§ 69. Грамматические учения о залоге до половины ХГХ в.
В современном русском глаголе категории наклонения, времени и вида очень тесно связаны. Категория вида является семантической базой форм времени и наклонения. Она определяет объем г наг ольного слова, круг его форм.
Категория вида сплетается и с категорией залога , которая, в свою очередь, лежит уже на самой пограничной черте между грамматикой, лексикологией и фразеологией, а в области грамматики — ближе к синтаксису предло-жения, чем к морфологии слова. Самый термин $ а л о г (перевод греческого diathesis) употребляется уже в древнейших грамматиках церковнославянского, а затем и русского языка . Будучи калькой, точным морфологическим слепком греческого слова 435, этот термин издавна не удовлетворял русских грамматистов (даже тех, кто признавал категорию залога живым и существенным элементом грамматической системы русского глагола). В понятие залога вкладывалось и вкладывается крайне разнообразное и противоречивое лексико-грамматическое содержание.Учение о залогах до сих пор содержит очень много неясностей.
Оно наметилось еще в грамматике Мелетия Смотрицкого, а в русской грамматике Ломоносова уже вырисовываются ясные контуры традиционных школьных шести залогов русского глагола (действительного, страдалельного, возвратного, взаимного, среднего и общего) . Ломоносов же обратил внимание на связь залоговых форм с различиями реальных значений глаголов и с различиями их синтаксического употребления. Но уже с самого начала XIX в. стали возникать сомнения, пригодно ли вообще учение о залогах для русской грамматики, соответствует ли оно природе русского глагола 436. Вместе с тем разные грамматисты по-разному понимали объем и грамма-тическое содержание категории залога; одни видели в залоге лишь отражение отношений действия к объекту, другие включали в круг залоговых значений, сверх объектных отношений, и разные отношения действия к субъекту, третьи стремились ограничить понятие залога выражением отношения к субъекту.
Вопрос о категории залога связывался и с общим синтаксическим вопросом о развитии субъектно-объектного строя предложения. По мнению многих лингвистов, залоговое значение глагола устанавли-вается и определяется лишь в контексте предложения. В грамматиках первой половины XIX в. учение о залоге сводилось к лексико-синтаксической классификации глаголов по характеру отношения действия к объекту. Выстраивались те же шесть ломоносовских залогов: 1) действительный, или переходящий, т. е. управляющий винительным падежом прямого объекта;2) возвратный и 3) взаимный (оба образуются посредством присоединения -ся): 4) средний (или непереходя- щий); 5) страдательный (противоположный действительному) и, наконец,общий. К общему залогу причислялись глаголы на тся (например: бояться, надеяться, стараться, смеяться, резвиться), не имевшие парных соотносительных глаголов без -ся. Они назывались общими потому, что они «имеют свойства, общие действительному и возвратному залогам» 437.
Эта ломоносовская схема шести залогов с разными вариациями дожила до «Общего курса русской грамматики» проф. В. А. Богородицкого. Изменялось лишь понимание состава и содержания «среднего» и «общего» залогов и несколько колебалось определение разных значений возвратного залога. Кроме того, возвратные образования на -ся рассматривались то как самостоятельный грамматический тип, то как разновидность глаголов среднего залога.
Так, Востоков среди глаголов на -ся кроме страдательных, возвратных, взаимных выделял еще «глаголы внутреннего чувства, обращенного только на самого действователя» (под именем «общего залога», например: лениться, резвиться). Он же отме- тил (в составе среднего залога) группу глаголов на -ся,«показывающих способность к действию, также обнаруживание себя каким-либо действием или качеством» (например: крапива жжется; нитки рвутся, снег белеется; стучится в дверь)438.
По мнению Востокова, залоги различаются не по окончаниям, а «по значению», какое глагол получает в употреблении с другими слонами .
Таким образом, для Востокова в категории залога резче всего выступает синтаксическая и лексическая стороны глагола в их взаимной связи, в их соотношении. Так, по Востокову, «глагол взаимный, по отнятии вопроса с кем? обращается в глагол средний, например: «Воин сражается за отечество». Уже из этого обзора видно, что Востоков к одному и тому же разряду среднего залога относил и глаголы без -ся, например: плавать, стоять, сохнуть, белеть — и глаголы на -ся, например: бояться, мчаться, стучаться. Для Востокова (впрочем, так же как и для Ломоносова) два соотносительных залога — действительный и средний — являются основными. Действительному залогу противопоставлен страдательный. Все остальные залоговые формы так или иначе связаны с этими залогами, особенно с действительным.Г. Павский выделял в категории залога три общих семантико-грамматических типа — действительный, страдательный и средний залоги (т. е. глаголы переходного, страдательного и непереходного значений). Он связывал это деление глаголов с «различными состояниями живущих, действующих и страдающих существ»440. По Павскому, основная функция возвратной формы — делать глаголы непереходными. В связи с этим возвратные глаголы зключаются в систему среднего залога (кроме тех, которые имеют страдательное значение). «Действительный глагол, принявший частицу -ся, которая останавливает дейсті ие при самом лице и не позволяет ему переходить на внешние предметы, принимает вид и значение среднего залога, и все возвратные глаголы можно назвать средними».
В этом делении всех глаголов на три типа — действительные, страдательные и средние — сказалось влияние на Павского античных и складывавшихся под их воздействием западноевропейских грамматик. Так же кас и Востоков, Павский отмечал среди глаголов «средних возвратных» обособленную группу слов, которые образуются посредством приклейки -ся к формам среднего залога: стареться, белеться, чернеться, краснеться. Павский сопоставлял эти глаголы со словосочетаниями идет себе, живет себе.
По мнению Павского, «снег белеется» равносильно: белеет себе. В пределах того же класса средних-возвратных глаголов Павский еще различал взаимные глаголы, а также глаголы, в которых «частицею -ся изображается безличность» (не спится, неможется, не сидится и т. п.).Таким образом, в грамматических трудах Павского было установлено несколько новых значений, свойственных формообразующему суффиксу -ся. Но вместе с тем у Павского получался еще более явно, чем у Востокова, разрыв внешней формы и значения, потому что к области одного и того же залога (среднего) относились глаголы без -ся и с -ся. Точно так же в концепции Павского была затенена синтаксическая точка зрения на залог.
Грамматические противоречия в учении о залогам особенно рельефно выступили в «Исторической грамматике» Ф. И. Буслаева. Признавая те же шесть залогов, что и старая грамматическая традиция, Ф. И. Буслаев, в первую очередь, делил все глаголы на переходящие (transitiva) и непереходящие (irtransitiva).
Так же как когда-то — под влиянием античной грамматической традиции — Меле- тий Смотрицкий, Буслаев слил лексико-синтаксическое учение о переходности и непереходности глагола с учением о залоге. «Залог, по Буслаеву, прежде всего означал деятельность предмета или переходящую на другой предмет... или непереходящую»441. Далее, эти два общих и основных класса глаголов, связанных с разными синтаксическими конструкциями, — глаголов переходящих и непереходящих — по залоговым различиям одинаково распадались на группы действительных, страдательных, средних и возвратных глаголов. Возвратные же, в свою очередь, еще подразделялись на подгруппы взаимных и общих.
Уже в этом делении выступают ошибки и противоречия. Так, по Буслаеву, действительные глаголы находятся как среди переходягцлх, так и непереходящих глаголов. Между тем «действительный глагол» означает действие предмета, переходящее на другой предмет, которого название ставится в винительном падеже. Точно такова же, по Буслаеву, и участь средних глаголов.
«Каким же образом,—спрашивалА. А. Потебня, — действительный глагол, по сущности переходящий, может быть в то же время непереходящим и, наоборот, средний, по сущности непереходящий, может быть в то же время переходящим?» Вся классификация оказывается очень шаткой. По мнению Буслаева, один и тот же глагол даже «как непереходящий может быть и действительным, т. е. переходящим, и средним, т. е. непереходящим»442.
Буслаев указывал, что формы страдательного залога могут производиться от глаголов не только действительных, но и средних (неугасаемый, сижено и т. п.). Вместе с тем, по Буслаеву, «важнейших форм для выражения страдательного залога... три» (имеются в виду три разные конструкции: книга читаема, книга читается и книгу читают). Выходило, что страдательный залог не только производится и от действительных, и от средних залогов, но и выражается: 1) формой причастия
страдательного с вспомогательным глаголом или без него (книга была читаема, книга прочитана); 2) возвратною формой (книга читается) и 3) действительною формой (книгу читают). Точно так же форма возвратного залога может иметь значение и среднего залога (т. е. обозначать непереходное состояние), и страдательного. Взаимный залог, по Буслаеву, может располагать и действительной (например, говорить с кем), и возвратной формой (драться, мириті-ся с кем). Получалась невообразимая путаница терминов, понятий и определений. «Форма» и значение вступали в самые неожиданные столкновения. Грамматика смешивалась с лексикологией.
Правда, Буслаевым было собрано много материала по истории залоговых значений. Буслаев точнее, чем его предшественники, определил роль разных приставок в процессе образования переходных глаголов от непереходных. Буслаеву была ясна связь залоговых различий с синтаксическими особенностями глаголов и с их лексическими значениями. Но распутать вопрос о залогах русского глагола Буслаеву не удалось. Недостатки буслаевского учения о залоге отчасти зависели от двойственности критериев, которые были приняты Буслаевым за основание залоговых различий.
С одной стороны, опираясь на лексико-синтаксические особенности глаголов, он выдвигает принцип переходности. С другой стороны, имея в виду этимологическую форму слова, он различает типы глаголов с аффиксом -ся и без него. Вместе с тем оба эти критерия или признака были смешаны.Последующим лингвистам учение о залоге как о форме выражения отношений действия к объекту казалось совершенно дискредитированным в «Исторической грамматике» Ф. И. Буслаева 443. Н. П. Некрасов иронически изображал бунт глаголов про-тив грамматиков с их теорией залогов. «Со всех сторон слышны шум и крики. «Зачем вы заперли меня,—кричит смелый глагол бить,— между одними действительными? Разве я не могу иметь значения среднего залога? Прочтите басню Крылова «Ручей», там вы найдете следующий стих:
Ручей из берегов бьет мутною волной,
Кипит, ревет, крутит нечисту пену в клубы...
Разве здесь, — продолжает кричать глагол бить,—я не имею значения вполне среднего залога? Кроме того, всем известно, что я могу иметь форму на -ся и в ней прохаживаться по всем отделениям. Разве вы никогда не слыхали выражений: Посуда бьется; Я бьюсь с ним об заклад; Бьется как рыба об лед; Сердце бьется и др.? Разве тут нет, по-вашему, ни страдательного, ни возвратного, ни взаимного значений? Зачем же вы запрятали меня в какой-то угол, когда я имею право на все ваше здание?..»