), нет оснований преувеличивать их значение. Дело в том, что социально- профессиональная закрепленность сама по себе не является генетической причиной особенностей ударения. Вовсе не горняки Донбасса придумали форму добыча, а военные моряки — ударение компйс. В первом случае перед нами осколок старины — ударение, обусловленное аналогическим воздействием древних интонаций у приставочных глаголов. В прошлом ударение добыча не было социально ограничено. Эту форму без всякой стилизации употребляли поэты XVIII в.: Сумароков, Херасков, В. Майков и др.; она характерна еще для Крылова (Ягненка видит он, на добычу стремится). Вариант компйс также не изобретение моряков. Именно такая форма и соответствовала ударению в языке-источнике (итальянское — compasso).
Таким образом, установление социально-профессиональных особенностей ударения еще не объясняет причин их появления и не может служить ориентиром для определения путей развития ударения. Кроме того, мобильность современного общества и взаимопроникновение профессий и профессиональных наречий все более расшатывают в прошлом более прочную социальную закрепленность акцентных вариантов. Давно забыто церковное произношение (цёна, терпит, защйтит и т. п.) и особенности семинарской речи (педагог, множёственное число, катастрофа и т. п.). Сейчас же нет оснований для сословного разграничения акцентных вариантов, как это наблюдалось в XIX в. Например, аристократическое — принцйп (принсйп) и у разночинцев — принцип. Ср. у Тургенева: —Мы полагаем, что без пр инс йпо в (Павел Петрович выговаривал это слово мягко, на французский манер. Аркадий, напротив, произносил
«п р ы н ц и п», налегая на первый слог), без принсйпо в... шагу ступить, дохнуть нельзя («Отцы и дети»).
Перечень общеупотребительных слов, сохраняющих строго ограниченные варианты в ударении, сравнительно невелик. Не случайно в научно-популярных работах приводятся, как правило, одни и те же банальные примеры: агония (у медиков), атомный (у физиков), искра (у шоферов), комплекс (у математиков), рапорт (у моряков), шасси (у летчиков) и т. п. Итак, при всей важности рассмотрения акцентных вариантов с точки зрения их социально-профессиональных различий эти свойства ударения также не являются решающими в развитии и становлении акцентологических норм современного русского языка.
.Нередко можно услышать упреки по адресу современных поэтов. Существует (даже среди лингвистов-профессионалов) ходячее мнение о том, что многие поэты небрежно относятся к языковым нормам, изменяют ударение в угоду рифме. Полагают, что эти отступления, так называемые поэтические вольности, затем воспринимаются молодежью как образцы художественной речи и, таким образом, ведут к порче литературного языка. Конечно, и у хороших стихотворцев встречаются неоправданные и досадные промахи, например: новорожденный (Мартынов), багрянец (Гатов), с кувшином (Кон ды рев) и т.
п. Однако в большинстве случаев поэзия на поверку оказывается невиновной в расшатывании норм ударения. Например, один литературовед незаслуженно обвинял Б. Пастернака в недозволенной поэтической вольности, усматривая ее в употреблении слова гондола с ударением на первом слоге. Однако ударение гондола является как раз исконным, отражающим итальянское произношение. Оно должно быть квалифицировано как устарелое, но не ошибочное или произвольное. Б. Пастернак как раз обдуманно применил этот старый вариант в целях стилизации (кстати, ударение гондола встречается также в стихах Вяземского, Бальмонта, Брюсова и др.).Так называемые поэтические вольности в ударении чаще всего представляют собой либо отражение старых или диалектных (социально-профессиональных) акцентов, либо являются смелым утверждением продуктивных, но еще не принятых обществом языковых новообразований. О тесной связи системы стихосложения и народной речи, о прямой зависимости метрики стиха от ритмической организации национального языка и поэтому мнимой причастности поэтов к порче литературного ударения писали выдающиеся русские языковеды и литературоведы: В. И. ЧеГр- нышев, Л. А. Булаховский, Б. В. Томашевский, Н. С. Поспелов, Л. И. Тимофеев и др. /
Вот некоторые из таких высказываний. «Никак нельзя думать, что поэты допускают ради размера ударения, какие придется, лишь бы построить стих. Правда, у нас в школе и обществе живет еще это устарелое и совершенно неосновательное мнение; но
для лиц, знакомых с поэзией и языком, все дело объясняется вполне естественно: в стихах поэта есть только то, что есть в языке его народа» (Чернышев В. И. Русское ударение.— СПб., 1912.— С. 42). «Особых замечаний требует один широко распространенный предрассудок. Многие думают, будто поэты по требованию ритма разрешают себе вольное обращение с ударением, доходящее иногда до искажений. На самом деле ни один культурный поэт никогда не позволял себе и не позволяет колебаний больших, чем те, которые реально существуют в литературном употреблении его времени» (Булаховский JI.
А. Курс русского литературного языка.— Киев, 1952.— 5-е изд.— Т. I.—С. 22). В качестве примера мнимой поэтической вольности Л. А. Булаховский приводит произношение слова музыка у Пушкина: Музыка будет полковая!.. Музыки грохот, свеч блистанье... («Евгений Онегин»). Кстати, в «Моцарте и Сальери» ударение музыка повторено несколько раз. Однако именно ударение музыка, отражавшее, видимо, французское влияние, было нормой русского литературного языка того времени. У современных же поэтов этот устарелый вариант используется при исторической стилизации:
На неприступный Измаил Ведя полки под вражьи клики,
Он барабанный бой ценил Превыше всяческой музыки.
(Симонов. Суворов.)
При выяснении причин изменения и колебания ударения нет оснований вовсе сбрасывать со счетов воздействие перечисленных факторов (территориальные и социальные диалекты, межъязыковые контакты и пр.). Нужно, однако, помнить, что основными двигателями акцентологического развития в современном языке являются причины внутреннего характера. К ним в первую очередь относится влияние формальной аналогии, в конечном счете способствующей уподоблению слов по месту ударения и, следовательно, упрощению языковой системы. Существенную роль в образовании вариантов ударения играет противоборство между разнонаправленными устремлениями языка: ассоциациями по смежности и по сходству. Немалое значение имеет и тенденция к расподоблению грамматических форм и увеличению различительной роли словесного ударения.
Влияние формальной аналогии особенно очевидно при перестройке ударения «внутри» слова, т. е. между отдельными формами слова. В современном языке заметно, например, стремление к выравниванию ударения у кратких форм страдательных причастий. Традиционная норма обособляет ударение в форме женского рода: продан, продано, проданы, но продана; взят, взято, взяты, но взята; склонен, склонно, склонны, но склонна. Автоматизм живого говорения, напротив, как бы подстраивает форму женского рода к остальным, освобождает ее от излишнего различительного признака (она отличается от других уже своим фонетическим составом).
Поэтому современные словари (например, «Трудности словоупотребления», 1973) допускают уже ударения продана, взята, склонна, правда, пока на правах сниженных вариантов литературной нормы (ср. также в Орфоэпическом словаре (1983): продана и доп. продана, склонна и склонна). Ударение на корне, а не на флексии ставят нередко и современные поэты:
И это — дело прошлое,
И эта крепость взят а...
— А все-таки мы дошлые,
Упорные ребята.
(Лебедев-Кумач.
В доме отдыха.)
Три дня назад
Самара взята.
Marchez!
В сраженье, демократы.
(П. Васильев. Принц Фома.)
Процесс унификации захватывает постепенно и формы женского рода у некоторых прилагательных. Думается, что чересчур строгие предписания (в Словаре ударений, 1970: только жестока) в даннрм случае не соответствуют акцентологической тенденции и едва ли помогут удержать традиционную норму. Время идет вперед, и словари постепенно санкционируют новое ударение. Так, в Орфоэпическом словаре (1983): жестока и устар. жестока; в Словаре ударений (1984) —только жестока.
Для современного русского ударения весьма характерна борьба между ассоциациями по смежности (стремление ударения сохранить словообразовательную зависимость, например: старое вихриться от вихрь) и ассоциациями по сходству (стремление ударения уподобляться более общему структурно однотипному разряду слов, например: вихриться по аналогии с кружиться, виться, носиться, змеиться и т. п.). Важно при этом учитывать, что победителями в этом соперничестве все чаще выходят формы, следующие за прогрессивными ассоциациями по сходству, которые постепенно преодолевают консервативные по своей природе словообразовательные связи. Пользуясь грубым сравнением, можно сказать, что ударение в производных словах постепенно расстается с генетическими характеристиками (полученными* по родству, от производящего слова), подобно тому как дети теряют некоторые наследственные признаки, все более приспосабливаясь к влиянию внешней среды.
Конечно, сказанное не является непреложным законом, действующим с фатальной неизбежностью. Отход ударения от словообразовательной зависимости — это скорее закономерность, широкая, но не универсальная тенденция. Как физики не могут предсказать поведение отдельного атома, а социологи — развитие, судьбу отдельного индивидуума, так и лингвисты не способны с абсолютной достоверностью предугадать акцентологическое изменение конкретного слова, даже зная причины возникающих колебаний. Потеря словообразовательной зависимости ударения характерна, например, для многих производных прилагательных: роскошный, тигровый, тормозной и т. п.; прежде они имели ударение на первом слове: роскошный (от роскошь), тйгровый (от тигр), тдрмозный (от тормоз). Уже в XIX в. начал складываться четкий акцентологический стереотип у существительных на -йтель: мыслитель, избавитель, утешитель и т. п. В XVIII — начале XIX в. эти слова имели еще акценты, соответствующие производящей основе: мыслитель (от мыслить), избавитель (от избавить), утешитель (от утешить). Например:
Мы знаем: роскоши пустой
Почтенный мыслитель не ищет...
(Пушкин. К Дельвигу.)
Менее последовательно происходит отрыв ударения от словообразовательной зависимости у имен на -ение. Некоторые из них, правда, уже перешли к структурной акцентологической обусловленности: вычисление, выпрямление, назначение, плавление (в словарях XVIII в.: вычисление, выпрямление, назначение, плавление) . Другие: мышление и мышление, обнаружение и обнаружение, опошление и опошление, опрощение (в лингвистической терминологии) и опрощение — испытывают колебания. Наконец, третьи сохраняют в качестве нормы генетическое ударение: намерение, обеспечение, сосредоточение и т. п., хотя тенденция к формальному уподоблению и здесь настойчивр «подталкивает» ударение к общему структурному элементу -ение; ср. распространенные отступления от нормы: обеспечение, сосредоточение.
Картина акцентологического развития еще более усложняется там, где в дело вмешиваются смысловые и культурно-исторические факторы. Например, длительное колебание ударения в слове отсвет обусловлено одновременным воздействием трех притягательных сил: словообразовательные ассоциации (свет, просвет, рассвет) удерживают ударение на конце слова — отсвет, в то время как смысловые и структурные связи (отблеск, отзвук, отклик) стимулируют перенос ударения на первый слог — отсвет. С переменным успехом происходила конкуренция и вариантов искус и искус. Культурно-исторический фон и литературная традиция в последнее время заметно укрепили позиции исконного ударения — искус.
Весьма сложным представляется вопрос о фонетических причинах изменения ударения. Хотя в некоторых работах роль фонетических предпосылок (в том числе и количества слогов в слове) в процессе развития современного словесного ударения и отрицается, думается, это несправедливо по отношению к многосложным словам. Свобода русского ударения — понятие относительное. Еще в 1929 г. языковед Л, Л. Васильев отметил, что в многосложных словах «ударение, как бы боясь нарушить равновесие слова, чуждается конечных слогов и стремится занять срединный слог» (Сборник по русскому языку и словесности.— Л., 1929.— 1.— Вып. 3.— С. 143). Благодаря статистическим подсчетам известно, что русское ударение в многосложных словах тяготеет к центру слова или, точнее, к срединным слогам и что наиболее употребительные слова не имеют более трех неударяемых слогов подряд. Данные специальных исследований говорят о том, что междуударный интервал, т. е. интервал между ударениями в соседних словах, чаще всего равен двум- трем слогам. Наша речь избегает как слишком больших между- ударных интервалов (более четырех слогов), так и отсутствия интервала между ударениями у слов, составляющих речевой такт. Это своеобразие ритмического строя русской речи, не только поэтической, но и прозаической (естественной), обусловлено, вероятно, как физиологией дыхания, требующей относительно равномерной паузировки речевых тактов, так и особенностями синтаксического строя русского языка.
Отсюда неизбежно следует вывод о том, что в многосложных словах исконное ударение на боковом слоге (при возникновении, таким образом, трех-четырех или более безударных слогов подряд) окажется неустойчивым и в силу тенденции к ритмическому равновесию будет стремиться перейти на один из срединных слогов. Примеров исторического перемещения ударения у многосложных слов с фланга на центр или ближе к центру более чем достаточно. Например: наковальня gt;наковальня, жеребьевщик ,щ^жеребьевщик, выпиловочный '^-выпиловочный, прадедовский ^прадедовский, аккомпанировать '^аккомпанировать. Видимо, совместное воздействие аналогии и тенден: ции к ритмическому равновесию приводит к тому, что все чаще стали произносить переизбрана, перепродана, а не так, как требует старая норма: переизбрана, перепродана (опрошенные лица ссылались на неудобство произношения этих слов с наконечным ударением).
В некоторых работах выдвигаются наивные и незаслуженные обвинения по адресу торговых работников, якобы испортивших произношение прилагательного мальчиковый: было мальчиковый (Словарь Ушакова) — стало мальчиковый (Словарь Ожегова, 1972, Орфографический словарь, 1974, Орфоэпический словарь, 1983). Дело, конечно, здесь не в безграмотности профессиональной речи, а в общем и закономерном стремлении многосложных прилагательных освободиться от ритмически неудобного (и поэтому неустойчивого) ударения на первом слоге. Кстати, по данным
Обратного словаря только около 4% четырехсложных прилагательных сохраняет сейчас ударение в начале слова. Впрочем, стихийное стремление к ритмическому удобству и сознательные усилия нормализаторской практики далеко не всегда совпадают. Оберегая культурную традицию и учитывая исторические, литературные и иные ассоциации, словари в некоторых случаях оправданно рекомендуют в качестве нормы ритмически неудобные акценты, например, послушничать и т. п.
Итак, изменения и колебания современного ударения обусловлены действием неоднородных, разновременных и даже взаимо: исключающих друг друга факторов. В некоторых случаях акцентологические сдвиги определяются сложным комплексом причин, не всегда поддающихся полному научному истолкованию. И все же многое в этой, еще недавно малоизвестной области знаний теперь стало достоянием науки. Установление же причинно- следственных связей весьма важно при определении основных тенденций в развитии русской акцентологической системы, без чего немыслима научно-объективная нормализация ударения.