Формы 2-го лица в романе А. Гладилина «История одной компании»
Ниже с этой точки зрения анализируются предложения с формами 2-го лица в небольшом романе Анатолия Гладилина «История одной компании» (М., 1975). Его основу составляют воспоминания главного героя Руслана Звонкова о школьных друзьях и событиях, которые с ними происходили.
При этом автор как бы устраняется из повествования, организующая роль передоверена персонажам романа, на точку зрения которых ориентированы отдельные фрагменты текста. Единственное исключение представляет фрагмент, выделенный скобками и прямо названный «ОТ АВТОРА»:- Так что предыдущий разговор очень важен для дальнейших событий романа, автор повторяет его, пытаясь обратить внимание читателя не на те слова, которые уже произнесли герои, а на то, о чем они в это время думали (с. 78).
Одной из отличительных особенностей этого произведения является многообразие типов использования форм 2-го лица. В тексте при ссылках отмечаются только номера страниц.
Предложения с формами 2-го лица рассматриваются ниже в последовательности, примерно отражающей степень их отклонения от полноценной речевой ситуации, от максимально конкретных до предельно обобщенных.
а) Речь, обращенная к конкретному адресату. Наиболее типичный случай — это реплика в диалоге, в котором конкретные собеседники связаны единством времени и места:
- — Эх, мастер! — вздохнул Шарипов и, словно беря реванш, сказал: — Вот ты учился-учился, а зарабатываешь меньше, чем я (с. 98).
Ближайшее отступление от полноценной речевой ситуации — это письмо или иное письменное сообщение, имеющее конкретного адресата:
- [Письмо Медведева Леньке] Старая галоша! Куда ты пропал? Сам не пишешь, а нас обвиняешь (с. 109).
Другая модификация речевой ситуации, использованная в романе, — мысли героя, сопровождающие реально произносимые им слова, причем формы 2-го лица в них относятся к собеседнику:
- [Алла] (Хватит мучить парня) — Закажи еще что-нибудь (...). Получу стипендию, отдам.
[Руслан] (первый подсчет семейного бюджета) — Обойдемся. [Алла] (Ты хоть и очень самостоятелен, но твоих денег на меня не хватит. Привыкай) — Нет, милый, привыкай, что командую я (с. 83).
б) Речь, обращенная к самому себе. В этом случае персонаж мысленно обращается с себе, как к адресату, используя формы 2-го лица (чередуя с обозначением себя формами 1-го лица), а о собеседнике — в 3-м. Этот прием используется в романе очень широко:
- [Алла] (Он прелесть. Я готова его поцеловать. И я должна быть откровенна с ним до конца. Пускай потом будет лучше, чем ожидаешь, а не наоборот). — Ноя же не люблю тебя. [Руслан] ((...) Сиди очень тихо. Разве у тебя были иллюзии?
А все-таки могла бы помолчать. Нет, она хорошая. Честно и прямо. Признайся, раньше ты думал о ней хуже) — Знаю.
[Алла] (Господи, как мне его жалко. Сейчас разревется. Но не будь сволочью. Выдержи. Чтоб потом совесть была спокойна. Страхуешься на будущее? Ты все-таки подлая девка. Действительно, ты его не стоишь). — И?., (с. 81);
- [Руслан] (Сейчас ты, как последний трус, спросишь, не приснилось ли тебе все это). — Не убивай меня, понимаешь? (с. 83).
В форме внутренних монологов во 2-м лице, могут описываться в романе и размышления героев о своей жизни и о своих поступках, только что совершенных или предстоящих:
- — Все нормальные люди, — думал Медведев, — спокойно дышат озоном, и никакая вечерняя меланхолия не мешает их пищеварению. Один ты вместо того, чтобы наслаждаться пейзажем, бесишься. В чем дело? Почему ты не пошел в кино с молодой женой? Рычишь на нее и убегаешь один на пляж?
А ведь любишь ее (с. 160);
- Остановись! Заставь себя замолчать! Ведь это просто маразм. Зачем разыгрывать перед собой один и тот же спектакль? Ты никогда не осмелишься. Ты очень решителен, когда дело касается чертежей, расчетов, схем. Тут ты можешь воевать сколько угодно. После очередного ЦУ ты можешь тихо ругаться, но когда к тебе приходит руководитель работ или генеральный конструктор и, улыбнувшись, спрашивает, «Как жизнь, Чернышев?» — куда что девается! Ты краснеешь, как свекла, прячешь глаза и робко мямлишь: «Ничего, по графику!» (с. 182);
- v4 когда работал шофером в «ящике» и приходил домой усталый, хотелось спать или пойти в кино. Нет, говорил я себе, ты сейчас поедешь в институт на лекции или сядешь за чертеж. И ехал в институт или садился за чертеж (с. 193).
В подобных случаях иногда встречается переход от повествования в 3-м лице ко 2-му:
- И вот он подходит к углу Сивцева Вражка в выглаженном костюме, в белой накрахмаленной рубашке, остроносых ботинках (живут же люди, сто лет не вылезал из спортивных шаровар!), и Москва-то какая, и как здорово, что он снова в Москве, и кажется, все на тебя смотрят, и девушек столько красивых на улице, а ты идешь, мужественный, красивый и элегантный, на встречу со своими ребятами (с. 65).
в) Повествование в форме 2-го лица. Так Н. А. Кожевникова называет описательные фрагменты, в которых формы 2-го лица относятся к воображаемому читателю, выступающему в роли «воспринимающего лица» [Кожевникова 1994: 84]. К этой разновидности можно отнести следующие фрагменты:
- В выходной по улице никогда не бродили? Или в незнакомом городе не останавливались у фотоателье? Небрежно так не рассматривали групповые снимки выпускников 57-й школы, экскурсантов у входа в краеведческий музей, старшеклассников балетного училища? Ваши впечатления? Если честно? «Что это за сборище эвакуированных, неужели этих девочек кто- то замуж взял, а вот та, с краю, ничего, ей-богу, и вот этот мальчик на киногероя похож». И если еще раз пройдете мимо витрины, то обязательно взглянете на запомнившееся вам лицо (с. 10);
- Вот идет высокая, очень стройная, очень молодая девушка.
Вы отмечаете про себя, что она здорово одета и ноги у нее прямые, чулки дорогие, капроновые, туфли на высоких каблуках.
(...) Она прошла мимо, и десятки мыслей проносятся в вашей голове. Вам представляется, что она спешит на веселую вечеринку или, может, романтическое свидание в парке, у клумбы гладиолусов. Или просто идут воспоминания, как говорится, давно прошедших лет, и вы, старый, больной человек, смотрите вслед этой девушке и думаете: вот так идет молодость (с. 44—45).Как замечает Е. С. Скобликова, обобщенно-личные предложения, в которых в качестве подлежащего употребляется местоимение вы, в большей степени, чем при подлежащем ты, «сближаются с теми личными предложениями, в которых подлежащее вы обозначает только читателя-собеседника и, в отличие от обобщенно-личных, «не включает» автора-говорящего», причем в некоторых случаях разница между ними «почти неуловима» [Скобликова 1979: 113]. По мнению же Е. В. Падучевой, «употребление 2-го лица в основном корпусе повествования возможно только в контексте особой повествовательной формы», в ней формы 2-го лица «обозначают адресата, и отличие от обычной речевой ситуации состоит только в том, что здесь присутствие адресата в описываемой сцене воображаемое» [Падучева 1996: 211]; в качестве примера она приводит следующий отрывок из «Палаты № 6» А. Чехова:
- Если вы не боитесь ожечься о крапиву, то пойдемте по узкой тропинке, ведущей к флигелю, и посмотрим, что делается внутри Далее вы входите в большую, просторную комнату (...) Воняет кислою капустой, фитильной гарью, клопами и аммиаком, и эта вонь в первую минуту производит на вас такое впечатление, как будто вы входите в зверинец.
В этом фрагменте форма 2-го лица, по-видимому, действительно относится только к адресату (читателю), тем более, что здесь же используются и формы 1 -го лица мн. числа в инклюзивном (включающем слушающего) значении: пойдемте, посмотрим. Однако по отношению к примерам (158), (159) трудно говорить о чисто адресат- ном значении 2-го лица.
г) Обобщение личного опыта. К этому подтипу отнесены предложения с формами 2-го лица, в которых описываются конкретные события, происходившие с говорящим в прошлом, но представленные так, как могущие повторяться[122]:
- А сколько страдания мне приносили совершенно невинные вещи, — например, обещание Аллы зайти ко мне днем домой.
Ей это нужно, должен помочь по истории.
У меня уже заготовлен легкий, небрежный разговор (в меру остроумный, но с намеками) и раскрыты нужные страницы книг. Ждешь. Через два часа уходишь на улицу (дверь не запираешь, на столе записка). Через полчаса возвращаешься, подходишь к собственной двери. Сердце попеременно ударяет то в пятки, то в затылок. Естественно, никого. Твердо решаешь послать все к черту. Но через двадцать минут звонишь. Аллы нет дома. Ждешь. Вздрагиваешь, когда хлопает дверь на лестнице. Берешь себя в руки: пора рвать, хватит терпеть издевательства.
На следующий день, взмыленный, прибегаешь после уроков. Ждешь. Потом приходишь к выводу: все кончено. Если придет, извинишься и вежливо выпроводишь. Баста! И никогда не будешь звонить, и никогда не будешь встречаться.
На третий день ползаешь по стене. Звонишь. Алла у телефона. Привет, привет! Шутливый упрек: дескать, так тебе и надо. Она разговаривает как ни в чем ни бывало. Опять она победила (с. 45—46);
- Наверное, каждому заседателю хочется вести процесс самому, так сказать, работать на публику, ведь в глазах присутствующих главное действующее лицо — судья, который во сто раз лучше тебя знает судопроизводство и в десять раз — само дело! Пока ты ломаешь голову, какой бы вопрос задать поумнее, судья успевает небрежно задать твой вопрос, и он сразу кажется таким проходным, а ты сидишь молча, надув щеки, и только согласно киваешь (с. 152);
- Знаешь, на работе я так выматываюсь. Ездишь по Москве со всякими иностранцами, гид-переводчик. (...) Меня мутит от звуков английской речи. Сразу вспоминаешь, как эти жиртресты умильно щупают тебя своими маслеными глазами. Так что до дому доберешься — и никуда (с. 178).
То, что обобщенно-личные предложения могут относиться к самому говорящему, находит, по мнению Т. В. Булыгиной, «формальное подтверждение в факте “семантического согласования”, определяемого полом говорящего» [Булыгина, 1990: 120], что она иллюстрирует, в частности, примером, который приводится ниже в более полном виде:
- Я так любила осень, — позднюю осень (...). Запоздаешь, бывало, на прогулке, отстанешь от других, идешь одна, спешишь, — жутко! Сама дрожишь как лист; вот, думаешь, того и гляди выглянет кто-нибудь страшный из-за этого дупла (...). Прибежишь, запыхавшись, домой; дома шумно, весело; раздадут нам, всем детям, работу: горох или мак шелушить. (...) Мы, дети, жмемся подружка к подружке, а улыбка у всех на губах. Вот вдруг замолчим разом... чу! шум! как будто кто-то стучит! Ничего не бывало; это гудит самопрялка у старой Фроловны; сколько смеху бывало! А потом ночью не спим от страха; находят такие страшные сны. Проснешься, бывало, шевельнуться не смеешь и до рассвета дрогнешь под одеялом. Утром встанешь свежа, как цветочек. (...) Ах, какое золотое было детство мое!.. (Ф. Достоевский. Бедные люди).
Как видно из грамматического оформления этого фрагмента, «семантическое согласования» с полом говорящего — далеко не единственное проявление того, что речь в нем идет о самой рассказчице, а не о людях вообще. В частности, формы 1-го лица мн. числа — нам, мы, жмемся, замолчим, не спим — имеют здесь, в от отличие от примера (160), эксклюзивное (исключающееслушающего)значение.
д) Неиндивидуализнрованные употребления. Этот тип включает предложения, в которых говорящий распространяет обозначаемое действие на любое лицо, которое может оказаться в таких же, как и говорящий, условиях; ср. формулировку А. А. Шахматова: «говорящий повествует о настолько обычных и повторяемых явлениях, что не исключает возможности того, что их переживали и другие» [Шахматов 1925/1941:78]. Таких предложений в романе немного, но именно в этом ключе представлен начальный фрагмент романа, первые фразы которого отнесены к 1-му лицу, после чего происходит переход к обобщенному 2-му лицу:
- Я никогда не любил фотографироваться. Особенно в большом фотоателье. По-моему, есть что-то постыдное, когда унылый фотограф, озверевший от мелькания десятков лиц, которые надо рассматривать обязательно пристально и обязательно в фокусе, (...) деловито командует: «Выпрямитесь, чуть влево, подымите подбородок, улыбнитесь», — а сам про тебя думает: «Морда ведь кирпича просит, а тоже желает быть красивым», — а ты сидишь и, конечно, догадываешься, что думает про тебя служащий ателье. Но все равно волей-неволей твои глаза принимают полумечтательное-полупрезритель- ное выражение (знаешь, что это тебе идет, перед зеркалом проверял), потому что веемы хотим выглядеть хотя бы симпатичными, хотя бы в молодости, — вдруг придется дарить эту фотографию любимой девушке, вдруг сын твой через двадцать лет пороется в семейном альбоме и скажет: «А отец у меня ничего был», — или вообще, когда умрешь и когда похоронят, то именно эту фотографию возьмут на памятник, и будешь ты взирать на грядущие поколения, молодой, красивый, возбуждая элегические раздумья о быстротечности жизни (с. 7).
Именно подобного рода предложения (а также выделенные в следующую группу) служат обычно образцом для общей семантической характеристики обобщенно-личного предложения, когда оно определяется как предложение, «называющее такое действие, которое относится к широкому, обобщенно представленному кругу лиц» [Ширяев 1997: 273].
е) Синтаксически связанные конструкции[123]. К этой разновидности предложений с формами 2-го лица Г. А. Золотова относит занимающие обособленное и периферийное положение конструкции типа Его не убедишь; Тебя не переспоришь [Золотова 1982: 109—110]. Они характеризуются экспрессивно-оценочной интонацией, относительно фиксированным порядком слов (глагол в них обычно занимает конечное положение, а имя объекта — если он есть — находится в препозиции), а также общим значением, которое формулируется следующим образом: «объект таков, что к нему неприменимо, нерезультативно неоднократно предпринимавшееся действие, кто бы его ни предпринимал» [Золотова, Онипенко, Сидорова 1998: 120].
В рассматриваемом тексте подобного рода предложения очень немногочисленны; ср.:
- А мы еще порезвимся до Подольска, а там поедем согласно правилам, утвержденным ОРУДом ГАИ. Там уж не развернешься. Полно инспекторов (с. 111);
- Впрочем, многие умнее тебя. Устраиваются хитрее. Их не поймаешь (с. 190);
- Пошел я на склад, достал втулки. Цена им три копейки, да где возьмешь? (с. 200).