§ 3. Предложный и местный падежи ед. ч. мужского склонения.
Устранение старых форм местного (предложного) падежа на зѣ, цѣ, сѣ от основ, оканчивавшихся на г, к, х (друзѣ, въл- цѣ, дусѣ), шло с древнейшего времени, повидимому, двумя путями: отчасти так же, как в женском склонении на а, являлись формы с г, к, х, заимствованными из других форм парадигмы, отчасти, как справедливо указывал Шахматов, потребность освободиться от форм с з, ц и с открывала больше, чем в других случаях, дорогу замене их формами на -у из ъ (у)-ос- нов.
Ср. в договоре Новгорода с тверским князем 1265 г.— на Торожку; в Пандектах 1296 г.— на снѣгу; в духовной Ивана Калиты — на шелку, и под.Форма на -у с ударением на нем, отвечающая на вопрос где? (местный падеж)[186], представляет приобретение, вероятно, уже эпохи русского языка, предшествующей памятникам. Это окончание усвоено словами, допускающими его из основ на ъ (у), причем первоначально, главным образом, теми, которые имели
так называемую циркумфлексовую (долгую нисходящую) интонацию или рефлекс краткости в подударном гласном корня Ч Последнее обстоятельство, повидимому, следует поставить в связь с тем, что основы на ъ(у), от которых шла индукция, почти сплошь принадлежали именно к такому интонационному типу. Другая особенность — принадлежность окончания -у только «неодушевленным» — объясняется, во-первых, малой употребительностью у «одушевленных» предложного падежа в значении, функционально близком к местному; во-вторых, тем, что два слова среди ъ(у)-основ, относившиеся к названиям существ,— сынъ и волъ,— раньше, чем явилась тенденция к образованию новых форм местного падежа, подверглись влиянию о-основ и не могли служить образцом для новых форм такого типа.
С. П. Обнорский полагает (Именное склонение в современном русском языке, I, 1927 г., стр. 230—233), что для древнейших отношений не имели значения те черты, которые позднее в литературном языке стали ограничительной приметой местного падежа: не играли сначала роли ни определенные предлоги пространственного значения (в, на) — формы на -у были известны после различных предлогов; ни велярный исход основы (г, к, х); ни наличие или отсутствие между предлогом и именем существительным имени прилагательного.
С этими утверждениями вряд ли следует согласиться безоговорочно. Для новгородского говора древнейший материал, приведенный Соболевским, говорит; кроме старых основ на ъ (у) — миръ, пиръ, как раз о преимущественном появлении форм на -у еще у основ на велярные. Далее, древнейшие севернорусские примеры относятся именно к предлогам в и на, и притом без промежуточных прилагательных. То, что мы найдем в позднейших памятниках[187] [188], уже отражает,по всей видимости, отчасти новые аналогические влияния (род. падежа), отчасти диалектный сдвиг в литературном русском языке в целом — влиятельная примесь стихии южнорусской. Южнорусская стихия определенно только с XVIII в. в рассматриваемой группе фактов, действительно, под книжным церковнославянским влиянием, как справедливо утверждает .Обнорский, отступает снова, и таким образом в литературном языке факты снова вводятся в рамки, отложиршиеся в основном в севернорусских говорах1, но не без значительных отклонений в ту и другую сторону[189] [190] [191].