Маркированность / натуральность подлежащего
На нелогичность формулировок типа It seems to me указывает тот факт, что больные моторной афазией, то есть речевым расстройством, вызванным травмой мозга (нижних отделов премоторной коры левого полушария), зачастую не в состоянии понять предложения, в которых подлежащее не имеет семантического наполнения, в том числе и предложения с формальным подлежащим.
Трудны для них и формы, где подлежащее с макроролью производителя действия не относится к живому существу (Вода точит камень; Волна смыла жука), или где и субъект, и объект являются одушевлёнными (Саша кормит птиц). Очевидно, на подсознательном уровне человек наиболее легко воспринимает структуры типа «субъект (одушевлённый, производитель действия) gt; глагол gt; объект (неодушевлённый)»: Саша бросает камень (Maser, 1994; Yinghong, 1993, S. 21), поэтому в языках мира независимо от их происхождения и структуры подлежащим чаще всего является одушевлённый производитель действия, а дополнением - нечто неодушевлённое; при невозможности построить такое предложение с помощью стандартной конструкции прибегают, среди прочего, к пассиву: нем. Der Mann wurde von einem Stein erschlagen (Человек убит камнем) вместо Der / Ein Stein erschlug den Mann (Камень убил человека) (Hettrich, 1990, S. 90).Любопытно также, что больные афазией и дисграмматизмом склонны воспринимать предложения с порядком слов OVS как SVO, поскольку интуитивно чувствуют, что подлежащее должно занимать крайнюю левую позицию в предложении (Yinghong, 1993, S. 21). В собственных высказываниях они пользуются сериализациями SVO и SOV, что доказывает естественность конструкций, начинающихся с субъекта. Тема в их речи обычно выражается перед ремой и совпадает с агенсом, все высказывания строятся по принципу «я-здесь-сейчас». То же наблюдается и у здоровых носителей языка, но в меньшей степени (ср. Dixon, 1979, р. 93).
Больные не могут воспринимать те элементы грамматики, где семантическая мотивация подменяется синтаксической, например, непрозрачный в своей мотивации выбор генитива у немецкого глагола “gedenken” («поминать кого-то»). Все флексии и грамматические морфемы они либо опускают, либо путают; свою речь они редуцируют до того грамматического состояния, которое, как мы видели выше, возможно, было характерно для древнейшей стадии индоевропейского языка - до несклоняемых существительных и частей речи, похожих на существительные (партиципов и инфинитивов) (Yinghong, 1993, S. 8, 32).Поскольку формальное подлежащее выполняет чисто синтаксическую функцию, оно часто опускается больными афазией, что также подтверждает его маркированность. Вот, например, отрывки из высказываний немецких афатиков: Nein / und [es ist] immer warm... - Нет, и всегда тепло (в квадратных скобках указано опущенное формальное подлежащее и соответствующий вспомогательный глагол); Ne / und im Wald [gibt es] Licht (Нет, в лесу светло; дословно: есть свет); [Es gibt] kein Dschungel (Джунглей нет); Aber [es ist] trocken und die Flusse [sind] ausgetrocknet und dann... (Но сухо, и реки высохли, и тогда...); Ja / und / wenn [es] im Winter /glatt war, [wenn es] kalt [war] und / der das Eis ist glatt aber [es hat] nicht / nicht geschneit dann ha- ben wir Schlittschuhe... (Да, и когда зимой было скользко, когда было холодно, и был скользкий лёд, но при этом не шёл снег, тогда мы на коньках...) (Seewald, 1998, S. 65, 95).
Психолингвистические эксперименты с носителями различных языков неизменно показывают, что под темой высказывания (выражаемой обычно подлежащим) чаще всего подразумевается живое существо, являющееся исполнителем действия; иерархия живых существ выглядит следующим образом: 1 лицо gt; 2 лицо gt; 3 лицо gt; животные gt; абстрактные понятия и всё неживое (Siewierska, 1984, р. 221-222; cp. “Encyclopedia of Language and Linguistics”, 2006, р. 1267; Степанов, 1989, с. 15; Dixon, 1994, р. 84-85; Dixon, 1979, р.
85-86). В различных языках предложения, где подлежащее имеет живого референта, стоит в самом начале, является темой высказывания и несёт аген- тивную функцию, воспринимаются легче всех остальных типов (Siewierska, 1984, р. 222; cp. Comrie, 1983, р. 101; “Language Typology and Language Universals”, 2001, р. 1415; Givon, 1985, р. 1012). В определённой мере с этим коррелирует и тот факт, что, по данным исторической лингвистики, первичным значением именительного падежа в индоевропейском языке было некое обобщённо-агентивное представление, сочетающееся с синтаксической позицией подлежащего; «подобное совмещение агентивного значения и позиции подлежащего рассматривается также как своеобразный прототип (лучший образец) для реализации последнего» (Зеленецкий, 2004, с. 117; cp. Green, 1980, р. 230; Климов, 1977, с. 46; Klamer, 2007; Dixon, 1979, р. 86).Именно одушевлённые объекты стали, по мнению М. Дейчбейна, первыми отчётливо восприниматься в качестве подлежащего в те времена, когда разница между подлежащим и дополнением в индоевропейском языке на грамматическом и, видимо, мировоззренческом уровне практически отсутствовала (Кацнельсон, 1936, с. 25-26; Deutschbein, 1918-1919. Bd. 2, S. 37). Поскольку формальное подлежащее не только не совпадает с темой, но и не несёт никакой агентивной функции (как и вообще никакой семантической макророли), это делает его ещё менее естественным (или, другими словами, ещё более маркированным).
После распада индоевропейского на отдельные языки на месте подлежащего стали всё чаще появляться неодушевлённые и/или пассивные субъекты. Ю.С. Степанов отмечает, например, что на древнейшей стадии развития индоевропейского, когда он ещё принадлежал к языкам активного строя, противопоставление активных сущностей неактивным выражалось особенно ярко (в позиции субъекта оказывались только активные), но в процессе перехода к номинативному строю на месте субъекта всё чаще стали появляться и неактивные сущности, будь то предметы или абстрактные понятия, то есть всё неживое, «неагентивное» (Степанов, 1989, с.
15). С этой точки зрения для русского, сохранившего многочисленные характеристики более древних языковых стадий, использование неактивной сущности на месте субъекта менее типично, чем для английского; отсюда относительно редкое использование «грамматической персонификации» в русском (Казакова, 2001, с. 211)[58], ср.: The book sells 10.000 copies (Было продано 10 000 экземпляров книги), то есть объект действия на грамматическом уровне превращается в активный субъект, поскольку чем-то надо заполнить место подлежащего; The article says about the new trends in economy (В статье сообщается о новых тенденциях в экономике); The trees drop honey (С деревьев капает мёд).П. Зимунд связывает возникновение грамматической персонификации со становлением жёсткого порядка слов в английском, его примеры: The tunnel is seeping water - В туннель протекает вода; The dead bird is dripping blood - С мёртвой птицы капает кровь; My guitar broke a string - На моей гитаре порвалась струна (Siemund, 2004, S. 184). Часто на месте субъекта-агенса в английском стоит обозначение времени, то есть подлежащее заменяется обстоятельством времени: (The last week saw an intensification of diplomatic activity (На прошлой неделе наблюдалась активизация дипломатической деятельности)), или обозначение пространства, то есть подлежащее заменяется обстоятельством места (The little town of Clay Cross today witnessed a massive demonstration (Сегодня в небольшом городке Клей-Кросс состоялась массовая демонстрация)). В этих двух предложениях неделя и город представляются будто видящими живыми существами (the last week saw, town of Clay Cross today witnessed), хотя носителям языка, несомненно, понятно, что это не так.
Характерно появление на месте субъекта инструмента действия: The key opens the door (Дверь открывается ключом; дословно: Ключ открывает дверь) (“Language Typology and Language Universals”, 2001, р. 1415). Ниже приведено ещё несколько примеров грамматической персонификации.
The Dictionary sells well [J.
Boswell. Life of Johnson. English and American Literature, S. 6349] - Словарь продаётся хорошо.It is, unquestionably, the most accurate and beautiful edition of this work; and there being but a small impression, it is now become scarce, and sells at a very high price [J. Boswell. Life of Johnson. English and American Literature, S. 8181] - ...издание... продаётся по очень высокой цене.
“History of the Navy ” is published and sells well until it is attacked in the press by partisans of Commodore Oliver Hazard Perry for its account of the controversial Battle of Lake Erie [J.F. Cooper. Biography. English and American Literature, S. 28559] - «История флота» была напечатана и продавалась хорошо...
For five minutes the air quaked with shouts and the crash of musical instruments, and was white with a storm of waving handkerchiefs... [M. Twain. The Prince and the Pauper. English and American Literature, S. 158288] - Пять минут воздух сотрясало криками...
A large part of the remaining portions of the book read like good Scripture, however [M. Twain. The Prince and the Pauper. English and American Literature, S. 162077] - Большая часть остававшихся разделов книги читалась...
Г. Стронг объяснял на похожем примере (The book reads like a translation), что в английском субъект обозначает не только деятеля, но и объект действия [Strong, 1891, р. 123-124].
For round the temple rolled the clang of arms, / And the twelve Gods leapt up in marble fear, / And the air quaked with dissonant alarums / Till huge Poseidon shook his mighty spear... [O. Wilde. Poems. English and American Literature, S. 166505] - ...воздух сотрясало...
Следующие три примера двусмысленны: можно предположить либо грамматическую персонификацию, переводящуюся Каким ветром -ло... (занесло, принесло), либо обычные предложения типа Какой ветер занёс тебя сюда?
“Why, he they called Tony Fire-the-Fagot, because he brought a light to kindle the pile round Latimer and Ridley, when the wind blew out Jack Thong’s torch, and no man else would give him light for love or money ” [W.
Scott. Kenilworth. English and American Literature, S. 125568] - ...когда факел Джека Тонга задуло ветром...FAL. What wind blew you hither, Pistol? [W. Shakespeare. The Second Part of Henry the Fourth. English and American Literature, S. 130798] - Каким ветром тебя занесло сюда... ?
LORD SP. Tom, How is it? what, you can’t see the Wood for Trees? What Wind blew you hither? [J. Swift. A Compleat Collection of Genteel and Ingenious Conversation. English and American Literature, S. 148022] - Каким ветром тебя сюда занесло?
1234-я универсалия из «Архива универсалий» университета Констанц гласит, что грамматическая персонификация может использоваться для описания спонтанных событий, то есть с той же целью, с какой используются некоторые русские безличные конструкции: “If a language provides intransitive verbs that take patients as their theme (as in English "These wine glasses break easily, so be careful with them"), these will normally be used for the description of spontaneous events” (“The Universals Archive”, 2007).
Эта искусственная «анимизация» неодушевлённого существительного на грамматическом уровне проявляется в английском не только в приведённых выше примерах грамматической персонификации. Можно, например, также вспомнить, что в современном английском всё чаще с генитивом употребляются существительные, обозначающие предметы, в то время как раньше генитив употреблялся преимущественно с существительными (а также местоимениями), имеющими одушевлённые денотаты: the plane's altitude, the train's driver, a mile's distance (Зеленецкий, 2004, с. 119; cp. Siemund, 2004, S. 186). Для учёного, незнакомого достаточно хорошо с особенностями номинативного строя, эти характеристики английского могли бы свидетельствовать о распространении мифологического мировоззрения среди его носителей, об их склонности к анимизации окружающего мира[59]. На самом деле, в случае «грамматической персонификации» речь идёт о требованиях языковой системы с жёстким порядком слов, а в случае генитива - об унификации оформления категории при- тяжательности.