3.2. Конструкции типа Его убило молнией
А. Вежбицкая, в отличие от перечисленных выше авторов, в одной из ранних работ (“Czy istniej^ zdania bezpodmiotowe?”, Jqzyk Polski, XLVI, 3, р. 177-196) приходит к выводу о том, что в безличных конструкциях подлежащее всё-таки существует и выражено нулевой лексемой- существительным.
Как и некоторые другие авторы, в том числе советские (Е.А. Седельников, И.А. Мельчук, М.В. Панов), она полагает, что за этими существительными скрывается некое обобщённое значение, например, стихии - в предложениях Улицу засыпало песком, Морозит (Бирюлин, 1994, с. 61). По её мнению, при желании в безличных конструкциях практически всегда можно найти опущенный субъект (Мразек, 1990, с. 88). Её примеры: поль. Grzmi gt; Grom grzmi; Pada gt; Geszcz pada; Swita gt; Juz pora- nek swita; Ochtodzito si" gt; Powietrze ochtodzito si". В русском эквиваленте: Дождит gt; Дождь дождит; Снежит gt; Снег снежит и т.п.Очевидно, на этом аргументе основывается её теория о действии таинственных сил в некоторых русских безличных конструкциях. В частности, в формах 3 л. ед. ч. она видит выражение феноменологического взгляда на мир: «Синтаксическая типология языков мира говорит о том, что существует два разных способа смотреть на действительный мир, относительно которых могут быть распределены все естественные языки. Первый подход - это по преимуществу описание мира в терминах причин и их следствий; второй подход даёт более субъективную, более импрессионистическую, более феноменологическую картину мира (ср. Bally, 1920).
Из европейских языков русский, по-видимому, дальше других продвинулся по феноменологическому пути. Синтаксически это проявляется в колоссальной (и все возрастающей) роли, которую играют в этом языке так называемые безличные предложения разных типов» (Вежбицкая, 1996).
Именно «феноменологическим путём» русского языка А. Вежбицкая объясняет употребление конструкций типа Его переехало трамваем и Его убило молнией: «В этой конструкции непосредственная причина событий - трамвай или молния - изображена так, как если бы она была "инструментом" некоей неизвестной силы» (Вежбицкая, 1996).
Наличие аналогичных или похожих конструкций в других индоевропейских языках не комментируется, ср. лат. Si hominem fulminibus occisit (Если человека убило молниями): автор, приводящий этот пример, напрямую сравнивает его с рус. Его убило молнией (Havers, 1931, S. 106)[33]; англ. The hat blew into the river (дословно: Шляпа сдула(сь) в реку); хотя в данном случае использована «грамматическая персонификация», значение предложения примерно соответствует рус. Шляпу сдуло в реку; исл. Eldingu slo nidur i husid (Молнией ударило в дом): «молния» стоит в дативе, обозначающем быстрое воздействие на объект; творительного падежа в исландском нет; Batnum hvolfdi (Лодку перевернуло): «лодка» стоит в дативе; Batinn rak a land (Лодку отнесло к берегу): «лодка» стоит в аккузативе, обозначающем длительное воздействие на объект (Onishi, 2001 a, р. 34); Batinn fyllir (Лодку заливает) (акк.) (Andrews, 2001, р. 103), укр. Повіддю знесло міст; Жито вибило градом; белорус. Дарогу заб’е снегам; поль. Drog" zawialo sniegiem (Дорогу занесло снегом); слов. Zasypalo jich vsetkych lavinou (Мразек, 1990, с. 104). Не комментирует она и более чем вероятное существование данной конструкции в индоевропейском, где конструкции с неодушевлёнными производителями действия были нетипичны и оформлялись творительным падежом (см. выше). Наконец, А. Вежбицкая не обращает внимания на то обстоятельство, что при её толковании формы творительного падежа ничего не мешает употреблять в данном типе конструкций и одушевлённых производителей действия (по принципу Человека убило собакой = Бог наслал на человека собаку, чтобы его убить). Как известно, это невозможно[34]. Непонятно, почему таинственные силы, предполагаемые Вежбицкой, могут орудовать штормами (Штормом смыло часть острова) и землетрясениями (Город разрушило землетрясением), но не могут принудить к действию даже муравья.Тем же «феноменологическим путём» Вежбицкая объясняет форму глагола в предложениях типа Стучит! (Вежбицкая, 1996), оставляя без комментариев английский эквивалент с формальным подлежащим there: To bed, to bed; there’s knocking at the gate (В.
Шекспир. Макбет); англ. There is a knock /Something is knocking - нем. Es klopft (Стучит) (Deutschbein, 1953, S. 266), англ. There is a smell of violets - нем. Es riecht nach Veilchen (Пахнет фиалками) (Deutschbein, 1917, S. 110), There was a slight frost (Чуть подмораживало); There were outside noises on the line (В трубке щёлкало и шипело) (Копров, 2000, с. 105).Таким образом, мнение А. Вежбицкой о природе формы 3 л. ед. ч. глагола в русских безличных конструкциях не соответствует мнению большинства отечественных и зарубежных учёных. Кроме того, приводимые ею примеры не являются безэквивалентными в других языках, в том числе английском, который она противопоставляет русскому языку по шкале агентивности. Разница заключается только в оформлении одинакового смысла способами, характерными для синтетических или аналитических языков: если в русском для обозначения безличности (отсутствия деятеля) достаточно флексии, то в английском, где флексии практически полностью исчезли, требуется некое компенсирующее средство, которым и является в данном случае формальное подлежащее. Творительный падеж слова трамваем в предложении Его переехало трамваем не указывает на некую тайную силу, а дополнительно маркирует агентивность, поскольку для индоевропейского использование существительных с неодушевлённы- ми денотатами при активных глаголах было нетипично. Вернее, такова была, возможно, функция творительного падежа раньше, если данная конструкция является пережитком дономинативного строя; сейчас же нам представляется более вероятным другое объяснение: творительный падеж снимает акцент с производителя действия и переносит его на само действие. Таким образом, имело место переосмысление эргативной или активной конструкции для тематического членения предложения в рамках номинативного строя.
Отметим, что безличные конструкции действительно часто употребляются в русском фольклоре и для описания необъяснимых, загадочных явлений, когда производитель действия неизвестен[35]. Объясняется это тем, что форма 3 л.
ед. ч. является наиболее нейтральной, наиболее отдалённой от категории агенса, и потому именно она более других пригодна для описания действий с неопределённым каузатором, для деактуализации агенса. Это не должно, однако, означать, что во всех предложениях такого рода существует неопределённый каузатор. Напротив, как мы покажем ниже, конструкции типа Его ранило практически всегда используются для описания банальных повседневных событий, где каузатор понятен из контекста и потому не упоминается, а основной акцент делается на самом действии. То есть речь идёт опять же о тематическом членении, о переосмыслении деноминативной конструкции.Что касается «синтаксической типологии языков», которую упоминает
А. Вежбицкая в приведённой выше цитате, то, действительно, выдающийся французский лингвист Ш. Балли, на которого она ссылается, не устоял перед искушением возвеличить свой родной язык (аналитический французский) за счёт «отсталых» синтетических языков типа русского. За это он многократно подвергался критике, так как его аргументы, хотя и соответствовали духу времени (многие знаменитые учёные начала ХХ в. занимались тем же), не имели под собой никакой серьёзной фактической базы. Недавно вышедшее русское издание книги Ш. Балли «Язык и жизнь» начинается с предисловия профессора В.Г. Гака, в очередной раз раскритиковавшего взгляды автора на аналитические и синтетические языки (Гак, 2003), поэтому основывать свои выводы на данных синтаксической типологии этого автора представляется нам столь же некорректным, как и использование прочих устаревших типологий, например, типологии немецкого лингвиста Ф. Кайнца, делившего языки на индивидуалистические и коллективистские: в частности, признак свободолюбивого индивидуализма немцев он видел в свободном порядке слов немецкого предложения; немцам противопоставлялись «коллективисты»-французы с их жёстким порядком слов (Langenmayr, 1997, S. 331).
Как отмечалось выше, истинная природа безличных предложений остаётся на сегодня неизвестной.
Однозначных данных синтаксической типологии в этом отношении не существует и не может существовать, пока вопрос остаётся открытым. Одни авторы исходят из особенностей психики древних людей, другие - из упомянутого А. Вежбицкой феноменологического взгляда на мир (в индоевропейском, распавшемся 5 000 (Lehmann, 1972, р. 243), 6 000 (Nichols, 1992, р. 25; Ringe, 2006, р. 4), 7 000 (Иванов, 2004, с. 135) или 10 000 (Williams, 1911, р. 2) лет назад), третьи - из чисто грамматических особенностей индоевропейского языка (мы здесь придерживаемся последней точки зрения).Е.М. Галкина-Федорук, подробно описавшая все крупные и влиятельные работы на эту тему, приходит к следующему выводу: «Решить вопрос о генезисе, специфике безличных предложений никому не удалось» (Галкина- Федорук, 1958, с. 51). В 1994 г. Л.А. Бирюлин писал, что «несмотря на то, что основные вопросы, связанные с анализом имперсонала, на протяжении вот уже почти двух столетий активно дискутируются, они не получили в грамматической теории однозначного решения» (Бирюлин, 1994, с. 8). В 2000 г.
В.Ю. Копров после рассмотрения различных типов безличных предложений соглашается с П.А. Лекантом: «Мы не можем утверждать, что данная категория всесторонне изучена, что все спорные вопросы решены; напротив, их становится больше» (Копров, 2000, с. 67). Возвращаясь к вопросу о предложениях типа Его переехало трамваем, отметим, что даже в самых современных работах по этой теме причина их возникновения не называется: «Относительно предложений со стихийным каузатором (Гроза разбила дерево - Грозой разбило дерево) Ю.С. Степанов и другие авторы высказываются в пользу исторической первичности безличной конструкции. Оставляем этот вопрос открытым» (Золотова, Онипенко, Сидорова, 2004, с. 131); «...исследования безличных конструкций с инструменталисом и попытки описать их использование привели к возникновению широкого спектра противоречащих друг другу мнений» (Green, 1980, р. 38).
Р. Мразек видит в конструкциях типа Грозой разбило дерево отклонение от типичной схемы номинативного строя и признаёт первичность за безличным типом (Мразек, 1990, с.
103). Он отрицает существование некой безличной силы, якобы скрывающейся за формой творительного падежа: «Наша модель наделена семантикой воздействия на прямой объект стихийной (часто - разрушающей) силы; в этом и заключается её инвариант. Однако нельзя, как правило, трактовать эту семантику в том смысле, будто бы речь идёт о действии "непознанной" или даже "мифологической" силы, ибо эта стихийная сила обычно указывается существительным в форме творительного падежа» (Мра- зек, 1990, с. 103).Мразек приводит свои данные по универсальным тенденциям употребления имперсонала в различных языках мира: эти данные никак не вяжутся с той синтаксической типологией языков, о которой говорит А. Вежбицкая, но полностью соответствуют тем результатам квантитативных исследований, которые мы приводили во второй главе: «Исключив всё то, что не входит в рамки примарных, исходных глагольных бесподлежащных предложений, можно задуматься над вопросом: существует ли общий семантический инвариант этих предложений? Ответ будет положительным. Инвариант этот заключается в следующем: сообщать о денотативных явлениях, не поддающихся сознательному воздействию и контролю, следовательно - о явлениях сугубо спонтанных (непроизвольных, или же чисто каузальных, а не финальных) и в числе их зачастую прямо стихийных» (Мразек, 1990, с. 89).
Если языковая структура позволяет обходиться без подлежащего (а эту способность Мразек связывает с высокой степенью синтетичности), неволи- тивность и спонтанность получают специальное оформление в виде безличной конструкции; если нет, то язык передаёт то же значение личными конструкциями. Эти данные синтаксической типологии представляются нам значительно более надёжными, чем данные Ш. Балли.
В.И. Борковский указывает на то, что конструкции типа Его убило молнией употреблялись уже в древнерусском, как и прочие конструкции, имеющие отношение к различным природным явлениям (типа Смеркалось) (Борковский, 1968, с. 134-137). Это, однако, нельзя расценивать как окончательное доказательство существования подобных конструкций в индоевропейском. Поэтому, повторимся ещё раз, никакой общепризнанной синтаксической типологии, делящей все языки на субъективные (с феноменологическим взглядом на мир) и объективные (с рациональным взглядом), не существует; есть только мнения отдельных учёных начала ХХ в., исходивших из превосходства родного языка над остальными. Хотя мы следуем здесь теории дено- минативности индоевропейского языка, подтверждающей первоначальную безличность конструкций типа Грозой разбило дерево (в том смысле, что здесь нет и не было скрытого или опущенного подлежащего), мы, как и наши предшественники, вынуждены оставить этот вопрос открытым.
Следует добавить, что отдельные авторы видят следы иррациональности в бесподлежащных предложениях типа Стучат: «Иррациональность как черта русского характера проявляется хотя бы в той огромной роли, которую играют в нашем языке безличные предложения. Эти конструкции предполагают, что мир в конечном счете являет собой сущность непознаваемую и полную загадок, а истинные причины событий неясны и непостижимы. Например: "Вечереет" или "Стучат"» (Чернявская, 2000).
А. Вежбицкая таких примеров, насколько нам известно, не приводит (её пример - Стучит!, где форма глагола соответствует безличной). В случае Стучат форма множественного числа глагола относится не к каким-то мистическим силам, а к неопределённому числу лиц, то есть к одушевлённому агенсу, точные параметры которого неизвестны. Для перевода на английский можно использовать всё то же формальное подлежащее “there” (There's knocking) или слова типа «кто-то» (Somebody is knocking).