§ 28. Орфоэпия как фонетическая норма в ее отношении к фонетической системе

До сих пор мы изучали процессы и отношения, действующие в фонетической системе современного русского языка. Фонетическая система, как и язык вообще, функционирует и развивается по объективным законам, не зависящим от субъективной воли говорящих.

В чём же особая роль литературной системы? В том, что эта система лежит в основе языковой нормы, т. е. правильной речи, призванной служить образцом для всего народа. В отличие от системы, норма формируется сознательно, субъективно, в результате целенаправленной деятельности лучших представителей культуры народа. Конечно, субъективно не значит произвольно. Если в качестве образца для носителей русского языка была избрана московская речь, как она сложилась к ХѴПІ - началу XIX в., то это неслучайно: без той большой роли, которую сыграла Москва в истории русского народа, такой выбор был бы невозможен. Но важно то, что выбор был сделан сознательно и мог оказаться другим - бытъ может, менее удачным, но другим.

Таким образом, первая задача создателей литературной нормы - это выбор из ряда диалектных систем, образующих национальный язык, какой-то одной в качестве основы для нормы. Но эта избранная система ещё не есть норма: любой язык и любой диалект непрерывно развивается, поэтому и в образовании, и в изменении, и в произношении слов и их форм всегда есть колебания. Выбор того или иного варианта или допущение в каких-то случаях двух или нескольких вариантов - следующая задача нормализаторов. При этом однажды сделанный выбор не может меняться сколько-нибудь часто. Норма остаётся устойчивой на более или менее длительный срок: ведь правилам образцовой речи обучают, так что изменение правил создаёт необходимость переучивания.

Норма охватывает все стороны языка: и лексику, и грамматику, и фонетику. Фонетическая, произносительная норма называется орфоэпией. Может показаться, что установление образца в области произношения излишне. В самом деле, недоразумения, связанные с непониманием чужого диалекта, обусловлены в основном лексическими различиями. Не знающему уральского диалекта непонятно, что значит просьба принеси горшевик, не знающему ивановского - что значит разведи тетечку, а не знающему рязанского - что значит картошки затонёли. Но и уральское [pr'in'es'i izogorodAр'etok ogursof], и ивановское [pr ’in ’es Ч izagsrodd p'Mok ugurcof], и рязанское [рг Чп ’as Ч izd/Arodd p}At die ayurcou] нам одинаково понятны. Конечно, иногда возможны и недоразумения фонетического характера: например, в так называемых укающих говорах одинаково - с начальным [и] - произносятся слова установка и остановка, удобрять и одобрять, ухватить и охватить и т. п. Но всё же случаи такого рода относительно редки: обычно мы понимаем диалектную речь, если она не содержит местных словечек. (По крайней мере, так обстоит дело в русском языке; в других языках, например, в немецком, в китайском, диалектное произношение различается больше.)

Главный недостаток диалектного произношения не в том, что оно затемняет содержание речи, а в том, что оно отвлекает от содержания. Отвлекает даже и тогда, когда содержание ясно. Слушая человека, говорящего на чужом для нас диалекте, мы долго обращаем внимание не столько на то, о чём он говорит, сколько на то, как он говорит, - особенно если он говорит не непосредственно с нами, а произносит речь с трибуны или, допустим, объясняет урок. Авторитет же литературного произношения таков, что если даже оно является для слушателей чужим (скажем, если слушатели - «окальщики»), - оно не вызывает недоумений и насмешек. В этой способности не отвлекать внимание на форму речи в ущерб содержанию и заключается главный смысл общенациональной фонетической нормы - орфоэпии.