На материале русского языка
Как известно, объектом филологических исследований являются тексты (обычно письменные). Филологический анализ имеет целью раскрытие истории и сущности духовной культуры народа, отраженной в созданных им памятниках.
Текст — явление многогранное как с точки зрения его внутренних свойств, так и с точки зрения его внешних связей. Поэтому развитие филологии привело к постепенному ее разветвлению на ряд самостоятельных дисциплин (языкознание, литературоведение, текстология, источниковедение и др.). В наши дни единство филологии проявляется скорее как некий общий принцип подхода к текстам, чем как реальное единство различных аспектов конкретных филологических разысканий. Хотя иногда филология и определяется как «гуманитарная дисциплина, изучающая письменные Тексты и на основе их содержательного, языкового и стилистического анализа — историю и сущность духовной культуры данного общества»[36], однако большинство энциклопедических и лингвистических Словарей указывает, что филология •— «совокупность методов и при- гмов исследования памятников письменности с точки зрения языка, стиля, исторической и этнической принадлежности»2, «совокупность Наук, изучающих культуру народа, выраженную в языке и литературном творчестве»[37], «общее название дисциплин, изучающих язык, Литературу и культуру данного народа преимущественно через Посредство литературных и других культурно-исторических сочинений и памятников»4, «содружество гуманитарных дисциплин, изучающих историю и выясняющих сущность духовной культуры человечества через языковой и стилистический анализ письменных текстов»\Можно сказать, что на смену науке филологии пришли филологические науки: есть журнал «Филологические науки», присуждаются ученые степени кандидата и доктора филологических наук, существуют филологические факультеты в университетах и педагогических институтах. Однако по многим своим аспектам две главные филологические науки — языкознание и литературоведение — разошлись весьма далеко.
А в некоторых «пограничных зонах» (язык художественной литературы, стилистика, теория и история литературного языка) между языковедами и литературоведами нередко возникает неоправданная конфронтация. Одна из причин этого явления — представление литературоведов о языкознании как о науке «формальной», которая копается в «мелочишке суффиксов и флексий». Представление, конечно, совершенно ошибочное, НО надо пригнать, что сами языковеды много способствовали и способствуют формированию узкого и одностороннего взгляда на свою науку. Забываются (или остаются вне поля зрения многих лингвистов) очевидные положения, ясно и просто сформулированные в свое время отечественными учеными.Г. О. Винокур писал: «Наряду с проблемой языкового строя существует еще проблема языкового употребления, а так как язык вообще есть только тогда, когда он употребляется, то в реальной действительности строй языка обнаруживается только в тех или иных формах его употребления»[38]. Вряд ли кто будет открыто спорить с тем, что есть проблема языкового употребления и что строй языка обнаруживается в тех или иных формах его употребления. Однако очевидный факт реальности языка сплошь и рядом отвергается прямо («язык представляет систему абстрактных сущностей»[39]) или косвенно («язык — это совокупность и система знаковых единиц общения в отвлечении от языкового материала, в их коммуникативной готовности; это знаковый механизм общения»). В последнем случае реальность бытия закрепляется за «речью»: «речь — это последовательность (взятых из языка) знаковых единиц общения в конкретном языковом материале в их коммуникативном применении»[40].
Как известно, популярное в современной лингвистике противопоставление «языка» и «речи» в различных направлениях языкознания понимается отнюдь не однозначно, как не однозначно трактуются и сами понятия «язык» и «речь» Однако при всех различиях в интерпретации этих явлений заметна общая тенденция к распределению п квалификации всех лингвистических понятий и категорий по рубри кам «языковое» или «речевое».
Тем самым дихотомия «язык — речь» превращается в некий всеохватывающий, универсальный и обязательный постулат лингвистических исследований. При этом неизбежно возникает двойственность в значении термина язык: с одной стороны, это,некое «единство двух его коммуникативных состояний (язык и речь)»1, с другой — это один из членов оппозиции «язык — речь». В нашей статье не обсуждается вопрос о правомерности или неправомерности такой лингвистической позиции (это предмет особого разговора), но предлагаются соображения, не опирающиеся на разграничение «языка» и «речи».Мы используем только термин язык (разумеется, термин речь сохраняется в цитатах и устойчивых выражениях типа «культура речи»).
При этом мы исходим из того, что языкознание может рассматривать язык со стороны его строя и со стороны его употребления.
Пи у кого не может вызвать сомнения тот факт, что как объект непосредственного наблюдения язык представлен в текстах — письменных и устных. Иными словами, именно тексты, данные как объективно существующая реальность, являются единственным источником всех лингвистических наблюдений и обобщений.
Исходя из положения, что язык как объект непосредственного наблюдения представлен в текстах, можно наметить три уровня лингвистических исследований: уровень языковых единиц, уровень текста и уровень языка как системы подсистем. Первый из этих уровней находится в сфере языкового строя, два других — в сфере языкового употребления2.
Развитие языкознания постепенно привело к тому, что на определенном этапе для одного из аспектов лингвистических исследований тексты оказались лишь «языковым материалом» и перестали быть непосредственным объектом изучения. В дальнейшем внимание лингвистов сосредоточилось преимущественно именно на «выведенных» из текста «концептах», в результате чего языкознание в значительной ем-пени утратило и утрачивает свою филологическую сущность. Отсюда и представление о языке как системе абстракций. Но ведь язык
ие в словарях и грамматиках, язык — в текстах, в объективной реальности употребления.
Языкознание не ограничено (как кажется мно-Там же. С. 25.
Подробнее см в опубликованной выше статье «О продмете истории рус- «мио литературного языка».
гим) уровнем языковых единиц, оно «работает» (может, должно «работать») также на уровнях текста и языка как системы подсистем. На этих уровнях филологическая природа языковедческой науки выступает со всей очевидностью, но, к сожалению, эти уровни не привлекают к себе пристального внимания и далее не осознаются с достаточной ясностью. Такое положение ведет к неоправданному сужению границ языкознания.
Уровень языковых единиц — наиболее традиционный и распространенный, можно сказать, господствующий уровень лингвистических исследований. На этом уровне строятся как обобщающие работы, так и частные разыскания по фонологии, лексикологии, словообразованию, морфологии, синтаксису. На этом уровне строятся и такие традиционные вузовские курсы, как «Современный русский литературный язык», «Диалектология», «Старославянский язык», «Историческая грамматика». Даже курсы «Введение в языкознание» и «Общее языкознание» ориентированы на уровень языковых единиц,
Лингвистические исследования на уровне текста постепенно утра тили некогда богатые традиции и в наши дни не имеют столь подробно разработанных приемов и столь разнообразных направлений, как ис следования на уровне языковых единиц. Хотя несомненно, что именно на уровне текста должны разрабатываться (полностью или частично) пау-ю ^ языке худі ЖООТВСННСЧІ литературы, теория п история ли;- ратурпых языков, стилистика, культура речи.
Особо следует сказать о так называемой «лингвистике текста». Этlt;1 довольно активно развивающаяся в последние годы отрасль языков нания пока сосредоточивает внимание преимущественно на поисках формального выражения связей между соседними предложениями г тексте. Такого рода исследования, строго говоря, нельзя считать ис следованиями на уровне текста, так как текст рассматривается здеп не как феномен употребления языка, представляющий собой органи зованную последовательность разнопорядковых языковых единиц .
скорее как языковая единица «гипереинтаксического» порядка. Пара доксально, но отрасль языкознания, претендующая на исследованы текста, игнорирует языковую природу этого феномена и стремите; подойти к нему с уровня языковых единиц. Показательно в этом смыс ле такое высказывание одного из пропагандистов «лингвистики ты, ста»: «Чтобы текстовая проблематика была осознана как собствен- языковедческая, нужно было прийти к ней «снизу», от предложен!і ¦ найдя среди традиционных языковедческих проблем такие, разрепк иие которых невозможно без выхода за пределы предложения»1. Нетрудно увидеть, что «собственно языковедческая проблематика» понимается здесь как проблематика уровня языковых единиц.Искусственно суживаются объем и содержание «собственно линг- •истики», или «интралингвистики», в некоторых социолингвистических работах. К компетенции «интралингвистики» относится только уровень языковых единиц, все остальное, таким образом, Оказывается в ведении социолингвистики2. Подход к исследованию нзыка с позиций только «интралингвистики» или только социолингвистики ограничивает возможности познания языка. Все три уровня лингвистических исследований тесно связаны, они представляют собой три аспекта изучения одного предмета (языка) одной наукой (языкознанием). Изучение языковых единиц не может выдаваться за изучение языка. Соответственно лингвистическое изучение текста и языка как системы подсистем не может рассматриваться как лежащее за Пределами «собственно языкознания». Ф. II. Филин справедливо Подчеркивает: «Нельзя себе представлять, что язык как структура — гго одно, а его использование в обществе — это совсем другое»3. Отсюда вытекает, что «различие между «внутренней» и «внешней» лингвистикой условно»4.
Нельзя не заметить, что специфика перечисленных выше отраслей языкознания и соответствующих учебных ДИСЦИПЛИН до сих пор осознана еще недостаточно четко. Объясняется это многими причинами, в частности, тем, что не всегда различаются вопросы употребле- іия языка и вопросы употребления языковых единиц: отсюда неразличение уровней исследования, постоянные (и часто неосознанные) Мореходы с уровня текста на уровень языковых единиц.
В этой связи •Ажно подчеркнуть, что если на материале какого-либо текста или •руппы текстов рассматриваются однопорядковые языковые єдиними (т. е. единицы одного какого-либо «яруса»), например, имена при- ЛАгательные в произведениях А. П. Сумарокова или неполные пред- Оожения в прозе И А, Крылова, то это, конечно, исследование на уровне языковых единиц, а не текста. Указание на определенные тексты и подобных случаях может означать только ограничение «языкового материала», из которого «выводятся» соответствующие языковые единицы. Даже если ставится вопрос о так называемых «стилистических функциях» тех или иных языковых единиц в том или ином тексте (ими в ряде текстов), это не переводит исследования с уровня языковых единиц на уровень текста, на котором, как уже говорилось, рассматривается последовательность языковых единиц разных «ярусов» как «одно и качественно новое целое».Неразличение уровня языковых единиц и уровня текста, связан пое с неразличением строя и употребления языка, ведет к неправильному представлению о характере исследований на уровне текста. Существует мнение, будто лингвистическая характеристика текста состоит в последовательном описании его фонетики, морфологии, сил таксиса, лексики. Между тем в этом случае мы получаем лишь по следовательное описание языковых единиц на «языковом материале того или иного текста или ряда текстов, но не лингвистический анализ текста.
Лингвистическое исследование текста имеет целью выявление спе цифических языковых качеств, «параметров», свойственных именно тексту как феномену языкового употребления. Надо признать, что сделано в этом направлении относительно немного. Поэтому очень актуальной задачей является установление «реестра» свойств, качеств «параметров» текста как самостоятельного объекта лингвистического исследования. Но это — предмет особого разговора.
Лингвистические исследования на уровне языка как системы пол- систем тесно связаны с исследованиями на уровне текста. Большинство отраслей языкознания и учебных дисциплин, призванных рассматривать язык на уровне текста, могут и должны рассматривать его и на уровне системы подсистем.
Стилистика, когда она изучает и описывает лингвистические свой; ства отдельных стилей, по существу должна выступать как комплом исследований на уровне текста. Когда же она обращается к изучено" системы стилей, она тем самым переходит на уровень исследование языка как системы подсистем. История литературного языка, пони маемая как историческая стилистика, должна рассматривать лит»' ратурный язык в его развитии на уровнях текста и языка как системм подсистем. Наука о языке художественной литературы, поскольку он не замыкается в пределах только художественных текстов, но рассмям ривает и вопросы соотнесенности текстов художественных И «нехудо
жественных», тем самым также выходит в область исследований на уровне языка как системы подсистем.
Стилистика, история литературного языка и наука о языке художественной литературы, рассматривая язык на уровнях текста и системы подсистем, оперируют языковыми единицами только как ком - понентами текста. В этом своем качестве языковые единицы не являются самостоятельным объектом исследования указанных отраслей языкознания. Однако языковые единицы могут быть «выведены» из текстов не как элементы фонологической, лексической и других систем языка, а именно как типичные компоненты того или иного ряда текстов и Сгруппировamp;НЫ VQ их так называемой «стилистической окраске». (Вопрос о том, что «стилистические пометы» современных толковых словарей не только не совпадают, но часто даже и не соотносятся со стилевой дифференциацией современного русского языка, прямого отношения к теме нашей статьи не имеет, и мы его рассматривать не будем.) Изучение языковых единиц в аспекте их «стилистической окраски» вне языковой реальности, представленной в текстах, очень условно и приводит к весьма зыбким обобщениям. Тем не менее оно очень распространено и образует область исследований, которую можно назвать «стилистикой языковых единиц». По отношению к «действительной стилистике», которую можно представить как единство двух стилисток — стилистики текста и стилистики языка как системы подсистем, — стилистика языковых единиц играет подчиненную, служебную роль. Но это, так сказать, в идеале. Реально же стилистика, несмотря на то, что ее специфика была предельно ясно определена еще Г. О. Винокуром1 представляет собой область довольно разнородных наблюдений и часто противоречивых обобщений.
Пока нет полной ясности и в той области лингвистических разысканий, которая называется культурой речи. Эта отрасль языкознания охватывает все три уровня исследования языка: уровень языковых единиц, уровень текста и уровень языка как системы подсистем. Однако это обстоятельство в трудах по культуре речи обычно не фиксируется. В то же время нельзя не обратить внимания на то, что когда говорится, например, об «ортологии» как понятии узком, а о «культуре речи» как о понятии широком, то фактически речь идет об исследованиях на уровне языковых единиц («ортология») и об исследованиях ис только на уровне языковых единиц, по и па уровнях текста (требования к качествам «хорошей речи») и языка как системы подсистем (выбор уместного в данной ситуации общения типа текста).
Для построения теоретических обобщений и практических рекомендаций по культуре речи очень важно иметь в виду, что одно из главнейших понятий этой области языкознания — понятие языковой нор мы — также может рассматриваться на трех уровнях: языковых единиц, текста и языка как системы подсистем.
В практике составления разного рода нормативных словарей и справочников языковая норма трактуется обычно как явление уровня язы ковых единиц, и вопрос о норме на уровнях текста и языка как системы подсистем даже не ставится. Между тем трудно сомневаться в том. что языковые нормы охватывают не только отдельные языковые еди нипы. но и закономерности организации этих единиц в пределах текста и закономерности организации разновидностей языка в систем} подсистем.
Призывы некоторых нормативистов передвинуть нижнюю грани цу современного русского литературного языка с эпохи Пушкина и.» конец 30-х — начало 40-х годов XX века и при этом «освободиться lt;л «гипноза» языка классической литературы XIX века»[41] полностью m норируют проблему нормы на уровнях текста и языка как системі, подсистем. А ведь языковая реформа Пушкина была осуществлен;, именно на этих уровнях, а не на уровне языковых единиц, что был*- убедительно показано в трудах В. В. Виноградова[42]. Следует также до бавить, что, рассматривая вопрос о начале современного этапа в истп рии русского литературного языка, нельзя принимать во внимани. только период от Пушкина до наших дней (при таком подходе Пушки на при желании можно представить «архаичным»), но следует охв.ч тить всю историю нашего литературного языка от XI в. Тогда пушкин ская языковая реформа предстанет во всей своей значимости.
История русского литературного языка имеет более выражешт'1 филологический характер, чем все другие разделы русского языко нания. Эта дисциплина, представляющая собой историческую стили ¦ тику русского литературного языка[43], призвана сыграть большую
в изучении и раскрытии духовной культуры русского народа. Определяя место языкознания в филологии как совокупности (или «энциклопедии») наук, посвященных изучению истории культуры в ее словесном выражении, Г. О. Винокур писал: «Лингвистика, именно изучение отдельного языка в его истории, есть первооснова филологической энциклопедии, ее первая глава, без которой не могут быть написаны остальные. Звеном, непосредственно соединяющим историю языка с историей прочих областей культуры, естественно служит Лингвистическая стилистика, так как ее предмет создается в результате того, что язык как факт культуры не только служит общению, но И иэиестным образом переживается и осмысляется культурным созна- Шиєм»[44]. В. В. Виноградов видел в истории литературных языков «но- |ый синтез lt; ..gt; таких областей общественных наук, как история, языкознание и литературоведение»2. В области истории русского Литературного языка благодаря трудам В. В. Виноградова, Г. О. Винокура, Б. А. Ларина, А И. Ефимова и их учеников были достигнуты значительные успехи, в результате которых эта отрасль русского языкознания закрепилась как учебная дисциплина в системе филологического образования: был создан ряд учебных пособий по Кстории русского литературного языка. Однако в дальнейшем развитие этой важной области лингвистических исследований затормозилось. Выяснение причин этого явления не входит в нашу задачу. Заметим только, что здесь, несомненно, сказалось неразличение уровней Лсследования языка, породившее попытки решать филологические Идачи на уровне языковых единиц, тогда как история русского ли- (Кратурного языка должна «работать» на уровнях текста и языка как (Истемы подсистем3.
То обстоятельство, что «история русского литературного языка», Сличается от «истории русского языка» преимущественно не «язы- ЛККым материалом» (литературный язык — «нелитературный» язык), ЩЬ принципами исследования языка (историческая стилистика — ис- *ри ческая фонетика, лексикология и грамматика), с самого начала Віраллслькой разработки этих двух аспектов исторического изучения ткого языка было осознано недостаточно ясно и глубоко. Некоторые языковеды пришли в историю русского литературного языка с
фактами и приемами исторической лексикологии, фонетики и грамматики. Многие принципиально важные вопросы истории русского литературного языка были поставлены не на уровнях текста и языка как системы подсистем, а на уровне языковых единиц.
К числу таких вопросов относится проблема происхождения (осно вы, истоков, начала) русского литературного языка. Само его возникновение оказалось обусловленным присутствием в русском литератур ном языке древнего и последующих периодов некоторого количества языковых единиц, которые по формальным признакам .могут быть квалифицированы как старославянские (церковнославянские, древ неболгарские), Те ученые, которым кажется[45] что таких единиц многи, объявляют русский литературный язык по происхождению старосла вянским (древнеболгарским). Другие, считающие, что таких единиц ш так уж много или что они позднего происхождения, утверждают исконно русскую основу нашего литературного языка. При этом и тем: другие оперируют одними и теми же историческими и лингвистическими фактами. В 1946 г. вышла известная книга С. П. Обнорской- «Очерки по истории русского литературного языка старшего перис» да», в которой были доскональнейшим образом исследованы четыр- важнейших древнерусских письменных памятника специально с ц«- лью решения вопроса об «основе» русского литературного языка. К.« залось бы, после предъявления научной общественности столь богатlt; л * фактического материала всем спорам должен прийти конец и полона пие об исконно русской основе русского литературного языка должм- утвердиться окончательно. Однако этого не произошло. Книга С. П. 0« ¦ норского не укрепила позиции его сторонников и не переубедил* противников. Объяснение этому можно увидеть в том, что ученый И- предпринял лингвистического анализа древнерусских текстов, а лр»,. ложил лишь описания «выведенных» из текстов языковых един г фонетического, морфологического, синтаксического и лексически ярусов. Возросло количество привлекаемого фактического матеро ла, но сама постановка вопроса не была поднята на новую качеств, ную ступень. Споры продолжаются, и их решения можно ожидать то.-1 ко на филологическом пути, т. е. на пути перехода лингвистичепл • разысканий с уровня языковых единиц на уровни текста и языка к. и .системы подсистем. Надо полагать, что на этом пути не потребуі - • слишком много времени и усилий, чтобы убедительно показать наці- пальную самобытность русского литературного языка от XI в. дл • тих дней и опровергнуть рассуждения о его древнеболгарской г какой-либо иной иноязычной «основе».
Действительно существующий литературный язык каждой определенной эпохи предстает перед исследователем в литературных текстах во всей своей сложности, противоречивости. Научное обобщение отбрасывает все случайное, несущественное и выдвигает на первый план типичное, существенное. Но о подлинном научном обобщении можно говорить только тогда, когда оно адекватно своему объекту (в данном случае — русскому литературному языку). Далеко не все высказанные и высказываемые по поводу истории русского литературного языка суждения отвечают этому требованию. «Главной и единственно серьезной проблемой русского литературного языка, в его прошлом И настоящем, является соотношение б нем русской и церковнославянской стихий», — писал Б. Унбегаун1. Тезис ложный, не только недопустимо упрощающий, но и искажающий действительное положение вещей. Изучение русского литературного языка в его реальном функционировании и развитии показывает, что еще в донациональную эпо- 1у имели место интереснейшие и важнейшие явления, стоявшие за Пределами соотношения «русской и церковнославянской стихий». Достаточно сравнить хотя бы язык статейных списков русских послов, и, Скажем, «Поэтической повести об Азове», чтобы увидеть, сколь существенные различия имели место в пределах «русской стихии» литера- typHoro языка. Да и в пределах книжно-славянского типа русского Литературного языка на протяжении всей его истории имели место Существенно отличные манеры построения текста (например, в писаниях «заволжских старцев», с одной стороны, и «иосифлян», с другой). Игнорировать такого рода различия — значит игнорировать, в частности, истоки возникновения двух типов текста — «эмоционально-ри- Норического» («экстенсивного») и «интеллектуально-логического» («ин- VciiCHBnoro»), — борьба между которыми лежала в основе всего Процесса развития русского литературного языка в прелпушкинскую (Юоху и различия между которыми явно не могут быть сведены к «со ПИюшению русской и церковнославянской стихий», потому что эти рЮиіичия имеют функциональный, а не генетический характер. А в пос- ®Иіушкинскую эпоху проблвхма «русизмов» и «славянизмов» вообще •Чи •стает быть проблемой функционирования русского литературно- Ц языка и продолжает существовать лишь как один из вопросов ис- Іфической лексикологии.
Исключительное внимание только лишь к «русизмам» и «славянизмам» (а позже и к «галлицизмам») препятствует всестороннему раскрытию истории русского литературного языка и подходу к его упот реблению в литературных текстах с позиций реальности, а не с пози ций заранее заданной схемы. Абсолютизация историко-этническот соотношения русской и старославянской стихий тормозит изучени* функциональных различий в употреблении русского языка, которые. очевидно, возникли гораздо ранее, чем это принято считать (т. е. еще г допушкинский период)[46].
Подключение к проблеме «русской и церковнославянской стихий еще и проблемы «французской стихии» может совершенно затемнит), действительную картину развития русского литературного языка и конце XVIII — начале XIX в., особенно если «выводы» делаются не на основе изучения наиболее важных литературных текстов эпохи. а на основе хотя и скрупулезного, но не всестороннего штудирования дискуссий «о языке и слоге» и высказываний отдельных литераторов В одной из работ по интересующему нас вопросу можно прочесть следующее: «Языковое своеобразие зрелого Пушкина с известным о: рублением может быть выражено формулой: галло-русский субстрнч + славянорусский суперстрат. Эта формула, думается, и определяе і вообще последующее развитие русского литературного языка- Несомненно, что «эта формула» не может быть воспринята не только как что-либо «определяющая», но и как что-либо реальное обозначающая. Однако сам по себе печальный факт ее появления симптоматичен. Он показывает, насколько формализовано, выхолощено и ь итоге искажено может быть понимание сущности литературного язы ка как явления национальной культуры. Опорой такого рода софистики служит толкование языка как системы абстрактных сущностей и соответственно понимание языкознания как науки, изучающей эти абстракции. При такой интерпретации языка и языкознания все формулировки о языке и культуре, об общественной обусловленности языка и т. п. лишаются филологического содержания и остаются только декларациями.
Сказанное не означает, конечно, что само по себе изучение струк туры языка в отвлечении от текстов (т. е. изучение языка на уровне
языковых единиц) неправомерно. Оно, как уже говорилось, представ- лист собой наиболее традиционный, но далеко еще не исчерпанный ісиект языкознания. Важно другое. Важно, что уровень языковых единиц — отнюдь не единственный уровень исследования языка. Не правомерно отождествлять изучение языковых единиц с изучением яаыка в многообразных формах его употребления. Неправомерно на основе изучения языковых единиц делать выводы, которые могут быть сделаны лишь в результате разысканий на двух других уровнях. Не Пора ли активизировать лингвистические исследования на уровнях Текста и языка как системы подсистем? Не пора ли вспомнить, что родившееся из филологии языкознание «есть первооснова филологической энциклопедии, ее первая глава, без которой не могут быть написаны остальные»? (Г. О. Винокур).