Двойная жизн

Через год у меня был собственный класс. Я опять «точно знала», чего я не буду делать... Но решила, что с новым классом у меня все будет иначе. Получилось опять отрицание - теперь уже отрицание отрицания.

Мое отрицание, правда, было подпольным. В нашей традициии (или в том, как я ее тогда понимала) считалось неприемлемым никакое насилие. Если ребенок вставал на уши, то считалось, что он устал и ему следовало предложить отдохнуть на коврике рядом с конструктором. Впрочем, когда прилечь предлагала Лидия Константиновна Филякина, почему-то никому из детей и в голову не приходило этим воспользоваться: чувствовали негатив. Мы же, по своему доброхотству, не могли себе позволить такую роскошь - металл в голосе. Педагогика с человеческим, понимаешь, лицом...

Это теперь очевидно, что учитель имеет право возмутиться, крикнуть, обидеться... это нормально. А тогда считалось стыдным повысить голос, приказать... То есть мы все это делали, но как бы подпольно, как бы стыдясь и периодически бичуя себя. Прислушиваясь, не оказался ли стоящий за дверью коллега свидетелем твоего позора - авторитарного голоса или ноты упрека. Такая двойная жизнь.

Мне еще раз пришлось окунуться в бездну отчаянья - самого настоящего, с рыданьями, трясением рук, потерей смысла жизни. Мне никто не объяснил, что после всех демократических изысков реакционное бегство в спасительный авторитаризм - нормален! К тому же этот период в своем махровом виде, слава Богу, был недолгим: мне опять стало совестно.

Я жила в растяжке между двумя педагогическими традициями (конечно, как я их тогда понимала, еще раз оговариваюсь). Христианской - с ее строгой иерархичностью, послушанием во главе угла и соответственно мнимой легкостью образования - требуй! (было бы откуда требовать и куда адресовать требование). И - социоигровой со множеством профессиональных секретов, с результатом, не лежащим на поверхности...

Подводные камни есть и там, и там. И я периодически царапала локти, а то дак и вовсе разбивалось об них мое утлое суденышко и шло ко дну.