ЛЕКСИЧЕСКИЕ РАЗЛИЧИЯ НА ТЕРРИТОРИИ МОСКОВСКОЙ ОБЛАСТИ (ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКАЯ, ЛЕКСИКОЛОГИЧЕСКАЯ И ЛИНГВОГЕОГРАФИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА)

На соискание ученой степени доктора филологических наук представлены результаты изучения лекажи Московской области, исследования проблемы диалектных лексических различий на тер­ритории Подмосковья (на базе лингвогеографнческих данных), методика лексического обследования региона с использованием лексикографического и лингвогеографического методов (на базе сопоставления данных регионального словаря и атласа одной тер­ритории), предложенные в монографиях “Словарь говоров Под­московья” (изд.

Настоящее исследование - итог всестороннего многолетнего изу­чения (с 1959 по 1996 годы) диалектного лексического ландшафта Подмосковья в пределах Московской области.

Работа по сбору диалектной лексики Московской области вклю­чала несколько этапов: сбор материала для “Словаря говоров Под­московья”, издание словаря, подготовку на базе последнего програм­мы “Лексического атласа Московской области”, сбор материала по программе атласа, составление н издание его, переиздание словаря с дополнениями.

Сбор материала для “Словаря говоров Подмосковья” прово­дился в 355 населенных пунктах Московской области с 1959 по 1968 годы. Словарь является региональным, дифференциальным, включает 4577 словарных статей вместе с “Приложением”. Сбор диалектной лексики проводился во всех районах Московской области (преиму­щественно в отдаленных, трудно доступных для посещения, глухих деревнях и селах) в виде записей диалектных текстов, без сетки - на основании составленных автором вопросников от значения к слову и от слова к значению с учетом природных, этнографических и соци­ально-экономических особенностей региона. Принципы составления словаря изложены во “Введении” к “Словарю говоров Подмосковья” (М., 1969, 1-е год.; М., 1995, I вып., 2-е изд.), список населенных пунктов и районов по административному делению 1959 г.

Дальнейшая работа с лексикой московских говоров строилась в соответствии с лингвогеографическим методом: на базе этнографиче-

ской и народаотерминологической лексики словаря была составлена специальная “Программа для собирания материала к “Лексическому атласу Московской области”, включающая 275 вопросов, распределенных по разделам: 1 - Дом, двор (60 вопросов), II - Предметы домашнего обихода (41 вопрос), III - Полеводство, угодья (40 вопросов), IV - Орудия труда (21 вопрос), V - Средства передвижения (10 вопросов), VI - Грибы (12 вопросов), VII - Лес (19 вопросов), VIII - Растения, цветы, ягоды (23 вопроса), IX - Река, болото (4 вопроса), X - Пища (11 вопросов), XI - Корзины (7 вопросов), XII - Быт деревни (26 вопросов).

Помимо указанной программы, был составлен Тематический индекс, включающий следующие разделы: Изба; Печь; Приусадебный участок; Надворные сооружения; Изгородь; Предметы домашнего обихода (внутреннее убранство избы); Предметы домашнего обихода, связанные с приготовлением пищи; Пища; Сельскохозяйственные орудия, их части; Инструменты; Технические культуры (лен, конопля), злаки, овощи; Прядение, ткачество; Одежда; Головные уборы; Обувь; Упряжь; Телеги, сани; Корзины; Отходы, остатки, отбросы; Веревки; Нитки; Профессии; Рельеф; Поле; Луг, болото; Омут; Пастбища; Сено; Скирда, копна, сноп; Лес (сухой лес, идущий на дрова; лес, поваленный бурей; термины, связанные с лесопроизводством, размером, породами леса; виды леса; молодой лес); Кустарники; Травы; Ягоды; Цветы; Грибы; Животные, звери; Птицы; Рыболовство; Насекомые, мыши, змеи, черви; Погода; Родственные отношения; Крестьянский календарь, народные праздники, гадания; Свадебные обряды.

Для выявления словообразовательных структур лексем был составлен Обратный индекс к “Словарю говоров Подмосковья”. Все перечисленные виды справочных источников были опубликованы в одном издании . Сетка “Лексического атласа Московской области” составила 300 населенных пунктов.

На основании 275 вопросов программы атласа было составлено 217 лексемных пунсонных карт, из которых при издании “Лексического атласа Московской области” опубликовано 158 карт.

Завершают атлас две вспомогательные карты (№ 159, 160), в которых приводятся примеры того, как членятся говоры Московской

¹ Иванова А.Ф. Практические занятия и курсовые работы для студентов литературного факультета (материалы к изучению московских говоров). М., 1976,117 с.

области по данным лексемных карт. Кроме того, в атласе приведены указатель слов в картах и комментариях (с. 40-48), список обследованных населенных пунктов с необходимыми справками (с. 49- 57), алфавитный указатель к списку обследованных населенных пунктов (с. 58-59).

Указанные выше основные этапы обследования лексики московских говоров (создание словаря и атласа) показали, что региональный атлас, составленный по четкой программе в соответствии с основными требованіими лингвистической географии, выявляет более обширные лексические материалы, чем те, которые представлены в региональном диалектном словаре. Материалы атласа, подтверждая и конкретизируя данные словаря, свидетельствуют , кро­ме того, о наличии зон и ареалов тех лексем, территория распространения которых уходит за пределы Московской области. В свете этого в работе приводится сопоставление данных словаря и атласа.

Актуальность темы. Выбор территории обследования обусловлен ее исторически сложившимися границами и важной ролью в формиро­вании централизованного Московского государства. Интерес к лексической базе московских говоров обусловлен богатым историческим прошлым территории Подмосковья - Центрального региона Европейской части России.

На землях, занимаемых современной Московской областью, происходили важнейшие исторические события, подготовившие фундамент лингвоэтнографических образований, которые легли в основу формирования лексического фундамента Подмосковья.

Пределы нынешней Московской области являлись частью восточной окраины обширных пространств, занимаемых балтами. Здесь же проживали и финно-угорские племена. В этом убеждают исследования А.А.Спицына, В.И.Сизова, Г.Фнлимонова, О.Н.Бадера, Е.И.Горюновой, показывающие, что зона обитания финно-угров находилась в самом центре Московской области. Речь идет об украше-

ннях. датированных IV - V веками новой эры, найденных в Дьяковом городище, близ бывшего села Коломенского, в излучине правого берега реки Москвы. Отсутствие других материалов, кроме археологических, не позволяет точно определить, до какого времени территория центра современной Московской области принадлежала какому-то одному племени (или племенам) - финно-угорскому или балтскому, поскольку на указанной местности отмечены археологические памятники тех и других, однако те же археологи­ческие данные указывают на то, что в районе реки Осетр балто-фннно- угорская граница пересекала реку Оку и уходила за пределы Московской области. О том, что на обследуемую нами территорию заходили группировки балтов (Шаховской, Волоколамский, Рузский, Наро-Фоминский и др.районы). свидетельствуют стоянки на реке Дубне, на Волге, на Яхроме, десятки городищ в верховьях реки Клязьмы (П.Н.Третьяков), городища в окрестностях Москвы (А.А.Спицын, И.Г.Розенфельдт, П.Н.Третьяков), датируемые примерно IV - V веками н.э. Восток современной Московской области (Орехово- Зуевский, Егорьевский, Шатурский районы) оставался чисто финно- угорскнм, хотя южнее и юго-восточнее этого района археологами обнаружены детали балтской культуры, заходившей в пределы современной Рязанской земли (П.П.Ефименко, В.В.Седов).

Граница между балтамн и финно-уграми не была четкой (П.Н.Третьяков). Из всех финно-угорских племен, живших на обследуемой нами территории, наиболее значительным было мерянское (Орехово-Зуевский, Воскресенский районы). Мурома имела владения по среднему течению Оки. Мещера, занимавшая восток Московской области южнее муромы, оставила после себя большое число топонимов. Еше в ХІѴ-ХѴ веках недалеко от Коломны существовала на Оке Мешерская волость. Политически подчи­нявшаяся Москве со времен Дмитрия Донского, в XII - XV вв. ме­щера фактически оставалась не охваченной славянской колониза­цией, будучи укрыта болотами и глухими лесами края (М.КЛюбавский), хотя известно, что славянизация обследуемого региона начинается уже в первом тысячелетии н.э.(П.Н.Третьяков, А.А.СПИЦЫН, А.ф-Дуоынин). Славянские племена появляются на тер­ритории Московской области с VIII века; отдельные ученые, правда,

относят славянизацию нашего края к XI веку¹ . Спор о том, когда появились славяне в Подмосковье, мы оставляем за рамками наших интересов, тем не менее присоединяясь к позиции П.Н.Третьякова, А.А.Спицына, А.Ф .Дубинина и др.

Племенная славянская черта проходила по болотистым топям, густым, непроходимым лесам (М.К.Любавскин) - по линии рек Прот- вы, Нары, Клязьмы, почти совпадая с археологически очерченной линией. Северная граница вятичей является одновременно и южной границей кривичей. Рубеж между племенами проходил по северной части Можайского района, через современный центр Московской области, через Мытищинский, Пушкинскіш, Щелковский, Ногинский районы. Затем граница между племенами шла к югу вдоль восточной окраины современных Раменского и Коломенского районов. Севернее указанной выше линии лежали сплошные земли кривичей (Талдомский, Сергиево-Посадский, Дмитровский, северная часть Пушкинского, южная половина Шаховского и Волоколамского, Истринский, южная и восточная части Клинского районов). Северными соседями кривичей были словене новгородские (Лотошинскнй, северная часть Шаховского, северная и западная части Клинского, север Волоколамского районов), хотя курганы словен XI- XII вв.

Поскольку в междуречье Оки и Волги продолжали жить финно- угорские племена в соседстве со славянами, территория современной

Позволим себе процитировать Е.И.Горюнову, в фундаменталь­ном исследовании которой (Этническая история Волго-Окского междѵречья. М., 1961) затрагивается указанная проблема: “Археологи­ческие памятники Московской области рисуют картину вятичско- кривнчской колонизации этих районов и показывают, что нет никаких оснований говорить о раннем (в середине 1 тысячелетия н.э.) проникновении сюда славян... Могильные памятники позволяют выявить особенности локальных групп населения, в частности установить присутствие пережиточно сохраненных черт мерянской культуры и наличие в составе русского населения мерянских элементов” (245). Согласимся, что наличие “мерянских элементов” в культуре славян еще не служит доказательством их позднего появления на 'территории Московской области. Скорее, наоборот, свидетельствует о существовании на протяжении длительного времени славян и финно-угров, в пользу чего красноречиво говорит обширная территория русского цоканья, захватившая пределы Московской области.

Московской области в тот период в этническом и языковом отношении представляла собою довольно пеструю картину.

Особенно напряженным для истории Московского края был XII век. В это время Москва как поселение находилась (С.Ф.Платонов, А.Н.Насонов) на стыке четырех Великих княжеств: Черниговского, Смоленского, Тверского, Ростово-Суздальского. Новгородской феодальной республике принадлежали земли Шаховского, южной по­ловины Волоколамского районов. В XIV веке возникает Великое княжество Московское, к северо-восточной окраине которого примыкали владения Великого княжества Владимирского (зародивше­гося в недрах княжества Ростово-Суздальского), охватывавшего восточную половину Талдомского, весь Сергиево-Посадский, северо- восточную часть Щелковского, Ногинского, Орехово-Зуевского и большую часть (кроме восточной окраины) Шатурского районов. Тер­ритория современного Дмитровского района, северная половина Солнечногорского и Истринского районов относилась к Дмитровскому уделу и находітась во владении северных галицких князей: на востоке были владения Муромского и Мещерского княжеств, сложившихся на племенной основе. Выделялась Новгородская волость Волок Ламский и другие “полугосударства” (А.Н.Насонов).

Все отмеченное проливает свет на причины лингвистической раз­дробленности современного Подмосковья. Если сравнивать, двигаясь по часовой стрелке, наложение административных границ в пределах древнерусского феодального государства на племенные границы с границами диалектного членения Подмосковья наших дней (К.Ф.Захарова, В.Г.Орлова), то вырисовывается такая картина. Рязанская группа южнорусского наречия налагается на земли Рязанского княжества, охватывавшего владения вятичей, являвшихся на этом участке этническим сплавом протославян с финно-угорским мордовским племенем. Тульская подгруппа Межзональной группы Б южнорусского наречия налагаетсмя на владения Черниговского княжества , охватывавшего территорию вятичей. Переходные акающие говоры отдела А налагаются на чисто вятичские и на вятичско- кривичские пограничные земли, соответствуя землям Смоленского и Ростово-Суздальского княжеств (XII век) и располагаясь на землях Московского Великого княжства и в спорных московско-рязанских владениях - район Верен (XIV век). Говоры Селигеро-Торжковские налагаются на земли Новгородской республики и Тверского княжества, раскинувшиеся на землях кривичей смоленско-полоцких.

Калининская подгруппа Владимирско-Поволжской группы, заходящая на территорию Московской области с северо-запада, налагается частично на земли Тверского княжества и Дмитровского удела, расположенные на прежних владениях кривичей, словен и мери. Влади­мирско-Поволжская группа, занимающая северо-восток Московской области, налагается на земли Ростово-Суздальского (а позднее Великого Владимирского) княжества, расположенные на древней мерянской (и более поздней кривичской) территории.

Таким образом, в пределах современной Московской земли наш­ли отражение в лингвистических границах племенные и административные границы. Но кроме того, в разные периоды в пределах Московской области складывались этнолингвистические группы, которыми и пестрит лингвистическая география Подмосковья. Такова акающая в настоящее время Гуслица, известная с 1339 г. (по завещанию Ивана Калиты), охватывающая северо-восточную часть Щелковского, восточную окраину Ленинского, северо-восточную окраину Домодедовского, северную часть Раменского, почти всю территорию Воскресенского (кроме южной оконечности), почти весь Орехово-Зуевский район (кроме крайнего юга). В Гуслицу входят полностью Ногинский и Павлово-Посадский районы (И.И.Ордын­ский). Следующая этнолингвистическая территория - Ялмоть, сочетающая в себе севернорусский консонантизм с южнорусскими чертами вокализма (А.А.Шахматов, С.С .Высотский), расположена на востоке Московской области, в Шатурском районе. Находящаяся в Раменском районе группа объединений выделяет три этнолингвистических единицы: Гжель (Н.М.Карииский), Гвоздня (Н.М.Карииский), Пятницкий Погост (Н.М.Карииский, Л.П.Смолякова), где во времена работы Н.М.Каринского намечались группы окающе-цокающих, акающе-цокающих и акающих нецокающих говоров и где в настоящее время на лексическом уровне выделяется единая Раменская зона. На западе Московской области, в Рузском и Истринском районах выделена этнолингвистическая группа - Тепловщина (В.Н.Сидоров) с акающе-якающими говорами. Здесь же в западной части области, в Наро-Фоминском районе, находим яркие следы этнолингвистической группы, известной под названием “шувалики” (В.И.Чернышев, А.С.Бедняков) с акающе-якающими фонетическими чертами; на западе же, в Можайском районе, отмечены две этнолингвистические группы - Кусковщииа и Долбенщина (А.В.Текучев). На северо-западе обследуемой территории, в Клинском районе, существует акающая в наши дни этнолингвистическая группа

“огуречники” (или “тепличники”), расположенная на территории более крупного объединения - Круговщины и включающая в себя группу под названием Пятки (по количеству деревень, входящих в нее, Китенево, Степанцево, Глухино, Токснко, Овсянниково), а на севере Московской области, в Талдомском районе, бытует неполноокающая этнолингвистическая группа под названием “башмачники”. И наконец, на юго-востоке области, в Луховицком районе, отмечена акающе-якающая этнолингвистическая группа, носящая название “понизовые”.

Изучение лексической ситуации Подмосковья является одной из самых актуальных задач современной диалектологии. Наша работа ставит вопрос о необходимости решения проблемы лингвистической базы среднерусских переходных говоров, легших в основу современного русского литературного языка. Как известно, до настоящего времени остается открытым вопрос о формировании переходных среднерусских говоров, поскольку ни одна из существующих версий о формировании указанных говоров (теория А.А.Шахматова - Н.Н.Дурново и Р.И.Аванесова) не является подтвержденной данными лексики. Предлагаемые к защите труды, содержащие существенный лексический материал, свидетельствуют о важности ареального изучения диалектной лексики в свете решения проблемы переходности и формирования переходных среднерусских говоров как её частного проявления.

Первым ученым, считавшим московские говоры важным звеном в образовании среднерусских говоров, а консолидацию русских земель вокруг Москвы в качестве необходимого условия их формирования, был акад.А.А.Шахматов, рассматривавший говоры севернорусского и южнорусского наречия как результат эволюции древнерусских северо- восточных и юго-восточных говоров. Московское наречие, на долю которого выпала важная консолидирующая роль, есть переходная ступень от севернорусских к южнорусским говорам. При этом генетической основой московских говоров акад.А.А.Шахматов считает севернорусское наречие. Позиция А.А.Шахматова поддерживалась материалами и исследованиями проф.Н.Н.Дурново, также полагавшим, что московские переходные говоры имеют севернорусскую основу и южнорусское наслоение. Многочисленные фактические материалы В.И.Чернышева неоднократно подтверждали взгляды указанных ученых. Многие последующие исследователи, невольно или специально затрагивавшие проблему переходности, своими материалами не смогли опровергнуть выдвинутой А.А.Шахма­

товым и Н.Н.Дурново концепции, которая, однако, страдает полным отсутствием лексической аргументации.

Решая многочисленные частные проблемы, такие, как определе­ние лингвистического статуса д.Леки (одного из пунктов Ялмоти) с окающими, владимировскимн, и акающими, рязанскими, чертами, со стремлением найти следы старой территориальной и этнографической общности (С.С.Высотскнй); обращая внимание на фонетические изменения в говоре д.Ванилово (одного из пунктов Пятницкого Погоста) в условиях социальной дифференциации носителей диалекта (Н.М.Каринский); очерчивая границы между южнорусскими и среднерусскими говорами в западном Подмосковье (М.В.Ушаков); определяя фонетическую систему московского говора XIV века на материале московского евангелия 1358 года (О.А.Князевская); указывая на значительную роль южновелнкорусского влияния на волоколамские говоры в силу значительности удельного веса южновеликоруссов на Волоколамской земле (В.В.Иванов) и т.д., исследователи не используют важнейший материал - лексический. Не вызывает сомнения, что коломенские говоры (К.В.Горшкова, Л.Э.Калнынь) имеют южнорусскую основу, поскольку и в настоящее время они являются южнорусскими. Однако сама двуступенчатая теория переходности, теория первігчности-вторичности их образования, разработанная без учета лексических материалов, требует дальнейшей коррекции, тем более что региональный атлас Московской области показал большую устойчивость севернорусской лексики и значительную подвижность лексики южнорусской. Полагаем, что окончательное решение вопроса о природе переходных среднерусских говоров возможно лишь при наличии лексических региональных атласов других переходных территорий - Псковской, Тверской, Владимировской, Нижегородской, и что такую работу целесобразно провести по программе уже существующего регионального атласа Подмосковья. Наша же работа, показывая распространение лексем (по данным лннгвогеографин), дающих московские изоглоссы за пределами обследованной территории, является первым шагом в решении этой важнейшей проблемы.

Объект и этапы исследования. Работа посвящена изучению ареального распространения диалектной лексики на территории Московской области в современных границах. Она делится на три этапа. Начатая в 1959 год}', она заканчивается в 1969 г. выходом в свет ‘‘Словаря говоров Подмосковья” (СГП), зафиксировавшего 3705 слов и фразеологизмов (с Приложением - 4577 лексем) - первый этап. Ука-

заннып лексикографический труд представляет собой региональный диалектный словарь, включающий переходные окающие говоры северного Подмосковья (Талдомскій, Сергиево-Посадский, Дмитровский районы), переходные акающие говоры, охватывающие всю центральную часть Московской области от западных до восточных границ (большинство районов) и южнорусские говоры (Серпуховский, Ступинский, Зарайский, Озерский, Каширский, Коломенскій, Серебряно-Прудский районы). Словарь свидетельствует о наличии на территории Московской области диалектной лексики, принадлежащей не только различным лексическим системам, но и разным лексическим континуумам - севернорусскому (правский, молино, додон, красота и др. - севернорусская лексика), южнорусскому (толока, шоха, дежа, кочет, емки и др. - южнорусская лексика). По данным словаря на базе лексического дублирования и с учетом распространенности реалем, а также их типичности для обследуемой территории была составлена программа и созданы тематические словники, которые помогли собрать значительный материал по достаточно густой сетке. Этот вид работы позволил очертить намечавшиеся в региональном словаре изоглоссы и уточнить границы зон и ареалов. “Лексический атлас Московской области” (1991) заканчивает второй этап работы над изучением московской лексики. Нами обследовано более тысячи населенных пунктов Москов­ской области (первоначально для регионального словаря, затем - для атласа). По техническим причинам (перегруженность карты цифрами и пунсонами) на сетку атласа нанесены только триста населенных пунктов, остальные по мере необходимости указывались в последующих наших работах. И наконец, третий этап падает на 90-е годы, когда вышла из печати монография “Что двор, то говор" (1993), книга, подводящая итоги многолетнего обследования лексики говоров Подмосковья, происхождение которой в значительной степени относится к ранним историческим эпохам. Древней, в частности, будет лексика, отражающая сельскохозяйственную и бытовую сферу (голбец, ночва, кол к колу и др.), наименования корзин (зобенька, веренька и др.), термины родства (золовица, золовь и др.), обрядовая терминология (краса, красота, “к сыру!” и др.), лексика, связанная с производственной сферой (воробы, соха ‘лошадь, на которой можно пахать’ ндр.).

Источники и материалы исследования. Основным источником анализируемого нами диалектного материала являются личные записи

автора, произведенные с 1959 по 1996 годы включительно, а также студенческие записи, сделанные под нашим руководством, собранные за эти же годы. Весь диалектный материал оформлен в виде регионального словаря и регионального атласа, включен в монографию “Что двор, то говор”, представлен в форме заданий в пособиях “Практические занятия и курсовые работы для студентов литературного факультета (материалы к изучению московских говоров)'', "Задания по диалектным картам Московской области", в опубликованных статьях и тезисах автора. Кроме того, для сопоставления с московской лексикой в исследовании используется диалектный материал, записанный автором во всех областях, окружающих Московскую (Смоленской, Тверской, Владнмнровской, Ярославской, Рязанской, Калужской, Тульской), а также в Брянской, Орловской, Псковской, Новгородской областях, на Алтае, на Кольском полуострове, на Украине. Помимо указанного материала, использовались данные "Картотеки "Словаря русских народных говоров”, “Словарь русских народных говоров” (вып. 1-30), материалы картотеки Ярославского педагогического университета, Смоленского педагогического института. Существенным источником являются материалы всех вышедших на сегодняшний день русских региональных лексикографических трудов, которые использовались для сопоставления с московской лексикой. Включены в сферу исследования и опубликованные ранее данные по московской лексике из трудов В.И.Даля ("Толковый словарь живого великорусского языка”, по нзд. М., 1935), В.И.Чернышева (“Сведения о народных говорах некоторых селений Московского уезда”, СПб,, 1900), из “Опы­та областного великорусского словаря” (СПб., 1852), "Дополнения к “Опыту областного великорусского словаря” (СПб., 1858), которые представлены в обоих изданиях нашего регионального словаря (в 1-м нзд. в виде отдельного "Приложения”). К источникам исследования относятся этимологические словари, справочная историческая и этнографическая литература и труды по археологии, которыми мы активно пользовались, а также опубликованные данные по Москов­ской области из “Атласа русских народных говоров” (М., 1958).

Итак, в основе исследования находится лексический материал, представленный в ряде монографических трудов и учебных пособий, а также в 20-ти статьях и 10-ти тезисах выступлений на научных конференциях. Основные материалы сконцентрированы в "Словаре говоров Подмосковья” (изд. 1-е, М., 1969. 37,3 п.л.; нзд. 2-е, вып.1,

М., 1995, 13,5 п.л.), в "Лексическом атласе Московской области” (М.,

1991, 55 П.Л.), в монографии “Что двор, то говор” (М., 1993, 12 п.л.), в пособиях “Практические занятия и курсовые работы для студентов литературного факультета. Материалы к изучению московских говоров” (М., 1976, 7,5 пл., где даны программа для собирания материала к “Лексическому атласу Московской области”, Обратный индекс к региональному “Словарю говоров Подмосковья”, Тематичес­кий индекс для сбора материала, связанного с бытовой и народной терминологией), "Задания по диалектным картам Московской облас­ти” (М., 1983,4 пл.) и в статьях автора. Всего опубликовано 140 пл.

Основой предлагаемых к защите работ является региональный атлас, карты (158 лексемных, 2 изоглоссных) и комментарии которого рисуют наглядную картину географии лексем, отражают богатую семантику и деривационные возможности диалектной лексики Под­московья. Материалы “Словаря говоров Подмосковья”, монографіи! “Что двор, то говор” и статей привлекаются по мере необходимости для ареальной характеристики лексики московских говоров.

Ареальная лексика Подмосковья представлена в нашей работе те­матическими группами, по наиболее значительным из которых состав­лены лексемные карты, вошедшие в региональный атлас. Это такие группы, как одежда (3 карты), дом и его части (27 карт), изгороди (3 карты), предметы домашнего обихода (23 карты), полеводство (13 карг), орудия труда (7 карт), отбросы, отходы, остатки (2 карты), гри­бы (12 карт), лес (11 карт), растения (5 карт), овощи (1 карта), цветы (2 карты), ягоды (4 карты), ландшафт (4 карты), пища (6 карт), животные, птицы (2 карты), корзины (6 карт), средства передвижения (3 карты), быт деревни (5 карт), свадьба (16 карт). Остальные тематические груп­пы (обувь и головные уборы, прядение, корма, животный мир, пчелы и пчеловодство, рыболовство, деревенские профессии, географическая терминология, родственные отношения, характеристика человека, тру­довой крестьянский календарь и народные праздники, гадания, детские и молодежные игры и др.) в атласе не представлены, но их ареальная характеристика определена в статьях автора, в “Словаре говоров Подмосковья”, в монографии “Что двор, то говор”.

Цель исследования заключается в установлении ареализации и локализации диалектной лексики Подмосковья, в определении соот­ветствия локальных и концентрированных зон племенным и админи­стративным пределам Древней Руси, в показе лексической неодно­родности говоров Подмосковья на фоне пнтердналектной и общена­родной лексики. Достижению этой цели подчинены такие задачи:

1) определение многообразия изолекс на территории Московской об-

ласти на базе различных тематических групп: 2) выделение зон смешения лексических вариантов, являющихся наименованиями одной и топ же реалии; 3) определение зон концентрации лексем без их локализации; 4) выявление тесной связи диалектной лексики Подмосковья с лексическими массивами окружающих зон и взаимосвя­зи московской лексики с соседними лексическими массивами в контек­сте древнерусского племенного и административного членения; 5) вы­деление московского лексического фонда в современном ареальном контексте московских говоров.

Методика исследования. Методологической основой нашего ис­следования является принцип историзма и тесной связи носителей диалектов с историей родного языка и историей народа. Представлен­ные к защите труды являются частями одного целого. Объединение указанных трудов является примером практического совершенство­вания методики лексикологических исследований в форме перехода от лексикографии к лингвогеографии. Как известно, разработать единую программу для лексикографического и лингвогеографического обследования единой территории весьма сложно. Созданию ее должно предшествовать основательное знание самой лексической системы изучаемых говоров, что возможно лишь в результате многолетнего и кропотливого труда в полевых условиях. Поэтому составление словаря в качестве первого этапа работы и создание программы на базе данных последнего позволяет учесть все лексические возможности изучаемых говоров.

Исследование посвящено лексической ситуации современного Подмосковья и базируется на следующих постулатах.

1. Основным для лексикографических, лексикологических и лингвогеографических изысканий является наличие достаточного количества доброкачественных фактических (полевых) материалов, замкнутых в определеннные временные рамки, на базе которых должны строиться и теоретические подходы и обоснования. Именно полевой материал может обеспечить абсолютную стабильность фун­даментальных трудов (словарь, атлас) и прочность выводов, сделанных на основе их анализа. Тщательный, полный и планомер­ный сбор фактического материала и оформление его в виде печатных трудов обеспечивает объективность и системность интерпретации лексикографических и лингвогеографнческих данных в монографии, статьях, тезисах докладов автора. Как справедиво утверждал акаде­мик Н.И.Толстон, такой материал не стареет, более того, повышается его ценность "в зависимости от давности фиксации”.

2. Собранный диалектный материал как источник исследования опираєтеся на детальные этнографические данные (атлас “Русские”, труды В.НДобровольского, А.Терещенко, Л.Китицыной, Н.ИЛебеде- вой, Г.С.Масловой, В.Г.Руделева, Н.Н.Волкова, Э.Е.Бломквиста и мн.др.), которые создают опору для наших трудов в силу преимущест­венной этнолингвистической направленности последних. Кроме того, определение статуса лексем, относящихся к обрядовому циклу, основы­вается на достижениях известных ученых, труды которых находятся на стыке смежных нате - диалектологии, этнографии, фольклористики - Д.К.Зеленин, Е.В.Барсов, П.В.Шейн и мн.др. (Иванова 1972); народно­терминологическая лекажа, связанная с сельскохозяйственными орудиями и трудовыми процессами, сопоставлена по трудам Н.Д.Ру си­нова, А.А.Лебедевой, С.КЖегаловой, С.К.Просвиркнной, Г.Фирстова, И.А.Стебуты и мн.др.; фитонимическая лекажа тщательно выверена по разного рода определителям - Кернера ф.Марилауна, Н.Анненкова, В.А.Меркуловой, В.И. Ульянищева, В.Н.Корчагина, И.В.Двигубского, Б.П.Василькова и др. (Иванова 1963¹ ). И наконец, представленный материал опирается на исторические, этимологические (в том числе инославянские) лексикографические источники, а также на археологи­ческие, исторические исследования.

В предлагаемых к защите трудах утверждается целесообразность комплексного обследования любого региона одной территории: такое обследование располагает наиболее эффективными средствами для изучения народных говоров на уровне лексики в современных услови­ях.

Научная новизна и теоретическая значимость исследования оп­ределяется реализацией комплексного - лексикографического и лингво­географического методов в обследовании территории Московской об­ласти при отсутствии лексических работ по региону в трудах пред­шествующих лингвистов. “Словарь говоров Подмосковья” представ­ляет собой региональный лексикографический труд дифференциально­го типа, включающий переходные окающие говоры северного Подмос­ковья (кривичская и словенская территория - Талдомский, Сергиево- Посадский, Дмитровский районы), переходные акающие говоры, охватывающие всю центральную часть Московской области от западных до восточных границ (смешанная вятичско-кривичская тер­ритория - большинство районов) и южнорусские говоры (вятичская территория - Серпуховский, Ступинский, Зарайский, Каширский, Ко­ломенский, Серебряно-Прудский районы). Этнографическая база сло­варя, обилие цитатного материала, последовательно и исчерпывающе

раскрывающего дефиниции, представляет детальную характеристику быта Подмосковья, внося вклад в освещение проблем, связанных с материальной, трудовой и духовной (обрядовой) культурой русского народа.

Ценность словаря и атласа состоит в синхронном срезе сложной лексической ситуации Подмосковья во всей полноте лексического варьирования, что выражется в наличии многочисленных лексических дублетов для обозначения одной реалии в зонах смещения, чаще всего как следствия наложения изолекс - результата формирования языковых групп, вызванного миграционными процессами.

В исследовании прослеживается историческая расчлененность территории Московской области по данным лексики, а густота сетки (8-10 км. между населенными пунктами) дает исчерпывающую инфор­мацию об источниках формирования зон и ареалов на территории центра России, определяя и концепцию исследования - формирование локальных лексических и семантических зон на территории Московской области основывается на древнем племенном и более позднем - административном членении обследуемого региона.

В исследовании показана ареальная закрепленность лексем, отра­жающих различные тематические группы и создающих зоны, уходящие за пределы Московской области, что нашло подтверждение в матери­алах соответствующих регионов (словари, картотеки ), показана связь лексических изоглосс с древними племенными и административными границами земель, входящих в пределы современной Московской об­ласти. Характеризуясь яркой лексической пестротой, территория Мос­ковской области замечательна тем, что большой процент диалектной лексики образует в ее пределах четкие локальные н менее четкие кон­центрированные зоны. Наибольший интерес представляют окраинные ареалы и зоны, приближающиеся в своих границах к племенным и ад­министративным пределам Древней Руси или соответствующие им.

Научная новизна Словаря и Атласа Подмосковья для диалекто­логии заключается в выявлении лексических изоглосс разных направ­лений (северных, южных, западных, восточных и переходных - северо- западных, юго-восточных и пр. I, определяющих типы зон (замкнутых, незамкнутых; четких, размытых; Обширных, Больших, Малых, Микро­зон, а также свидетельствующих о географическом месте локализации - Гуслпцкая, Луховицкая, Шатурская и др.зоны). Изоглоссы на террито­рии Московской области - яркое свидетельство разной степени сохран­ности локальных зон в регионе (четкие зоны - более позднего периода, размытые - наиболее ценны своей архаичностью и, как правило.

связью с племенной дифференциацией территории Подмосковья). Повторяемость изоглосс, их формирование в пучки (например, на севе­ро-западе, в пределах территории словен новгородских и позднейшего административного формирования на их основе, Тверского княжества, - изоглосса “Северо-западная зона”; на востоке , в пределах племенной территории мещеры и муромы, - изоглосса “Восточный клин” и т.д.) является ярким свидетельством глубокой древнерусской дифференциа­ции населения, жившего на обследованной территории. Четкая локалн- ция лексем показала деление подмосковной диалектной лексики на севернорусскую и южнорусскую в соответствии с установленным в нау­ке делением территории Московской области на вятичскую и кривичскую, но еще большую ценность имеют для науки локальные зоны, четко или приблизительно совпадающие с границами княжеств, что проявляется в сплошном распространении наименований в преде­лах княжеств и в связи лексем с соседними лексическими массивами. Границы локальных зон на территории Московской области указали на наличие и чисто московских изолекс.

Историческая информация, которую дают диалектологической науке словарь и атлас Подмосковья, огромна и очень важна; она предоставляет материал историкам народа, позволяя уточнить грани­цы не только племен, княжеств, дворцовых земель, но и определить не нашедшие отражения в трудах историков границы и специфику этнолингвистических образований ("башмачники”, “понизовые”, “огуречники” и др.), уточнить границы уже известных этнолингвистических территорий данными лексики с учетом лексиче­ских изоглосс (Гуслица), очертить современные границы этнографиче­ских образований, эволюционирующих в сторону интеграции под влиянием социальных условий (Гвоздня-Пятницкий Погост-Гжель - в Раменскую зону).

Показ живой современной лексики Московской области с элемен­тами старого и нового, с наличием лексических дублетов литературно­го и просторечного происхождения наряду с архаической лексикон по­может вскрыть динамику развития говоров не только Подмосковья, но и других регионов. Можно смело утверждать, что, несмотря на очевидное влияние литературного языка на говоры, проявляющееся в натічнії тітературных наименований наряду с диалектными, архаи­ческая основа говоров Подмосковья сохраняется, преемственно переда­ваясь через язык поколений.

Итак, “Лексический атлас Московской области” имеет важное значение для истории народа, так как показывает на уровне лексики

историческую (временную и территориальную) дифференциацию его населения в прошлом. Словарь и атлас позволяют решить такой важный для историков языка вопрос, как определение лексической си­туации современного Подмосковья, степень влияния на архаический пласт говоров литературных и просторечных элементов, и тем самым наметить пути изучения нивелировки говоров Подмосковья в будущем. Словарь и атлас выявили наиболее устойчивые пласты диалектной лексики и фразеологии (экспрессивно-эмоциональная лек­сика - данные словаря, традиционно бытовая лексика - данные словаря и атласа), вскрытые в результате работы с наиболее архаичной частью населения (что было правилом работы).

Словарь и атлас Московской области позволяют историкам на­рода и языка правильно трактовать диалектную ситуацию Подмосковья, они, несомненно, дают материал интерпретаторам дан­ных исторических памятников не только различных временных, но и территориальных рамок, поскольку Московская область находится на стыке славянских массивов (кривичского-вятичского-словенского) и неславянских племен (мери, муромы, мордвы, балтов), а также разных административных образований Древней Руси, начиная от Великих княжеств (Рязанского, Тверского) и княжений (Мещерского, Муром­ского, Дмитровского, Серпуховского), кончая мелкими уделами типа Верейского, Микулинского, а также спорных земель (Коломна, Лопас- ня).

В представляемых к защите трудах находят реализацию такие теоретические постулаты, как связь диалектологической науки с исто­рической, этнографической и археологической, как проявление связи этноса с языком.

Ценность словаря и атласа Московской области состоит в их цельном показе лексики разных тематических групп, в фиксации сохра­нившейся лексики древних эпох н лексики позднейших периодов, что очень важно для историков языка, для специалистов в области истории русского литературного языка, для современных диалектологов, эти­мологов, и ученых, поставивших себе целью проследить пути формиро­вания просторечной лексики через проникновение в просторечную сре­ду диалектизмов. Ценность непосредственно атласа для изысканий ученых последней направленности состоит, в частности, во всеобъемлющем показе лексики современного Подмосковья, включая и фонематические лексические варианты, которые, на наш взгляд, легче всего проникают в интердиалектную и просторечную среду,

Значение Атласа Подмосковья состоите том, что он может слу­

жить исходной позицией для работ, рассматривающих историческую ретроспектику регионов через спектр диалектных данных, которые, как известно, дают истории больше, чем исторические памятники с их неполнотой и территориальной фрагментарностью. В качестве част­ного примера укажем на теоретическую значимость Атласа Подмос­ковья для установления источника формирования переходных средне­великорусских говоров по данным лексики, ранее к исследованиям (за их отсутствием), как известно, не привлекавшимся, и для определения статуса которых нужны атласы прилегающих земель. Известный труд С.И.Коткова “Московская речь в начальный период становления русского национального языка” (М., 1974) со стремлением автора доказать, что в формировании московского городского койне (без ко­торого, как понятно, нельзя рассматривать проблему формирования переходных говоров), происходившего в результате тесного взаимо­действия севернорусского и южнорусского наречий, решающую роль играли говоры южнорусского наречия, с нашей точки зрения, не подтверждается лексическим материалом. С.И.Котков полемизирует одновременно с авторами обеих теорий происхождения переходных го­воров (/Х.А.Шахматова - Н.Н.Дурново и Р.И.Аванесова), фактически выдвигая третью - в формировании московского городского койне, по его мнению, главенствующую роль играет южновеликорусское наречие (282). Данные регионального атласа Подмосковья свидетельствуют об обратном - больший процент именно севернорусской лексики вошел в русский литературный язык. Кроме хрестоматийных примеров типа квашня, петух, ѵхват, карты атласа дают лексемы мутовка, соха. подосиновик, волнушка, бурелом, сарай, хлев, ступенька, передняя, шесток, печурка, кринка, хворост, колосники, хвощ, василек, ключ. овраг, пахтанье, вопить, вековуха и мн. др. Соответствующие нм южнорусские лексемы являются диалектными. “Лексический атлас Мо­сковской области” ставит диалектологическую науку в вопросе фор­мирования среднерусских переходных говоров на позиции А.А.Шах­матова - Н.НДурново: переходные среднерусские говоры, базой которых являются говоры московские, в основе своей севернорусские.

Практическая значимость исследования заключается в том, что методы (лексикографический и лингвогеографическнй). примененные при обследовании любой другой территории России, дадут исключительно ценные результаты в историческом и лингвистическом изучении регионов. С применением указанного метода могут быть подготовлены региональные комплексные исследования, исполь­зующие словарную и картографическую работу, созданы тематические

словари и атласы по любой территории. Кроме того, материалы представляемых к защите работ используются при разработке теорети­ческого и практического курсов диалектологии, так как они позволит! включить во все формы работы (лекции, практические занятия, дипломные и курсовые работы, лабораторные работы, спецсеминары и спецкурсы, диалектологическая практика) не пубтіковавшийся ранее материал по лексике и фразеологии Подмосковья. Материалы исследо­вания могут быть использованы также в преподавании истории, в ра­боте краеведов, писателей, журналистов.

На защиту выносятся следующие положения:

1. “Словарь говоров Подмосковья”, отразив многочисленное разнообразие тематических групп, подготовил фундамент для созда­ния регионального Атласа, наметив через фактический материал ареа- лизацию и локализацию лексем. Цитатный материал Словаря, направленный двумя типами примеров (цитаты-толкования и цитаты- иллюстрации) на раскрытие дефиниций, отражает и современное диалектное произношение региона. Отсутствие лексической монолит­ности на территории всего Подмосковья подтверждает установленную в науке неоднородность московских говоров, охватывающих одно­временно говоры разных переходных и южных групп.

2. Лексическое членение московских говоров объясняется связью с племенными и административными границами Древней Руси, кото­рая осуществляется на уровне лексики. Значительная часть лексем, со­здающих в Атласе локальные зоны на территории Подмосковья, отно­сится к южнорусскому и севернорусскому лексическим массивам, обнаруживая принадлежность диалектам вятичей и кривичей, а также соответствуя границам административных единиц Древней Руси - кня­жествам, княжениям, уделам и более поздним этнолингвистическим об­разованиям.

3. Многочисленны локальные зоны, представленные материала­ми регионального атласа, которые приобрели статус московских. В чи­сле последних и словообразовательные зоны, рассматриваемые как изолексы и изосемы местных масштабов на фоне более обширных зон, соответствующих племенным подразделениям и административному членению региона.

4. Реализация комплексного метода лексического изучения Мос­ковской области (от Словаря к Атласу), позволившая выработать ме­тодику изучения лексики региона, подчинена стремлению показать объективную картину подмосковной диалектной лексики как лексики

южнорусской и севернорусской, сформировавшей лексический диалектный фонд переходных среднерусских говоров на севернорус­ской основе.

Апробация работы. Материалы и теоретические положенім монографий неоднократно обсуждались на заседаниях Словарной группы СРНГ, Словарного сектора Института лингвистических ис­следований Российской Академии Наук (1974, 1976, 1977, 1982, 1986, 1988, 1996), содержание монографий регулярно освещалось на еже­годных Всероссийских координационных диалектологических совеща­ниях “Лексический атлас русских народных говоров (1991 - 1996) в г. Санкт-Петербурге. Теоретические положения и материалы докладыва­лись автором на Второй научно-методической конференции Москов­ского зонального межвузовского объединения кафедр русского языка педагогических институтов (Владимир, 1964), на республиканском координационном совещании “Актуальные проблемы диалектологии и исторической лексикологии русского языка” (Вологда, 1983), на Пятой конференции “Проблемы атласной картографии” (Уфа, 1985), на Меж­дународной конференции, посвященной атласам, в Польше (Белосток, 1991), на научно-практической конференции “Центральночерноземная деревня: история и современность” (Белгород, 1992), на Международ­ном симпозиуме “Идеографический и историко-этимологический ана­лиз славянской фразеологии” (Псков, 1994), в Институте русского языка имени В.В.Виноградова на конференции “История и география русских старообрядческих говоров” (М., 1995), на Третьей региональ­ной научно-практической конференции “Актуальные проблемы совре­менной русистики” (Киров, 1996), на Межвузовской научной конференции, посвященной памяти Г.Г.Мельниченко, “Проблемы ре­гиональной лингвистики” (Ярославль, 1966), печатались тезисы в гг. Воронеже (1974), Арзамасе (1994), Орле (1994). Кроме того, автор докладывал о своих монографиях на научных конференциях в гг. Саратове, Алма-Ате, Перми, Кемерово, Калуге, Пензе, а также в вы­ступлениях перед журналистами Москвы и Московской области, перед учителями и краеведами Подмосковья (КлинскиЙ, Наро-Фоминский, Егорьевский, Сергиево-Посадский районы). Разработаны и опублико­ваны программы по диалектологической практике для студентов педа­гогических институтов н педагогических университетов, апробация ко­торых ежегодно проходит во время диалектологической практики, в научных экспедициях педагогических вузов России. На тематической выставке ВВЦ “Сельская школа сегодня и вчера” (1991) экспонировал­ся “Лексический атлас Московской области”, на Книжной выставке-

ярмарке ВВЦ экспонировалась книга “Что двор, то говор” (1993). Имеются рецензии на труды: на региональный словарь в ж. “Русский язык в школе” (№ 6, 1971, Г.Г.Мельниченко); на региональный атлас в газ. республики Беларусь “Червоная змена” (№ 37, 1991,

Ф.Д.Климчук), в ж.ж. “Русская речь” (№2, 1992, Г.В.Карпюк), “Вопро­сы языкознания” (№ 5, 1993, И.А.Попов, А.Ф.Журавлез), в Сборнике научных трудов ОЛА (Материалы и исследования 1988-1990, М.: 1993, Т.И.Вевдина); на книгу “Что двор, то говор” в газ. “Книжное обозре­ние (дек., № 51, 1993, А.Ткачев), “Домашнее чтение” (дек,, № 29, 1993, А.Вознесенский); на все основные труды в ж. “Живая старина” (№ 4 (8), 1995, А.В.Тер-Аванесова). О содержании монографий рассказано в выступлениях автора по Всесоюзному радио (1983 - “В мире слов”, ре­дактор ЗЛюстрова; 1990 - “Молодежная программа”, редактор Т.С.Извекова). Труды автора были положительно оценены в передачах по Всероссийскому радно (“В мире слов” - В.ЯДерягин, 1994; “Эхо Москвы” - Л.Десницкая, 1994) и др.

Содержание работы. Локальные зоны, представленные в аспекте крпвнчско-вятнчского подразделения, характеризуются на материале указанных выше региональных словаря и атласа, двух пособий, моно­графии, а также статей и тезисов докладов автора.

Основная работа (региональный атлас) строится на принципах как романской школы Ж.Жнльерона, так и германской школы Г.Венке- ра, с учетом разработки проблем лингвогеографии отечественными учеными: Р.І-І.Аванесовым, С.В.Бромлей, М.А.Бородиной, Н.И.Бато­жок, Т.И.Вендиной, Н.Н.Пшеничновой, И.А. Поповым ндр. В реги­ональном атласе сочетается обследование населенных пунктов по ранее определенной сетке методом прямого анкетирования, с одной стороны, и методом косвенного анкетирования (рассылка программ в адрес учителей, учащихся, интеллигенции сел и деревень) и использо­вание пунсонного способа обозначения лексемы, с другой. Основным языком карт ЛАМО является знаковая система (разработана Г.П.Клепиковон, Я.В.Закревской, Т.В.Назаровой и др.) в виде принятых в русской картографии пунсонов, создающих лексический фон каждой карты и очерчігоающих зоны и ареалы лексических явле­ний. Карты ЛАМО максимально разгружены, на одной карте не совме­щаются картографические приемы. Напротив, карты почти не дают (за редким исключением) дублетных условных знаков - все лишнее, мешающее прочтению карты, вынесено в комментарии, в том числе и сами налагающиеся (как концентрированные, так п локальные) зоны. Термины "ареал” и “зона” в качестве территории, занятой определен­

ными лексическими явлениями, рассматриваются как синонимы, поскольку и ареалы и зоны в границах Подмосковья могут быть как сплошными, так и разорванными, инновационными и затухающими, обширными и малыми, могут иметь разные конфигурации - формы овалов, клиньев, полос, подков (М.А.Бородина). Предпочтение отдано термину “зона”. Зоны в зависимости от размеров бывают Обширными, Большими, Малыми, Микрозонами. Средние по размеру ареалы названы просто “зонами” с прилагаемым определением. Употреблены термины “изолекса” (локальная лексическая зона) и “изосема” (семан­тическая зона). Разные наименования одной и той же реалии в преде­лах одной карты (легенда, комментарии) носят название лексических вариантов и лексических дублетов. При рассмотрении наложения локальных зон используется термин “зональное дублирование”, при характеристике наложения ареалов на лексический диалектный (или литературный) фон употреблен термин "зонально-фональное дублирование”, случаи столкновения спорадических наименований с лексемами ареального и фонального типа определяются термином “спорадическое дублирование”, следствием столкновения литератур­ных наименований и диалектных лексем является “диалектно-литера­турное дублирование” (Иванова 1980).

Будучи лишены возможности сопоставить легенду каждой кар­ты атласа с лексическими данными словаря, ограничимся примерами некоторых карт, приведя в числителе число, соответствующее количеству лексем, зафиксированных словарем, в знаменателе - коли­чество лексем, записанных в процессе работы над атласом, после знака “=“ укажем общее число новых лексем по каждой карте, приводимой в качестве примера (6, 28, 63, 68,98,104,125, 126,133.)

‘Ряд домов, составляющих в деревне одну сторону улицы’ - карта 6 выявляет лексемы: заулок, ланка, плант. порядок, посад, посадок. слобода, слободка, сторона (9 наименований). Из этих лексем СГП содержит: порядок, посад, слобода (3 наименования) = 6 новых лексем.

В северной и западной частях Московской области распространя­ется лексема посад, создающая зону сплошной концентрации (Западно- Северная зона). В восточной половине обследованной территории функционирует наименование порядок (Большая Восточная зона), соз­дающее практически зону сплошного распространения. В юго- западном утлу области фиксируется лексема плаит (Малая Западно-

¹ Здесь и в дальнейшем семемы приведены в легендах и коммен­тариях (ком.) карт “Лексического атласа Московской области (ЛАМО), в скобках указан номер лексемной карты.

Южная зона), восточнее Москвы отмечена концентрация лексемы ланка (Раменская зона). В пределах Большой Восточной зоны клином от восточных границ к западно-южным, захватывая с юга Москву, идет распространение лексемы сторона, по южной половине Московской области разреженно распространяется лексема прогон. Большую часть Московской области, включая все ее южные районы, занимает лексема слобода (Большая Южная зона).

Интерес представляют нзолексы слобода, посад, ланка, плант. Ареал слобода не имеет сплошной концентрации лексемы, наименова­ние слобода (и вариант слободка) перемежается и дублируется фональ- но-зональными элементами, с северо-запада зона потеснена изолексой посад. Лексема слобода (из ‘поселение свободных земледельцев’) из­вестна в исторических памятниках, начиная с XIV в. Она связана с видом относительно древнего поселения, широко известного в прош­лом преимущественно по южным губерниям, что подтверждается нали­чием на территории Московской области (также, в основном, по юж­ным районам ) многочисленных топонимов с компонентом “слобода”, связанных с указанием на род занятий, сословность жителей в прош­лом н т. д. Таковы Кременья слобода в Коломенском районе, Рыбная - в Каширском, Служная - в Егорьевском, две Ямские слободы - в Каширском и Можайском, Стрелецкая и Подмонастырская - в Дмитровском, Монастырская - в Наро-Фоминском, Мещанская - в Щелковском. Топонимы образованы от лексемы слобода с семемой ‘пригородное селение, пригородный поселок, род посада’ Даль), что ве­дет свое начало с того времени, когда оружейники, кузнецы, стрельцы и другие служилые люди, уволенные от повинностей и податей, посе­ленные на казенной оборонной земле, жили изолированно от основной массы крестьянства, получая хлебное и денежное жалованья. Права их подтверждались особыми грамотами, начиная с царя Федора Иоанно­вича, включая Бориса Годунова (1600), Михаила Федоровича (1640), Федора .Алексеевича (1678, 1681-Иванова 1992). Исторически, таким об­разом, картографируемое значение связано с понятием ‘часть деревни’, ‘поселение за деревней’ , ‘деревенская улица’ . Значения эти живы и в современных говорах. Топоним-компонент “слобода” может ука­зывать и на природные и географические условия. Таковы Высотная слобода в Серпуховском районе, Зелёная слобода - в Раменском, Подлесная слобода - в Луховицком, Зарецкая слобода - в Можайском, Заречная слобода - в Мытищинском. Имеются “слободы”, связанные и с именами собственными. Примером может служить Ильинская слобо­

да в Можайском районе. Учитывая вторичный характер номинации, картографируемое значение следует считать достаточно поздним, а локальную зону слобода - изосемой инновационного типа.

И слобода, и посад находились за городской чертой, но жители посада были в более привилегированном положении, в их составе бы­ло много торгового, а значит, и богатого люда, что сохраняется в памяти современных носителей говоров.

Лексема посад, известна? в дізевнепольском языке, является, по М. Фасмеру, суффиксальным образованием от по и сад, садить (3, 338). В современных говорах наименования посад и слобода, обозначавшие достаточно разные в прошлом виды поселений, слились в одном значе­нии - в стороне деревенской улицы. В пограничных районах по линии изоглоссы обе лексемы, дублируясь, передают одно значение. Лексема посад имеет тесные связи и с другими говорами, расположенными к за­паду и северу от изолексы (твер, новг, петерб, арх, олон, волог, влад, яросл). Локальная зона посад очерчивает границы Тверского княжест­ва, включая Волок Ламский и Дмитровский удел. Судя потому, что пзолекса характеризуется плотной концентрацией лексемы, четкой изо­глоссой, локальную зону следует считать более новой, чем изолексу слобода.

Лексема ланка образована от праславянского лан ‘поле, полоса, нива’ (Фасмер, II, 456). В исторических памятниках известна с XIV в. с семемой ‘участок пахотной или покосной земли’ (Словарь древнерус­ского языка ХІ-ХІѴ вв., 4, 388). Широко распространено слово лан в украинском языке (‘поле’, ‘делянка обработанной земли в пределах 10- 30 десятин как мера пространства’, ‘пространство, в пределах которого происходит определенное действие’, ‘область, сфера деятельности’). Многочисленны в украинском языке и однокорневые лексемы (ланко­вий, ланкування. ланок, ланочок). Дериват ланка имеет в украинском языке несколько значений, инвариантом которых является ‘объедине­ние, соединение’ (‘складова частина ланцюга’, ‘складова частина чого- небудь цілого’, ‘особа, предмет т. ін.,завдяки яким хто-що-небудь з чи­мось з’єднуються в одне ціле’, ‘найменша організаційна одиниця в якому-небудь об’єднанні’ - СУМ, 4, 443-444). Компактность локальной зоны ланка в районе поздней концентрации населения (раскольники времен патриарха Никона, беглые стрельцы и бояре в Петровскую эпоху, сформировавшееся позднее фабрично-заводское население) свидетельствует об инновационном характере зоны, появившейся позднее двух указанных выше зон, когда украинский язык уже мог

оказать взаимодействие на формирование локальной зоны через миграционные процессы. В последнем убеждает и тот факт, что в картографируемом значении ланка собирателями не фиксировалась.

Более поздней из всех зон рассматриваемой карты следует счи­тать изолексу плант. на которую налагается зона слобода. По мнению М. Фасмера (3, 273), возможно заимствование лексемы через польский (plan) или немецкий (Plan) языки из французского plan от латинского planta 'подошва, очертание’. В нашем значении лексема известна в курских и куйбышевских говорах, а также на территории Сибири (том - СРНГ, 27, 82). Полагаем, что локальная зона плант могла быть сфор­мирована в самые ранние периоды поселений на картографируемой территории.

‘Изгородь вокруг лесных выгонов’ - карта 28 выявляет лексемы: выгорода, выгородка, выгородки, выгородок, вызгородка, гон, города, городьба, горожа, загородь, изгорода, изгородка, огородка, огородь, осек, поскотина, прогон, прогонная загородь, прясло, тырло (21 наиме­нование). Из этих лексем СГП содержит: осек (1 наименование) = 20 новых лексем.

Карта богата в лексемном, словообразовательном и лингвогеог­рафическом отношении. Основная часть территории Московской области является зоной конкуренции дериватов от основ =город=. =грн=. На этом фоне выделяются следующие зоны: к западу от Мос­квы распространяется лексема огородь и лексема города, к югу - лексемы изгородка, горожа. Центр обследованной территории занят разреженным ареалом прогон. На севере и востоке фиксируются наименования вызгородка. выгородки, выгорода, повсеместно отмечено наименование выгородок (ком. ЛАМО). Преимущественно в северной половине обследованной территории распространяется лексе­ма осек (Северная зона), отмечаемая также в центре области и к югу от Москвы (Рам, Наро-Ф, Чех, Сереб-П). На карте выделяется четкая лек­сическая зона тырло, вклинивающаяся в Московскую область со сторо­ны тульских говоров (Малая Южная зона).

Карта 28 интересна нзолексой осек, тяготеющей к тверским, яро­славским, владимирским лексическим зонам. Исторические и диалект­ные источники подтверждают древность лексемы и ее преимуществен­но севернорусскую географию. Согласно Актам социально-экономи­ческой истории северо-восточной Руси конца ХІУ - начала ХУ1 в., слово осек регистрируется в близком значении (‘изгородь из надруб­ленных и поваленных деревьев, окружающая участок земли в лесу’) в 1500 г., Новгородские ямские книги приводят его под 1587 г., а Акты

Велико-Устюжского Михаило-Архангельского монастыря свидетель­ствуют о записи его в 1650 г., с семемой же ’военное укрепление, устро­енное в лесу из срубленных и наваленных одно на другое деревьев; засека’ лексема осек под 1280 годом отмечена Новгородской лето­писью по Синодальному харатейному списку (СлРЯ Х1-ХУП вв., 13, 83). Очевидным является развитие значения от военного укрепления до картографируемого ЛАМО. Диалектные данные корректируют исто­рические источники, указывая на распространение лексемы осек в ком­плексе близких значений по территории севернорусских и переходных окающих говоров, а также на территории позднего заселения (урал, иркут), в нашем же значении осек фиксировалось в архангельских, во­логодских, новгородских, тверских, вятских, ярославских говорах. Та­ким образом, территория Московской области уточняет зону распро­странения древнерусской лексемы осек в ее южных границах, которые проходили по владениям Тверского и Ростово-Суздальского княжеств.

Привлекает внимание и изолекса тырло, фиксирующаяся на край­нем юге Московской обл. (занимает значительную часть Серпуховско­го, Ступинского районов, заходя в Каширский р. - да. Колтово , База­рове), располагающаяся в пределах древнего Черниговского княжест­ва. По сведениям собирателей, лексема тырло в комплексе близких семем известна во многих южнорусских говорах (смол, ворон, калуж, курск, ряз, орл, тамб, дон). Это ‘место, куда сгоняют коров перед уго­ном в стадо’, ‘место, на котором ночует скот, ходящий летом в отда­ленных полях или лесах’ - ворон; ‘место среди степи или луга, где нет травы’ - курск, калуж; ‘дневное и ночное стойло скота’ - орл: ‘стоянка овец в жаркое время дня (или ночное время)’ - Краснодар (КСРНГ) и др. В.Бурнашев определяет тырло как ‘летний пригон всякого скота (в Новороссии)’. Все эти сведения указывают на южнорусский характер лексемы тырло, для которой территория Московской обл. является северной окраиной обширной семан-тической зоны.

‘Нижний слой сена в стогу, копне’ - карта 63 выявляет лексемы: гнипушник, донье, низ, оверши, одёнок, одонки. одонок, одонь, одонье, остожье, падарня, падерни, падерник, падернь, поддон, поддонки, поденник, подин, подина, подонки, подонок, подонье. подмоет, подстожник, подстожье, слёжник (26 наименований). Из этих лексем СГП содержит: одёнок, одонок, одонье, остожье, подонок, подстожье (6 наименований) = 20 новых лексем.

Карта богата в словообразовательном и лннгвогеографическом отношении. Широкое распространение имеет наименование подонок; оно является фоном доя наименований одонок (Северно-Западная зо-

на), подонки (Северо-Западная Разреженная Поперечная зона), отме­чена в пределах Северо-Западной зоны лексема донье. На этом же фоне вдоль западно-южных границ распространяются наименования с кор­невым алломорфом --дерн-даріь (падернн, падерник, падернь, падарня). В восточной части Московской области локализуется лексема остожье (Восточная зона), по восточной половине области фиксируется ее лек­сический дублет подстожье: в южном углу обследованной территории функционирует лексема подина (Серебряно-Прудская зона). Осталь­ные наименования носят нерегулярный характер.

Наибольший интерес представляют слова одонок, остожье. Наименование одонок захватывает на юге Московской области часть Можайского района, а также западные и северные районы (Шах, Лот, Вол, Клин, Дміггр, Талд). На обследованной территории лексема одонок отличается многообразием семем: ‘неоконченный сіог, копна’ ("Метали сенъ ф сток, да недометали и называют одоиък; неза­конченный, недоложэнный сток - этъ одонък” - д. Шадрино Дмитр.), ‘подкладка, подстилка под стог для предохранения его от сырости снизу’ (ЛАМО 62), ‘небольшая скирда круглой формы из снопов необмолоченного хлеба’ (СГП 311). Изолекса одонок выделяется на территории Московской области не только на семантическом, но и на словообразовательном уровне. В рассматриваемом значеніи! лексема употребляется наряду с другими дериватами от корневого алломорфа =дон-дё'н=: о донки, подонок, одонье, одонь. подонье, поденник, подонки, одёнок. донье, донь.

За пределами Московской области для выражения семемы ‘ниж­ний слой сена в стогу’ функционирует ряд наименований с названным алломорфом: одонок - в карельских, ярославских, тверских, новгород­ских, архангельских говорах; одёнок - в архангельских, костромских, олонецких, ярославских, вятских, нижегородских, тверских говорах; одёнки - в архангельских, вятских; одонье - в архангельских, онежских, ярославских, новгородских, вятских говорах; одёнье - в вятских; оденье - в пермских; отмечены варианты подонок - в ярославских; поддонье - в рязанских говорах (СРНГ, 27, 394). В.ГГДалем указаны слова оденок (яре), оденье (при), подонок, поддонок, паденок (вят, влад).

Приведенные материалы свидетельствуют о распространении значения 'нижний слой сена в стогу’ для словообразовательных вари­антов =дон-дён= в пределах севернорусского наречия и в прилегающих переходных говорах. На этом фоне выделяется семантико-словообра­зовательный ареал лексемы одонок. значительная часть которого рас­полагается в границах Московской области. Несмотря на сложность

представленной картины, можно говорить о том, что ареал лексемы одонок является реликтом контактов между тверскими и московскими говорами и по характеру изоглоссы соответствуют основным границам древнего Тверского княжества.

Лексема остожье функционирует в юго-восточной части Москов­ской области (Рам, Орех-3, Шат, Воскр, Егор, Колом, Лух). Распро­странение ее идет на фоне деривата подстожье, широко известного по всему востоку Московской области. Слово остожье активно функционирует в русских говорах с широкой семантической амплиту­дой (‘ровное расчищенное место, на котором ставят стог’, ‘подстилка под стог’, ‘изгородь из жердей вокруг стога’, ‘ров вокруг стога’, ‘сто­жар с приставленными к нему поддержками’, ‘ровные промежутки между' стожарами’, ‘стог, копна сена’ и т.д.). Центром этих значений является реалема стог, давшая основание для всех наименований. Внутри семантического ареала картографируемое значение занимает незначительное место (арх, новг, твер, ряз). На обследованной нами территории лексема остожье бытует также с семемами ‘неоконченный стог, копна’ (“Остожье - сток низакончинный, ни дь канца взятый сток, висной астожья астаюццъ” - д.Паново Шах), ‘подстилка, подкладка под стог для предохранения его от сырости снизу’ (ЛАМО 62, СГП 323). Материалы СРНГ свидетельствуют о том, что слово остожье в совокупности значений функционирует преимущественно в северных и восточных областях России, не имея широкого распространения в го­ворах центральной зоны. Изосема ‘нижний слой сена в стогу’ имеет на территории Московской области четкий характер, ограничивает ареал на востоке, уходя в рязанские говоры. Четкость семантико-словообра­зовательной изоглоссы и плотность концентрации лексемы в восточ­ной части Московской области не являются случайными: интенсивный пучок изоглосс, названный нами “Восточный клин”, имеет, как выяснилось при сопоставлении с фонетико-морфологическими изо­глоссами, сравнительно поздний характер; базой для него послужили как говоры русского севера, так и говоры русского юга. Можно гово­рить на основании изоглосс подобного типа о позднем периоде форми­рования населения в этой части Подмосковья.

‘Коллективная помощь в сельской работе, оплачиваемая угоще­нием’ - карта 68 выявляет лексемы: дарма, мельщйна, миром, “на быка!”, община, подмог, подмога, помога, помолотки, помочь, сходка, толока, угощение (13 наименовании). Из этих лексем СГП содержит: помога, помочь, толока (3 наименования) = 10 новых лексем.

Широкое распространение имеют лексемы помочь, помога. В во­

сточной половине обследованной территории употребителен лексичес­кий дублет подмога. На юго-западе Московской области в пограничье со смоленскими-калужскимн говорами локализуется лексема толока (Западно-Южная зона). Обследованная территория богата нерегуляр­ными наименованиями (дарма, миром, мельщнна. помолотки. община, сходка, “на быка!”).

Наибольший интерес на карте 68 представляет наименование толока, распространяющееся в ряде западных и южных районов Московской области (Шах, Мож, Наро-Ф, Руз, Одини, Под, Серп, Дои) и отмеченное за ее пределами в западных и южнорусских говорах (новг, пск, твер, брян, смол, курск, ряз, ворон), а также в старожильчес­ких говорах на территории Прибалтики (СРГП). Указанная география не расходится с данными словаря В.И.Даля. Обобщенно значения, от­меченные в словаре В.И.Даля, широко фиксируемые в народных гово­рах, расширяют круг известных в Подмосковье значений (семема 'хлопоты, беспокойство’, зафиксированная В.И.Чернышевым в Верей­ском уезде Московской губ., нами не встречена). Кроме картографиру­емого, известны значения ‘сборище, толпа’ , ‘шум толпы, гомон’ - в псковских, тверских, смоленских говорах. В акцентологии толока с семемой ‘паровое поле’ лексема толока зафиксирована в ряде говоров южнорусского наречия (курских, тульских, калужских, орловских), с семемой ‘пахотная земля, утоптанная скотом’ отмечена в донских, воронежских, нижегородских, симбирских, пензенских говорах (КСРНГ). В значеніи! ’выгон для скота’ слово бытует в донских и ку­банских говорах. Разновидностью указанного значения может слу­жить более частное - ‘рубка капусты’ , зафиксированное в Санкт- Петербургских ведомостях (1846): “рубка капусты в сентябре для ме­щан и купцов (Старой Руссы) есть праздник, которого ждут с удовольствием. В дом, где назначена рубка, или, как выражаются здесь, толока, приглашаются знакомые молодые люди и девицы”; указанное значение в "Опыте” приведено в качестве самостоятельного с пометой исков, отмечено В.И.Далем без помет с наименованием капустки (Иванова 1977).

Семантическая устойчивость лексемы толока в русских народных говорах не случайна. Основные значения этого слова известны украин­скому языку (как литературному, так и диалектам); ‘звичайно одноразова праця гуртом для швидкого виконання великої за обсягом роботи, на яку скликають сусідів, родичів, товаришів (без оплати, а за частування)’; а также 'залишене під пар поле, що служить пасовищем для худоби’, и наконец, диалектное (связанное с предыдущими и нзве-

стное русским говорам) ‘взагалі вільна ділянка біля села, де зби­ралася молодь гуляти’ (СУМ, т.10, 180). Известно также в украинском языке наречие толокою, близкое семантически к нашей семеме - ‘спільно, гуртом (працюючи без оплати, а за частування)’.

Те же значения приводятся М.Фасмером с указанием на балтскую и общеславянскую географию. Древнерусскій словарь Н.И.Срезнев- ского приводит одно из значений, знакомых и современным народным говорам, связанное с древним обычаем, когда обреченную девицу или молодую женщину отдавали разгульной толпе. Таким образом, семема ‘коллективная помощь в сельской работе’, выражаемая лексемой толока, входящей в пределы Московской области четкой Западно- Южной нзосемой, является одним из многих значений лексемы, представляющей собою на территории Московской области восточно­южную окраину обширного балто-славянского ареала.

‘Береза, листья которой растут кверху (не опущены вниз), кото­рую ломают на веники, то есть береза пушистая, Betula pubescens’ - карта 98 выявляет лексемы: боровая берёза, боровушка, весельник, весёлая берёза, весёлка, веселочка, кучерявая берёза, лиственная берёза. лоза, лознина, лозняк, лозовая берёза, лозочка. мужская берёза, пелёва. пелёвая береза, пелёвннк, полевая берёза, полёва, полёвняк. правская берёза, працкая берёза, прямая берёза, прямская берёза, пушистая берёза, светёлка, семннговая берёза, чисноговая берёза, чистая берёза, чистка, чистуха, чуткая берёза (32 наименования). Из этих лексем СГП содержит: весёлка, пелёва, працкая берёза, прямская берёза, светёлка, чисноговая берёза, чуткая берёза (7 наименований) = 25 новых лексем.

В северной части Московской области функционируют лексемы правская берёза, працкая берёза (Северный клин), а также аналитичес­кие наименования прямая берёза, прямская берёза. В пограничье с владимирскими говорами отмечена зона распространения лексемы чуткая берёза (Северо-восточная полоса). Западно-южную часть обследованной территории занимают лексемы с корневым морфом =лоз= (Западно-Южная Диагональная зона), на которые налагается Западная зона весёлка. Преимущественно в восточной половине обследованной территории разреженное распространение имеют наименования пелёва, светёлка. По территории области разбросаны лексемы чистая берёза, чистуха, чистка, чисноговая берёза. Остальные наименованіи нерегулярны.

Наибольший интерес на карте 98 представляют локальные зоны весёлка, правская берёза, чуткая берёза. ГІзолекса весёлка, распростра-

няющаяся в виде четкого клина со стороны тверских-смоленских гово­ров, доходит почти до Москвы. Изоглосса проходит по Клинскому, Солнечногорскому, Химкинскому (с севера), Одинцовскому, Рузскому, Можайскому (с юга) районам. Несколько восточнее Москвы фиксируется лексический вариант веселъ ник, создающий локальную концентрированную зону (Раменско-Воскресенская), а также лексемы веселочка и атрибутивное сочетание веселая берёза (в качестве дублирующих наименований). В картографируемом нами значении лексема весёлка отмечена в псковских и смоленских говорах собирателями начала века (СРНГ, 4, 180), что полностью совпадает с направлением московской изоглоссы весёлка. Изолекса правская берёза, идущая со стороны тверских, ярославских, владимирских гово­ров, является частью обширного севернорусского ареала. За пределами обследованной территории она известна в ярославских говорах с семе­мой ‘берёза, на которой не бывает семян’ (КСРНГ). В севернорусских и переходных окаюших говорах многочисленными собирателями широ­ко фиксировалось прилагательное правский (праский) в ряде значений, объединенных инвариантом ‘обладающий высоким качеством, насто­ящий, действительный (в противоположность поддельному), хоро­ший, исправный’ (волог, костр, яросл, вят, твер, влад). По свидетель­ству В.И.Чернышева, прилагательное правский в указанных значениях свободно сочеталось в московских говорах с рядом существительных: “Тагда был прафский кабак, а теперь винная лавка”, “харошая праская загатка”, “одна нога днрігвянная, а другая праская”, "не прафская кухня, а шесток” (Московский уезд, 1901-1910 гг.). В.И.Даль приводит лексемы правский. правской без территориальных помет в значениях ‘заправский, правдивый, истинный, подлинный, настоящий’ ; противо­поставляя их понятиям ‘ложный, подложный, поддельный, подстав­ной’. В наших материалах (СГП, ЛАМО) прилагательное правской (працкий) выступает только в составе устойчивого терминологическо­го фразеологизма, называющего берёзу пушистую: “Працкая толькъ берёза, а там шаль пли ещё чево працкая не называли; правская берёза говорят, кто пограмотнее, а мы працкая берёза называем, она одна и та жэ, а глухая берёза - этъ другая, её на виники не ломали” (д. Великий Двор Талд.). Уместно сослаться и на ярославские говоры, где фразеологизм правский запой ‘большой запой, на который приглашаются все участники свадьбы’ (Волоцкий 1902 г.), ‘предсвадеб­ный пир, на который приглашают близких’ (ЯОС, 2, 12) подтверждает мысль о формировании фразеологизмов за счет лексемы правский с семемой ‘хороший, настоящий’. Полагаем, что лексема правская (прац-

кая берёза является инновационной, а значит локальная зона правская береза также не является древней, хотя сама лексема правскнй от правый, родственна прилагательному, имеющему индоевропейское происхождение. Во многих славянских языках корень =прав= близок нашему значению: прав в болгарском языке - ‘прямой, правый’, в сер­бохорватском прав ‘невинный, прямой’, в словенском ртаѵ ‘правильный, правый’, в чешском, словацком ргаѵу, в польском, верхнелужицком prawy ’прямой, правый, настоящий’ (Фасмер, 3, 352).

Изолекса чуткая берёза располагается в пределах границ Ростово-Суздальского княжества на территории Московской области.

‘Поляна в лесу’ - карта 104 выявляет лексемы: ела, еланка. елань, елунник. заводка, зеркало, калуга, кулига, кулнжка, куртина, куртинка, куртянка, лощинка, луговина, луговинка, лужок, оселок, пожена, полдница, селйба, калуга, чистина, шальіга, шамьіга (24 наименования). Из этих лексем СГП содержит: еланка, елань, калуга, кѵлига. кѵртина, осёлок (6 наименований) = 18 новых лексем.

Широкое распространение на карте имеют наименования кулига. елань, еланка. В северной половине области функционирует слово осёлок. В западной и южной частях области локализуется лексема куртина (Западно-Южная Диагональная зона). В пределах Северо- восточной Диагональной зоны фиксируется лексема кулига, на фоне которой отмечено название селиба. На крайнем востоке области слово заводка концентрируется в Шатурскую микрозону. По северной половине обследованной территории разбросаны лексемы халуга, чистина. Остальные наименования не носят систематического характе­ра. Наибольший интерес на карте 104 представляют нзолексы куртина и осёлок. В пределах локальной зоны куртина отмечены лексические дублеты куртинка (Истр, Мож, Чех) и куртянка (Ступ, Сереб-П.). В картографированном значении лексикографическими источниками лексема не фиксируется. Однако в В.Бурнашевым помещена в словарь без территориальных помет с семемой ‘в садах изгорода, состоящая из деревьев’. В.И.Даль приводит слово куртина в значении ‘отдельная часть сада, участок, колочек, островок' без указания географии распро­странения; с семемой ‘подрастающие елн’ лексема кѵртина встречается в калужских говорах в записях Г.В.Зотова.

И наконец, вариант кѵртина записан в орловских и тульских го­ворах с семемой ‘ягодное или грибное местечко’ (СРНГ, 16, 145-146). В украинском литературном языке слово куртина функционирует с близ­кими значениями ‘частина фортечного валу між двома бастіонами’; 'ділянка, засаджена однією породою дерев, а також група дерев одній

породи’; “грядка для квітів та інших рослин; клумба’: “Як стрільчасті ватри, розцвітають канни на каймі блакитних городських куртин” М. Бажан (СУМ, 4, 413). М.Фасмер приводит все указанные значення (‘часть крепостного вала’, ‘клумба’, ‘грядка’ со ссылкой на французское courtine, которое, по его мнению, предположительно проникло в рус­ский язык через польский, в последнем же это слово (Kurtyna) не однозначно (‘занавес’, ‘завеса’, ‘куртина, то есть гряда для цветов или других растений’; 'клумба'; ‘участок, засаженный одной породой де­ревьев’, а также ‘группа деревьев одной породы’ - Гессен-Стыпула, 354). Таким образом, слово куртина в русских говорах бытует в кон­кретных и узких значениях, одно из которых создает в Подмосковье локальную Западно-Южную зону, тесно связанную через южнорусские говоры со славянскими языками - украинским, польским, совпада­ющую с изоглоссами юрага-вьюрага, пунька. Лексема оселок фиксиру­ется в северной части области, более разреженно в пограничье с вла­димирскими говорами и компактнее - в соседстве с тверскими. В 1901 году в Московском уезде Московской губ. записано В.П.Чернышевым с узкой семемой ‘место разоренного поселения’. Примерно с тем же значением отмечалось В.Бурнашевьш (‘то место, где прежде была деревня и ее поля’, ‘непаханное поле’) без территориальных помет; зафиксирована во "Владимирских губернских ведомостях" как ‘место пустое, оставленное жителями’, во Владимирской же губернии (ныне Шуйский район Ивановской области) - с той же семемой (‘место, где раньше было поселение’), а также в Переяславском уезде (середина прошлого века - СРНГ, 23, 363).

В близком значении ('перелог, запушенное место из-под пашни на высоком месте, на горе’) лексема осёлок записана в Псковской и Тверской губ. и включена с темн же пометами в “Дополнение к “Опыту областного великорусского словаря”. Лексема осёлок на территории Московской области потеснена с юга инновационной зоной куртина. Об этом свидетельствует тот факт, что слово осёлок в значении 'непаханное поле’ встречается в Актах Тульских и Каширских желез­ных заводов 17 века (“И к тем железным заводам даны... из порозжих земель 100 пустошей да 3 оселка, да луг да полсельца" - СлРЯ ХІ-ХѴІІ вв., 13, 84). О том, что слово имело общенародное употребление, гово­рят и “Акты юридические, нлп собрание форм старинного делопроиз­водства” от 1627-1633 годов (“Тем же оселком он Иван владеет, а землею и всякими угодыі владеют... игумен с братьею” - там же). Будучи распространенным в Древней Руси, слово осёлок имеет восточнославянские связи, что подтверждается данными украинского

языка, в котором известны лексемы оселёнець и диалектное осёлець ‘поселенецоселище ‘место поселення’, осёля ‘усадьба’ и ‘поселок, селе­ние’ (ди ал), а также многочисленные глаголы (оселяти, оселювати, оселятися, оселити, оселитися), отглагольное существительное оселення и причастие оселений (СУМ, 5,758), свидетельствующие о живых и продуктивных деривационных связях корня =осел=. В поль­зу древности изолексы свидетельствует топоним Попов оселок ‘назва­ние луга на месте бывшей поповской усадьбы’ (яросл., ЯОС, 7, 56), а также слабая концентрация лексемы в пределах нашей зоны и размытая изоглосса. Лексема оселок могла функционировать на обследованной территории уже в период появления здесь первых славянских поселений.

‘Неочищенная вареная картошка’ - карта 125 выявляет лексемы: балиха, барабуля, картошка в коже, картошка в кожуре, картошка в листках, картошка в лохмотьях, картошка в лушпайках, картошка в обмотках, картошка в одёжке, картошка в очистках, картошка в порточках, картошка в рубашке, картошка в скорлупе, картошка в слупышах, картошка в тулѵпе. картошка в тулупчике, картошка в шелухе, картошка в шинели, картошка в шинельке, картошка в шинелях, картошка в шубе, картошка с вару, круглая картошка, кругляш, лупёлнкой картошка, нелѵпа, нелупёшка, нелупнха, нелупленая картошка, нелупуха, необпупленная картошка, обалйха, одетая картошка, петушиная картошка, талапай (35 наименований). Из этих лексем СГП содержит: лѵпеликой картошка, нелѵпа, в порточках картошка (3 наименования) = 32 новых лексемы. Карта сви­детельствует о распространении в северной половине Московской области лексемы нелѵпа и ее дублетов нелупешка. нелѵпиха (Большая Северная зона), в пределах которой функционирует также наименование картошка в шинели, к западу' от Москвы бытуют лексемы картошка в тѵлѵпе, картошка в тулупчике. Вблизи западно­южной границы области встречаются наименования картошка в шубе. Наименование картошка в обмотках отмечено в пределах Южной зоны. В границах Южного клина функционирует лексема картошка в рубашке. У восточно-южной границы отмечено наименование картошка в лохмотьях. На большей части обследованной территории распространяется литературное наименование картошка в мѵндире. Остальные наименования не носят систематического характера. Наибольший интерес на карте 125 представляет локальная зона нелѵпа и варианты нелупешка. нелупнха. нелупуха. нелупленная картошка. необлѵпленная картошка, потесненная с юга литературной лексемой

картошка в мундире. Лексический атлас подтвердил локализацию наи­менования нелупа. намеченную “Словарем говоров Подмосковья”. За пределами области лексема не отмечена. Полагаем, что зону нелупа можно считать чисто московской, по времени формирования она могла быть достаточно древней, так как прилагательное лупленный отмечено в словаре древнерусского языка: “Репа лупленая вареная в уксусе при­ятна нутрь холодит”, - рекомендуется в Лечебнике конца XVII- начала XVIII вв. (СлРЯ ХІ-ХѴІІ вв., 8, 308). Как прямое заимствование из ук­раинского языка интерес представляет лекгма картошка в лушпайках, зафиксированная в Мытищинском (д.Муракино) и в двух пунктах Ша­ховского района (д.д. Черленково, Житонино). Лушпайка в украин­ском языке (Ъікірка деяких овочів, фруктів T.Ltf) при существительном картопля (бараболя - дпал. “Бараболя в лушпайці смачніша ніж без лушпайки” д.Супрунов Винницкой обл.) не имеет терминологической функции (“Я дома: нашвидку ковтаю картоплю з лушпайками” - Ко­синка Г.М.; “На ранок тільки попіл від вогнищ, кавунові лушпайки та різний мотлах нагадували грузинам про недовгих гостей” Тулуб З.П. -Сум, 4, 560), однако словосочетание картошка в лушпайках на терри­тории Московской области выступает в качестве единицы номина­тивной.

‘Неудавшийся хлеб’ - карта 126 выявляет лексемы: алякнш. аля- кѵідки, аляпушки, валякуш, клякнш, клякѵша, клякѵшн, клякѵшки, кляхта, кулага, кулебяка, кулебяки, гполюшки. лякушкн. мякиш, мя- кѵшкп. наил, наслѵз, неваляшки, невыходец, невыхоженный, него дня. недожклый, недокислый, недопечённый, незадачник, незадачный, не- подойденный, неудачник, никудышный, слякѵшкн, солоделый, сырняк. телюлюшки, хлеб на корку сел, хлеб с закалом, хлеб с за тлом, хлеб сел на осла, хлеб сел ослом, хлеб с ослой, юродивый (41 наименование). Из этих лексем СГП содержит: незадачник. наил (2 наименования) = 39 новых лексем.

В пределах Огибающей Северной зоны распространяются лексе­мы наил и хлеб с закалом. По центру области преимущественно вокруг Москвы функционирует наименование хлеб на корку сел, в южной по­ловине Московской области с большей концентрацией в восточной ее четверти бытуют лексемы тюлюлюшкн. люлюшкн. В южной же поло­вине обследованной территории широко распространены лексические варианты алякнш, аляпушки, слякѵшкн, кляхта, валякуш, клякѵшки, создающие Большую Южную зону. К северо-западу и к северу от Москвы распространяются наименования хлеб с ослой. хлеб сел ослом. хлеб сел на осла. Разбросаны на территории области лексемы сырняк,

неудачник, солоделый. Остальные наименования нерегулярны.

Наибольший интерес представляют изолексы хлеб с закалом. наил. локальная зона, создаваемая лексемами с корневым морфом =ляк=, изолекса с компонентом -осел-., Лексема хлеб с закалом собирателями не отмечена. В.И.Даль приводит без территориальных помет выражение: “Хлеб не взошел, не выпечен, с закалом”. СРНГ по северным говорам (костр, перм) и переходным окающим (влад) приводит лексему закала 'закал в хлебе’, где цитатный материал полностью подтвердил ареальность и значение нашей лексемы: “Вот это хлеб - во Христов день нсь! Не такой, как у больших снох, с закалой”, “Худа ты стряпка, пекешь хлеб с закалой” (перм), “Хлеб с закалой” (влад, костром - 10, 114). На нашей карте лексема хлеб с закалом перемежается другими наименованиями, зона не имеет четкой изоглоссы, границы изолексы размыты и соответствуют племенной границе кривичей.

Локальная зона наил, налагающаяся на охарактеризованную изолексу хлеб с закалом, в основном занимает ту же территорию, однако распространение лексемы наблюдается на окраинах северной половины Московской области. За пределами обследованной террито­рии собирателями не отмечена. У В.ИДаля находим лишь прилага­тельное наильный (пласт, слой) ‘лежащий на илу, на илистом слое’. Таким образом, наименование наил можно сопоставить с прилагатель­ным наильный. сделав вывод, что наименование хлеба плохого ка­чества через сравнение с илом выражает оценку его носителями говора, подчеркивая яркую экспрессивную насыщенность характера лексемы.

Интересны с лингвогеографической и номинативной точек зре­ния и лексемы хлеб с ослон, хлеб сел на осла, хлеб сел ослом, семантически связанные с глаголом “осесть”, за пределами Москов­ской области не отмеченные. Очевидно, в народноэтимологическом представлении это понятие негативное, так как многочисленные носители говоров при характеристике неудавтпегося хлеба пытались провести аналогию с ослом ("Ну да! Он, этот у ние хлеп, как осел, осел он и есь, а не хлеп”, “Хлеп-то не поднялся, тесто-то перекисло, скажеш, это не хлеп, это осел настоящий” (д.Голыгино Серг-П.). И наконец, интерес представляет локальная зона с корневым морфом -ляк-, расположенная в южной части Московской области, потесненная с севера рассмотренными выше изолексами хлеб с закалом, наил (слово алякиш, в частности, отмечено в псковских, тверских, владимирских, пензенских говорах, вариант алякаш - также и в саратовских говорах -СРНГ, 1,248).

Наименования с корнем =ляк= сближаются с понятиями ‘горба­тый, кривой, согнутый’, которые передаются одним словом лякий. М.Фасмер приводит существительное ляка ‘собака с вогнутым хреб­том’. В.И.Даль называет лякой собаку с седловатой, впалой спиной. В говорах Подмосковья ляка - ‘собака, поджавшая хвост от страха’: “У маво ыіабра сабакн - ляки, палку харошуя вазьмитя, пайдетя, ани кале- тыя, он их ня кормить, как палку увидятъ, хвост паджали, пъбяглн, лякай пъчаму завем - ани хвасты пъджымають” (д.Куньи Выселки Сереб-П).

Для московских говоров лексема ляка не случайна, если учесть, что многим славянским языкам известны лексемы с корнем -ляк-. В белорусском языке ляк имеет значение 'ужас, страх’. В украинском языке слово ляк обозначает ‘неожиданное чувство страха, перепуг’; с ним связаны многочисленные однокоренные лексемы украинского языка - ляканий, лякання, лякати, ляклпвый. лякливість, лякливо и др. (СУМ, 4, 578, 579). В других славянских языках известны лексемы, которые могут ответить на вопрос об этимологии лексем алякиш и др. В словенском языке глаголы leknem, lekniti ‘гнуть’, в древнечешском - Іекн, Іесі ‘гнуть’ в сербохорватском - лецатн се ‘пугаться’, в польском - lfkac ‘путать’, в нижнелужицком - lekas ‘путать’. М.Фасмер (2. 551) связывает приведенные лексемы с лѵк. Полагаем, что связь между⁷ картографируемыми лексемами с корнем -ляк- и перечисленными словами осуществляется именно через лексему ляка ‘собака с поджатым хвостом’, если учесть, что при испуге любое живое существо имеет свойство съеживаться, сгибаться. Отсюда связь непропеченного осевшего хлеба с понятиями ‘согнутый, горбатый, кривой’ (Войтенко 1993,40). Напрашивается вывод об обширной территории распростра­нения лексем с корнем -ляк- для обозначения неудавшегося хлеба (алякиш. алякушки, валякуш. клякпш, кдякушн. клякушкп, лякуш, слякушки). ареал которого тянется с северо-запада на юго-восток, включая и московские говоры, являющиеся частью этого большого лексического массива. Ареал не носит затухающего характера в силу экспрессивности лексем и их тесной связи с живыми ассоциациями.

Другая лексема, распространенная на территории южной части Московской области в пределах той же локальной зоны, - аляпунгки, сближается с просторечным ляпать ‘что-либо небрежно делать’. СРНГ приводит слова аляпѵшкл, алябитки ‘небольшие караваи, печенье домашнего приготовления’ (вят, перм, урал), ляпушки ‘круглые небольшие пирожки из ячменной муки’ (волог), что также близко связано с диалектно-просторечным аляповато Трубо, неаккуратно, не-

опрятно, некрасиво’ н что может быть связано с манифестируемой реалемой. Время формирования локальной зоны относим к древнему периоду, учитывая общеславянский характер корня -ляк-.

‘Корзина, в которую клали кудель, веретено и мочки’ - карта 133 выявляет лексемы: забенька, зобенька, зыбочка, коробок, кудельннца, куже'нька, кузовка, кузовок, лубяная, лубяной ящик, мочешник, мыкальнпк. мьікальнииа. мыкан, мыканник. плетёнка, плетѵптка. плетюха. шеверенька (19 наименований). Из этих лексем СГП содержит: зобенька, мыкальнпк (2 наименования) = 17 новых лексем.

Лексический фон создает наименование мыкальнпк. Карта свидетельствует о наличии в северо-западной части Московской области микрозоны с корневым алломорфом -зоб-заб-зыб- (Клинская зона - ком. ЛАМО), располагающейся на фоне Большой Северной зоны мыкальница. которая в свою очередь налагается на фональное наименование мыкальнпк. В южной половине Московской области разреженную зону создает лексема мочешник. Западнее и южнее Москвы фиксируются наименования с корневым морфом -лѵб- (лѵбяная, лубяной ящик - ком.). Остальные лексемы не носят регулярного характера. Интерес на карте 133 представляют изолексы мыкальница и зобенька с вариантами забенька, зыбочка. Лексема зобенька отмечена “Словарем говоров Подмосковья” в двух пунктах Клннского района (д.д.Глухино, Свистуново), фиксация лексемы уточнена, конкретизирована, расширена региональным атласом. В наших говорах слово зобенька известно также и со значением ‘большая корзина из коры, прутьев или веревок для носки корма скоту’ (ЛАМО 130). За пределами области широко фиксировалась многочисленными собирателями в вариантах зобня, зобёнка, зобенечка, зобелька, зобачка, зобница. зобочка. зыбёнка, зыбенька с обобщенными значениями ‘корзина, корзинка, лукошко’ на территории окающих говоров (олон, костром, волог, кнров, перм, арх, новг, вят, яросл, влад, твер, ср.урал, сиб. - СРНГ, 11, 322-325). Наиболее обширное толкование предложено Г.Куликовским ('корзина, плетеная из лучины или бересты; в таких корзинах дают лошадям овес, ...в них же хранят муку, платье’).

Можно говорить о наличии ареала лексемы зобенька в местном узколокальном значении на севере Московской области, который выходит за пределы обследованной территории и охватывает сосед­ние - Тверскую, Ярославскую земли. Подтверждением служат слова зобннька, зобенька “корзина без ручек, сделанная из корней деревьев или дуба, для веретен и лычек’ в ярославских говорах (ЯОС, 4,125) и

слово зыбанька в тверских говорах с близким значением 'корзина из драни, куда складывали полные веретена’ (ОСГКО). Лексема зобня, зобенька имели, несомненно, более широкое распространение по все­му северу, о чем говорит их активная жизнь в произведениях устного народного творчества, “В сельниках добра одна зобня, да и та зобня безденная” - костр, песня; “На руку зобня, и пошёл, голову загня”- арх, пословица; “Привяжется зобня (сума), откажется родня” - север, воет, пословица; “От тюрьмы да от зобни не отказывайся” - волог, пословица; “Жил мастер - золотые ручки, плел он зобеньки, по три дни зобеньку, продавал три за деньгу” - яросл, присказка; “Ах, ты, дере­венская зобенка! По тебе ли такая красавица?” - арх, сказка и т.д. - СРНГ, там же).

В древнерусском языке слово зобня функционировало в нескольких значениях. Одно из них ‘корзина, лукошко, сплетенные из лыка’ отмечено в “Списках с товарных ценовных росписей и перечне­вой выписке по городу Енисейску" ХУП в.”; "Зобня лычная пена 4 деньги” (1687 г.). Функционировали лексемы зобница, зобня с семемой 'мера сыпучих тел’ ;“. дают по зобне овса конем нгуменовым”. То же значение имеет слово зобенка: “Принесе ми крестианнн из монастырскыа деревни, Кочарка зовома, зобенку камени” (“Повесть о Борисоглебском монастыре (около Ростова) ХУІ в”). Однако ближе всех к этимологии лексемы зобенька (зобня) находится семема ‘кон­ская торба, мешок для корма лошадей’: “Да купил четверы сани да полсть да вожжи с утоловью да зобню, а на том дал рубль н шестнатцат алтын” (Книги приходо-расходные Антониева Сийского монастыря”, 1575 г. - СлРЯ ХІ-ХУІІ вв., 6, 54). Латышское zebenieks ‘мешок с овсом для лошади’: весьма близкое подмосковной зобне. М.Фасмер связывает с зоб ‘пища, корм’ и зобать ‘глотать, пожирать’ (2, 102).

В северных говорах продуктивны глаголы зобать с семемами ‘клевать, жадно хватать клювом, набивая зоб (о птицах)’, ‘есть’, ‘есть что-либо сыпучее, беря, хватая ртом, без помощи ложки’ и др.; зобаться ‘есть, наедаться’, зобить ‘есть’, зобнуть ‘съесть чего-либо мел­кого, сыпучего (ягод, гороха, муки, толокна и т.п.)’, зобти ‘есть’ (СРНГ, 11, 325). В древнерусском языке бытовали глаголы зобатн, зобити ‘есть; съесть, поесть; кормиться’, прилагательное зобатнй в выражении вино зобатие ‘виноград, предназначенный для еды’; существительные зоб ‘еда, корм’, зобанец ‘похлебка’ и т.д., что также говорит о продукпгвности лексем с корнем -зоб-. С близкими значениями ‘корм, фураж’ слово зоб известно болгарскому языку, в чешском zou

‘коры (птичий)’, в польском zob ‘корм’, в сербохорватском зоб ‘овес’ и т.д. (Фасмер). Все эти лексемы родственны украинским дзьобнути, дзьобати, дзюбати ‘клевать’, в котором в деривационном ряду стоят прилагательные дзьобатий, дзюбатий ‘имеющий большой клюв’ и диалектная лексема дзьобня ‘гуцульская шерстяная торба’ (СУМ, 2, 268).

Таким образом, этимологически связаны зоб, зобня. зябь (‘осенняя вспашка поля, а также само вспаханное поле под весенний посев’). Самым древним значением слов зобня, зобенька следует считать значение ‘корзины, в которой носили и которой меряли хлеб’, а также значение ‘мешка, из которого кормили лошадей овсом’ (Вой­тенко, 1993¹, 113-116). Наименования забенька и зыбочка. создающие локальные микрозоны на северо-западной окраине Московской области (Лот, Клин - ком. ЛАМО), свидетельствуют о сохранении на обследованной территории древних лексем в их узком функцио­нальном значении.

Изолекса мыкальница выделяется на словообразовательном уровне. За пределами области известна в конце прошлого века в тверских и нижегородских говорах. Образована от мыкать ‘чесать лен’, восходящего к древнерусскому мыкатн ‘трепать, метать’ (Срезневский).

Итак, комплексный подход к изучению говоров Подмосковья по­зволил собрать достаточно обширный материал по диалектной лекси­ке центрального региона России - Московской области. “Лексический атлас Московской области” дополнительно ввел в научный оборот 2976 лексем, при этом количественное сопоставление по картографи­руемым вопросам наблюдается в пользу атласа, что видно из приведенных выше примеров карт и из ниже следующих данных, пред­ложенных по тон же схеме - после номера карты в числителе указано число лексем, зафиксированных словарем, в знаменателе - количество лексем, представленных атласом, после знака ‘‘=“ дано общее число новых лексем по каждой карте: 1-3/37=34; 2-2/20=18; 3-1/48=47;

4-5/28=23; 5-1/20=19; 7-6/30=24; 8-2/14=12; 9-1/20=19; 10-4/21 = 17;

11-6/23=17; 12-2/12=10; 13-3/27=24; 14-2/14=12; 15-4/39=35; 16-2/24=22; 17-1/10=9; 18-2/18=16; 19-4/23=19; 20-7/21=14; 21-2/19=17; 22-1/59=58; 23-4/20=16; 24-4/19=15; 25-3/18=15; 26-2/8=6; 27-4/31=27; 29-2/29=27; 30-1/16=15; 31-3/26=23; 32-2/7=5; 33-8/28=20; 34-5/7=2; 35-2/12=10;

36-3/17=14; 37-2/19=17; 38-1/11=10; 39-1/9=8; 40-2/24=22; 41-1/10=9; 42-1/13=12;43-8/24=16; 44-5/23=18; 45-3/27=24; 46-3/6=3; 47-3/21 = 18; 48-2/7=5; 49-3/19=16; 50-4/27=23; 51-6/52=46; 52-4/53=49; 53-4/25=21; 54-11/42=31; 55-12/39=27; 56-4/11=7; 57-7/37=30; 58-1/11 = 10; 59-1/30=29;

60-3/38=35: 61-1/24=23; 62-8/39=31; 64-0/22=22; 65-1/29=28; 66-12/35=23; 67-2/10=8; 69-2/15=13; 70-9/26=17:71-15/42=27;72-4/23=19; 73-1/7=6; 74-1/8=7; 75-4/29=25; 76-1/12=11; 77-4/36=32; 78-4/23=19; 79-4/27=23; 80-2/22=20:81-10/39=29; 82-11/48=37:83-3/25=22: 84-4/14=10;85-11/27=16 86-5/17=12; 87-7/28=21; 88-5/50=45; 89-6/24=18; 90-6/25=19; 91-6/32=26;

92-2/22=26; 93-5/23=18; 94-2/21=19; 95-8/20=12; 96-8/30=22; 97-7/24=17; 99-4/25=21; 100-5/46=41; 101-5/24=19; 102-1/11=10; 103-2/15=13;

104-6/24=18; 105-6/46=40; 106-7/15=8; 107-2/43=41; 108-5/26=21;

109-7/41=34; 110-3/12=9; 111-4/9=5; 112-13/28=15;113-4/19=15; 114-5/8=3: 115-2/4=2; 116-1/6=5; 117-6/26=20; 118-8/22=14; 119-3/11=8; 120-8/33=25; 121-5/46=41; 122-4/20=16; 123-6/34=28; 124-5/48=43; 127-2/5=3;

128-4/13=9; 129-4/16=12; 130-12/17=5; 131-1/21=20; 132-4/25=21;

134-2/24=22; 135-4/20=16; 136-3/26=23; 137-7/17=10; 138-7/31=24;

139-7/30=23; 140-1/12=11; 141-1/14=13; 142-3/15=12; 143-3/16=13;

144-2/11=9; 145-4/23=19: 146-2/19=17; 147-2/20=18; 148-0/20=20:

149-4/31=27:150-3/10=7; 151-0/20=20; 152-3/34=30; 153-2/11=9;

154-0/20=20; 155-3/46=43; 156-2/61=59; 157-2/26=24; 158-7/34=32.