ИЗМЕНЕНИЯ ГЛАСНЫХ В СОЧЕТАНИЯХ „ГЛАСНАЯ + СОГЛАСНАЯ" В КОНЦЕ СЛОВ

Общеславянские гласные из индоевропейских сочетаний ащ и ал в первоначальной открытой копце слов

Параллельно с переходом индоевропейских сочетаний „а -(- слоговая носовая согласная" перед согласными в общеславянские сочетания „ь слоговая носовая согласная" с их дальнейшими фонетическими изменениями (о которых я говорил уже) мы находим в общеславянском языке е, старославянское е, из индоевропейских сочетаний „а-(-краткая слоговая носовая согласная" в первоначальном открытом конце слов.

С образованием общеславянского конечного е из индоевропейского сочетания „ос краткая слоговая носовая" в открытом конце слов аналогично образование общеславянского конечного ё, Сё, откуда старославянское ъ, из индоевропейского сочетания „г-(-долгая слоговая носовая согласная" в открытом конце слов. Старославянское ъ такого происхождения я вижу в конечном ъ в глагольной форме въдъ — „я знаю" и в формах дательного падежа тевъ, свк-ь, русские тебе, себе, равно как то же предполагаю я и относительно ъ в дательном мънъ, русское мне. С въдъ сравните греческое о!$а (и древнеиндийское veda — „я знаю"); по происхождению это форма индоевропейского перфекта (т. е. настоящего совершенного), получившая в этом глаголе значение настоящего несовершенного (т. е. так называемого в грамматике „настоящего" времени), вследствие чего она могла сохраниться в этом глаголе и в общеславянском языке, хотя общеславянский язык утратил вообще формы индоевропейского перфекта.

1. го лица единственного числа настоящего несовершенного на -й°п в глаголах тематического спряжения (в состав й° здесь вошла конечная гласная основы); т. е. как общеславянское е, іе, старославянское а, так и латинское еі, Ї я выводил бы из индоевропейского конечного чу, между тем как относительно греческого я (и древнеиндийского а) я затрудняюсь определить, произошло ли оно также фонетическим путем из индоевропейского конечного чу, или же при чу существовало здесь в индоевропейском языке и чу• С отношением старославянского конечного а в вада к латинскому Ї, например, в feci, vidi, тождественно отношение старославянского а в дательных тевъ, С66А к латинскому еі, і в tibei, tibi, sibei, sibi, где, как показывает язык осков, еще в общеиталийском языке существовало еі; следовательно, и в латинских vidi, feci (написание еі в этой форме известно только из таких надписей, где еі может обозначать и долгое і) конечное і из того еі, которое восходит к общеиталийскому еі. Затем, как в соответствии с старославянским конечным а в вада, латинским еі, і в feci, vidi древнеиндийский язык представляет -а, так и в форме дательного падежа, соответствующей славянскому тєва, латинскому tibei, tibi, ведийское наречие древнеиндийского языка имело в окончании, между прочим, а, именно в суффиксе -bhu, (при -bhpm); в латинском -bei, -bi в tibei, sibei исчезло, по-видимому, перед еі индоевропейское і или j еще в общеиталийском языке, а также и в славянском -ва в тєва, сєба можно предполагать утрату того же звука, происшедшую, вероятно, еще тогда, когда индоевропейское ч в этих словах было в литовско-славянском языке неслоговою иррациональною гласной.
   С латинским -bei, -bi в tibi, sibi тождественно, я думаю, и латинское -bei, -bi в nobis, vobis, где к старой форме на италийское -bei присоединено еще s в качестве окончания множественного числа; в древнеиндийском языке мы находим в дательном падеже множественного числа личных слов тот же падежный суффикс, который употреблялся и в единственном числе второго личного слова, т. е. суффикс -bhiam, а в ведийском наречии и -bhia (на -bhia указывает здесь в некоторых местах метр, хотя в дошедшем до нас тексте всюду стоит в этой форме -bhiam). Отношение латинского -bei, -Ы в. tibi, sibi, nobis, vobis к древнеиндийскому -bhia, при -bhjam9 однородно с отношением латинского -hei, -hi в mihi к древнеиндийскому -hia, при -hiam \ в окончании дательного падежа единственного числа первого личного слова (на ведийское -hia указывает в некоторых местах метр); в индоевропейском языке падежный суффикс этой формы начинался, я думаю, с придыхания, и латинское h в mihi я вывожу из индоевропейского hi или hj (в древнеиндийском языке отсюда hiy. Славянская форма дательного падежа мънъ представляет в основе новообразование (сравните мънlt;мж), но конечное ъ может иметь здесь такое же происхождение, как и в формах дательного падежа тевъ, сев-ь.

По поводу славянских форм дательного падежа тевъ, севъ надо заметить, что соответственные формы существовали и в прусском языке, а именно мы находим здесь формы, которые писались tebbe и tebbei —„тебе" и sebbei —„себе"; подобным же образом и в соответствии с славянской формой дательного падежа мънъ в прусском тексте мы находим mennei, откуда следует, что новообразование в основе этой формы явилось еще в литовско-славянском языке, хотя по отношению к гласной основы прусская и славянская формы не тождественны (прусское е из йе, а славянское ъ из д). Окончание этих прусских форм, переданное в тексте через ei и е9 было так же, как, например, и в прусской глагольной форме be, bei—„он был", родственной с старославянской формой въ (в 3-м лице); позволительно думать поэтому, что индоевропейское сочетание »? + долгая слоговая носовая согласная" в открытом конце слов еще в литовско-славянском языке перешло в е.

Общеславянским ё и е9 откуда Qy в первоначальном открытом конце слов из индоевропейских сочетаний „3 +слоговая носовая согласная (краткая и долгая)" соответствуют при другом положении, т. е. перед согласными, общеславянские сочетания ьПу ьтру с их фонетическими изменениями. Но мы знаем, что индоевропейское д при каких-то фонетических условиях еще В литовско-славянском языке изменялось не В ру как обыкновенно, но в ъ; что же получалось в общеславянском языке из таких индоевропейских сочетаний „я4~слоговая носовая согласная" в открытом конце слов? Случаи для таких сочетаний с индоевропейскою долгою слоговою носовою согласной мне не известны из общеславянского языка, а что касается этих сочетаний с индоевропейскою краткою слоговою носовой, то кажется, что общеславянский язык имел здесь й и далее ъ9 откуда старославянское Ъ, В соответствии С ЛИТОВСКИМ йу причем я не определяю, произошло ли это славянское и балтийское й из литовско-славянского й, или же из литовско-славянского ои, т. е. из о закрытого: Примером такого общеславянского ъ может служить старославянское ъ в частице гъ, соответствующей литовской частице gu, например в «егъ-лн —„не—ли“ („может быть"), „нежели", при литовском tiegu — „не — ли?", „и не"; сравните же, литовское gi, а также греческое уа, уг (уа в одних диалектах, ys в других), если только греческое у здесь не из индоевропейского g средненёбного (а иначе с греческим уа можно сопоставить славянскую частицу -?ъ, о которой я говорю далее).

Сочетания „гласная -f-носовая согласная44 в общеславянской конце слов

Историю сочетаний „слоговая гласная -f- носовая согласная" в первоначальном конце слов в общеславянском языке я уже рассмотрел: мы видели, что и в этом случае, как и в положении перед согласными (т. е. вообще в положении не перед гласными), общеславянский язык получал носовые гласные из таких сочетаний, причем носовые гласные, возникавшие в конце слов, были в общеславянском языке краткими (как из сочетаний „краткая гласная -f-носовая согласная", так и из сочетаний „долгая гласнаяносовая согласная") в отличие от долгих носовых гласных, развивавшихся перед согласными. Долготу общеславянских носовых гласных перед согласными (как из сочетаний „краткая гласная-)-носовая согласная", так и из сочетаний „неслоговая иррациональная гласная -J- слоговая носовая согласная") я объяснял тем, что носовые согласные, неслоговые и слоговые, в таком положении были получены из литовско- славянского языка долгими (с двумя видами долготы); следовательно, краткость общеславянских носовых гласных в первоначальном конце слов должна быть объясняема тем, что носовая согласная, именно и, как из первоначального и, так и из т, была здесь в общеславянском языке краткою в эпоху образования носовых гласных. По отношению к тем случаям, где общеславянская носовая согласная в первоначальном конце слов происходила из индоевропейской краткой носовой согласной, например в окончании винительного падежа единственного числа от основ на гласную, можно допустить, что эта носовая согласная в таком положении оставалась краткою и в литовско- славянском языке и такою же перешла и в общеславянский язык; по крайней мере из балтийских языков я не вижу указаний на долготу такой носовой согласной в первоначальном конце слов. Но были и такие случаи, где общеславянский язык получил из литовско-славянского языка долгую носовую согласную в первоначальном конце слов, из индоевропейской долгой носовой согласной. Например, литовско-славянский язык имел долгое и (с „длительною" долготой, из индоевропейской долготы) в окончании -тія в местном падеже единственного числа местоимений мужеского и среднего рода, из индоевропейского -smin (древнеиндийское -smiti), с нефонетическою утратою s в литовско-славянском языке (происхождение этой утраты я уже объяснял); долгота и (и притом именно „длительная") в литовско-славянском -min засвидетельствована историею этого окончания в литовском языке, где мы находим -ті в одних диалектах (при -тіт-рі, в соединении с „постпозицией" -pi), -те в других, а эти -ті и -те из -min указывают на то, что здесь некогда существовало в пралитовском языке ті с „длительною* долготой гласной j.

Общеславянский язык получил из литовско-славянского языка сочетания „гласная-(-носовая согласная" в непервоначальном конце слов в тех именно случаях, где за носовою согласной отпала мгновенная согласная, так как мгновенные согласные в первоначальном конце слов отпадали, я думаю, еще в литовско-славянском языке. Случай такого рода является в общеславянском окончании 3-го лица множественного числа несигматического аориста и имперфекта; общеславянский язык в эпоху его распадения имел здесь -ж, откуда старославянское -ж, например, в формах ндж, плдж, нвсълхж, гллг*лддхж. Это славянское -ж произошло из индоевропейского -a°nt в 3-м лице множественного числа прошедших времен тематического спряжения (б° окончание основы, a nt личный суффикс), и с -ж в формах 3-го лица множественного числа аориста ндж, плдж тождественно греческое -ov, из -ont (с фонетическим отпадением конечного t), например, в формах 3-го лица Fpspov, Шттоу. Мы знаем, однако, что в общеславянском языке еще ранее образования носовых гласных б в конечном закрытом слоге перешло в б, и из индоевропейского -a°nt в общеславянском языке можно бы ждать поэтому в результате -г, старославянское -ъ, так как конечное t не существовало уже в эпоху изменения б в б (сравните Чо, т«, из индоевропейского 4a°d). Как же получилось общеславянское ж в окончании 3-го лица множественного числа прошедших времен? Общеславянское ж в конце слов, т. е. Q, указывает, как мы знаем, на более древнее й°п, и вопрос сводится, следовательно, к тому, как получилось общеславянское конечное а°п из индоевропейского amp;°nt. Я объясняю этот факт следующим образом. Отпадение конечного t как мгновенной согласной произошло в литовско- славянском языке тогда, когда в положении перед согласными носовые согласные, как и плавные, были долгими (с различным качеством долготы), а я говорил уже прежде о том, что литовско-славянский язык имел долгие носовые согласные и долгие плавные в положении перед согласными; следовательно, из -a°nt при отпадении конечного t получалось -а°п (с „прерывистою" долготою я), и отсюда-то или непосредственно из -дп я вывожу общеславянское -а°п, т. е. думаю, что долгая носовая согласная, являвшаяся в конце слова, сокращалась, удлиняя предшествовавшую гласную.

Такое же происхождение имело общеславянское конечное л в старославянской форме 3-го лица множественного числа «ж (в паннонских глаголических текстах), совпадавшей по употреблению с формой бнша, т. е. являвшейся в значении формы условного наклонения вспомогательного глагола. Эта форма вж была получена из индоевропейского языка с значением формы сослагательного наклонения и восходит именно к индоевропейской форме *bhya°nt, из *bhUa°nt, (корень в слабом виде Мб-, суффикс основы глагольной формы a°jae, личный суффикс nt); утрата и после начальной согласной могла явиться в литовско- славянском языке, а может быть, она допускалась, при известном фонетическом употреблении формы, и в индоевропейском языке (сравните сказанное мною по поводу вн- в формах внмь, вн и т. д.). Родственная с вж древнеиндийская форма (bhuvan в значении сослагательного наклонения) восходит к индоевропейской форме *bhUva°nt, от корня b/ш-, существовавшего при ЬШ-.

Здесь могу я объяснить и происхождение общеславянской формы 3-го лица множественного числа условного наклонения (из древнего желательного) *Ы, о которой я уже упоминал и которая в старославянском языке была заменена новообразованием бнша (по аналогии формы е-ыша). Эта форма 3-го1 лица множественного числа *bi образовалась из литовско-славянской формы *bjXnt, т. е.              откуда              *Ь{Ш; из *biin полу

чилось в общеславянском языке *bjin, *ЬЦ (из конечного in мы должны ждать в общеславянском языке jf) и в результате *Ы, через посредство Щ.

Итак, надо думать, что в общеславянском языке литовско- славянские сочетания „слоговая гласная-f-долгая носовая согласная" в конце слов (как в первоначальном, так и в непервоначальном) получили краткую носовую согласную, причем предшествовавшая гласная, если была краткою, удлинялась.

Что касается индоевропейских сочетаний „я-f" слоговая носовая согласная", то, как я объяснял уже, в первоначальном конце слов общеславянский язык не получил носовой согласной в таких сочетаниях. В непервоначальном конце слов, там, где в конце отпала мгновенная согласная еще в литовско-славянском языке, общеславянский язык получил эти индоевропейские сочетания в том же виде, как и в положении перед согласными: сюда принадлежит окончание 3-го лица множественного числа в сигматическом аористе, где общеславянское -а, старославянское -а в |gt;ек«шА, (№шд, тиса образовалось из того -ьп, которое произошло, как показывает сравнительная грамматика, ив индоевропейского -%nt; следовательно, конечное t отпало, хотя и в литовско-славянском языке после того, как индоевропейские сочетания „я+слоговая носовая согласная* подверглись изменению в гласные неносовые. На основании того, что в литовско-славянском окончании -а°п из индоевропейского -atnt конечное t отпало, как мы видели, тогда, когда и стало уже долгим в положении перед согласной, надо думать, что и литовско-славянское окончание -ьп из индоевропейского -lt;amp;nt имело 1} долгое, т. е. образовалось из -pnt с # уже долгим в положении перед согласною; в общеславянском языке конечное # в этом -щ оставалось, может быть, долгим в эпоху образования носовых гласных, т. е. а, получавшееся из этого щ, могло быть таким же долгим $($), как и то а, которое являлось из рп, ptp. перед согласными.

В эпоху распадения общеславянский язык имел носовые гласные в непервоначальном конце слов и там, где отпала конечная согласная в самом общеславянском языке, но в этих случаях никогда не существовали в конце слов сочетания „гласная -)- носовая согласная", т. е. носовые гласные в этих случаях образовались еще тогда, когда сохранялась конечная согласная.

Сочетания „гласная-[-плавная" в общеславянском конце слов

Достоверные примеры для сочетаний „первоначальная долгая гласная-f-плавная" в конце слов из общеславянского языка не известны; общеславянские *mati, *йъб№4 (старославянские идти, дъштн), где конечное г, как мы видели, из литовско-славянского ё с известным качеством долготы, могли быть получены из литовско-славянского языка сев окончании, из индоевропейского at (сравните литовские mote, dukte), а не с -ёг, из индоевропейского -atг (греческие pijxrjp, ftoyaxjjp).

Случаи для сочетаний „первоначальная краткая или иррациональная гласная-[-плавная" в первоначальном конце слов из общеславянского языка также не известны; правда, западно- славянские языки, за исключением чешского, имеют предлог из общеславянского предлога *рег (например, польское prze) и *р(ег (например, полабское ре'г) — „ради, для", полученного из литовско-славянского *рег (литовское per— „через", сравните латинское per), но так как предлог является в речи в тесном сочетании с следующим словом, то потому конечные звуки предлогов не могут служить ясными примерами для конечных звуков слов. Общеславянский предлог *рег и *pGr (из *рёг) в звуковом отношении ничем не отличался от тождественной с ним по происхождению приставки *рег- и *pGr-, которую я приводил в числе примеров для общеславянского сочетания -ег-, при -Gr-, между согласными, и потому можно думать, что как в приставке *рег- тот ее фонетический вид, какой существовал в положении перед согласными, переносился затем и в положение перед гласными, так и в предлоге *рег получал господство тот его фонетический вид, который развивался в положении перед согласными.

Сочетания „первоначальная краткая или иррациональная гласная-(-плавная" в непервоначальном конце слов, именно там, где в самом общеславянском языке с течением времени отпала конечная согласная, следовавшая за плавною, существовали в эпоху распадения общеславянского языка в тех формах

2. го и 3-го лиц единственного числа сигматического аориста, из которых произошли старославянские формы ;л-клл, «у-мръ, п«-жръ- (в 1-м лице единственного числа:              ?а-клахъ,

«у-мръхъ, пх-жръхъ) и соответственные образования некоторых других славянских языков. Общеславянский язык имел здесь такие формы, как *kol, при *kal, *тег, при *mGr, *zpp, из более древних *kol%, при *kaly, *тегх, при *mGry (из *тёгх), *zppy, где ~х (или та фрикативная согласная, из которой происходило у) во 2-м лице из первоначального -ss (первое s — суффикс аориста, второе s — личный суффикс), а в 3-м лице из первоначального -st (t, личный суффикс, отпало еще в литовско-славянском языке); следовательно, в этих случаях общеславянские сочетания „гласная-(-плавная" сохранялись в конце слов в том виде, какой они получили еще в положении перед согласною. Итак, хотя в общеславянском языке в эпоху его распадения, как мы увидим далее, не допускались вообще согласные в конце слов, тем не менее существовали, однако» плавные после гласных в непервоначальном конце слов. По отношению к таким случаям, как *гьр или tpf, откуда старославянские диалектические жръ, тръ, можно думать, конечно, что плавная в конце слова сохранялась здесь потому, что была слоговою, между тем как согласные, отпадавшие в конце слов в общеславянском языке, были неслоговыми; следовательно, и по отношению к таким случаям, как *kol, при *kal, *тег, при *mier (старославянские кдд, мръ), можно предполагать, что плавная была здесь в общеславянском языке слоговою, т. е. мы находим в этих случаях подтверждение того предположения, которое я высказал относительно слогового свойства плавных в общеславянских сочетаниях „первоначальная краткая гласная-(- плавная" в положении между согласными.

Изменение в общеславянском языке конечных ь и а из литовско-славянских конечных гласных в сочетаниях слов

В ту эпоху жизни общеславянского языка, когда здесь сохранялись конечные согласные, полученные из литовско-славянского языка, за исключением носовых, и когда ь и ъ носовые (из ( и 4) еще не утратили носового свойства, в это время конечные ь и ъ неносовые при известном фонетическом положении в сочетании слов (при известном влиянии начала следующего слова) отпадали, а при каком-то другом положении конечное ь неносовое переходило в ъ. Фонетические варианты одного и того же слова, получавшиеся таким образом, влияли затем друг на друга, т. е., например, слово с отпавшим конечным ь или ъ могло переноситься и в такое положение, при котором это ь или ъ по фонетическим условиям должно бы было сохраняться, и наоборот. Поэтому трудно определить с точностью те условия, которые вызывали в этих случаях в общеславянском языке отпадение конечных иррациональных гласных и изменение конечного ь в ъ. Относительно того, как происходило отпадение конечных бив, можно предполагать, что сперва конечные иррациональные гласные становились неслоговыми в положении без ударения перед ударяемою гласной следующего слова (сравните g в *?0lgiekb) и что затем эта неслоговая иррациональная гласная могла переноситься и в положение перед согласной и в этом положении фонетически исчезала, как скоро не препятствовало тому стечение согласных (как в *?0lvQkb)\ надо заметить при этом, что после носовой согласной конечная иррациональная гласная не исчезала вполне, вероятно, вследствие того, что в эту эпоху в общеславянском языке не существовали вообще носовые согласные в положении без последующей гласной. Что же касается изменения конечного ь (из литовско-славянского конечного Ї) в Ъ, ТО, может быть, фонетическим условием ДЛЯ ЭТОГО явления быЛО- положение ь (без ударения?) перед твердой гласной в начале следующего слова. Относительно согласных, получавшихся в конце слов вследствие отпадения конечных ь и ъ (из литовско-славянских конечных гласных), надо заметить, что эти согласные в дальнейшем периоде жизни общеславянского языка, когда здесь не допускались вообще согласные неслоговые в конце слов, должны были отпадать фонетическим путем; только при слитии данного слова с следующим словом в одном слове эти согласные, занимая место уже не в конце слова, продолжали сохраняться и в позднейшую эпоху. О тех случаях, в которых мы находим в общеславянском языке отпадение таких конечных согласных, за которыми исчезли ь или ъ, я буду говорить впоследствии, при обзоре истории согласных, а пока остановлюсь на случаях как отпадения самих ь и ъ, из литовско-славянских конечных гласных, так и изменения этих ь в ъ.

Подвижное конечное ъ существовало в общеславянском, языке, например, в тех предлогах, которые оканчивались в полном виде на -гъ; из памятников старославянского языка предлоги ве?ъ, н;ъ, въ;ъ, ра?ъ (диалектическое р«?ъ) известны нам по ббльшей части без конечного ъ и притом не только в сложении с другим словом, но ве?ъ, н?ъ, въ?ъ также и в сочетании с падежными формами (предлог ра?ъ употреблялся только- как приставка). Например: вб;мь;дьннкъ, вв;«умьнъ, ве;-мене, ввс- пеуалн, ввдгдасн, въадатн, въ;ьмн, въскрьснятн, въ;-Бдаг«дать, въс- кжю, н;бнша, н;гънатн, н;нтн, нспнгать, н;-мвне, н?-мар«дд, н;-«устъ, HC-I6B6, раздали, ра;«умьнъ, расплтн. Редко в древних текстах мы находим ъ в окончании этих предлогов; например, в Остромировом евангелии несколько раз является ъ только в н?ъ (например, н?ъ юн«стн, н?ъ «клана, н^ъшьдъ) да один раз в къ^ъ (въ?ъ- дювндъ). В общеславянском *-гъ в окончании некоторых предлогов (а также в личном слове *jdzb — „я", о котором я говорю- далее) я вижу частицу, в которой для ъ я предполагаю такое же происхождение, как и в частице *-gb, т. е. вывожу ъ из- индоевропейского сочетания „g-j- слоговая носовая согласная* в конце слова; славянское z в *-гъ указывает на индоевропейское g средненёбное. Употребление этой частицы в соединении с предлогами известно было еще в литовско-славянском языке: с общеславянским *Ьегъ (ке?ъ, русское без) сравните латышское bez—«без* (конечная краткая гласная отпала фонетически), между тем как в литовском языке тот же предлог является как be, т. е. без соединения с такою частицей. Общеславянское *1gt;ъгъ (въ?ъ, русское воз-, вз-) родственно или даже тождественно с литовским uz— „воз“, латышским иг— „на*, uz— „воз“; здесь, по-видимому, еще в литовско-славянском языке вполне слилась частица с известным предлогом (древнеиндийское ud—„воз- “?). Общеславянское Чгъ (н?ъ, русское из) образовалось из соединения с частицей *-гъ того предлога, который в литовском языке является как is—„из*, без соединения с такою частицей. Общеславянские *гогъ (старославянское диалектическое р«?ъ, русское роз-) и *гйгъ (старославянское рд;ъ) произошли фонетически (с различием по диалектам) из более древнего *ог-гъ, где *ог- тождественно с балтийским аг-, например в прусском ar-warbs —„дрога*, в литовском al-varas, из *ar-varas —„дрога* (в том же значении и рёг-varas); с литовским alvaras родственно, как указывали лингвисты, чешское roz-vora с тем же значением, польское roz-wora, а также церковнославянское раз-воръ—„vectis" (вторая часть та же, что в русских за-вор, за-вора). Частица *-гъ в общеславянском языке могла присоединяться также к предлогам *per, *pler (церковнославянское в памятниках сербской редакции пргьзъ, русское диалектическое перез) и *рго (сербское и украинское проз). С употреблением общеславянской частицы *-гъ при предлогах аналогично в балтийских языках употребление частицы -gi (например, в литовских ргё-g, in-gi, ing; пй-gi, nilg).

В общеславянском предлоге *оЬь (русское об) существовало подвижное конечное ь, допускавшее и изменение в ъ. В старославянских памятниках мы находим этот предлог обыкновенно без гласной в конце; например: «в-«мъ п«лъ, «в-н«шть вьсж, «връстн, «вл«вы?а, «еатъ (об « вместо «в я говорю далее). Иногда являются в сложении «вь- и «бъ-: в Зографском евангелии только «вь- в четырех случаях, например «вьх«ждааше, в Остромировом евангелии один раз *вь- в *выемлють (вместо *выемлгать) и один раз *въ- в *въ-нмъ, в Супрасльской рукописи *вь-, например,

в *БЬХ*ДА, *ВЫАТН, И *БЪ- (чаСТЬЮ ИЗ *БЬ-), НаПрИМер, В *ВЪ1АТЪ,

*къст*1ашта1а, в Мариинском евангелии *въ- (из *вь-?), именно в *въх*ждлдшб и *въст*нмъ, в Хиландарских листках (отрывок паннонского текста) *вь-, именно в *бьх*датъ и *бьх*днтъ. Общеславянское *оЬь-gt; откуда *оЬъ и *obgt; родственно с греческим dcjxcpt (еще ближе древнеиндийское abhi); различие между *оЬь и ajjupt такое же, как между *оЬй, *вд, и греческим ajxtpw. На ь в *оЬь указывает и производное от него слово, являющееся в старославянском *вьшть (русское обчий, между тем как общий заимствовано) из общеславянского *оЬьс№ь.

Предлог *тъ (русское от) в старославянских текстах сохраняет ъ при употреблении в качестве предлога, а при сложении с другим словом в одном слове является чаще также с ъ, но в некоторых сложениях обыкновенно или часто и без ъ. Например, в Остромировом евангелии в формах глаголов *тъв*фдтн, *тъкръ1тн, *тъп*устнтн везде *тъ- с ъ, но, например, формы глагола *тнтн везде имеют *т- без ъ или, например, формы глагола *ТрЪШНТН обыкновенно имеют *т-, ОДИН раз *ТЪ- (но *ТЪр6фН, *търн1|атн), при *ТЪ1АТН, *тънметь также И *ТАТН (при *тъврь?- и *тврзд- и т. д.). Или, например, в Мариинском евангелии в *тъВЪШТДТН, *ТЪКрЪ1ТН, *тъп*устнтн, *ТЪр6ШТН везде *ТЪ-, НО, например, в *ТНТН, *ТрЪШНТН, *твръ?- везде *Т-, а, например, При *ТЪ1АТН, *тъ- иметъ и *татн, *тьметъ. На основании такого употребления *тъ, *тъ-, *т-, представляющего отличие от употребления предлогов на и предлога *вь, *въ, где, как мы видели, обыкновенно отсутствует конечная гласная в старославянских текстах, я предполагаю, что в общеславянском *otb, *otb-9 *ot- совпали два слова: предлог *otb из древнего наречия *otos (родственно древнеиндийское atas — „отсюда", „оттуда"), причем, следовав тельно, конечное ъ в этом *otb было по условиям образования фонетически неподвижным, и предложная приставка *otb-9 *ot- из того *otb, которое я сопоставляю с литовским диалектическим а//- —„от", при at- и at а-.

Общеславянские местоименные наречия на -уda и -уdyy из -gda и -grfy, являющиеся, например, в старославянских къгдд, при к*гдд, тъгдд, при т*гдд, югдд, в русских когда и когды, колды, тогда и тогды, толды, образовались, я думаю, из наречий на -gb, где ъ было фонетически подвижным, с присоединением -da, -dy под влиянием таких наречий, как *kbda и *kbdy, *tbda и *tbdy (отсюда, например, старославянское ннкъдд— „никогда"); наречия же на -gb, как *kbgb и *kogb, заключали в себе, вероятно, частицу -gb, где ъ, как я объяснял, может восходить к литовско-славянской конечной краткой гласной (литовское -gu). Надо заметить, что в памятниках старославянского языка вместо обыкновенного -гдд в къгдд и к«гдд и тъгдд и т. д. иногда, хотя и очень редко, встречается -гьдд (в Синайском требнике -гдд); в Остромировом евангелии два таких случая, именно один раз ннмгъдд и один раз югъдл. Это -гъда могло бы указывать на общеславянское редкое -gbdd, при обыкновенном -'[da.

Общеславянское *ne-gb (сравните литовское ne-gu) в старославянском негъ-дн — „не — ли", „нежели" (например, в Саввиной книге, в Мариинском евангелии) имело подвижное ъ в частице -gb, a *neg, из *negb, изменялось при известном фонетическом положении в *nek, откуда *nek-li, при *neg-li, старославянское искан (в Супрасльской рукописи), при иеглн (в Супрасльской рукописи), а по аналогии с негъдн, при мегдн, являлось и некъдн, при искан (например, в Зографском евангелии, в Супрасльской рукописи).

В окончаниях 3-го лица единственного и множественного чисел настоящего времени общеславянский язык имел -tb, из индоевропейского -ti, например в *jestb (юсть), *beretb (вереть), *bers,tb (всржть), *dadamp;tb (дддать); в 3-м лице единственного числа сравните литовское -ti в esti—„есть", греческое дорическое -xt, ионическое и аттическое -at (из -ті), а после a -ті, в нетематическом спряжении, например в StSam, StSwat, satt, а в 3-м лице множественного числа сравните греческое дорическое -ті, ионическое и аттическое -at, например в lt;p4povTt, cplpooat. В общеславянском языке конечное ь в этом -tb, не имевшее на себе ударения, по условиям его происхождения (из литовско-славянской конечной краткой гласной), было подвижным и допускало изменение в ъ, подобно тому как, например, *оЬь могло изменяться здесь в *ob, *0 ив *оЬъ; об отпадении конечной гласной в этих формах на -tb я буду говорить

впоследствии, а пока остановлюсь на чередовании здесь форм на -tb и на -tb. В старославянском языке продолжали существовать в 3-м лице настоящего времени те и другие образования, т. е. как на -ть, так и на -тъ, причем в некоторых диалектах являлись формы на -ть, а в других формы на -тъ. В паннонских текстах мы находим здесь обыкновенно -тъ, например гестъ, дастъ, веретъ, вержтъ, сжтъ, дадлтъ, между тем как -ть в этих формах встречается вообще очень редко в паннонских текстах, но в одном отрывке паннонского текста, именно в Новгородских евангельских листках (сохранились два листа), господствуют формы на -ть (26 случаев формы единственного числа и 7 случаев формы множественного числа), тогда как -тъ встречается здесь редко (4 случая формы единственного числа). В старославянских памятниках русской редакции, как в Остромировом евангелии, так и в других, обыкновенно являются формы на -ть, т. Є., например, юсть, дасть, сереть, вержть, сжть, дд- дать, хотя, например, в Остромировом евангелии есть несколько единичных случаев таких форм и на -тъ; -ть в этих памятниках не может быть объясняемо, конечно, исключительно тем, что в древнерусском языке существовали здесь формы на -ть (т. е. на мягкое т), хотя можно думать, что в старославянских оригиналах русских списков формы на -тъ встречались не так редко при обыкновенных формах на -ть. Современные русские формы на твердое т (-тъ) в 3-м лице, например берет, даст, берут, едят, образовались из форм на мягкое т (-ть), с фонетическим отвердением конечной согласной; в современных наречиях собственно русского языка, а также в значительной части наречий украинского языка продолжает существовать мягкость т (-ть) в окончании этих форм, а в есть, весть и наше литературное наречие имеет сочетание cm с мягкими сит после звука е (ест вместо есть под влиянием твердого т в окончании формы 3-го лица в других глаголах, между тем как на есть и весть не распространилось это влияние вследствие того, что есть и весть по их употреблению выделились из глагольных форм 3-го лица). С -ть и -тъ в 3-м лице единственного числа настоящего времени тождественны -ть и -тъ в старославянских формах на -сть и -стъ в аористе (сигматическом) нетематического спряжения, именно в дасть, даси,

при дд, ъсть и гасть, истъ (и- в диалектах из начального ъ-), при ъ (н^-ъ), *и,въ1сть, въ1стъ, при ви, причем формы на -сть и -стъ переносились также и на 2-е лицо единственного числа аориста вследствие совпадения 2-го и 3-го лиц аориста в формах дд, ъ (*и), ви. И здесь в паннонских текстах является обыкновенно ъ в окончании, при очень редком ь, между тем как в Остромировом евангелии и в других памятниках русской редакции и здесь находим мы ь; в Новгородских евангельских листках встречается только один случай такой формы аориста, и притом именно на ь, как мы и должны ждать здесь (пръвъють). В этих формах аориста -сть и -стъ перенесены из форм настоящего времени ддсть и ддстъ, ъсть, исть и ъстъ, истъ, а также юсть и юстъ, а именно под влиянием аналогии чередования этих форм настоящего времени с более краткими формами ю, *дд, *% (*и), где фонетически отпало еще в общеславянском языке окончание -st из -$tbgt; и при формах аориста дд, ъ (*и) явились новообразования ддсть, ддстъ и ъсть (ідсть), ъстъ (истъ), а далее по аналогии с этими новообразованиями и под влиянием ю при юсть, юстъ получалось новообразование висть, вистъ и при форме аориста ви. Из настоящего времени были перенесены в старославянском языке окончания 3-го лица -ть и -тъ также и в такие редкие в древних Памятниках образования 3-го лица единственного числа имперфекта, как м*ужддшеть в Остромировом евангелии (встречается один раз), ?дпръфдшетъ в Саввиной книге (встречается один раз), вместо обыкновенных форм на -те. Что же касается форм на -тъ в 3-м (а отсюда и во

2. м) лице единственного числа аориста на -хъ в непроизводных глаголах тематического спряжения, например внтъ, пътъ, 1атъ, бдуатъ, *умрътъ, при параллельных образованиях без -тъ: вн, пъ, ia, ндуа, *умръ, то здесь, как в паннонских текстах, так и в древнейших старославянских памятниках русской редакции, например в Остромировом евангелии, исключительно является ъ в окончании -тъ, без варианта ь; отсюда видно, следовательно, что окончание -тъ в этих старославянских формах аориста не было перенесено из настоящего времени, так как иначе и здесь существовало бы -ть, при -тъ. Я сопоставляю эти старославянские формы аориста на -тъ с прусскими формами 3-го лица единственного числа прошедшего времени на -ts, существовавшими при формах без этого окончания, например daits—„он дал", при dai, billats—„он сказал", при billa, immats—„он взял", при imma (в astits—„есть" то же -^присоединено к форме настоящего времени). Старославянское -тъ и прусское -ts указывают на литовско-славянское 4a°s (в прусском языке фонетически выпала здесь гласная), а в этом ta°s я вижу указательное местоимение (старославянское тъ), которое еще в литовско-славянском языке могло употребляться, следовательно, в качестве формального слова (некогда изменявшегося, вероятно, по грамматическому роду подлежащего глагола) непосредственно за формами 3-го лица единственного числа прошедших времен, после того как в этих формах фонетически отпало конечное /, составлявшее личный суффикс; употребление этого формального слова в литовско-славянском языке являлось, вероятно, преимущественно при односложных глагольных формах прошедшего времени, как позволяет думать старославянский язык, где мы находим окончание -тъ такого происхождения в соединении именно с односложными формами аориста1. Это старославянское -тъ в аористе имеет, следовательно, общеславянское ъ неподвижное (из конечного -os), т. е. ъ здесь не принадлежит к числу тех конечных ь и ъ, которые мы теперь рассматриваем.

Как в общеславянских окончаниях 3-го лица настоящего времени конечное ь, из первоначального конечного Ї, изменялось при известных условиях в ъ и было при этом подвижным, так и в суффиксе -ть, из индоевропейского -ті, в 1-м лице единственного числа настоящего времени в глаголах нетематического спряжения общеславянский язык имел ь, способное переходить в ъ, хотя и не отпадавшее вполне, так как ь, ъ являлись здесь в положении после носовой согласной; с этим общеславянским личным суффиксом -ть, откуда и -тъ, сравните греческое -дь, например sijxl, eijxt, dtdcojxi, литовское -ті в esmi— „есмь", віті—„иду". Общеславянский суффикс -ть в 1-м лице единственного числа частию не имел на себе ударения, частию же, именно в глаголах *jesmb (из *esmb) и *йатъ9 являлся под ударением, как свидетельствуют сербское jecam (с перенесенным ударением) и сербское чакавское дам. Если то общеславянское конечное ь, которое по фонетическим условиям способно было переходить в ъ9 не было ударяемым, в таком случае в *esmby откуда *jesmby и в *damb ь фонетически не ДОЛЖНО было изменяться В Ъу но понятно, что под влиянием аналогии со стороны других глаголов, имевших в этой форме тЪу при -ть (с гласной без ударения), то же -тъ могло явиться и в *esmb, *jesmb и *damb. В старославянском языке мы находим оба вида этого общеславянского окончания, т. е. -мь и -мъ, причем они были связаны здесь в их истории с окончанием 1-го лица множественного числа -мъ, где ъ из того общеславянского ъ9 которое получалось из конечного -os: стремление отличать форму 1-го лица множественного числа имело следствием то, что окончание -мь в единственном числе продолжало сохраняться и в тех говорах, где в 3-м лице окончание -ть было вытеснено окончанием -тъ, но, с другой стороны, под влиянием вариантов -мь и -мъ в 1-м лице единственного числа стало возможно, по крайней мере в текстах, употребление окончания -мь вместо обыкновенного -мъ и в 1-м лице множественного числа, сперва в глаголах нетематического спряжения, а затем и в других. В Остромировом евангелии в 1-м лице единственного числа вместо -мь мы находим -мъ всюду в глаголе нмддмъ, нмамъ (28 случаев) и один раз в въмъ; с другой стороны, в 1-м лице множественного числа глаголов нетематического спряжения (в настоящем времени) здесь встречается при обыкновенном -мъ также и -мь, именно часто въмь, несколько раз юсмь, один раз нъсмь и один раз ъмь. В Зографском евангелии -мь в единственном числе и -мъ во множественном числе вообще строго различаются, хотя и здесь есть единичные случаи -мъ в единственном числе (один раз нмямъ, один раз пр*п*въмъ) и -мь во множественном числе глаголов нетематического спряжения (два раза въмь, один раз дамь[XXV]). В Сборнике Клоца рассматриваемая нами форма 1-го лица единственного числа на -мь, -мъ встречается только в одном глаголе, именно в пръддмь в пръддмь-н, всюду (8 раз) с ь, причем сохранению ь благоприятствовало положение его здесь перед н (кроме того, один раз пръддмнн, с нн вместо ьн). В Саввиной книге в единственном числе является преимущественно -МЬ, но при этом не особенно редко находим здесь и -мъ вместо -мь (несколько раз нмдмъ, несколько раз въмъ и т. д.); во множественном числе только в единичных случаях встречается в Саввиной книге окончание -мь вместо обыкновенного -мъ, между прочим, и в глаголе тематического спряжения (по одному разу есмь, вь^ндемь, пръидъмь[XXVI]). В Мариинском евангелии и в Синайском требнике в 1-м лице единственного числа окончание -мъ значительна преобладает над -мь; с другой стороны, в Мариинском евангелии не особенно редко встречается -мь вместо обыкновенного -мъ. в 1-м лице множественного числа, между прочим, и в глаголах тематического спряжения (например, нередко въмь, один: раз вьмндъмь и т. д.). В Супрасльской рукописи почти исключительно находим -мъ в 1-м лице единственного числа, а единичные случаи с -мь встречаются здесь и во множественное числе не реже, чем в единственном[XXVII]. В Ассемановом евангелии и в Синайской псалтыри, представляющих вообще значительное смешение старых ь и ъ, чередование -мь и -мъ в 1-м лице единственного числа не может быть отличаемо от -мь и -мъ в. местном падеже единственного числа местоименного склонения, где получено было только -мь (в Ассемановом евангелии и в том и в другом случае -мь встречается редко, в Синайской псалтыри большее колебание между -мь и -мъ).-—В русском языке твердое м в ем, дам допускает такое же объяснение, как и твердое т в берет, берут, так как в русском языке и из конечного -мь получалось фонетически -м твердое (-ж); в таких случаях, как семь, мягкая согласная в конце под влиянием мягкости той же согласной в других падежных формах (семи, семью).

Общеславянское конечное ъ, способное переходить в ъ, существовало также в суффиксе творительного падежа единственного числа -ть, тождественном с литовским суффиксом -ті (например, в antimi—„уткой", sunumi— „сыном"), причем относительно общеславянского суффикса я не решаю, был ли он без ударения во всех словах, или же только в значительной части слов. В старославянском языке оба вида этого падежного окончания, -мь и -мъ, были связаны в их истории с окончанием дательного падежа множественного числа -мъ, где ъ из того общеславянского ъ9 которое получилось из конечного -os: стремление различать две падежные формы, иначе совпадавшие, способствовало сохранению окончания -мь в творительном единственного числа и в тех говорах, где в 3-м лице настоящего времени -ть было вытеснено окончанием -тъ; с другой стороны, под влиянием вариантов -мь и -мъ в творительном единственного числа возможно было, по крайней мере в текстах, употребление -мь вместо обыкновенного -мъ и в дательном множественного числа (например, в Остромировом евангелии несколько таких случаев). Для сопоставления с употреблением мь, -мъ в творительном единственного я укажу и на употребление в старославянских памятниках общеславянского -mb в местном единственного числа местоимений и прилагательных определенных, где, как мы видели, общеславянское -ть образовалось из -ті и имело, следовательно, такое конечное ъ, которое не допускало фонетического изменения в ъ; притом же -ть в местном падеже местоимений было под ударением. В Остромировом евангелии в творительном единственного числа при господствующем окончании -мь не особенно редко встречается и -мъ (например, три раза нменемъ, четыре раза шс*мъ, пять раз глгафемъ, глюфбмъ, два раза в*г*мъ и т. д.), между тем как в местном падеже мы находим здесь всегда -мь и только один раз -мъ (нсхздлфнмъ, л. 261 в), где в букве ъ можно видеть поэтому описку. Из паннонских текстов некоторые имеют одинаково -мь как в местном, так и в творительном падеже; таковы Зографское евангелие (в некоторых случаях в творительном падеже не ясна, по-видимому, самая буква: ь или ъ, а один раз -мъ в местном падеже) и Киевские глаголические отрывки (только один раз -мъ в местном падеже)[XXVIII]. В Синайском требнике в творительном падеже при обыкновенном -мь иногда, хотя и редко, встречается -мъ, а в местном падеже я не заметил здесь случаев с -мъ; это различие, впрочем, может зависеть и от большого количества самих случаев творительного падежа. В Сборнике Клоца также при обыкновенном -мь в творительном падеже иногда, именно в шести случаях, мы находим -мъ, между тем как в местном падеже всюду -мъ; и здесь возможно, конечно, такое же объяснение, как и по отношению к Синайскому требнику. Но некоторые другие паннонские тексты свидетельствуют о различии между -мь в творительном падеже и -мь в местном падеже. Так, в Новгородских евангельских листках в творительном падеже мы находим три раза -мь и два раза -мъ, между тем как форма местного падежа на -мь во всех пяти случаях, где она встречается, имеет ь в окончании. Саввина книга в творительном падеже представляет колебание между -мь и -мъ, а в местном падеже на -мь почти всюду, за очень редкими исключениями[XXIX], написано ь. В Супрасльской рукописи, где вообще нередко является конечное ъ нового происхождения, из ь, и в местном падеже поэтому при -мь часто встречается -мъ, но между тем как в этой форме отношение между -МЬ и -мъ может быть выражено приблизительно цифрами 8 (-мь) и 10 (-мъ), в творительном падеже -мъ является здесь по крайней мере в 2х/2 раза чаще, чем -мь, хотя при этом на страницах 20—59 издания Миклошича -мь значительно преобладает над -мъ. В Мариинском евангелии, где также известно вообще конечное ъ нового происхождения, из ь, такое ъ встречается иногда и в окончании местного падежа -мъ, при господствующем -мь, между тем как в творительном падеже мы находим здесь более значительное колебание между -мь и -мъ. В

Ассемановом евангелии и в Синайской псалтыри чередование между обыкновенным -мъ и редким -мь в творительном падеже не может быть отличаемо, по-видимому, от чередования между -мъ и -мь в местном падеже, где ъ нового происхождения, из ь.— В русском языке твердое м в творительном падеже, например делом, и в местном, например (в) том, объясняется так же, как и твердое м в окончании 1-го лица единственного числа.

Фонетическим условием, при котором образовалось в общеславянском языке изменение конечного Ьу из литовско-славянской конечной гласной, вг, я предполагаю, как говорил, положение такого ь в тесном сочетании слов перед твердой гласной в начале другого слова, причем, может быть, требовалось также отсутствие ударения на этом ь. Можно думать поэтому, что в ту же эпоху конечное ъ из литовско-славянской конечной гласной в положении перед мягкими гласными в тесном сочетании слов получало такого же рода изменение, т. е. переходило в ь, по крайней мере при отсутствии на нем ударения. Относительно изменения в общеславянском языке ь в ъ (и ъ в ьі) в тех случаях, о которых я говорил, надо иметь в виду, что это явление произошло ранее того времени, когда утрачено было і между гласными в склонении прилагательных определенных и когда, как мы видели, ь и ъ перед I изменились в і и у у причем такому изменению подвергались и ъ, ь из носовых ъ и ь (например, в родительном падеже *dobryiyp). Одновременно с образованием yl и ЕЕ, из ы и amp;Е, в склонении прилагательных определенных явились ii, yiy из ьіу ьіу в словах, представлявших собой слитие глагольной формы на ь или на ъ с энклитической местоименной формой винительного падежа Ч—„его" (из ЧЬу как я объясняю далее); таковы старославянские пръдамнн,

при пръдамь Н, ВНДЪХ*МЪ1Н, при ВНДЪХ*МЪ Н, П*Г*уБНТЪ1Н, при П*г*увнтъ Н, *СЖДАТЪ1Н, При *СЖДАТЪ Н, И Т. Д., ДрЄВНЄруССКИ6 ПОЧЬmemuu (почьтеть и), ведутии (ведуть и) и т. д. Тогда же могло образоваться старославянское въпшж —„всегда", из *vb-irm; об общеславянском іпь — „один", являющемся в В’ЫННЖ, я буду говорить впоследствии.