II. 1.1. Идиостиль поэта как способ индивидуализации языковой картины мира
Следует признать, с одной стороны, совершенно объективным такое состояние развития литературного языка, всегда потенциально неисчерпаемого и готового к открытиям и «прорывам» в новые измерения.
С другой - столь же очевидно действие принципа имманентности творчества, тайны выбора средств самовыражения, при соблюдении принципа свободы художественной мысли. Наконец, нельзя забывать и про преодоление тех тормозящих развитие художественного воображения на пути постижения возможностей и тайн своего собственного родного языка тенденций, которыми отмечены последние два века русского словесного творчества. Видимо, далеко не случайно именно художникам уровня Л.Н. Толстого, И.А. Бунина, Л.Н. Андреева, Ф.К. Сологуба, М.А. Булгакова, тонким и глубоким психологам - аналитикам, ратовавшим за свободу творчества, и за проникновение в тайну человеческой души, и за постижение глубины русского языка, свойственна тонкая речевая индивидуальность, свой неповторимый идиостиль.В широком понимании это - то, что принято называть идиостилем, совокупность глубинных, порождающих текст механизмов создания текстового пространства определенным автором, отличая его от других. В более узком плане идиостиль связан с системой лингвостилистических средств, характерных для творческой манеры данной языковой личности автора (В.В. Виноградов, Р.О, Якобсон, Ю.Н. Тынянов, М.М. Бахтин, Б.М. Эйхенбаум, В.М. Жирмунский, Ю.Н. Караулов, А.К. Жолковский, В.П. Григорьев и др.).
Идиостиль понимается в современной филологии и как проявление рефлексии автора над языком (В. П. Григорьев), являющимся совокупностью глубинных текстопорождающих «констант», «доминант» художественной личности. Понятие идиостиля рассматривается в связи с «идиолектом», «семантическими играми» (Вяч. Вс. Иванов), «поверхностными» и «глубинными структурами текста» (А.К. Жолковский, Ю.К. Щеглов, С.Т.
Золян) и др.). Особенно важным представляется изучение идиостиля в контексте понятия «языковая личность» (Р.О. Якобсон, Ю.Н. Тынянов, М.М. Бахтин, Б.Н. Эйхенбаум, В.М. Жирмунский, В.В. Виноградов, Ю.Н. Караулов).В современном стилеведении принято понимать под идиостилем «совокупность языковых и стилистико-текстовых особенностей, свойственных речи писателя, ученого, публициста, а также отдельных носителей данного языка... Если идиолект представляет собой совокупность собственно структурно-языковых особенностей (стабильных характеристик), имеющих место в речи отдельного носителя языка, то идиостиль -это совокупность именно речетекстовых характеристик отдельной языковой личности., тем не менее формирующихся под воздействием всей экстралингвистической основы...» (Котюрова 2003: 95). Идиостиль, таким образом, выступает своеобразным «посредником между конкретным текстом и его автором». Применительно к художественно-литературному тексту представляется актуальным коммуникативно-стилистический подход, когда характер речевого воплощения образа автора как языковой личности автора (ЯЛА) определяется целым рядом факторов - вербально-семантическим, когнитивным, мотивационно-прагматического (Караулов 2002).
Стиль литературной личности как автора, или «стиль писателя», по В.В. Виноградову, это есть его «слог». Данное определение идет от В.Г. Белинского, который понимал под ним «уменье выразить мысли тем словом, тем оборотом, какие требуются сущностью самой мысли... Слог - это сам талант, сама мысль... в слоге весь человек; слог всегда оригинален как личность, как характер. Изучение слога выражается главным образом в определении того, что берется писателем из языка и как, в каких целях употребляется. чем отличается «голос» данного писателя от «голосов» других» (Ефимов 1957: 166).
Далеко не всегда фактор субъективно - индивидуальный рассматривается как главный в организации языкового пространства и личности автора, и идиолектной парадигмы его идиостиля. Так, сравнительно недавно Р.А.
Будагов обосновывал необходимость рассматривать эстетическую функцию стиля художественной литературы как результат имманентного обобщения языком стилей отдельных писателей в стилях литературных направлений (классицизм, реализм, романтизм и т.д.); «в противном случае. исследователь за многообразием отдельных факторов утрачивает перспективу общего» (Будагов 1974: 113).В.В. Виноградов не раз подчеркивал, что принципы и законы словесно - художественного построения образа автора следует искать в тексте самого художественного произведения. «Диалектика писательского «Я», являющая собой скорее не «образ - имя, а образ - местоимение», предполагает «широкое право перевоплощения и видоизменения действительности» (Виноградов 1971: 128). Исследуя связи между автором и структурой создаваемого им текста как словесно - художественного целого, В.В. Виноградов приходит к выводу о том, что «стиль писателя. создает и воспроизводит индивидуально - выразительные качества и соотношения вещей - образов, типические для творческой системы именно этого художника» (Виноградов 1971: 211).
Языковая форма «личностного восприятия сознанием явлений объективной действительности; отпечаток, воспроизведение сознанием предметов и явлений внешнего мира» (БТС 2000: 682) неизбежно носит характер индивидуального знакового закрепления денотативных сущностей. Это значит, что ЯЛА выступает своеобразной метатрансформацией образа автора художественного текста, которая, в силу своего субъективного характера, проявляется в идиостилевой организации и ЯКМ, и формирующегося на ее основе художественного текста.
Понятие ЯЛА, таким образом, непосредственно соотносится с понятием «образа автора», выступая его лингвопрагматическим «преемником». Личностный компонент этого понятия, однако, заставляет нас уточнить еще одну позицию, представляющую весьма важной с идио-стилевой точки зрения. Мы имеем в виду момент перехода из реального мира в виртуальный, когда автор неизбежно проявляет элементы деви-антного поведения, не соответствующего стандарту, отклоняющемуся от норм и даже зачастую нарушающему их.
Отсюда - поиск языковых форм для игры, своеобразных речевых масок, маркированных индивидуальностью ЯЛА.Думается, именно идиостилевая сторона языковой игры представляет наибольший интерес в плане нашего исследования, поскольку философские ее моменты, а также аспекты культурологического плана исследованы достаточно разносторонне (см. об этом: Тхорик 2000: 47-51 и др.). Лингвокультурология должна больше внимания уделять языковой форме фреймирования концептосферы, фиксации в речевых моделях культурных констант Степанов, 1997; Маслова, 2001), и в этом плане употребление речевых реализаций концепта «судьба» представляется нам весьма показательным.
ЯЛ, раскрывающаяся в идиостиле благодаря специфическим речевым номинативным формам, и реализующая свои метапрагматические установки, в итоге приходит к открытию для себя и для читателя того, что называют текстом.
Текст открывается автору в той же степени, в какой автор раскрывает и открывает себя в тексте. Ожидание и радость этого открытия -стимул нашего вхождения в текстовое пространство и постижения его дискурсного потенциала. Речевые реализации любого концепта как минимальный отрезок вербального слоя, как фрагменты ЯКМ (причем в ее идиоварианте), которые экстраполированы на нашу идио - ЯКМ, и есть один из способов вхождения в пространство текста (дискурса) (Буров 2003).. Метапрагматические свойства позволяют этому средству фиксировать существование ЯКМ, параллельной по отношению к стандартной и отражающей нарушение норм в ассоциативно-вербальной сети (Ю.Н. Караулов). В нашем восприятии художественного текста это явление ожидаемо, особенно если речь идет об употреблении СН.
Ю. Н. Караулов считает, что ассоциативно- вербальная сеть - это система связей лексических единиц, которая традиционно трактуется в качестве одного из способов организации словарного состава языка, характеризуемого национальной спецификой (Караулов, 1990: 122). Такие единицы речевой номинации, как, например, СН, образуют свой, особый, слой этой сети (Фрикке 2004).
Это метаслой, организуемый индивидуальностью автора и ориентированный на субъективное восприятие адресата или читателя текста. Постигая вербальную и паравербальную тайну дискурса, мы неизбежно входим в этот слой, поскольку он вносит упорядоченность в хаотичность субъективного идиостиля и его ЯКМ.Энергетика текста и регулируется, на наш взгляд, соотношением хаотичности и организованности. Притяжение текста - это притяжение индивидуальности ЯЛА, когда мы ожидаем контакта со знаком, предчувствуем его, проецируем возможные варианты, предвидим имманентность и перманентность его свойств, подтверждаем предначертанность его позиции в семиосфере и его столкновение со своим концептом в концептосфере, ощущаем множественность и полифоничность отражающейся в его внутренней форме интертекстуальности, наслаждаемся возможностью эстетической разрядки (катарсис), печалимся фактом несоответствия речевых форм обозначаемых ими фактам в авторской интерпретации и т. д.
Дискурс как акт и пространство семиозиса реализует потенциал текста, энергия которого индивидуально маркирована в художественном пространстве текста ЯЛА, во всех ее проявлениях - и в текстовом, и в метатекстовом - предопределяет характер этой реализации, особенности раскрытия концептосферы, формирования семиосферы и создания ЯКМ индивидуальной автора - идио-ЯКМ. Она, в свою очередь, обусловлена способностью художественной индивидуальности создавать свое собственное, неповторимое пространство эстетического освоения действительности. Очевидно, что любое художественное мировосприятие глубоко индивидуально; при этом поэтическое мировосприятие, естественно, обладает спецификой.
Поэтический текст обладает ярко выраженной спецификой в сравнении с другими родовыми художественными системами. Ю. М. Лотман подчеркивал: «Семантика поэтической речи оказывается сложно построенной, причем специфика смысловых пересечений, системы семантических сопротивопоставлений зависит от свойственного данному тексту построения всей структуры плана выражения (Лотман 2002: 273).
При этом поэтический текст выступает комплексным носителем семантики (А.А. Потебня), «Поэзия есть явление смысла», и «поэтическое произведение можно определить как сложно построенное единое значение» (там же).В чем же тогда специфика символического поэтического текста как знака? Ю.М. Лотман связывает понятие символа с посреднической функцией «между семиотической и внесемиотической реальностью. В равной степени он посредник между синхронией текста и памятью культуры. Роль его - роль семиотического конденсатора» (Лотман 2002: 225). Думается, весьма важно для нас, в плане нашего исследования, именно замечание Ю. М. Лотмана о посреднической роли семиосимвола «между синхронией текста и памятью культуры». В «памяти культуры» русского символизма, куда мы относим идиостиль Ф. Сологуба, весьма важное место занимает мифологическая основа концептосферы как база этой «памяти». Символическое начало идиостиля поэта и позволяет легче осуществить трансформацию мифа в семиосимвол, а затем - в речевые отрезки, реализующие в «синхронии текста» его знаковость.
Дадим краткую характеристику феномену идиостиля Ф. Сологуба как представителя русского символизма и как художника, чье поэтическое мировосприятие обусловливает и особенности выражения концеп-тосферы и, в частности, рассматриваемого нами концепта «судьба».