Майское солнце
Война разломила надвое жизнь людей моего поколения, став главной ее вехой. О войне столько уже сказано (и еще будет
сказано), но военные годы так много значат в моей судьбе, что мне хочется написать о самом памятном дне.
Самый памятный день на войне? Не так уж просто ответить на этот вопрос Их много --- памятных дней войны. На расстоянии они вспоминаются по-разному, услужливая память смягчает тяготы пережитого.
Прежде всего, все люди, пережившие в сознательном возрасте войну, помнят ее начало, ее самый первый день и час. Вы отчетливо помните, где вас застал этот голос из репродуктора, вы можете и сейчас, спустя столько лет, рассказать, какая была погода, как вы собирались провести этот летний воскресный день и как потом провели его — после обрушившегося на всех удара.
Но сегодня, в преддверии Дня Победы, вспоминается, естественно, не начало войны, а ее конец. День, которого так ждали все четыре страшных года, к которому так долго и трудно шли, за который так дорого заплатили... Этот день и не может не быть саыым памятным — ведь все остальные были его предчувствием, его ожиданием.
Дом перестал быть мечтой далекой и не совсем реальной. На войне понятие «дом» приобретает двоякое значение. Есть где-то дом —- твоя семья, родные места. Но есть и другой, сегодняшний, дом, который перемещается вместе с тобой, — твоя рота, короткий бивак в тяжелом пути. Мы говорили «пойдем домой», имея в виду землянку, лишь вчера отрытую. Хорошо, когда это был действительно дом — стены, пол, крыша над головой, теплая печь.
Все четыре военных года моим домом была редакция фронтовой газеты «Красноармейская правда». Здесь рождалась на наших глазах литература войны — произведения, которым суждена была долгая жизнь, и другая, повседневная, злободневная, которая тем не менее тогда была так нужна людям.
Я помню наш дом — блиндаж, вырытый бывалым солдатом Алексеем Александровичем Сурковым.
В этом блиндаже он прочел нам стихи «Бьется в тесной печурке огонь». Знал ли он тогда, что эту песню будут петь миллионы люден?«Красноармейская правда» стала колыбелью «Василия Теркина». Первые главы «Книги про бойца» были напечатаны на страницах этой газеты после того, как подполковник Александр
Твардовский прочел их нам — первым потрясенным слушателям в замаскированном вагоне-редакции весной 42-го года.
А День Победы застал нас в небольшом, чудом уцелевшем восточнопрусском городке и был необыкновенно ярким, солнечными теплым. А может быть, нам тогда так казалось? Миє и сейчас кажется, что никогда в жизни — ни до ни после — так ласково и ярко не сияло солнце. А ведь я побывал с той поры и в южных, жарких, солнечных странах.
В этот день многим из нас казалось, что очны не военная тема надолго будет закрыта для литературы и искусства, что измученным войной людям не захочется ни читать, ни слышать о войне, ни о чем, что о ней напоминало бы, что темой книг и картин отныне будут только мирный труд, любовь, ясные зори и цветущие луга. Александр Твардовский писал вечером этого дня: «Песня новая нужна, дайте срок, придет она». Но прошел год, и он написал «Я убит подо Ржевом»... И пять, и десять, и двадцать лет спустя жестокая, цепкая память не отпускала, возвращала его к войне. Он сам писал о вечном обязательстве живых перед павшими, о невозможности забвения. Эта мысль составляет пафос стихотворения «В тот день, когда окончилась война» и многих других.
Я знаю, никакой моей вины В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они — кто старше, кто моложе, — Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, —
Речь не о том, но все же, все же, все же...
Эти, как мне кажется, самые сильные, точные, самые пронзительные стихи о чувствах людей, переживших войну, Твардовский написал спустя два мирных десятилетия.
Поклонимся тем, кто принес нам Победу, — живым и мертвым. (600)
По О. Верейскому