Имперсонал, пассив и стилистик
Следующий пример должен продемонстрировать, как больший синонимический ряд в английском компенсирует неспособность английской грамматики выражать те оттенки значения, которые в русском передаются имперсоналом.
Речь идёт о конструкциях типа Его убило / Он был убит, соответствующих английскому аналитическому пассиву. В электронном сборнике русской классики «Антология русской литературы от Нестора до Булгакова» выражение «Его убило» употребляется два раза, причём из контекста становится ясно, что речь идёт о смерти через воздействие неодушевлённых объектов: 1) Л.Н. Толстой. Севастополь в мае: «А может быть, одного Михайлова убьёт [бомбой - Е.З.], тогда я буду рассказывать, как рядом шли, его убило и меня кровью забрызгало»; 2) А.П. Платонов. Седьмой человек: «Его пуля ударит слабо, если меня она убьёт, - ну она кость ему может повредить, только и всего, а он подумает, что его убило, и умрёт от страха и сознания».Выражение «Он был убит», то есть обычный пассив, употребляется семь раз, причём в этом случае смерть может наступать как от объектов, так и от людей (или форма смерти вообще не уточняется): 1) Л.Н. Толстой. Севастополь в мае: «Он был убит на месте осколком в середину груди»;
- И.Э. Бабель. Эскадронный Трунов: «Он был убит утром в бою с неприятельскими аэропланами».
В сборнике английской классики “English and American Literature from Shakespeare to Mark Twain” выражение He was killed употребляется 27 раз на 172 000 страниц, глагол “to kill” употребляется по отношению как к одушевлённым, так и неодушевлённым каузаторам. Его синоним “to murder” (He was murdered) употребляется 14 раз, каузатором выступают только люди. Точного аналога безличной конструкции «Его убило» в английском нет. Таким образом, английский язык использует больший синонимический ряд там, где русский использует большее синтаксическое разнообразие (те самые безличные конструкции, которые, как считает А.
Вежбицкая, «предполагают, что мир в конечном счёте являет собой сущность непознаваемую и полную загадок, а истинные причины событий неясны и непостижимы» (Омельченко, 2000, с. 39)).Разнообразие синтаксических форм, используемых в русском языке, делает возможной большую стилистическую дифференциацию по сравнению с более прямолинейным английским (причём прямолинейным не по воле носителей языка, а из-за невозможности отойти от немногочисленных шаблонов английской грамматики: как отмечает В. Элмер, личные и безличные варианты одного и того же высказывания использовались раньше в качестве стилистического приёма и в английском, пока это было возможно (Krzyszpien, 1990, р. 37)[39]). Стилистическая дифференциация ограничивается не только противопоставлением имперсонала пассиву: похожие примеры можно найти при противопоставлении безличных и неопределённоличных, а также безличных и личных конструкций. В частности, семантические различия между личными и безличными конструкциями подчёркиваются у Е.С. Яковлевой: «Богатейший материал на тему семантики грамматической формы даёт русская безличность. Особенно это касается тех случаев, когда возможна альтернатива, и выбор личной или безличной формы описания моделирует свою действительность, ср.: Его сбило машиной / ударило кирпичом и Его сбили машиной / ударили кирпичом (первые варианты могут быть предметом хроники происшествий, а вторые относятся уже к уголовным делам)» (Яковлева, 1996).
А.М. Пешковский полагал, что «в огромном большинстве случаев» безличные конструкции с дативом субъекта приобретают «особый оттенок лёгкости действия (мне говорится = мне легко говорить)» (цит. по: Гвоздев, 2005).
Как отмечает В.Ю. Копров, если в предложении Вчера он не спал субъект получает характеристику «не спал, потому что не хотел или не мог в силу каких-то причин», то в предложении Вчера ему не спалось - «не мог спать именно из-за каких-то неназванных причин» (комментарий автора: «...в отличие от синтаксически менее богатого и более "прямолинейного" английского языка в русском языке часто имеется возможность выбора личной или безличной конструкции для выражения одной и той же семантической структуры») (Копров, 2000, с. 106).
А.Н. Гвоздев полагал, что глагол «быть» для выражения принадлежности употребляется больше в разговорной речи, а в научном и деловом стиле более уместен глагол «иметь» (Гвоздев, 2005; cp. Короткова, 2008, с. 12).
На явные смысловые различия между высказываниями Он грустен и Ему грустно указывается в «Коммуникативной грамматике русского языка»: в выражениях с дативом речь идёт о внутреннем состоянии, которое, возможно, незаметно для окружающих; а в выражениях с номинативом, напротив, отмечается выявленность душевного состояния, подчёркивается наличие внешних признаков грусти (Золотова и др., 2004, с. 192-193). Тот факт, что в английском такие тонкие смысловые различия невозможно передать имперсоналом, ещё не говорит о более активном отношении англичан к жизни.
Н.С. Валгина пишет о стилистических возможностях русского имперсонала следующее: «Семантико-стилистические возможности безличных предложений разных типов необыкновенно широки; особенно распространены они в художественной литературе, которая постоянно обогащается фактами разговорного языка. Посредством безличных конструкций возможно описать такие состояния, которые характеризуются неосознанностью, немотивированностью (ср.: не хочу - осознанное нежелание; не хочется - неосознанное нежелание). Кроме того, при помощи их можно придать действию особый оттенок лёгкости (мне говорится - мне легко говорить), и, наконец, безличные предложения незаменимы при необходимости выделить само действие и его результат (ср.: Град побил посевы - Градом побило посевы). Тонкие оттенки значения, передаваемые безличными конструкциями, способствуют их широкому распространению в разговорной речи и в языке художественной литературы» (Валгина, 2000).
Особенно следует обратить внимание на её высказывание о предложениях типа Градом побило посевы - ниже мы подтвердим его на конкретных примерах.
Как известно, любой язык, следуя принципу экономии языковых средств, склонен вытеснять абсолютные синонимы. Однако на стилистически и семантически дифференцированные синонимы этот принцип не распространяется, так как именно ими измеряется богатство языка.
Так, в 1999 г. в журнале «Санкт-Петербургский университет» были опубликованы материалы круглого стола «Великий и могучий во дни тревог и сомнений», где среди прочего была затронута и тема богатства экспрессивных средств русского языка, выраженного в широком распространении импер- сонала: «Владимир Викторович КОЛЕСОВ (заведующий кафедрой русского языка, филологический факультет СПбГУ): В Европе культура живет с V века, 1600 лет нации развиваются параллельно, и там очень много взаимных влияний. Польский лингвист Вежбицкая очень много писала на эту тему, осуждая русскую ментальность через языковые формы, говоря об обилии всяческих безличных конструкций...Кира Анатольевна РОГОВА (профессор кафедры русского языка для иностранцев-филологов, филологический факультет СПбГУ): Я считаю это богатством языка.
К: Правильно.
Р.: Мы можем передать...
К: ...Передать через слово все оттенки реально существующего. Это богатство языка. А для Вежбицкой нет» («Великий и могучий во дни тревог и сомнений», 1999).
Поскольку в русском языке личные и безличные конструкции противопоставляются друг другу как в стилистическом, так и в смысловом плане, нет никаких оснований полагать, что безличные конструкции излишни, что можно обходиться только личными, что многочисленность безличных конструкций непременно связана с особенностями мышления данного народа. Потеря имперсонала в английском была обусловлена переходом к новому языковому типу, а не изменениями в мировоззрении. Эта потеря была сопряжена с радикальной перестройкой всей языковой системы и исчезновением стилистической дифференциации на синтаксическом уровне. Потеря имперсонала (как и медия) компенсировалась расширением сферы употребления пассива.