Инфинитивные конструкции с дативом

Ещё один момент заслуживает внимания в связи с русскими дативными конструкциями, перечисленными в начале главы, а именно присутствие в них инфинитивов. Активное употребление инфинитивов едва ли можно считать характерной чертой синтетических языков с их обширными системами флексий, но в данном случае мы, очевидно, опять имеем дело с консерватизмом русского языка, сохранившего некоторые признаки индоевропейского.

Как полагает большинство учёных, в индоевропейском инфинитивов не было (Соммерфельт, 1950, с. 184; Lehmann, 2002, р. 113, 181), а при его распаде инфинитивы развились из части речи, занимающей промежуточное положение между глаголом и существительным, то есть, например, предложение Не жить мне обозначало раньше нечто типа Нет жизни / жития мне[49]. Становление инфинитивов зачастую связывают с развитием абстрактного мышления (Тупикова, 1998, с. 56). Происходило оно по следующей схеме (подробное описание с акцентом на английском языке: см. Deutschbein, Mutschmann, 1931, S. 122-138): «глагол gt; отглагольное существительное (существительное, обозначающее действие; называется также nomen actionis) gt; инфинитив» (cp. Callaway, 1913, р. 1; Brugmann, 1904, S. 351; Deutschbein, Mutschmann, 1931, S. 122). Г. Хирт объяснял существованием в индоевропейском «отглагольных существительных» и возникновение конструкций типа Дождит, Мне везёт и Мне тошно (Hirt, 1937. Bd. 7, S. 10, 14; cp. Deutschbein, 1918-1919. Bd. 1, S. 45), с чем мы не можем согласиться, так как с точки зрения теории активных языков «метеорологические» конструкции произошли от глаголов неволитивного действия / состояния (по крайней мере, по мнению У.

Nomina actionis могли склоняться подобно обычным существительным, но при этом иметь дополнения подобно глаголам. Т. Хадсон-Вильямс обращает, например, внимание на то, что в древнегреческом перед инфинитивами (очень похожими по форме на существительные среднего рода) ставился артикль, в валлийском инфинитивы по сей день не только употребляются с артиклями, но и могут сочетаться с прилагательными или существительными в генитиве (ср. приготовление пирога), а в немецком инфинитивы имеют окончание аккузатива -en (Hudson-Williams, 1966, р. 50-51; cp. Henry, 1894, р. 362-363). В древнеанглийском инфинитив маркировался суффиксом -an (cp. суффикс существительных -ana- в санскрите), аналогичная ситуация наблюдается и в других германских языках. Р. Моррис делает из этого вывод, что английские инфинитивы - это абстрактные существительные (Morris, 1872, р. 176; cp. Аракин, 2003, с. 85-86; Deutschbein, Mutschmann, 1931, S. 122). Р. Лаут предлагал выделять особое субстантивное наклонение глагола, выражаемое инфинитивами, аргументируя это чрезвычайной близостью инфинитивов к существительным (например, их способностью сочетаться с предлогами: All their works they do for to be seen of men. For not to have been dip’d in Lethe’s lake / Could save the son of Thetis from to die) (Lowth, 1799, р. 80-81). Н.П. Некрасов называл инфинитивы «существительной формой глагола»; часто инфинитив выделялся в особую часть речи, то есть исключался из состава глагольных форм (Тупикова, 1998, с. 55).

А.А. Потебня утверждал, что инфинитив «есть имя в этимологическом отношении и род глагола в синтаксическом отношении» (цит. по: Букатевич и др., 1974, с. 206). В случае славянских языков предполагается возникновение инфинитива из отглагольных существительных в дательном или местном падеже единственного числа древних основ на -i (nomina actionis) (ср.

Как бы то ни было, для индоевропейского и его древних «потомков» было характерно сравнительно более активное использование существительных и частей речи, похожих на существительные, в том числе «отглагольных существительных», чем для современных индоевропейских языков (Hirt, 1937. Bd. 5, S. 181; cp. Lehmann, 2002, р. 112-113). Возможно, русский язык в этом отношении ближе к праязыку, чем английский. Так, Р. Мразек пишет, что в восточнославянском ареале значительна функциональная ёмкость инфинитива, как и других именных форм (деепричастий, причастий), по сравнению с другими индоевропейскими языками (Мразек, 1990, с. 34). Скорее всего, именно этим объясняется большая склонность английского к сложноподчинённым предложениям; cp. «Однако в целом для русского языка, особенно для устно-разговорной речи, более характерно преобладание сочинительных конструкций, в то время как в английском, например, подчинение встречается чаще» (Степанов, 1997)[50]. Мы не будем, однако, делать окончательных выводов по данному вопросу, принимая во внимание описывавшийся выше номинальный стиль английского (по М. Дейчбейну).

Уменьшение числа партиципных форм обычно связывают с развитием глагольной системы и придаточных предложений, что касается не только языков индоевропейского происхождения. Так, Г.А. Климов объясняет многочисленность всевозможных герундивных и партиципных форм в кавказских языках неразвитостью придаточных предложений (ср.: Приготовленный тобою пирог стоит на столе - Пирог, который ты приготовила, стоит на столе; Идущий по склону человек похож на твоего брата - Человек, который идёт по склону, похож на твоего брата), в чём У.

(...hear of the attack of...)). Возникновение причастий в индоевропейском Леман связывает с порядком слов SOV (Lehmann, 2002, р. 45, 108, 113). Примечательно, что в английском за последние несколько веков инфинитивы опять распространились, вытесняя придаточные предложения: ...and bebead dam cwellerum pwt hi hine mid widdum, handum and fotum on pwre rode gebundon (...и [он] приказал пыточным мастерам, чтобы они привязали шнуром его руки и ноги к кресту gt; ...and he ordered the torturers to fasten his hands and feet with cords to the cross (...и он приказал палачам привязать его руки и ноги шнуром к кресту) (Fisher et al., 2000, р.

Можно вспомнить, что в первой главе среди конструкций, требующих оформления неканоническим падежом подлежащего, упоминаются и модальные. Не являются в этом отношении исключением и древние индоевропейские языки, для которых типично сочетание нефинитных форм глагола с дативными, генитивными и т.д. субъектами для выражения долженствования, необходимости, желательности и других подобных значений: лит. (диалект.) Torn bus wiszta suwolgyt (дословно: Этим будет курица, чтобы съесть, то есть Эти должны будут / смогут съесть курицу); д.-в.-нем. Uns sint kind zu bёranne (дословно: Нам дети, чтобы носить, то есть У нас могут быть (родиться) дети) (Hettrich, 1993, S. 197-198). Автор, приводящий эти и другие подобные им примеры, комментирует их следующим образом: для индоевропейских языков характерны конструкции долженствования, состоящие из дативных субъектов в сочетании с инфинитивами, отглагольными существительными или participium necessitatis, из-за чего можно предположить существование их общего предка с дативом и отглагольным существительным (типа убивать gt; убиение) в индоевропейском языке (Hettrich, 1993, S. 198). Инфинитивы с модальными значениями в связке с глаголом «быть» употреблялись уже в хеттском языке, древнейшем из индоевропейских: Tuk-ma ki uttar SA-ta siyanna ishiull-a esdu (Но это слово должно быть положено в твоё сердце и должно быть [тебе] правилом); NINDA.KUR4.RA parsiyawanzi NU.GAL (Не было хлеба, который можно было бы преломить); INA KUR URUAssuwa lahhiyawanzi esun (Мне надо было провести кампанию в стране Ассуве) (Lauffenburger, 2006); Man buk-ma uarissuuanzi UL kisari (Но если тебе невозможно помочь), то есть если ты не можешь помочь (Friedrich, 1974, S. 143). Значение долженствования с самых древних времён передавалось сочетанием вспомогательного глагола «быть» и инфинитива и в английском: Monige scylda beod to forberanne gt; Many sins are to be tolerated (Многие грехи необходимо терпеть); Da ding de to donne sind gt; The things which are to be done (Вещи, которые надо сделать) (Callaway, 1913, р.

Ф.Т. Виссер приводит в своей четырёхтомной грамматике английского многочисленные примеры безличной конструкции Us (DAT) is to donne it (Нам надо сделать это), соответствующей конструкциям We are to..., We ought to... , We must в современном английском, причём автор приходит к выводу, что эта дативная конструкция существовала в германских языках ещё со времён индоевропейского (Visser, 1969. Vol. 1, р. 351; vol. 3 (1), р. 1445).

Б. Бауэр приводит примеры такого рода (то есть неканонический субъект [+ «быть»] + инфинитив или nomen actionis для выражения модальности) из хеттского, санскрита, греческого, тохарского, бретонского, ирландского, церковнославянского, литовского, германских и других индоевропейских языков (Bauer, 2000, р. 198-221). Здесь мы ограничимся её примерами из английского: Me ys to erigenne (Мне надо пахать); Ne wiste hwaet him... to donne ([Он] не знал, что ему делать); Us is to biddene Driht- nes mildheortnysse (Мы должны искать божьей милости) (Bauer, 2000, р. 212-213). Во всех трёх случаях используются неканонические субъекты. Остаётся неразрешённым вопрос, являются ли эти конструкции кальками с латыни или наследием протогерманского. С уверенностью можно сказать только то, что в древнеанглийском они принадлежали к высокочастотным, а в среднеанглийском уже почти не употреблялись. В современном английском вместо устаревших инфинитивных конструкций используются преимущественно модальные глаголы. Возникновение модальных глаголов идёт в языках мира по универсальной схеме, отражённой в следующем положении из «Архива универсалий»: “Hierarchy of the auxiliarization of modality: possibility gt; necessity gt; impossibility gt; non-necessity” (“The Univer- sals Archive”, 2007).

Р. Мразек пишет, что в общеславянском языке, когда модальных глаголов ещё не было, соответствующие значения (долженствование, необходимость и т.д.) выражались инфинитивными конструкциями типа древнерус. Мне (есть) трава стчи (Мразек, 1990, с. 29). По свидетельству

В.И. Борковского, инфинитивные конструкции с глаголом «быть» были широко представлены в древнерусском языке, причём во всех приводимых им примерах он видит оттенки различных модальных значений («быть необходимым», «быть возможным» и т.д.) (Борковский, 1968, с. 158-170). Инфинитивные модальные конструкции без глагола «быть» и с дативными субъектами были наиболее распространённым типом безличных конструкций в древнерусском, их современными «наследниками» являются За бесчестие судить; Шила в мешке не утаить; Всем спать! (Борковский, 1968, с. 158-170). Инфинитивы с выраженным лексически или опущенным глаголом «быть» на более ранних стадиях развития русского языка употреблялись:

• в тех случаях, когда сейчас говорят можно, могу, следует, надо, нельзя, ср. ...да в нём же купити люди черныя (...можно купить...); ...и про то, государь, распросити пана Юрья Мнишка и его дочери; ...божиею помощью нам, великому государю, преславных государств своих доступати; Сколько ни браниться, а быть перестать (...а надо перестать); Грустно мне будет, но быть терпеть (...но надо терпеть); Тебе было поговорить с ним (Тебе надлежало поговорить с ним);

• вместо современного повелительного наклонения: И я ему говорил, что Печерской монастырь за рубежом в Литве и за рубеж ехати не смети;
• вместо современного будущего времени: Как почел снимать с себя митру, и говорил: не быти мне слыти патриархом Московским (...больше не буду называться...);
• вместо форм условного наклонения: А меня вам камением побить и мне де никого кровию своею не избавить (А если меня побьёте камнями...);
• вместо придаточных предложений цели: Говорить не смею, тебя бы, света, не опечалить (...чтобы тебя не опечалить) (Букатевич и др., 1974, с. 257-258).

Инфинитив, будучи нефинитной формой, употреблялся для выражения всего, что должно, может или могло бы быть (модальные значения), в то время как финитные формы употреблялись для выражения того, что есть и было на самом деле. Примеры безличных инфинитивных конструкций в древнерусском можно найти в «Исторической грамматике русского языка» (Букатевич и др., 1974, с. 255; cp. Иванов, 1983, с. 372-373).

Модальные значения у русских инфинитивных конструкций остались и поныне: К кому ему [надо, можно] обратиться?; Зачем мне [надо] прийти?; На какой срок [надо] планировать занятия?; Какие упражнения [надо] проработать?; Вот вас бы с тётушкою [надо] свесть, чтоб всех знакомых перечесть!; К Татьяне Юрьевне хоть раз бы съездить вам [надо]!; Вам бы, ребята, на медведей сходить [надо], забава хорошая; Если бы [можно было] снять с груди и плеч моих тяжёлый камень, если бы я могла забыть моё прошлое...; Быть дождю = Непременно, по всем данным должен быть дождь; Вам не найти лучшего друга = Вы не сможете найти лучшего друга; Конечно, нашу русскую птичку обезьяне не поймать = Нет сомненья, что обезьяна не сумеет поймать нашу русскую птичку; Не сосчитать всех гроз, всех бед, что мы перенесли = Невозможно, нельзя сосчитать... (Гвоздев, 2005); это компенсирует, возможно, меньшую развитость модальных глаголов в русском, по сравнению с английским (ср. приложение 3). Так, глагол «мочь», который некоторые считают единственным модальным глаголом русского языка, употребляется во всех формах в нашем корпусе русской классики 57 214 раз, в корпусе советской литературы - 43 449, в корпусе постсоветской литературы - 52 338, в первом корпусе переводов с английского - 70 921, во втором - 66 041, то есть в переводах он встречается чаще, что является отражением большей склонности английского к модальным глаголам. Данные по мегакорпусу подтверждают эту картину: классика - 227 730 раз, советская литература - 200 683, постсоветская - 231 216, переводы с английского - 314 428.

В хинди, одном из индоевропейских языков, модальные значения по сей день выражаются так же, как и в индоевропейском, то есть глаголом «быть» в сочетании с инфинитивами и дативными субъектами: Vikram-ko is saal do kitaabe likh-nii ЬЁ (Викраму надо написать в этом году две книги, дословно: Викраму в этом году две книги писать есть); Yeh per kal kat-ne ЬЁ (Эти деревья надо срубить завтра, дословно: Эти деревья завтра рубить есть). Заметим, что в хинди дативные субъекты также ассоциируются с меньшей степенью контроля над событиями и волитивности (Montaut, 2004). Похожим образом необходимость выражается в бенгальском: Amake nije kaj-Ta korte ho-ech-e (Мне надо было делать всю работу самому, дословно: Мне [стало] делать...) «мне» стоит в объектном падеже, “ho” («становиться») является вспомогательным глаголом, а потому, очевидно, в данном случае никак не переводится, “korte” («делать») имеет форму инфинитива) (Onishi, 2001 b, р. 123).

Как мы отметили выше, дательный падеж субъекта использовался с инфинитивами изначально (ср. Тупикова, 1998, с. 66). Н. Винсент и Т. Эй- торссон объясняют это следующим образом (Vincent, Eythorsson, 2003). Они видят в использовании датива при инфинитивах вполне закономерный перенос форм дативного экспериенцера с конструкций типа лат. licet ([мне] можно), libet ([мне] приятно), est opus ([мне] надо). Общим их звеном с инфинитивными конструкциями являются модальные значения, то есть выражения необходимости, долженствования, желательности, возможности и т.п. Таким образом, дополнения, стоящие в дательном падеже в русских конструкциях типа Мне бы идти уже, вполне сопоставимы с дополнениями в конструкциях типа Мне можно или Мне приятно в том смысле, что в обоих случаях датив выражает семантическую роль экспери- енцера (только испытывает человек не чувства, эмоции или переживания, а потребность, необходимость и т.п.). Использование датива для выражения данной семантической роли является его исконной функцией. Использование инфинитива для выражения модальности обусловлено, по их мнению, его отвлечённостью от описываемых финитными формами реальных событий, передаваемых изъявительным наклонением. Инфинитивами передаются не реальные события, а только те, которые должны или могут случиться, поэтому финитные формы изъявительного наклонения здесь не совсем подходят. Второе общее звено заключается в использовании глагола «быть», ср. лат. est opus (дословно: [Мне] есть необходимость) и Тебе было поговорить с ним (Тебе надо было поговорить с ним). После рассмотрения некоторых других аргументов, которые мы здесь опускаем, Винсент и Эйторссон делают вывод о том, что вполне можно назвать номинатив немаркированным падежом подлежащего при финитных формах глагола, а датив - при нефинитных. Эту точку зрения можно назвать верной в том смысле, что в (до)индоевропейском, если он был активным языком, подлежащее могло оформляться подобно дополнению с глаголами неволитив- ного действия и состояния.

Похожие мысли находим у М. Батт: использование глагола «быть» в приведённой выше конструкции из урду «Наде [хочется / надо] идти в зоопарк» (дословно: «Наде есть идти в зоопарк») демонстрирует, что субъект находится в какой-то связи с названным далее действием, а дательный падеж указывает на то, что «Надя» не может быть агенсом, так как действие не исходит от неё, а направлено на неё (Butt, 2006, р. 85).

Р. Трнавац пишет по поводу дативных конструкций с инфинитивами в русском, голландском и сербском, что модальные значения в них обусловлены отвлечённостью от обычных форм, от системы времён, что позволяет передавать инфинитивами потенциально (не)возможные ситуации / действия, то есть, например, действия, которые надо, хочется, можно или нельзя совершить (Trnavac, 2006, р. 43). Особенно отчётливо, как полагает этот автор, модальные значения просматриваются в конструкциях типа Лизе завтра вставать рано; Молчать!; Сдать бы экзамен!; Мне и отсюда видать; Идти было 50 метров, причём в переводах на английский присутствуют компенсирующие отсутствие дативных инфинитивных конструкций модальные глаголы: I can see from here, If only I could pass the exam! и т.д. Субъект в дативе, как полагает Трнавац, создаёт эффект модальности в сочетании с инфинитивом (Trnavac, 2006, р. 44). Тртавац отмечает также общую склонность языков оформлять значения долженствования таким же образом, как оформляется принадлежность: в английском для этого используется глагол «иметь» (I have (Я имею) - I have to (Я должен) ), в латыни - глагол «быть» (Mihi est (Мне есть) - Mihi bibendum est (Мне есть [= надо] пить)); автор предполагает наличие похожей дативной конструкции со значением принадлежности на более ранних стадиях развития и в русском языке (Trnavac, 2006, р. 47). Действительно, такая конструкция существовала, выше мы уже приводили её примеры. Сейчас она используется для передачи метафорической принадлежности (Будет ему хороший слуга).

М. Янда пишет, что в русском из-за слабой развитости модальных глаголов используются другие способы выражения модальности, а именно комбинации дативного экспериенцера с инфинитивами (Janda, 2005). Д.И. Эдельман объясняет возникновение инфинитивных модальных конструкций в индоевропейских языках а) ассоциированием модальности с нефинитными формами глагола и б) отсутствием на ранних стадиях индоевропейского вспомогательного глагола «иметь» для построения модальных конструкций (вспомним, что такие конструкции часто строятся по аналогии с посессивными) (Эдельман, 2002, с. 139-140).

Модальность выражалась в древних индоевропейских языках и другими нефинитными формами - герундием, партиципами, также сочетавшимися с «подлежащими» в косвенных падежах: лат. Haec Caesari facien- da erant - Цезарю надо было сделать эти вещи (эти: ном., мн. ч. + Цезарь: дат. + делать: герундий, ном., мн. ч. + быть: прош. вр., 3 л., мн. ч.); санс.

Samprati gan-tavya puri varanasi maya - Теперь я хочу идти в город Бенарес (теперь + идти: герундий + город: ном., ж. р., ед. ч. + Бенарес: ном., ж. р., ед. ч. + я: инстр.) (Butt, 2006, р. 75), санс. Na te damana adabhe - Твои дары нельзя разделять (Hettrich, 1990, S. 58), санс. Asmabhiratra sthatavyam. Nedanim kasyapi gantavyam - Мы должны оставаться здесь. Никто не должен идти (в обоих случаях субъекты стоят в инструментале, герундии имеют форму 3 л. ед. ч. ср. р.), санс. NUnamatra kasare nakrena bhavyam - Несомненно, здесь в озере может быть крокодил (нем. перевод: Es ist ein zu Seiendes durch das Krokodil, герундий + субъект в инструментале) (Stiehl, 2002, S. 217-218).

Следующие несколько примеров мы оставляем с переводами на немецкий (как в источнике), везде используется датив в сочетании с нефинитной формой глагола для выражения необходимости или возможности: авест. Taca vohU... ya fraiiasaOfia naire asaone (und die guten Dinge, die dem asahaften Mann [d.h. von dem...] zu verehren sind); греч. 'О уаХкєод ovpavdq ov пот’ арфатд" amc) (Der eherne Himmel ist niemals ersteigbar fur ihn); rng ov офі жєрюжтєц єотг rf "EXXac; anoXXvpsvq (dass ihnen [d.h. von ihnen] nicht zuzulassen ist, dass Griechenland zugrundegeht); лат. Adeundus mihi illic est homo (Ich muss zu dem Mann dort hingehen); тох. Tarya pelaiknenta ... kraupanallona wnolmentsaismopi (Drei Dharmas... (sind) zu sammeln einem [= von einem] verstandigen Wesen); д.-ирл. Ni tabarthi dimess do neoch for nach n-enirt ara- foirbthetu fadesin (contempt is not to be shown by any one to any one feeble person because of his own perfection); санс. Ma te asyam sahasavan paristav aghaya bhUma harivah paradai (Nicht wollen wir, o Machtiger, in dieser Notla- ge von dir, o Falbenfahrer, dem Bosen auszuliefern sein) (Hettrich, 1990, S. 6465, 70, 73). В конструкциях такого рода обычно присутствует глагол- связка, который может, однако, опускаться. Хеттрих подчёркивает, что широкое распространение данной конструкции (инфинитив / девербальное существительное / партицип + вспомогательный глагол + датив) в самых древних индоевропейских языках свидетельствует о её происхождении из общего праязыка (Hettrich, 1990, S. 66). Тот факт, что в санскрите и некоторых других индоиранских языках вместо датива используется инструменталис, Хеттрих объясняет уже вторичным развитием; первоначально датив использовался и в санскрите (Hettrich, 1990, S. 69, 89). Его примеры с инструменталисом: ведич. санс. Asya vratani nadhfse pavamanasya dUdhya (Die Vratas dieses Pavamana sind nicht anzugreifen durch den Ubelgesinnten); Tvam nfbhir havyo visvadhasi (Du bist durch die Manner tiberall anzurufen); авест. Za... ya karsiia karsiuuata (die Erde.., die zu pflugen ist durch den Pflu- ger); Ratho na mahe savase yujand 'smabhir indro anumadyo bhUt (Wie ein zu grofier Starke geschirrter Wagen ist Indra von uns anzujauchzen); Asmabhis te susahah santu satravas (Durch uns sollen deine Feinde leicht zu besiegen sein) (Hettrich, 1990, S. 69, 88-89).

Отдельно скажем о второй конструкции в приведённом выше списке A. Вежбицкой (Быть первым, вольно одиноким..). Данная конструкция имеет точный эквивалент в английском языке. Вот, например, цитата из Дж. Голсуорси, которая приводится во «Введении в сравнительную типологию английского, русского и украинского языков»: To be lonely and grow older and older, yearning for a soul to speak to! (Быть одиноким, всё стареть и стареть, тоскуя по душе, с которой можно было бы поговорить! (Швачко и др., 1977, с. 138). Можно также вспомнить To be or not to be (Быть или не быть) Гамлета. В следующей цитате из «Мэнсфилд парк» Дж. Остин та же конструкция повторяется несколько раз: To be in the centre of such a circle, loved by so many, and more loved by all than she had ever been before, to feel affection without fear or restraint, to feel herself the equal of those who surrounded her, to be at peace from all mention of the Crawfords, safe from every look which could be fancied a reproach on their account! [J. Austen. Mansfield Park. English and American Literature, S. 1707]. Добавим, что данная конструкция чрезвычайно распространена в английском, поэтому непонятно, почему в русском она должна обозначать фаталистичность и т.п., а в английском - нет.

Таким образом, о каких-то изменениях в мировоззрении англичан можно было бы говорить только в том случае, если бы дативные конструкции превратились в номинативные при сохранении синтетического строя, но не при переходе к другому языковому строю. В связи с этим можно вспомнить, что распад английской падежной системы происходил отнюдь не во времена рационализма, развития наук и ослабления влияния церкви, а в тяжёлые годы оккупации, когда норманны грабили и выжигали целые регионы, не оставляя в живых ни одного человека (см. об этом ниже). Едва ли можно представить себе, что «волитивное» начало развилось у покорённого народа во время оккупации, совпавшей с аналитизацией. Датив активно употребляется во всех индоевропейских языках синтетического строя и постепенно исчезает во всех языках аналитического строя. Никакого отношения к рационализму и «активизму» этот процесс не имеет, о чём свидетельствует распространение датива в исландском и фарерском, то есть в языках типичных западноевропейских обществ. Инфинитивные конструкции развиты и в английском языке, но обычно оформляются номинативно или без указания на субъект. Русский, напротив, указывает лицо специальным падежом (дативом), который был закреплён в этой функции ещё в индоевропейском. Модальность передаётся модальными глаголами в английском значительно чаще, чем в русском; русский (как и древнеанглийский) для выражения той же семантики прибегает к инфинитивным конструкциям с неканоническими субъектами. Номинативные субъекты при модальных глаголах в английском не могут свидетельствовать о воли-

тивности или агентивности, так как номинатив вобрал в себя и другие семантические макророли.

Чтобы выяснить, насколько широка реальная сфера употребления во- литивных и неволитивных субъектов в английском, необходимо перевести соответствующий корпус текстов на язык, в котором субъект маркирует макророли, а не игнорирует их. Проиллюстрируем это на примере «фаталистичных» конструкций типа Мне не увидеть её никогда. Хотя в английском они оформляются номинативно, переводы на русский показывают, что неизбежность, фаталистичность событий тематизируются в английской художественной литературе чаще, чем в русской. Формула «не *ить + мне / тебе / ему / ей / нам / вам / им» (Мне не жить; Не сделать мне / тебе / им / нам... этого) находит в нашем мегакорпусе 386 фраз в русской классике, 308 - в литературе советского периода, 354 - в литературе постсоветского периода и 649 - в переводах с английского. Из этого не следует, однако, что та же тенденция распространяется на все конструкции с инфинитивами. Например, формула «некого / не на кого / нечего / не на что / некуда / негде / незачем / не о чем / не у кого / не из чего / некем / не с кем / нечем / не с чем / не о ком + АА*ть/АА*ться» (Не на кого мне надеяться; Не о чем тут и говорить) обнаруживает 8 941 фразу в корпусе классики, 6 180 фраз - в советской литературе, 6 065 - в постсоветской и только 5 392 - в переводах (мегакорпус). Ещё больше разрыв в результатах по конструкции типа Не выбрасывать же его (формула «не аа*ть же»): здесь то же соотношение составило в мегакорпусе 404 : 492 : 775 : 133. По оптативу (различного рода пожеланиям) особой разницы в результатах не наблюдается (формула «только бы / если бы / хоть бы + аа*ть/аа*ться»): 634 : 528 : 314 : 404. Примечательно, что данная конструкция (Только бы выбраться; Хоть бы покурить) употребляется в русском всё реже. Чаще, чем в среднем по русской литературе, в переводах с английского употребляются конструкции типа Жаль /лень бросать (формула «жаль / пора / охота / неволя / досада / позор / лень + аа*ть/аа*ться»), где дативный субъект обычно не упоминается: 1 703 : 1 979 : 2 851 : 2 741 (мегакорпус). В данном случае частотность конструкции в русском быстро растёт.

Таким образом, различные конструкции с инфинитивами и неагентив- ными субъектами употребляются в переводах с английского то чаще, то реже, чем в русском, но наиболее «фаталистичный» тип - Мне не жить - более типичен для английского, хотя эта фаталистичность и не находит в английском выражения на уровне оформления субъекта. Ниже приводятся данные по прочим модальным конструкциям (табл. 9). В них также не наблюдается чётких тенденций в сравнении с английским, но в общей сложности они встречаются в английском реже (в основном за счёт модальных предикативов «надо», «надобно», «нельзя»).

Таблица 9

Частотность некоторых безличных конструкций

с модальными значениями в мегакорпусе

Как и в других случаях, все неподходящие фразы, не отфильтрованные формулами поиска, отфильтровывались нами самостоятельно.