Обязательность и регулярность
Наиболее очевидный пример значимости признака регулярности в грамматике — его использование для различения двух основных видов морфологических категорий: классифицирующих и словоизменительных (с дальнейшим подразделением последних на синтаксические и номинативные).
По мнению А. А. Зализняка, «соблюдение требования обязательности достаточно для признания грамматическим синтаксического элемента значения[23]. Для номинативного элемента значения, кроме того, необходимо соблюдение требования регулярности (разрядка А. 3. —Ю. К.)у которое состоит в следующем. Ряд однородных номинативных элементов значения считается регулярным для некоторого класса словоформ, если все словоформы этого класса (или по крайней мере подавляющее их большинство) можно разбить на группы, такие что в каждую входит столько словоформ, сколько номинативных элементов содержит данный ряд, и внутренняя сторона этих словоформ различается только номинативными элементами из данного ряда» [Зализняк 1967: 25—25]. На этом основании категория падежа существительного считается словоизменительной, а категория рода существительного — классифицирующей.
В силу формальной и семантической нерегулярности само существование классифицирующей категории далеко не всегда очевидно.
Показательны в этом отношении колебания в трактовке противопоставления существительных по одушевленности/неодушевленности в русском языке, которое может пониматься и как классифицирующая категория (самостоятельная или объединяемая с родом) и как парный лексико-грамматический разряд[24].
Другой пример — категория глагольного вида. Как известно, с точки зрения стандартности и регулярности в русском языке резко различаются перфективация — преобразование глагола НСВ в глагол СВ (ср. делать — сделать) — и обратный перфективации механизм имперфективации — получение глагола НСВ из глагола СВ (ср.
перестроить — перестраивать). Для перфективации используются более десятка приставок, причем выбор приставки зависит от лексического значения глагола, тогда как в имперфективации участвуют всего три суффикса, а выбор того или иного из них обусловливается не значением основы, а ее морфологическим строением и звуковым составом.Различие между этими двумя операциями может прямо связываться с различием в степени их грамматикализованности: «Видовые пары с суффиксами имперфективации и с чистовидовыми приставками отличаются друг от друга не только своей производной направленностью, но и степенью грамматичности (разрядкамоя. — Ю. К.). Имперфеетивация — процесс универсальный среди приставочных и бесприставочных предельных глаголов, и в системе русского глагола существуют специальные суффиксы имперфективации. Видовые пары с чистовидовыми приставками — явление избирательное по отношению к самим приставкам и бесприставочным глаголам: почти все приставки могут выступать в чистовидовой функции, но лишь в определенном значении и в сочетании с определенными глаголами» [Шелякин 1989а: 149—150]. Ср. также следующую обобщенную характеристику грамматикализации категории вида в отдельных славянских языках: «Степень грамматичности вида в русском языке меньше, чем в болгарском (где данная категория обособлена от словообразовательных значений способов действия, а имперфек- тивация достигла степени регулярности словоизменительного формообразования), и больше, чем в чешском и словацком языках (в которых более значительна зависимость от словообразовательной структуры глаголов и значения приставки)» [Петрухина 2000: 105].
Поэтому, несмотря на очевидную обязательность выражения вида в русском и других славянских языках, сама по себе неполная регулярность перфективации в сочетании с многочисленностью непарных глаголов СВ и НСВ[25] может служить основанием для отрицания существования видовых систем в этих языках; ср.: «Slavic has no generalized aspect system at all, just X number of subcategories too full of holes and contradictions to be called a system» [Chatterjee 1982: 343].