Желтухин
Желтухин сидел на кустике травы, в углу, между крыльцом и стеной дома, и с ужасом глядел на подходившего Никиту.
Голова у Желтухина бьтла закинута на спину, клюя с желтой во всю длину полосой лежал на толстом зобу.
Весь Желту- хин нахохлился, подобрал под живот ноги. Никита нагнулся к нему, он разинул рот, чтобы напугать мальчика. Никита положил его между ладонями. Это был еще серенький скворел, киторый попытался, должно быть, вылететь из гнезда. Ко не сдержали неумелые крылья, и он упал и забился в угол, на прижатые к земле листья одуванчика.У Желтухина отчаянно билось сердпе. «Ахнуть не успеешь, — думал он, — сейчас слопают». Он сам знал хорошо, как нужно лопать червяков, мух и гусениц.
Мальчик поднес его ко рту. Желтухин закрыл пленкой черные глаза, сердце запрыгало под перьями. Но Никита только подышал ему на голову и понес в дом. Значит, был сыт и решил съесть Желтухина немного погодя.
Матушка, увидев скворца, взяла его так же, как и Никита, в ладони и подышала на головку.
— Совсем еще маленький, бедняжка, — сказала она, — какой желторотый, Желтухин.
Скворца посадили на подоконник раскрытого в сад и затянутого марлей окна. Со стороны комнаты окно также до половины занавесили марлей. Желтухин сейчас же забился в угол, стараясь показать, что дешево не продаст жизнь.
Снаружи, за белым дымком марли, шелестели листья, дрались на дереве воробьи-обидчики. С другой стороны, тоже из-за марли, глядел Никита. Глаза у него были большие, двигающиеся, непонятные. «Пропал, пропал», — думал Желтухин. Но Никита так и не съел его до вечера, только напустил на марлю мух и червяков.
Солнце опустилось за листья. Серый свет затягивал глаза, и все крепче вцеплялся Желтухин коготками в подоконник. Вот глаза ничего уже не видят. Замолкают птицы в саду. Сонно, сладко пахнет сыростью и травой. Все глубже уходит голова в перья. На всякий случай нахохлившись сердито, Желтухин качнулся немного вперед, потом на хвост и заснул.
Разбудили его воробьи. Они дрались на ветке сирени. В сереньком свете висели мокрые листья. Весело засвистал вдалеке скворец. И вот сквозь листья на Желтухина упал теплый яр-
кий луч солнца. « I [оживем еще», — подумал Желтухнн я, подскочив, клюнул муху.
В это время загремели шаги, подошел Никита и просунул за марлю огромную руку. Разжав пальцы, он высыпал на подоконник мух и червяков. Желтухин в ужасе забился в угол, растопырил крылья, глядел яа руку, но она повисла над его головой п убралась за марлю.
Когда Никита ушел, Желтухин оправился и стал думать: «Значит, он меня не съел, а мог. Значит, он птиц не ест. Ну, тогда бояться нечего». Желтухин сытно покушал, почистил носиком перья, попрыгал вдоль подоконника, глядя на воробьев, высмотрел одного старого и начал его дразнить, вертеть головой, пересвистывать.
Затем снова появился Никита, просунул руку, на этот раз пустую, и слишком близко поднес ее. Желтухин подпрыгнул, изо всей силы клюнул его в палец, отскочил и приготовился к драке. Но Никита только засмеялся.
Так в доме, кроме кота и ежа, стала жить третья живая душа — Желтухин. Он был очень самостоятелен, умен и предприимчив. Ему нравилось слушать, как разговаривают люди, и, когда они садились к столу, он вслушивался, нагнув головку, и кланялся. Завидев матушку, Желтухин сейчас же вскакивал на шлейф ее платья и ехал на нем, очень довольный.
Так он прожил до осени, вырос, покрылся черными перьями, научился хорошо говорить по-русски, почти весь день жил в саду, но в сумерки неизменно возвращался в свой дом на подоконник. В августе скворцы сманили его в стаю, обучили летать, и, когда в саду стали осыпаться листья, Желтухин улетел с перелетными птицами за море, в Африку. (569)
По А. Н. Толстому