2.1. Морфологические типы эпитетов в текстах произведений М.Цветаевой

Морфологическая классификация эпитетов предполагает разделение художественных определений по их частеречной выраженности. Типичными выразителями эпитета признаются прилагательные и наречия [Ахманова, Жирмунский, Москвин, Томашевский].

В современной лингвистике при формальном подходе к таксономии определений эпитет понимается широко, по этой причине в состав эпитета попадают деепричастия, числительные и другие части речи [Гальперин, Невелева и др.].

Как уже сказано, предметом непосредственного исследования в нашей работе является эпитет, представленный прилагательным, наречием, существительным (прежде всего аппозитивом) (см. табл. 1).

Таблица 1

Морфологическая выраженность эпитета в творчестве М.Цветаевой

В данном разделе логично противопоставить качественные и некачественные (относительные и притяжательные) адъективные лексемы в связи с их различными грамматическими и семантическими особенностями.

Основной корпус эпитетов, зафиксированных в творчестве М.Цветаевой, представлен прилагательными в силу специализации данной части речи на признаковой семантике. Яркой идиостилевой чертой языка М.Цветаевой является привнесение качественных сем в значение некачественных прилагательных, особое внимание к использованию аппозитивных эпитетов.

Рассмотрим адъективное выражение эпитета подробнее.

Вначале опишем корпус собственно качественных адъективов, выступающих в качестве эпитетов в лирике М.Цветаевой.

1. Эпитеты, выраженные качественным прилагательным в полной форме, в том числе относительным в значении качественного (2007 единиц; 94,9 % от общего числа прилагательных).

1.1. Эпитеты, выраженные качественным прилагательным в положительной степени (1872 единицы; 93,3 % от числа прилагательных в полной форме): В страну… печальных глаз… [1: 21]; Это голодной тоски обглодки [1: 544]; По холмам - круглым и смуглым [2: 201].

Качественное прилагательное – основной разряд атрибутивных слов, репрезентирующий эпитет; оно содержит информацию об объективном, чувственно воспринимаемом признаке, его образное целостное представление. Это представление обогащается авторскими смыслами: можно сказать, что прототипическое значение является основой для лексико-семантического варьирования, которое в некоторой степени прогнозируемо и имеет регулярные реализации. Способность обычного, логического адъектива переходить в эпитет объясняется зачастую обогащением его семантики экспрессивными, стилистическими оттенками значения, необычным контекстным окружением, семантической деривацией различных типов и т.д. В рамках данного раздела отметим, что адъектив в цветаевских текстах приобретает важную особенность: использование признакового слова, наделение объекта тем или иным свойством проводится поэтом ситуативно и окказионально – отсюда неожиданные, неузуальные эпифразы. Так, например, говоря о А.Блоке, М.Цветаева характеризует взгляд поэта нежная стужа недвижных век: стужа вызывает ассоциации «недобрый, черствый», а эпитет нежный призван смягчить это значение; но «стужа» в данном контексте связана со смертью поэта, это бездыханность, холод смерти – даже после кончины глаза поэта живые, нежные, а имя твое – поцелуй в снег, в холод, внезапно короткое имя «блок».

Антропоцентричность поэзии М.Цветаевой вызывает использование качественных метонимических эпитетов: голодная тоска, печальные глаза, капризная роскось глаз и многие другие. В целом корпус качественных цветаевских эпитетов демонстрирует использование как устойчивых, узуальных определений (печальный взгляд), так и переносных эпитетов, о которых будет сказано ниже в четвертой главе.

1.2. Эпитеты, выраженные качественным прилагательным в сравнительной степени (93 единицы; 4,6 % от числа прилагательных в полной форме): Насколько лес добрее моря… [7:340]; Снеговее скатерти, Мертвец - весь сказ! // Вся-то кровь до капельки // К губам собралась! [1: 350].

Окказиональная форма снеговее говорит о факте семантической трансформации относительного прилагательного, об актуализации в его значении качественного колоративного смысла («белее»). Показателем формирования качественной семантики является употребление его в сравнительной степени.

Активное употребление поэтом разговорной формы сравнительной степени с суффиксом -ей, возможно, обусловлено повышенной экспрессивностью данных лексем; с другой стороны, тенденцией развития поэтического языка данного периода, к которому принадлежит творчество М.Цветаевой, является активизация разговорной лексики в речи поэтов и писателей: И зала делалась просторней // И уже - грудь [3: 6]; А голос-то - острей ножа [3: 363]; Все бледней лазурный остров - детство [1: 415]; Еще стремительней хвала… [1: 123]; Ум - отрезвленней, грудь свободней [1: 217]; Горы - редей темени… [2: 330]; Небо - синей знамени… [2: 330]; Море - седей времени. [2: 330]. Кроме того, эта форма обеспечивает соответствующую ритмическую организацию текста.

Сравнительная степень адъектива призвана передать большую или меньшую степень проявления признака. В цветаевских текстах формы адъектива в сравнительной степени привлекают внимание за счет необычного интонационного и пунктуационного оформления высказывания: чаще всего это постпозиция, эпитет стоит в функции сказуемого; причем место для локализации словно «расчищается» поэтом посредством постановки тире, интонационно подчеркивается значимость эпитета.

Немногие эпитеты в форме сравнительной степени выражают по своей сути семантику превосходной степени - через сравнение с эталонным носителем данного качества указывают на высшую степень проявления этого качества: голос - острей ножа (не просто острый, как нож, а очень острый) или небо - синей знамени (не просто синее, как знамя, а очень синее). Некоторые из приведенных эпитетов можно условно отнести к качественным: наряду с основной семантикой относительного адъектива (снеговее) или причастия (отрезвленней) заметна обновленная поэтом семантика слова: «белее» в первом случае и «независимее» во втором.

Относительные прилагательные дубовый и топорный приобретают у М.Цветаевой окказиональную сравнительную степень:

Любят - думаете? Нет, рубят / Так! Нет - губят! Нет - жилы рвут! / О, как мало и плохо любят! / Любят, рубят - единый звук! Мертвенный! / И сие любовью Величаете? Мышц игра - / И не боле! Бревна дубовей / И топорнее топора [3: 614].

Дубовый – это жесткий, грубый (по отношению к человеку), бесчувственный. Прилагательное дубовее обладает семантической емкостью: это грубая, неуклюжая, бездушная любовь, грубее, чем тот, кто проявляет ее (= "как бревно"). Топорный – тоже грубый, эта любовь неуклюжа, как бы сделана топором, но любовь и разит сильнее, чем топор.

Окказиональны многие цветаевские эпитеты в форме сравнительной степени. Например, эпитет поволчей (Тишаю, дичаю, волчею… Как мне все-равны, всем-равна, / Волчонка - еще поволчей [2: 328]), образованный от глагола «волчеть» посредством окказионального добавления суффикса сравнительной степени -ее; этот прием позволяет передать всю степень одиночества героини стихотворения, указав на определенную «стадию» этого одиночества.

1.3. Эпитеты, выраженные качественным прилагательным в превосходной степени (42 единицы; 2,1 % от числа прилагательных в полной форме):

а) эпитеты, выраженные качественным прилагательным в превосходной степени с помощью суффикса -ейш, в том числе в сочетании с приставкой наи-, которая способствует дополнительной актуализации высшей степени признака (32 единицы; 76,2 % от числа прилагательных в превосходной степени).

Часто выраженным в форме превосходной степени оказывается такое качество, как страстный: … я в свои лучшие высшие сильнейшие, страстнейшие часы - сама такая же [6: 250]; Страстнейшая из всех смертей // Нежнейшая [2: 207].

Другие качества и свойства, вербализованные в данной форме, довольно разнородны: Чужая кровь - желаннейшая и чуждейшая из всех [2: 220]; За безобиднейшую фразу // Грозя ножом… [3: 9]; Грех последний, неоправданнейший [2: 261]; Я зло познала сладчайшее [1: 119]; С тобой, нелепейшая роскошь… [1: 371]; Честь, безжалостнейший канат… [3: 597]; Рыцарь…// Сын голубейшей из отчизн [3: 15].

В ряде случаев в узусе отсутствует рассматриваемая форма адъектива, что позволяет считать ее окказиональной: голубейший, неоправданнейший, страстнейший.

Во фрагменте На заре - наимедленнейшая кровь // На заре - наиявственнейшая тишь [2:98] заря мыслится как время пробуждения человека, когда в его жилах течет наимедленнейшая кровь, а в природе еще - наиявственнейшая тишь. Окказиональные формы эпитетов (а они воспринимаются как ненормативные, особо экспрессивные) призваны усилить признак или подчеркнуть его противоположность другому признаку (желаннейшая (узуальное) и чуждейшая (окказиональное), голубейшая из отчизн).

б) эпитеты, выраженные аналитической формой превосходной степени прилагательного с помощью лексем самый, всех (10 единиц; 23,8 % от числа прилагательных в превосходной степени): Для поэта самый страшный, самый злостный (и самый почетный!) враг - видимое [5: 284]; Роднее бывшее - всего [2: 286].

Эпитеты, выраженные прилагательным в превосходной степени, репрезентируются М.Цветаевой своеобразно: характерно нагнетание, амплификация однородных по форме и контекстуально близких по семантике эпитетов (самый страшный, самый злостный и самый почетный), дислокутивное положение частей аналитической формы эпитетов (роднее бывшее - всего). Дистантное положение частей единой аналитической формы сложного или составного адъектива призвано передать волнение, страстность лирического героя, а поскольку последний элемент эпитетного ряда сознается как наиболее важный, то он выносится в конец строки (ср.

Страстность поэтического Я М.Цветаевой выражается в различных способах экспликации интенсивного проявления признака, что связано с сильными чувствами поэта: любовью, ненавистью и т.д. Формальным выражением данной интенции цветаевского поэтического дискурса является эпитет, выраженный прилагательным в превосходной степени, с учетом всех ресурсов языка: посредством приставки наи-, суффикса -ейш/-айш-, с использованием аналитической формы превосходной степени, а также путем особого использования форм сравнительной степени, получающих в контексте значение высшего проявления качества. Сочетание различных способов выражения высшей степени качества в одной словоформе способствует полному выражению чувств поэта.

2. Эпитеты, выраженные качественным прилагательным в краткой форме (65 единиц; 3,1 % от общего числа прилагательных).

Краткая форма адъектива специализируется на предикативной или полупредикативной функции, отчего ее использование связано с постпорционным ее употреблением.

В краткой форме могут находиться признаки, описывающие явления природы, непостоянные в своих проявлениях или воспринимаемые с таковой позиции: Воздух удушлив и сух [1:39]; Воздух прян и как будто отравлен [1:20]; Скоро месяц, юн и тонок, // Сменит алую зарю [1: 70].

Частотно также использование рассматриваемой формы адъектива при описании мира человека и артефактов, окружающих его: Шумны вечерние бульвары [1:27]; Телом льстив, // Взором дик [3: 288]; Розан ал, студень гол. // А будильник – зол [3: 532]; Город Гаммельн // Словом скромен, делом строг [3: 51].

Особой экспрессией и образностью наполнены эпифразы с краткой формой адъектива, отсылающие к абстракции: Юность слепа [2:50]; Только днем объятья грубы, // Только днем порыв смешон [1:52].

При анализе корпуса качественных прилагательных, выступающих в функции эпитета в текстах М.Цветаевой, то есть имеющих семантические приращения в составе поэтического контекста, установлено, что наряду с использованием узуальных, устойчивых смыслов в семантической структуре адъектива - скучные дни, удушливый воздух - наблюдается расширение ассоциативных связей между значениями субстантива и адъектива. В выражении мой день беспутен и нелеп эпитет беспутен заимствован из смежной концептуальной сферы «человек»: только человек может быть беспутным (легкомысленным, развратным). Этот признак распространяется на смежное слово день; специфика «окачествления» темпорального понятия состоит в том, что поэт характеризует не просто день как временной отрезок, но состояние лирической героини в данный момент (день – неточное обозначение времени); ср.: суетливый, счастливый день; эпитет беспутный уточняется вторым эпитетом нелепый, что меняет семантику первого слова: «неудачный, бессмысленный».

Во фразе День был невинен, и ветер был свеж эмоциональное восприятие действительности выражается поэтом посредством семантического дублирования: погожий день описан двумя взаимодополняющими эпитетными комплексами: в первом – день был невинен – задается общее восприятие обстановки, лейтмотив, во втором содержится его уточнение – невинность и свежесть сближаются, почти синонимизируются в контексте сложной эпифразы.

Стилистическая функция эпитетов, выраженных качественными прилагательными, состоит в уточнении, чаще эмоциональном, той ситуации, в которой пребывает лирическое Я поэта. Выражение целостного сложного эмоционального состояния, во многом противоречивого и парадоксального, – основная цель цветаевского высказывания, что наиболее полно выражается в целостной эпифразе.

3. Эпитеты, выраженные относительным прилагательным (нередко развивающим в контексте качественный смысл) (40 единиц; 1,6 % от общего числа прилагательных).

Корпус относительных прилагательных будет приведен ниже при инвентаризации всех эпитетов (см. главу III). К ним относятся лексемы, характеризующие:

– качества и признаки живых существ: Стыдливости детской // С гордынею конской // Союз [2:37]; Суровая – детская – смертная важность [2:40]; Огнестрельная воля бдит [3:563] (образное осмысление абстрактного имени); Цыганская страсть разлуки! // Чуть встретишь - уж рвёшься прочь! [1:247]; … мандаринные улыбки… [3:222] (речь идёт об улыбке-благодарности за подаренные мандарины); Торопится мой конный сон [3:20]; Палестинские жилы! – Смолы тяжелее // Протекает в вас древняя грусть Саула [2:52];

– качества абстракций: Есть времена – железные! – для всех [1:393] (очень тяжелые, суровые);

– признаки природных реалий: Накрапывает колокольный дождь [1:271] (о звуке, создаваемом каплями дождя); Чешский лесок – самый лесной [2: 351].

Как видим, относительные эпитеты очень разноплановы по семантике. В большинстве случаев наблюдается окказиональная сочетаемость, она обусловливает семантическую трансформацию эпитета.

Относительные прилагательные в цветаевских текстах, уступая по количеству качественным, являют собой яркий пример работы поэта с адъективной лексикой. Они развивают качественные значения, поэтому можно говорить об их значениях, реализуемых в функции эпитета, как о переходных между относительным и качественным. Этот факт связан с общим развитием категории качества в русском языке и с «универсальной смысловой податливостью» адъективов (см. работы Шрамма, Булыгиной, Уфимцевой). «Семантическая граница между качественными и относительными прилагательными условна и непостоянна… При этом значение предметного отношения в прилагательном совмещается со значением качественной характеристики этого отношения: железное здоровье, железная воля» [Русская грамматика 1980:622]. Эпифраза железные времена представляет собой типичный пример такого перехода: это трудное, полное лишений и горестей войны время.

Яркой иллюстрацией работы поэта с относительным адъективом является следующий контекст: Словно кто на лоб ей выжал // Персик апельсинный. // Апельсинный, абрикосный, // Лейся, сок души роскошный, // Лейся вдоль щек – // Сок преценный, янтаревый, // Дар души ее суровой, // Лейся в песок! [3: 567].

Значение лексемы апельсинный - «относящийся к апельсину» (апельсинное дерево, апельсинные корки). В поэме «Царь-Девица» данное слово становится эпитетом, приобретая несколько новых сем: слезный (то есть сочный), сладкий, живительный, драгоценный (янтаревый), нежный (как персик). Перед нами не простое «окачествление» прилагательного, но и диффузность семантики слова, синкретичность значения эпитета.

Относительные прилагательные наделяются степенью сравнения, что воспринимается как явно окказиональное образование: Чтоб и в самом сонном сне // Тебя не вспомнил [3: 299].

Класс относительно-притяжательных прилагательных также не остается семантически постоянным. Прилагательные с суффиксом -ск, имеющие значение «относящийся к»: чешский, палестинский, цыганский обогащаются различными смыслами. Эпифраза Чешский дождь, пражская обида может быть понята в контексте биографии поэта: М.Цветаева долгое время прожила в Чехии, захваченной фашистами, поэтому адъективы становятся носителями и исторической памяти, и личного авторского чувства, теряя свою «относительность» и приближаясь к «качественности» (заметим, что опосредованная притяжательность, принадлежность только усиливается через «окачествление», еще больше подчеркивается). Во фрагменте цыганская страсть разлуки! Чуть встретишь – уж рвешься прочь демонстрирует типичную для поэтического языка М.Цветаевой трансформацию значения некачественного адъектива: обновление значения происходит за счет актуализации потенциальной, эмоциональной семы слова «цыганская»: непостоянная, временная, ветреная. Так, в разряде эпитетов, выраженных относительно-притяжательными и относительными прилагательными, имеет место переосмысление значения адъектива, обогащение его семантики новыми, качественными признаками.

4. Эпитеты, выраженные притяжательным прилагательным (33 единицы; 0,5 % от общего числа прилагательных).

Притяжательные адъективы подчеркнуто оценочно и эмоционально называют качество:

– одушевленной (человеческой, в том числе мифологической) реалии: Слезы в твоих глаза…Числится, кроме твоих // Глаз Колумбовых… [2:238]; Поэтовы затменья // Не предугаданы календарем [2: 88]; Ребячьей радостью встретил – страх [2:321]; Сыновней гордостью встретил - чин [2:321]; Она томилась лаской Вакховой… [2:186]; Дабы ты меня не слушал // В ночь - в премудрости старушьей: // Скрытничеств е– укреплюсь. [2:122]; Довольно царицыны недра // Порочить…[2: 100]; Когда ж опять на грудь твою ступлю // Заносчивой пятою амазоньей [2:35]; Ночь - твой рапсодов плащ. [2:236];

– одушевленной (животной) реалии: В кошачьем сердце нет стыда (речь идет о сравнении сердца героя с кошачьим, непостоянным) [1:147]; Волчьими искрами // Сквозь вьюжный мех [2:98]; Новая найдется дура - // Верить в волчью седину [2: 101].

Притяжательные прилагательные чаще представлены в цветаевском идиолекте разговорными формами с суффиксом -ий, -ьй (ребячья радость) или книжными, но устаревшими формами с суффиксами -ов, -ын (царицыны недра), что говорит о стилистической маркированности данного пласта эпитетов.

В Русской грамматике отмечается: «Среди притяжательных прилагательных способность приобретать качественное значение отличает прежде всего прилагательные с суффиксом -ий. Прилагательные с этим суффиксом имеют знач. свойственный (реже – принадлежащий) тому, кто назван мотивирующим словом: рыбий, кошачий, собачий, телячий, человечий. В условиях контекста такие прилагательные легко приобретают качественные значения» [Русская грамматика 1980: 577]. Зачастую так происходит и в нашем материале. Особенно этот семантический сдвиг важен для концептуального цветаевского эпитета амазоний, который означает не просто «относящийся к амазонке», но и «воинственный, мужской, мой» (см. мысль Д.Л.Бургин о самоидентификации Цветаевой в образе амазонки). Иными словами, происходит развёртывание образа в разных семантических направлениях, с акцентировкой различных свойств и качеств: вакховый – «хмельной, нежный, расслабленный»; амазоний – «независимый, мужественно-женственный, воинственный, мой (цветаевский)».

Притяжательные прилагательные также содержат в своем значении такие семы, которые зачастую позволяют квалифицировать такие адъективы как условно качественные, хотя учеными замечено, что такие адъективы редко развивают качественное значение. Так, прилагательное кошачий, относящееся к субстантиву сердце, приобретает дополнительное значение: «бесстыжий, наглый, непостоянный» за счет постпозиционного уточнения - нет стыда. Толкование такого эпитета не составляет труда, чего нельзя сказать о некоторых других. Например, эпитет в выражении глаза Колумбовы явно окказионален и может быть интерпретирован по-разному («глаза Колумба», «глаза, как у Колумба», для героини - «глаза первого любимого мужчины»).

В лирике М.Цветаевой часто происходит формальное и содержательное обновление эпитета: Что же делать мне, слепцу и пасынку, // В мире, где каждый и отч и зряч, // Где по анафемам, как по насыпям, - // Страсти! где насморком // Назван – плач [1: 334].

В данном фрагменте форма зряч является узуальной, но имеет несколько иное значение, чем в речи. Зрячий – это не просто имеющий зрение, но и тот, кто смог приспособиться к этому миру, к быту. Отч – архаичная форма прилагательного отчий (отча рука, отче достояние), но также приобретшая новое, «цветаевское» значение – это выражение соборности, это «понятый и принятый людьми». Данные адъективы вступают в реляционные связи с субстантивами слепец и пасынок – так устанавливаются связи контекстуальной синонимии (зряч и отч, слепец и пасынок) и контекстуальной антонимии (зряч и слепец, отч и пасынок).

При всем многообразии авторских эпитетов, приведенных выше, отметим одну особенность – практически все они, несмотря на условное разделение их по разрядам прилагательных, изменяют свое значение в контексте, получают качественную семантику.

Сложные семантические преобразования происходят и с прилагательным мандаринные (улыбки): адъектив на базе значения «относящийся к мандаринам, связанный с мандаринами» развивает в данных контекстуальных условиях смысл «особое эмоциональное состояние человека, которое осталось в его памяти в связи с событием «дарения» мандарина». Эпитет связывает в воспоминании поэта прошедшее событие и его эмоциональное переживание. В семантике прилагательного актуализируются потенциальные семы, которые в данном контексте – контексте воспоминания – становятся архисемами. Эпитеты подобного типа являются окказиональными образованиями поэта, интерпретация которых требует от читателя «событийной» и «эмоциональной» эрудиции. Такое определение становится маркером конкретной ситуации, пережитой поэтом, – происходит расширение семантики эпитета.

5. Эпитеты, выраженные наречием, категорией состояния (55 единиц; 2,2 %):

а) эпитеты, выраженные наречием, категорией состояния с суффиксом -о.

Больше всего материала (около 75%, 47 единиц) приходится на обозначение эпитетом психологического/эмоционального состояния субъекта: О как солнечно и как звездно // Начат жизненный первый том! [1:196]; По-русски трудно мыслить, по-русски – чудно мыслить [7: 401]; В мои глаза несмело ты хочешь заглянуть [1: 122]; Но глядела в партер – безучастно и весело – дама [1: 133]; …гневно сдвинутые брови и уста [1: 189]; … скорбно склоняется к детям столетняя ель [1: 79]; Но только не стой угрюмо…[1: 154]; Вы это сделали без зла, // Невинно и непоправимо. [1: 233]; О, ты, что впервые смущенно влюблен [1: 73]; Замирает сладко детский дух [1:42]; Как радостно пиньи шумят! [1:37];

б) эпитеты, выраженные наречием, категорией состояния с суффиксом -и (или с финалью -ски): Склонился, королевски-прост [1: 206]; Все дьявольски-наоборот [1: 217]; Парень! Не по-маяковски // Действуешь: по-шаховски [2: 176]; Макс, мне было так братски // Спать на твоем плече! [2: 255].

Обычно наречие в качестве эпитета употребляется в своей типичной синтаксической функции обстоятельства (за исключением предикативных наречий) и имеет образную природу. Если же наречие начинает функционировать как языковая единица с синтаксически связанным лексическим значением, понятным в конкретном контексте, налицо его подчеркнуто окказиональное употребление – оно становится эпитетом в полном смысле этого слова. В последней рубрике приведены именно такие случаи: в словосочетании вопрос о любви-вблизи и любви-издалека, о любви-воочию… о любви-невтерпеж эпитеты-наречия выступают в функции несогласованного определения, приближаясь к прилагательному, типичному выразителю качества.

Иногда М.Цветаева акцентирует внимание на состоянии субъекта, лирической героини, и выделяет предикативное наречие графически: Мы обе – феи, но большие (странно!) [1: 78].

Пограничный морфологический статус слова (чаще это касается наречия и краткого прилагательного) возникает в речи поэта спонтанно, при многосторонней характеристике реалии: Мой – так несомненно и так непреложно, // Как эта рука [1: 244].

Выделенные эпитеты можно отнести как к наречиям, так как они обозначают признак действия (думаю, считаю несомненным), так и к кратким прилагательным, в силу того что последующий компаратив требует сочетания этих слов с субстантивом рука (мой, как эта рука). Необычное семантическое использование наречий, их образная природа позволяет с уверенностью относить слова данной части речи к эпитетам.

6. Эпитеты, выраженные существительным (аппозитивами и предложно-падежными формами существительного) (40 единиц; 1,6 %).

Аппозитивы представлены разнообразными существительными с оценочным значением: девочка-фея, мальчик-бред, девочка-смерть, отрок-царь, румянец-богатырь и т.д.

Аппозитивные сочетания также представлены блочными эпифразами, едиными высказываниями: Торопись, ветрило-вихрь-бродяга… [2:7]; Ночлег-человек, // Простор-человек, // Прошел-человек. [2:103]; … и с такою длинной – Вот-до-полу-косой, чтоб не узнал! [1:518].

В структуре эпифразы используется двоеточие: между определяемым словом и эпитетом: Руки: свет и соль, // Губы: смоль и кровь. [2:118]; в составе распространенного эпитета: Жизнь без чехла: // Кровью запахло! [2:188]; Девичий и мальчишеский: на самом рубеже, Единственный из тысячи – и сорванный уже (об альте) [2:162].

Обе разновидности эпитетов обладают яркой образностью и необычным графическим оформлением, которые обеспечивают повышенную семантическую емкость, заданную ассоциативной связью существительных (жизнь – чехол; ветер – бродяга, руки - свет).

Окказиональными эпитетами М.Цветаевой можно считать аппозитивы, занимающие препозицию: в таком случае поэт «выхватывает» из множества признаков один, бросившийся ему в глаза, – выбор эпитета ситуативен и зачастую связан с личным опытом автора: Ночлег-человек, Простор-человек, Прошел-человек. Подавляющее же большинство эпитетов-субстантивов составляют постпорционные сочетания слов.

Жизнь поэта – «нараспашку», до предела чувств находит выражение в эпифразе жизнь без чехла. Образ получает уточнение за счет расширения ситуации и эпитетного комплекса: кровью запахло как выражение высшей степени духовной разъятости. Эпитет без чехла становится своеобразным поводом для раскручивания физиологической метафоры жизни.

Как видно из описания, субстантивы в роли эпитетов – очень яркое средство художественной речи, способное с неожиданной стороны охарактеризовать предмет речи; используются они тогда, когда чувствуется недостаток адъективной лексики для номинации сложного признака.

Постоянное изменение семантики определения-прилагательного способствует переходу практически всех типов адъективов в разряд качественных; конструирование аппозитивных эпитетов является яркой чертой идиолекта М.Цветаевой.

Таким образом, морфологический аспект классификации эпитетов пересекается с семантическим анализом адъективных лексем в силу окказиональности употребления прилагательных различных разрядов.

Ниже дается характеристика сложных (поликорневых) типов эпитетов, затем описываются структурные типы составных эпитетов с учетом семантических трансформаций определений.