Живое и мёртвое в потебнианстве
Перечислять отражения учения Потебни в отдельных исследованиях и руководствах по русскому языку или выбирать осколки идей Потебни из работ учёных других школ было бы здесь неуместно .
Не подлежит сомнению, что учение Потебни является одной из самых глубоких и плодотворных буржуазно-лингвистических теорий в истории русского языкознания. Мысли Потебни о связи языка и мышления, грамматических форм и форм познания, о семантике как фундаменте лингвистики, о взаимодействии грамматических категорий с лексическими, об изменчивости грамматических категорий, глубокий анализ системы глагола и имени, наконец, некоторые наблюдения Потебни над эволюцией глагольных и имерных морфологических типов и синтаксических конструкций, отдельные соображения о структуре слова — всё это имеет большую ценность для современной научной грамматики русского языка. Метафизическая, идеалистическая сторона теорий Потебни уже разрушена историей. Индивидуалистическому психологизму и интуитивизму Потебни противопоставлен метод диалектического материализма. Однако в русской лингвистической литературе второй половины XIX в. решительной критике было подвергнуто как раз то, что в учении Потебни представляет объективную ценность: резкое противодействие со стороны русских «неограмматистов» (Фортунатов и его школа) встретила функционально-синтаксическая точка зрения, враждебная морфологизму сравнительно-исторического метода «младограмматиков».«Формалистический нигилизм» фортунатовской школы
Русская грамматическая традиция наряду с влиянием потебнианства подверглась сильному воздействию лингвистической системы акад. Ф. Ф. Фортунатова. Роль фортунатовской школы в обновлении русской грамматической традиции очень велика. Между последователями фортунатовской лингвистической теории за пределами историко-сравнительного исследования не было единства. Например, более оригинальные ученики и поклонники Фортунатова (акад.
А. А. Шахматов, отчасти проф. А. М. Пешковский и др.) отошли от основных грамматических положений акад. Фортунатова. К крайним и наиболее последовательным ответвлениям фортунатовской грамматической системы на почве изучения и преподавания русского языка можно приложить ту характеристику представителей «нигилистического формализма», которую вслед за Магером («Padogogische Revue», 1844, 1) повторил Ф. И. Буслаев в своей замечательной книге «О преподавании отечественного языка»: «Рациональные дидактики учат науке... языка, прежде чем дадут своим ученикам самый язык» .Схематизм грамматических наблюдений, игнорирующих структурную целостность разных сторон языковой системы, пристрастие к абстрактно-классификационным формальностям, наивный эмпиризм морфологических построений, не считающихся с присущим коллективу пониманием живой социальной природы данного языка, характерны для фортунатовской школы. Оценка грамматических теорий «фортунатовцев» невозможна без детального изложения учения самого Фортунатова, так как здесь русский язык непосредственно вовлекался в сферу абстрактнограмматических реконструкций индоевропейского праязыка.