Фемининность

Е.В. Полищук полагает, что гендерная маркированность языка и культуры проявляется не только в существовании «маскулинных» и «фемининных» мировоззрений, но и на языковом уровне (Полищук, 2007, с.

Русь! О Русь, Русь.., многострадальная! Кормилица, поилица и воительница наша... (В. Пикуль. Битва железных канцлеров).

О, Русь, волшебница суровая,

Повсюду ты своё возьмёшь.

Бежать? Но разве любишь новое

Иль без тебя да проживёшь? (Н. Гумилёв. Старые усадьбы).

Товарищи!

Жива ещё

Мать - Страсть - Русь!

Товарищи!

Цела ещё

В сердцах Русь! (М. Цветаева. Новогодняя).

Ну, так факт мой состоит в том, что русский либерализм не есть нападение на существующие порядки вещей, а есть нападение на самую сущность наших вещей, на самые вещи, а не на один только порядок, не на русские порядки, а на самую Россию. Мой либерал дошёл до того, что отрицает самую Россию, то есть ненавидит и бьёт свою мать. Каждый несчастный и неудачный русский факт возбуждает в нем смех и чуть не восторг (Ф.М. Достоевский. Идиот).

Бабушка наша костромская, Россия наша, это она прилегла на узкую скамеечку ночь ночевать, прямо на голые доски, на твердое старыми костями, бабушка наша, мать наша Россия! (А.М. Ремизов. Бабушка).

Старик зевнул и перекрестил рот.

- Ничего... - повторил он. - Твоё горе с полгоря. Жизнь долгая - будет ещё и хорошего, и дурного, всего будет. Велика матушка Россия! (А.П.

Результаты международных социологических исследований по методу Г. Хофстеде[114], однако, не столь однозначны. Хотя сам он Россией не занимался, его последователи, неоднократно проводившие соответствующие опросы в 1990-х гг., пришли к выводу, что Россия либо занимает промежуточное место между маскулинными и фемининными культурами, либо принадлежит скорее к фемининным (Hofstede et al., 1998, р. 172). Стало, однако, ясно, что к ярко выраженным фемининным культурам Россия не относится (в отличие, например, от Дании, Норвегии и Швеции (Hofstede et al., 1998, р. 26), то есть стран, в языках которых безличные конструкции встречаются относительно редко). Таким образом, либо фемининность никак не связана с безличными конструкциями, либо проявлению феминин- ности на лингвистическом уровне в упомянутых западных странах мешает сильный уровень аналитизации их языков.

Поскольку Г. Хофстеде обычно приписывает представителям фемининных культур те характеристики, которые на Западе принято ассоциировать с женщинами, можно было бы предположить, что безличные конструкции, если они действительно являются выражением фемининности русской культуры, особенно часто встречаются в женском гендерлекте. Наши подсчёты показали, однако, что в большинстве случаев к употреблению имперсонала более склонны женщины. Поскольку все детали этого исследования уже были опубликованы отдельно (Зарецкий, 2007 б), ограничимся здесь лишь кратким перечислением основных выводов. Сопоставлялись два корпуса одинакового размера (16 140 000 словоформ), один из которых содержал произведения, написанные мужчинами, а второй - произведения, написанные женщинами. Как выяснилось, женщины чаще употребляют конструкции типа Мне кажется; Ему взрывом оторвало ногу; Мне не увидеть её никогда; Мне можно (+ надо, нужно, надобно, нельзя, необходимо, невозможно); У меня есть; Мне совестно; Некуда мне податься (+ некого, не на кого, нечего, не на что, негде, незачем, не о чем, не у кого, не из чего, некем, не с кем, нечем, не с чем и не о ком); в произведениях авторов- мужчин чаще встречаются конструкции типа Только бы / если бы /хоть бы / как бы выйти!; Меня ранило и Покурить бы [мне].

В этом контексте можно также упомянуть данные Е.С. Гриценко. В исследовании предвыборного дискурса на материале нижегородских печатных изданий периода выборов мэра было установлено, что в письмах женщин безличные конструкции встречаются чаще, чем в письмах мужчин (Гриценко, 2003). Профессор лингвистики Н. Еттингер (университет Эр- ланген-Нюрнберг) сообщил нам, что в немецком женском гендерлекте им- персонал встречается чаще, чем в мужском.

Таким образом, несомненно, что безличные конструкции чаще встречаются в женском гендерлекте. Если предположить, что особенности дискурса в фемининных культурах соотносятся с особенностями дискурса в маскулинных так же, как женский и мужской гендерлект, из этого, очевидно, должно следовать, что фемининные культуры более склонны к употреблению имперсонала, чем маскулинные. Такое предположение, однако, едва ли приемлемо, так как в наиболее фемининных культурах (Дания, Норвегия, Швеция) имперсоналом практически не пользуются. Ни малейшей корреляции с уровнем фемининности не показывает и распространённость имперсонала по шкале, приведённой у M. Хаспельмата (табл. 23).

Таблица 23

Корреляция между частотностью имперсонала (по М. Хаспельмату)

Склонность женщин к имперсоналу может объясняться их более вежливым стилем речи, обусловленным относительно слабым социальным положением из-за доминирующего почти во всём мире патриархата. Никакого отношения к языковому строю в той или иной стране (или же культуре) данная особенность женского гендерлекта, очевидно, не имеет.

Различная частотность безличных конструкций в русском и английском языках может быть сопряжена и с тем качеством английского национального характера, которое в пособиях по страноведению обычно называется reservedness, то есть сдержанность, скрытность, нежелание выставлять свои чувства и эмоции напоказ. Оговоримся сразу, что речь идёт не об отражении менталитета в грамматике, а о нежелании говорить на определённые темы, для описания которых обычно используются «аффективные конструкции» типа Мне страшно; Мне больно; Меня мутит; Мне ненавистен... и т.п. Так, в одном из оксфордских пособий по истории, экономике и национальному характеру британцев говорится: «Наверное, британцы и особенно англичане действительно более сдержанны (reserved), чем народы большинства других стран. Им сравнительно трудно выражать дружбу открытым проявлением чувств» (O’Driscoll, 2001, р. 63). Данная поведенческая особенность англичан, конечно, не имеет никакого отношения ни к использованию других типов безличных конструкций, ни к ходу языковой эволюции. Нельзя, однако, полностью обойти её стороной, поскольку она почти никогда не упоминается в работах по имперсоналу. Её отражение в частотности лексики, относящейся к выражению эмоций, рассматривает А.А.

В заключение приведём без комментариев точку зрения В.В. Колесова на культурологические механизмы расширения сферы употребления русского имперсонала: «Верно, что рост безличных конструкций в русском языке отражает некие особенности русской ментальности ("и вообще русской культуры"). Какие же?

Для ответа на этот вопрос остановимся на структуре простых предложений как типичных, а для устной речи и основных. Сложные синтаксические целые в современном языке имеют тенденцию к семантическому сжатию при формальном сокращении. Как структуры они вторичны и содержательно, и по происхождению. С XV в. русское простое предложение вырабатывало формальные средства представления законченного логического суждения, с XVII в. развиваются различные типы сложноподчинённых предложений, которые представляют собой свёрнутые логические умозаключения. Грамматическая отработка субъект-объектных отношений привела к созданию чёткой градуальной системы односоставных простых предложений - к их системе. [...] Безличное предложение реалистично представляет то, что в действительности само по себе нереально; признак отвлечён и от вещи, и от говорящего. Это характерно для русского реалиста: не в субстанции мира и не в мысли субъекта, а в слове рождается новое знание и новые формы познания. Определённо-личное эллиптично; в неопределённо-личном лицо не названо по неведению; в обобщённоличном годится любое лицо - это обобщение, в котором оценочность факта важнее информации о нём. Структурно различные типы безличных предложений ещё полнее выражают степени оценочности во многих модальных признаках. Семантически безличные не являются односоставными, в них субъект представлен, но как объект - объективно, как бы со стороны, в форме дательного падежа: Ему не спится.

Несколько слов о лице. Категории лица, времени и модальности совокупно формируют предикативность высказывания; это её формы. Русская форма холодно соответствует английской it's cold, в которой местоимение всегда присутствует (как присутствует в некоторых конструкциях английское one или немецкое man).

Представленная система простых предложений - это разные способы выражать суждение, а совокупность всех их предстаёт семантической парадигмой, наводящей на реальность идеальных признаков мысли. Односоставное личное передаёт степень объективности познания, а безличные уточняют оценку качеств и меру истинности уже полученного знания. Предикативность и модальность разведены сознанием; говорящий может соотнести высказывание с идеей-мыслью (познание) и с предметом-вещью (знание), тем самым подводя суждение к согласованию идеи и вещи в их совместном отношении к слову. И тогда в дело вступает двусоставное предложение, в котором связь идеи и вещи выражается уже словесно. В системе высказываний постоянно воссоздаётся, непременно учитываясь, мера объективности и неизбежности действия, а нехарактерное для русской ментальности выпячивание субъекта в этом процессе замещается "субъективностью" идеи. Говоря об этом, профессор З.К. Тарланов подчеркнул, что перед нами возникает, постоянно развиваясь, "этнически детерминированный тип предложений... одно из природных свойств русского языка как важнейшей формы народного мировосприятия", согласно которому мысль "состоит в расчленённом, дифференцированном, нередко приблизительном и завуалированном представлении субъектного начала предложения". В этом ответ критикам русской ментальности - к настоящему времени русский язык "далеко ушёл вперёд по сравнению со всеми другими индоевропейскими языками"» (Колесов, 2004, с. 222-224).