ИНОЯЗЫЧНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ

Элементы народные (среднерусские) и церковнославянские (древнеболгарские) являются основными в русском литературном языке. Наряду с ними, однако, лингвистический анализ вскрывает, как и естественно, ибо «всякая нация может и должна учиться у других» (Маркс, Капитал, I, стр.

Словарные заимствования, которыми на протяжении веков пополнялся русский язык, играя известную роль, не изменили, однако, существенно его физиономии. Как говорит И. В. Сталин: «...словарный состав русского языка пополнялся... за счбт словарного состава других языков, но это не только не ослабило, а, наоборот, обогатило и усилило русский язык.

Что касается национальной самобытности русского языка, то она не испытала ни малейшего ущерба, ибо, сохранив свой грамматический строй и основной словарный фонд, русский язык продолжал продвигаться вперёд и совершенствоваться по внутренним законам своего развития»1.

К влияниям очень слабым или специфическим принадлежат, напр.: голландское, относящееся почти только к сфере морской терминологии,— верфь, кильватер, фарватер, руль и под.

Из слов другого рода можно упомянуть лишь немногие, напр.: дюйм, зонтик, конфорка, ситец, юфть; макрель (рыба); мортира. ,

Финские и родственные им элементы представлены только несколькими словами, большею частью связанными с особенностями быта севера:

пурга (фин. purku); нарты (коми-пермяцк. nurto; сани для езды на собаках и оленях); пьексы (фин. pieksu; обувь для ходьбы на беговых лыжах); пельмень, мн. ч. пельмени (перм.-вогул, пель «ухо», нянь «хлеб»; ушки, начинённые мясом); паюсная икра (ср.

Скандинавского происхождения слова: сиг (др.-сев. (сканд.) sikr или родств.), скат (исл. skata; крупная хищная морская рыба); кипа (шведск. кірра); клеймо (шв. kleima); кнут (др.-сев. knutr «узел» и др.); крюк (др.-сев. кгбкг); ларь (исл. Іаг; ящик, шкатулка; может быть, через финск. Іаагі); плис (швед, plys); ябеда (др.-русск. ябетьникъ; ср. старосканд. ambiti «служба»). [75]

Вероятно, через тюркское посредство вошли в народную речь, а из неб в литературный язык некоторые ориентализмы, напр., иранизмы, но для ряда иранизмов не менее вероятно и непосредственное заимствование (в очень различное время). К ираниз- мам русского литературного языка относятся, напр.: гиря, десть (повидимому, через татарск. дата — пакет, связка), мишень, ревень, сурьма, тахта (широкий диван без спинки, покрытый ковром, материей), шакал (в первой половине XIX в. часто чакал).

Тюрки (татары, турки) были, без сомнения, в ряде случаев передатчиками также арабизмов, но многие из последних, как интернациональные культурные слова, пришли в наш язык через посредство западноевропейских языков: адмирал, алгебра (через западные языки), алкоголь, алхимия, альбатрос, карат, сундук, халат, халва, харчи и др.

Итальянизмы, как во всех европейских языках, касаются главным образом сфер искусства и организации торговли. Наряду с многочисленными итальянизмами, сохранёнными в чистом виде: контральто, сопрано, меццо-сопрано, пиццикато (пиччикато), меццо-тинто, сальдо, в русский литературный язык вошли многочисленные термины музыки, живописи, архитектуры, бухгалтерии и т.

Заимствования итальянского происхождения из других сфер — немногочисленны: фуфайка (ит. fofa), цукат (succada), цитадель (citadella), цистерна (cisterna), сорго (sorgo), сода (soda), сапа (sapa «мотыга»), макароны (makaroni, венец, maccheroni), вермишель (vermicelli — «червячки»). Ряд их, однако, поступил в русский язык, по всей видимости, через посредство других европейских языков.

Влияния более значительные:

О тюркских элементах мы должны говорить как о специ- фически-устных, устно входивших в язык различных общественных групп и уже вместе с ним воспринятых языком литературным. Проникновение некоторых тюркизмов (слов половецких, татарских и таких, которые были получены через посредство татар,— монгольских, арабских, иранских и под.) относится уже к XII—XIII веку; спадает это влияние к XVI веку вместе с началом роста сильного обратного влияния — русского на татарский и другие близкие к нему языки. В это и позднейшее время к старым татарским элементам присоединяются ещё татарские-крымские и турецкие. Короткий список бесспорных тюркизмов показывает характер этого влияния: его по преимуществу названия одежды и материй, примитивного вооружения и вообще военного дела, разной утвари, животных и их мастей, растений, торговых понятий, презрительных наименований и т. д.: тулуп, азям, армяк, зипун, сарафан, башлык, башмак, каблук, чулок, кушак, кисея, войлок, кошма, кумач, камка, каракуль; амбар, сарай, балаган, чулан, очаг; набалдашник, таз, утюг, чубук, тюфяк, кибитка; караул, кистень, колчан, чапрак, аркан, капкан', аргамак, лошадь, табун, буланый, караковый, чалый-, барсук, бирюк, беркут, сайгак', карандаш, жесть (монг.), сурьма, кизяк, арбуз, лапша, изюм, урюк; алтын, аршин, барыш, могорыч, базар, безмен, ярлык, казна, бакалея; буерак, курган, яр, туман; ералаш, ни бельмеса, башка, балда, болван, каюк, кавардак (первоначально, название кушанья), тумак, кутерьма, якшаться и многие другие.

Г реческое влияние непосредственным было лишь в небольшой мере; шло оно в первые века русской письменности почти исключительно через южнославянское посредство и может быть включено поэтому в понятие книжного влияния церковнославянского. Грецизмы этой поры носят на себе выразительные следы языка византийского периода. Большею частью это всё понятия, относящиеся к церкви: евангелие, икона, амвон, панихида, литургия, иерей и под.

В разное время, частью изустно, частью книжным же путём, попадали в русский язык из греческого различные названия бытовых предметов. Сюда относятся, напр., такие слова, как лохань (засвидетельствовано с XII в.), кукла (засвидетельствовано с XII в.), лента, оладья, каторга (первоначально, род судна), парус, фонарь и др. Совершенно иной характер имеют греческие элементы, ставшие достоянием русского языка как элементы общеевропейской культуры, корнями уходящей в античную. Вместе с латинскими они вливаются в язык русской науки и техники, причём пути их иногда лежат через промежуточные для русской культуры книжные инстанции—немецкую и французскую. Ср.: оптика, патология, склероз, тактика, период, теорема, математика, фонетика, театр, оркестр и т. д.

Латинизмы русского литературного языка, за немногими исключениями, относятся к сферам понятий науки, техники, искусства, социальных отношений и под. В подавляющем большинстве эта категория слов — книжного происхождения, входивших в русский язык через контакт с другими европейскими народами, усвоившими их как наследство римской цивилизации и приспособившими их в том или другом отношении к потребностям своего культурного развития. В ряде областей латинизмы, как корни и формальные элементы, стали в Европе вообще, наряду с грецизмами, основным фондом учёного языка в широком смысле слова и такое же употребление получили и на русской почве,— в большбй мере как прямые заимствования, в меньшей — как материал для вновь вырабатываемой терминологии, наименований культурных предметов и т. д. Проникают они в русский язык в существенном приблизительно с начала XVII века, усиливаются в числе к концу его и характеризуют как влиятельная часть лексического состава развитие литературного языка в течение всего последующего времени.

К латинизмам относятся, напр., такие широко употребляемые слова, как: революция, конституция, пролетарий, индукция, дедукция, консультация, аудитория, лаборатория, форма, формула, социальный, популярный. Учёные образования нового времени из латинских элементов или приспособление латинских слов к называнию новых предметов представляют, напр.: эгоцентризм, палатализация, детектор, трактор, траектория и мн. др.

Некоторые немецкие элементы наблюдаются в бытовом и литературном русском языке со средины XVII века, когда впервые отчётливым делается проникновение в Россию западноевропейского капитализма, и особенно с начала XVIII века, времени встречного движения на запад молодого капитализма русского. Сферы немецкого влияния широки и разнообразны. Оно • охватывает военное дело: штаб, солдат, гауптвахта, офицер, унтер-офицер, фейерверкер, ефрейтор, лагерь, плац, мундир, аксельбант, шпора, штуцер, лафет, штурм, фельдъегерь, штык[76], муштровать, провиант (из итал.), цейхгауз, фланг, юнкер, вахтер; ремёсла и под.: кнопка, шпунт, шпандырь, штукатур (из итал.), парикмахер, штабель, штатив, штейгер, клейстер, кран, верстак, шмук- лер, стамезка, лобзик, фуганок, формат, филёнка, штамп, шина; торговлю и под.: бухгалтер, вексель, маклер, кассир, фрахт; управление и под.: брандмейстер, почтмейстер, штраф, штат-, многие бытовые предметы и понятия: галстук, лацкан, китель, обшлаг, фалды, панель, мундштук, ширма, футляр, фляжка, штопор, швабра, бутерброд, крендель-, наездническую и охотничью терминологию и под.: ягдташ, патронташ, егерь, цуг, шенкель, краги; медицинскую: лазарет, фельдшер, бинт, шрам, курорт, провизор (в нем.—из лат.), фонтанель (в нем.— из фр.), шприц, хина (по происх. перуанское слово), цитварное семя (в нем.— из арабск.), гоголь-моголь (гогель- могель); игры и развлечения: кегли, кегельбан, танец, фант\ терминологию различных искусств: гастроль, ландшафт, мольберт, тушь, капельмейстер, блик, арфа, волторна, флейта. Известная часть заимствованных из немецкого языка слов прошла, вероятно, через польскую передачу, но не всегда приметы этой передачи достаточно чётки.

Пути усвоения немецкого влияния различны. В петровское время, напр., играли большую роль в этом отношении верхи бюрократии, усваивавшие немецкие элементы отчасти через книгу, отчасти изустно; характерно, однако, что в отличие, напр., от влияния французского, передатчиками немецкого во многом являлись ремесленники, торговцы и пр.

Появление книжных французских элементов относится ко времени, сравнительно мало отдалённому от появления книжных же немецких. Разница в хронологии между ними приходится собственно на тот не очень продолжительный и не очень значительный в культурном отношении промежуток времени, который падает на XVII век и характеризуется устным перениманием германизмов, в большой мере, повидимому, через польское посредство. Французское влияние в русской лексике неуклонно крепнет до самого конца XVIII и заходит как одна из самых влиятельных струй в первые десятилетия XIX века. Влияние и рост французского языка при этом, несомненно, зависят ещё от той громадной роли, которая принадлежит ему во второй половине XVIII века в продолжавшей влиять на Россию Германии.

Как почти монопольный проводник этого влияния до второй четверти XIX века выступает дворянская верхушка, и только после этого времени, с проникновением в литературу новых общественных групп (разночинцев), передатчиками его, главным образом в области политической терминологии, становится создающаяся разночинная интеллигенция.

Сферы заимствований из французского языка во многом соприкасаются с указанными относительно немецкого — в оенное де- л о: гарнизон, манёвры, манеж, сапер, мина, минёр, партизан, фураж, флеш, траншея, батарея, атака, блиндаж, брешь, авангард, арьергард, каска, кокарда, команда, портупея, эскорт; ремёсла: монтёр, ретушёр, гравёр; общественно-политическая терминология: бюрократ, дебаты, премьер, прокурор, режим, саботаж, коммюнике, демарш, тариф (из арабск.). Но приглядываясь к характеру заимствований, нетрудно заметить, что среди них относительно мало терминов ремёсел, заимствованных из немецкого изустно работниками физического труда, но зато решительно преобладает терминология искусств [77] [78]. Многочисленны названия материй, одежды и под.*. Названия предметов быта8 и терминология нравов4 обнаруживают черты дворянского, аристократического обихода.

Близко французскому лексическому влиянию по своему характеру английское: раут, пикник, клуб, робер, спич, тост, джентльмен, денди, флирт, смокинг, макинтош, свитер, плед, сандвич, ростбиф, пикули, кекс, кольдкрем, пойнтер, мопс, дог, сеттер, бойкот, митинг, лидер, бюджет,— с тою разницею, что оно до XX века значительно слабее и что ему принадлежит и одна более или менее специфическая сфера —спорта; ср. само название спорт, спортсмен, бокс, лаун-теннис, крокет, хоккей, крикет, чемпион, грум, жокей, старт, финиш, тренироваться, киксовать и т. д.

Общеизвестно английское влияние в сфере морской терминологии. Ср. ещё многочисленные понятия из сферы техники: рельсы, шпалы, танк, буффер, блюминг, картер, фидер, туннель, крекинг и т. д.

Много политических, философских и экономических терминов из немецкого, французского и английского языков заимствовано русским языком при посредстве переводной политической и научной литературы.

Заслуживает внимания, что после Великой Социалистической революции немецкое, французское и английское влияния продолжают сказываться едва ли не только в области технической терминологии. В области лексики политической, наоборот, влияющим делается русский язык.

Струя польская, главным образом как передатчик западноевропейских воздействий, влиятельна с конца XVI века до средины XVII, после чего она заметно спадает, так как Россия вступает уже в непосредственный довольно интенсивный контакт с Европой. Нет никакого сомнения, что большую роль в проведении польского влияния в Россию играли в Москве учёные украинцы. Многие полонизмы, занесённые до XVI11 века, с течением времени вышли из употребления, но немало их и до сих пор составляет достояние литературного языка. Часть из них вышла из употребления только с Великой Социалистической революцией, в связи с изменениями административной терминологии и под. Если исключить некоторое количество слов, специально относящихся к польскому быту и нравам (краковяк, мазурка, жупан, ксёндз, пан и под.), то старый слой заимствований из польского охватывает главным образом терминологию военного дела: вахмистр, рота, ротмистр (из нт.), гарцовать (в пол.— из венг.), вербовать (в пол.— из нем.), шеренга (первоисточник — венгерский), курок, манерка, палаш (в пол.—из венг.), кивер (тоже), темляк (воет.), хорунжий (из монг.); административные понятия: урядник, писарь, бурмистр (в поп,— из нем.), местечко; латинизмы: почта, канцелярия, реестр (в пол. через немецкое посредство), метрика', многочисленные понятия, относящиеся к верховой езде, экипажам и упряж- к е (большею частью немецкого происхождения): трензель, арапник, рейтузы, бричка, дышло, карета, рыдван, сбруя, козлы, постромки, может быть, коляска', терминологию ремёсел (главным образом немецкую): дратва, маляр, шлифовать, шпулька; названия многих бытовых предметов: кофта, гарус (в пол., вероятно, из чеш.), замша (в пол.— из нем.), клавиш (в пол.— из лат.), бляха (в пол.— из нем.); фрамуга (из нем.), булка, фляки, зразы; некоторые названия растений: барвинок (в пол.— из нем.; в нем.— из латин.), инбирь (в пол.— из нем.; первоисточник — санскр.), пастернак (в пол.— из диал. нем.; в нем.— из латин.), петрушка (в пол.— из нем.; первоисточник — греч.).

Повидимому, к позднейшему времени (XIX и XX вв.) относятся заимствования с определённой окраской пренебрежительности или дурного тона: фортель (нем.), отщепенец, клянчить, шалберить, манатки, скарб, фигляр, шпик, забияка, финтить, парша, заядлый, завзятый, панибратство, франт (в пол.— из евр.-нем.), фанаберия (в пол.— из евр.), шпаргалка и др.1.

Из украинского в литературный русский язык проникли, вероятно, слова: школяр, бондарь, детвора, вареник, галушка, бублик, корж, борщ, плюгавый, долговязый, хутор2 (последнее в украинском — из венг.— hat£r), оставшееся областным чупрун «чуб»— укр. чуприна («Перед нею усердные слуги; Она бьёт их, за чупрун таскает»,— Пушк. «Сказка о золотой рыбке...»); после Великой Социалистической революции: незаможник, недобиток, хлебороб, хлопкороб и др.

Вместе с непосредственным лексическим влиянием, несомненно, входили в русский литературный язык так называемые кальки — новые слова, е внутренней формой по образцу иностранных. Уже церковнославянская письменность пестрела кальками, образуемыми в подражение церковным, философским и риторическим понятиям греческого языка. Оттуда- идут многочисленные образования, вроде: целомудрие, добродетель, милосердие, благолепие, мздоимство, сквернословие, словопрение, песнопение, остроумие, благословение, летописец, живописец, правосудие. Далее уже по их образцу, без непосредственного воздействия греческих оригиналов, вводились в литературный обиход многочисленные сложные слова: благотворительность, летоисчисление, словосочетание, жизнеописание и под.

Слабее и по объему, и по глубине влияния была в этом отношении струя древнегреческого воздействия, отчасти прошедшего через немецкие переводы. Её мы находим в особенности у классиков XVIII века, уН. И. Гнедича (пер. «Илиады»), В. А. Ж у- ковского («Одиссея») и др. Вместе с предшествующей она, однако, до сих пор ещё составляет заметный фонд литературного языка, из которого иногда охотно черпают и поэзия, и научная проза.

С именем Н. М. Карамзина (1766—1826) и его последователей связывается ряд кальк с французского языка, получивших очень широкое распространение и настолько вросших в наш словесный обиход, что мы с трудом верим в их искусственное и относительно недавнее происхождение. Таковы: склонность (inclination), предрассудок (pr6jug6)3, утончённый (raffing), влияние (influence) — на кого-нибудь или что-нибудь (ср. франц. faire influence sur les [79] [80] esprits), переворот (revolution, revolte), сосредоточить (concentrer) трогательный (touchant) и под. А ещё, между тем, в начале XIX века кальки эти были предметом негодования известного пуриста А. С. Шишкова, видевшего в них порчу русского языка («Рассуждение о старом и новом слоге российского языка», 1803). Не говорим уже о кальках преходящего значения, таких, напр., как: «Хохот чистого веселья, Неподвижный, тусклый, взор. Изменяли чад похмелья, Сладкий Вакха заговор» = «обнаруживали», ср. значение франц. trahir (П у ш к., «Воспоминание»); делать впечатление (= производить впечатление)— faire une impression (Пушкин, Герцен и др.). Со второй четверти XIX века решительно преобладают кальки с немецкого языка: образование — Bildung, мировоззрение — Weltanschauung, зубрить — buffeln, ochsen и под.

Немногочисленны, но заслуживают внимания вошедшие с лексическими заимствованиями словопроизводственные элементы иностранных языков. Если оставить в стороне довольно заметные церковнославянские, то надо будет упомянуть прежде всего получивший большое распространение суффикс -ир-(-овать). Он перешёл в русский язык из немецкого (іег-еп), где употребляется при заимствованных из французского корнях: маршировать (шаг- schieren), командировать (kommandieren), аккомпанировать (ак- kompanieren) — франц. marcher, commander, accompagner и под.,— и стал ощущаться как примета «европейских», большею частью французских же слов, даже таких, которые могли не проходить через немецкое посредство: протежировать, манкировать, дезавуировать, завуалировать; позже создались такие, как украинизировать, яровизировать и под. Сродни этим образованиям формы на -фицировать: электрифицировать, руссифицироватъ и пр.

Хорошо осмысливается как формальный элемент, восходящий к греческому языку, но воспринятый главным образом в словах, прошедших через европейское посредство, суффиск -ист. Суффикс этот стал продуктивным: ср. современные образования: активист, правдист, очеркист (сотрудник газеты или журнала, пишущий очерки). Не стал ещё продуктивным, но тоже осознаётся как формальная примета французский суффикс -eur (ёр): антрепренёр, режиссёр, суфлёр (ср. антреприза, режиссировать, суфлировать)', впрочем, существует уже вульгарное ухажёр от «ухаживать». Очень велико в русском языке число слов с суффиксом -изм (по происхождению греческим); ср.: ленинизм, большевизм и под.

Возможно, что М. В. Л о м о н о с о в, считавший префикс наи- заимствованным из польского («Российская грамматика» 1755 года, §211: «Новыя превосходныя, съ Польскаго языка взятыя, съ приложеніемъ наи, наилутчій, наичистѣйшій, Россійскому слуху непріятны»), отчасти был прав: польско-украинские влияния могли поддержать употребление префикса, известного и из церковнославянского языка.

Заметим попутно, что некоторое влияние нужно признать за иностранными языками в области русского литературного син- таксиса. Памятники живой речи масс, поскольку она вообще проникала в письменность, и разговорный язык, в сопоставлении с нашей письменной речью обнаруживают черты очень заметного различия. Влияние древнеболгарского книжного языка, синтаксис которого формировался в свою очередь под непосредственным воздействием греческого, наложило на литературный язык черты специфической книжности, отчасти отразившейся и в явлениях, переходных к лексике.

Латинское влияние как самостоятельное заметным в синтаксисе не было и проявляется главным образом в языке отдельных писателей XVIII века, прошедших более или менее основательную латинскую выучку. Частично оно поддерживалось влияниями немецкими: в немецком языке оно отразилось заметнее и сильнее Ч Роль его, однако, как уже замечено, в целом следует считать преходящей и в современном литературном языке почти вполне изжитой.

Из установившихся в русском языке галлицизмов характерны: благодаря кому или чему (фр. grace а; менее вероятно, что это калька с нем. dank dem); может быть, раз в значении «если»; иметь место (avoir lieu); «мы вас слишком мало знаем, чтобы дать вашу характеристику»; может быть, тем не менее (фр. neanmoins, если не из нем. nichtsdestoweniger) и под.

8.