§ 69. Грамматические учения о залоге до половины XIXв.
В современном русском глаголе категории наклонения, времени и вида очень тесно связаны. Категория вида является семантической базой форм времени и наклонения. Она определяет объем глагольного слова, круг его форм.
Категория вида сплетается и с категорией залога1 , которая, в свою очередь, лежит уже на самой пограничной черте между грамматикой, лексикологией и фразеологией, а в области грамматики— ближе к синтаксису предложения, чем к морфологии слова. Самый термин залог (перевод греческого diathesis) употребляется уже в древнейших грамматиках церковнославянского, а затем и русского языка2 . Будучи калькой, точным морфологическим слепком греческого слова(435), этот термин издавна не удовлетворял русских грамматистов (даже тех, кто признавал категорию залога живым и существенным элементом грамматической системы русского глагола). В понятие залога вкладывалось и вкладывается крайне разнообразное и противоречивое лексико-грамматическое содержание.Учение о залогах до сих пор содержит очень много неясностей.
Оно наметилось еще в грамматике Мелетия Смотрицкого, а в русской грамматике Ломоносова уже вырисовываются ясные контуры традиционных школьных шести залогов русского глагола (действительного, страдательного, возвратного, взаимного, среднего и общего)3 . Ломоносов же обратил внимание на связь залоговых форм с различиями реальных значений глаголов и с различиями их синтаксического употребления. Но уже с самого начала XIXв. стали возникать сомнения, пригодно ли вообще учение о залогах для русской грамматики, соответствует ли оно природе русского глагола(436). Вместе с тем разные грамматисты по-разному понимали объем и грамматическое содержание категории залога: одни видели в залоге лишь отражение отношений действия к объекту, другие включали в круг залоговых значений, сверх объектных отношений, и разные отношения действия к субъекту, третьи стремились ограничить понятие залога выражением отношения к субъекту.
Вопрос о категории залога связывался и с общим синтаксическим вопросом о развитии субъектно-объектного строя предложения. По мнению многих лингвистов, залоговое значение глагола устанавливается и определяется лишь в контексте предложения. В грамматиках первой половины XIXв. учение о залоге сводилось к лексико-синтаксической классификации глаголов по характеру отношения действия к объекту. Выстраивались те же шесть ломоносовских залогов: 1)действительный, или переходящий, т.е. управляющий винительным падежом прямого объекта; 2)возвратный и 3)взаимный (оба образуются посредством присоединения -ся); 4)средний (или непереходящий); 5)страдательный (противоположный действительному) и, наконец, 6)общий. К общему залогу причислялись глаголы на -ся (например: бояться, надеяться, стараться, смеяться, резвиться), не имевшие парных соотносительных глаголов без -ся. Они назывались общими потому, что они "имеют свойства, общие действительному и возвратному залогам"(437).Эта ломоносовская схема шести залогов с разными вариациями дожила до "Общего курса русской грамматики" проф. В.А.Богородицкого. Изменялось лишь понимание состава и содержания "среднего" и "общего" залогов и несколько колебалось определение разных значений возвратного залога. Кроме того, возвратные образования на -ся рассматривались то как самостоятельный грамматический тип, то как разновидность глаголов среднего залога.
Так, Востоков среди глаголов на -ся кроме страдательных, возвратных, взаимных выделял еще "глаголы внутреннего чувства, обращенного только на самого действователя" (под именем "общего залога", например: лениться, резвиться). Он же отметил (в составе среднего залога) группу глаголов на -ся, "показывающих способность к действию, также обнаруживание себя каким-либо действием или качеством" (например: крапива жжется; нитки рвутся, снег белеется; стучится в дверь)(438).
По мнению Востокова, залоги различаются не по окончаниям, а "по значению", какое глагол получает в употреблении с другими словами4 .
Таким образом, для Востокова в категории залога резче всего выступает синтаксическая и лексическая стороны глагола в их взаимной связи, в их соотношении. Так, по Востокову, "глагол взаимный, по отнятии вопроса с кем? обращается в глагол средний, например: "Воин сражается за отечество". Уже из этого обзора видно, что Востоков к одному и тому же разряду среднего залога относил и глаголы без -ся, например: плавать, стоять, сохнуть, белеть— и глаголы на -ся, например: бояться, мчаться, стучаться. Для Востокова (впрочем, так же как и для Ломоносова) два соотносительных залога— действительный и средний— являются основными. Действительному залогу противопоставлен страдательный. Все остальные залоговые формы так или иначе связаны с этими залогами, особенно с действительным.Г.Павский выделял в категории залога три общих семантико-грамматических типа— действительный, страдательный и средний залоги (т.е. глаголы переходного, страдательного и непереходного значений). Он связывал это деление глаголов с "различными состояниями живущих, действующих и страдающих существ"(440). По Павскому, основная функция возвратной формы— делать глаголы непереходными. В связи с этим возвратные глаголы включаются в систему среднего залога (кроме тех, которые имеют страдательное значение). "Действительный глагол, принявший частицу -ся, которая останавливает действие при самом лице и не позволяет ему переходить на внешние предметы, принимает вид и значение среднего залога, и все возвратные глаголы можно назвать средними".
В этом делении всех глаголов на три типа— действительные, страдательные и средние— сказалось влияние на Павского античных и складывавшихся под их воздействием западноевропейских грамматик. Так же как и Востоков, Павский отмечал среди глаголов "средних возвратных" обособленную группу слов, которые образуются посредством приклейки -ся к формам среднего залога: стареться, белеться, чернеться, краснеться. Павский сопоставлял эти глаголы со словосочетаниями идет себе, живет себе.
По мнению Павского, "снег белеется" равносильно: белеет себе. В пределах того же класса средних-возвратных глаголов Павский еще различал взаимные глаголы, а также глаголы, в которых "частицею -ся изображается безличность" (не спится, неможется, не сидится и т.п.).Таким образом, в грамматических трудах Павского было установлено несколько новых значений, свойственных формообразующему суффиксу -ся. Но вместе с тем у Павского получался еще более явно, чем у Востокова, разрыв внешней формы и значения, потому что к области одного и того же залога (среднего) относились глаголы без -ся и с -ся. Точно так же в концепции Павского была затенена синтаксическая точка зрения на залог.
Грамматические противоречия в учении о залогах особенно рельефно выступили в "Исторической грамматике" Ф.И.Буслаева. Признавая те же шесть залогов, что и старая грамматическая традиция, Ф.И.Буслаев, в первую очередь, делил все глаголы на переходящие (transitiva) и непереходящие (intransitiva).
Так же как когда-то— под влиянием античной грамматической традиции— Мелетий Смотрицкий, Буслаев слил лексико-синтаксическое учение о переходности и непереходности глагола с учением о залоге. "Залог, по Буслаеву, прежде всего означал деятельность предмета или переходящую на другой предмет... или непереходящую"(441). Далее, эти два общих и основных класса глаголов, связанных с разными синтаксическими конструкциями,— глаголов переходящих и непереходящих— по залоговым различиям одинаково распадались на группы действительных, страдательных, средних и возвратных глаголов. Возвратные же, в свою очередь, еще подразделялись на подгруппы взаимных и общих.
Уже в этом делении выступают ошибки и противоречия. Так, по Буслаеву, действительные глаголы находятся как среди переходящих, так и непереходящих глаголов. Между тем "действительный глагол" означает действие предмета, переходящее на другой предмет, которого название ставится в винительном падеже. Точно такова же по Буслаеву, и участь средних глаголов.
"Каким же образом,— спрашивал А.А.Потебня,— действительный глагол, по сущности переходящий, может быть в то же время непереходящим и, наоборот, средний, по сущности непереходящий, может быть в то же время переходящим?" Вся классификация оказывается очень шаткой. По мнению Буслаева, один и тот же глагол даже "как непереходящий может быть и действительным, т.е. переходящим, и средним, т.е. непереходящим"(442).Буслаев указывал, что формы страдательного залога могут производиться от глаголов не только действительных, но и средних (неугасаемый, сижено и т.п.). Вместе с тем, по Буслаеву, "важнейших форм для выражения страдательного залога... три" (имеются в виду три разные конструкции: книга читаема, книга читается и книгу читают). Выходило, что страдательный залог не только производится и от действительных, и от средних залогов, но и выражается: 1)формой причастия страдательного с вспомогательным глаголом или без него (книга была читаема, книга прочитана); 2)возвратною формой (книга читается) и 3)действительною формой (книгу читают). Точно так же форма возвратного залога может иметь значение и среднего залога (т.е. обозначать непереходное состояние), и страдательного. Взаимный залог, по Буслаеву, может располагать и действительной (например, говорить с кем), и возвратной формой (драться, мириться с кем). Получалась невообразимая путаница терминов, понятий и определений. "Форма" и значение вступали в самые неожиданные столкновения. Грамматика смешивалась с лексикологией.
Правда, Буслаевым было собрано много материала по истории залоговых значений. Буслаев точнее, чем его предшественники, определил роль разных приставок в процессе образования переходных глаголов от непереходных. Буслаеву была ясна связь залоговых различий с синтаксическими особенностями глаголов и с их лексическими значениями. Но распутать вопрос о залогах русского глагола Буслаеву не удалось. Недостатки буслаевского учения о залоге отчасти зависели от двойственности критериев, которые были приняты Буслаевым за основание залоговых различий.
С одной стороны, опираясь на лексико-синтаксические особенности глаголов, он выдвигает принцип переходности. С другой стороны, имея в виду этимологическую форму слова, он различает типы глаголов с аффиксом -ся и без него. Вместе с тем оба эти критерия или признака были смешаны.Последующим лингвистам учение о залоге как о форме выражения отношений действия к объекту казалось совершенно дискредитированным в "Исторической грамматике" Ф.И.Буслаева(443). Н.П.Некрасов иронически изображал бунт глаголов против грамматиков с их теорией залогов. "Со всех сторон слышны шум и крики. "Зачем вы заперли меня,— кричит смелый глагол бить,— между одними действительными? Разве я не могу иметь значения среднего залога? Прочтите басню Крылова "Ручей", там вы найдете следующий стих:
Ручей из берегов бьет мутною волной,
Кипит, ревет, крутит нечисту пену в клубы...
Разве здесь,— продолжает кричать глагол бить,— я не имею значения вполне среднего залога? Кроме того, всем известно, что я могу иметь форму на -ся и в ней прохаживаться по всем отделениям. Разве вы никогда не слыхали выражений: Посуда бьется; Я бьюсь с ним об заклад; Бьется как рыба об лед; Сердце бьется и др.? Разве тут нет, по-вашему, ни страдательного, ни возвратного, ни взаимного значений? Зачем же вы запрятали меня в какой-то угол, когда я имею право на все ваше здание?.."(444)