II.1.2. Феномен поэтического мировосприятия Ф. Сологуба
В основу поэтических текстов Ф. Сологуба, одного из самых ярких представителей русского символизма, легли глубокие противоречия действительности, освещаемые практически всеми символистами в своих произведениях.
Ф. Сологуб вошел в русскую литературу со своей программой преобразования несовершенной действительности в мир добра и гармонии. Для него характерны фатально - пессимистические настроения, свойственные декадентскому мироощущению, что оценивалось критикой неоднозначно. Многие до последнего времени считали его творчество, чуть ли не ущербным. «Проповедник крайнего солип-цизма, вырастающего на почве агностицизма», «наиболее яркий и последовательный представитель декаданса», «плоский натуралист», «певец смерти», «проповедник идеалов чистого эстетизма и связанного с ним эротизма», «воинствующий субъективный идеалист», «убежденный антиреалист» - вот немногие из тех эпитетов, с помощью которых оценивалось, как правило, творчество писателя. Зачастую его литературное наследие просто разделялось на две части - реалистическую, положительную, и декадентскую, ретроградную, и мы имели дело уже с двумя Ф. Сологубами, совершенно чуждыми друг другу.Но основания для такого рода оценок давал и сам писатель, весьма склонный к крайним и резким декларациям в духе субъективного идеализма и индивидуализма, доведенного до крайнего своего предела - солипсизма. « Я - во всем, и нет иного, // Во мне - родник живого дня,» -читаем мы в одном из стихотворений поэта; или в предисловии к сборнику «Пламенный круг»: «Ибо все и во всем - Я» : «Я - Бог таинственного мира, // Весь мир в одних моих мечтах.» - уже из другого стихо-твореия Ф. Сологуба.
Мотивы абсолютного неприятия мира действительности, бессмысленности жизни проходят через многие его произведения и как будто определяют главный пафос его поэтического воззрения. Отсюда - ненависть к жизни, к солнцу, к счастью, к людям и эстетизация смерти: « О смерть! Я твой.
Повсюду вижу, // Одну тебя, - и ненавижу, // Очарование земли»В своей поэзии (а число написанных им за 40 лет работы в литературе стихотворений обозначается четырехзначной цифрой) он не уставал повторять одни и те же заклинания: о «темнице жизни», о привязавшемся с колыбели «одноглазом, диком Лихо», об «общем уделе» - «одиночестве», о «владычице- смерти», о погибельном круге», который очерчивает «недотыкомка серая», образ которой символизирует для поэта темную злую волю, стихию бессмысленности, пошлости, косности, жестокости, управляющую всю жизнь. Такое чувство безвыходности из заколдованного круга очень характерно для модернизма (декаданса) в целом и для произведений Сологуба - в частности. Так называемое «сумеречное настроение», определяющее сущность и своеобразие декадентского искусства описал немецкий публицист и психиатр Макс Нордау в книге «Вырождение»: «Преобладающая его черта - чувство гибели, вымирания. В скандинавской мифологии сохранилось страшное сказание о « гибели богов». В наше время даже развитые умы испытывают то же неопределенное опасение надвигающихся сумерек. Все традиции подорваны, и между вчерашним и завтрашним днем не видно связывающего звена...» (Утехин 1991) Но Сологуб не принял революции: свое ироническое отношение к социально-экономическому перевороту, к уравнительным идеям его, к недооценке революционным учением духовной жизни человека, его амбиции, гордости, личных устремлений, воли, внутреннего мира индивида он сохранил до конца своей жизни. Он, как и большинство интеллигенции, придерживался идеи абсолютизации зла реальной действительности, неверия в ее социальное обновление. Вопрос о смысле жизни, стоящей в центре нравственно - философских исканий литературы XVIII - XIX вв., был подменен вопросом о смысле смерти, нашедшим свое философское, научное обоснование в написанной А. Шопенгауэром еще в 1819 году книге «Мир как воля и представление». В ней автор утверждает полную абсурдность человеческой жизни и природы, сущностью которых является слепая, темная, неразумная Воля - бессмысленное желание жить, жить просто ради того, чтобы жить.
Освобождением от бессмысленности жизни могла быть только смерть, проблема которой и формулируется А. Шопенгауэром как понятие «небытия неразумной и вечной Воли». Идеи немецкого философа оказали несомненное влияние на творчество Ф. Сологуба. Многие его произведения можно даже рассматривать как своего рода иллюстрации к основным идеям шопенгауэровской философии.Творческие принципы и позиции Ф. Сологуба, обретенные еще в 90-е годы, почти не изменялись, хотя в символизме как направлении происходили заметные сдвиги, сложная эволюция. А. Блок писал о нем: «В современной литературе я не знаю ничего более цельного, чем творчество Сологуба» (Блок 1963: 152). Оборотной стороной этой непоколебимости стало то, что на сочинения писателя нередко ложилась печать монотонии: для Сологуба характерны образные, тематические и прочие «совпадения», вплоть до излюбленных слов в его лексике. Некоторые его произведения относят к авторским текстам - мифам.
Реминисценции из прежнего литературного бытования материала нужны Сологубу не просто для расширения круга ассоциаций: они, в сущности, образуют систему «метаязыка» произведения, которая доступна лишь тем, кто владеет этим «языком» устойчивых мотивов классической русской литературы, кому реминисценции из нее что-то говорят. Вне этой системы семантика образов Сологуба может быть воспринята лишь крайне обедненно.
В поэтическом тексте художника мы имеем дело не только с типизированным изображением явлений определенной действительности. Медленно, но верно создавая впечатление, что вся это метко обрисованная им действительность - всего лишь явление, Майя, бывание - по буддизму, представление - по Шопенгауэру, Сологуб осторожно, тщательно подобранными средствами переводит так ощутимо, так достоверно преданную им реальность в метафизический план. Это достигается с помощью почти неуловимых приемов; тайна метафизических планов поэтических текстов в «чуть-чуть» - в очень осторожной градации, создаваемой неприметным, ненавязчивым повтором вещественных, интерьерных, портретных, пейзажных, цветовых деталей, которые в ходе этих повторов из характеризующих атрибутов или сравнений перерастают в метафоры или метонимии, потом в символы, и, наконец, приобретают «архе-типически» окрашенную значимость.