АКТИВНЫЕ ПРОЦЕССЫ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ КОНЦА XX — НАЧАЛА XXI ВЕКА

JI. П. Крысин

Вводные замечания

В последние десятилетия появился ряд лингвистических работ, посвященных изучению состояния русского языка в конце XX — начале XXI столетия и происходящих в этот период изменений; см., например: [О состоянии...

Авторы этих работ исследуют новшества в лексике русского языка (см., например: [Сальников 1992; Ферм 1994]), в частности многочисленные иноязычные заимствования, по преимуществу — американизмы ([Брейтер 1997; Костомаров 1996; Крысин 1996,2000]), в семантике, словообразовании, грамматике ([Ермакова 1996, 1997; Земская 1996; Гловинская 1996, Норман 1998]), в стилистических характеристиках слова и в соотношении функциональных стилей и речевых жанров ([Какорина 1992, 1996; Виноградова 1998 и др.), в стереотипах речевого поведения ([Винокур 1993]).

Отмечаются социальные причины происходящих изменений: демократизация русского общества, деидеологизация многих сфер человеческой деятельности, антитоталитарные тенденции, снятие разного рода запретов и ограничений в политической и социальной жизни, «открытость» к веяниям с Запада в области экономики, политики, культуры и др.

Разумеется, влияние этих факторов на язык обычно осуществляется не прямо, а опосредованно. В некоторых случаях даже трудно определить, какие внешние причины способствуют, скажем, активизации той или иной словообразовательной модели или синтаксической конструкции (но специальный анализ может показать, что толчком к такой активизации послужили социальные по своей природе стимулы; примеры подобного анализа см. в работах: [РЯСО, кн. 2 и 3; Русский язык...

Изменения в обществе влияют и на взаимоотношение подсистем, которые в совокупности составляют систему русского национального языка, на качественные и количественные характеристики каждой из этих подсистем, на изменения в их социальном и коммуникативном статусе, на соотношение этих подсистем друг с другом.

В данной работе мы исходим из традиционного членения русского языка на следующие социально и функционально обусловленные подсистемы:

• литературный язык (стандарт);
• территориальные говоры;
• городское просторечие в двух его разновидностях — просторечие-1 и просторечие-2;
• групповые жаргоны (профессиональные и социальные)

(см. об этом подробнее: [Крысин 1989; Современный русский язык... 2003, ч. 1]),

Активные процессы в литературном языке

Изменения в литературном языке изучаемого периода обусловлены не столько демократизацией контингента владеющих литературной речью (как это было, например, в 1920-е годы, когда к традиционному носителю литературного языка — интеллигенции — прибавились значительные по численности группы выходцев из рабочих и крестьян), сколько вхождением в публичную жизнь таких групп людей, которые в своих привычках и пристрастиях связаны с разного рода жаргонами и другими формами нелитературной речи. Кроме того, отход в области социальной жизни общества от канонов и норм тоталитарного государства, провозглашение свободы как в общественно- политической и экономической сфере, так и в человеческих отношениях сказываются, в частности, на оценках некоторых языковых фактов и процессов: то, что раньше считалось принадлежностью социально непрестижной среды (преступной, мафиозной, просто малокультурной), начинает приобретать «права гражданства» наряду с традиционными средствами литературного языка.

Мы не замечаем, как криминал входит в быт, в лексикон, как языком зэков и урок заговорили телевидение и радио, как поменялись местами минусы и плюсы общественного поведения, как отменёнными оказались вековые заповеди и табу, выработанные человечеством для самозащиты (Изв., 11.11.1997 г.).

Как следствие этих процессов происходит «смягчение литературной нормы» [Норман 1998: 67], допущение в литературный речевой оборот таких средств, которые до недавнего времени считались принадлежностью некоди- фицированных подсистем русского национального языка.

Массовое вхождение в литературно-речевой обиход инноваций вызывает необходимость оценки этих элементов как с позиций нормы, так и в отношении их социальной маркированности: многие из новшеств имеют отчетливо выраженное «социальное происхождение». Рассмотрим здесь только некоторые из социально маркированных фактов, характерных для литературной речи обсуждаемого периода (подробнее об этом см.: [Крысин 2000]).

Так, обращает на себя внимание чрезвычайная активизация форм множественного числа существительных мужского рода с ударными флексиями: взво- дЛ, срокА, обыскА, трос А, приискА, вызовА, сейнер А, тортА, супА, юпитер А и под. Многие из этих форм проникают в литературный речевой обиход из профессиональной среды: взводА (взводОв, взводАм и т. д.) — из речи военных; срокА и обыскА — из речи прокурорских и милицейских работников (ср.: Незаконно увеличиваются срокА пребывания подследственных в СИЗО. — Из выступления по телевидению зам. министра юстиции России, 11.06.1999; Прокуратура дала санкцию на проведение обыскОв в помещениях обеих фирм. — ТВ, 05.1999, из выступления милицейского начальника). Работники скорой помощи сетуют на то, что в иную ночь у них бывает по несколько вызовов, кулинары рассказывают о том, как они варят супА и изготовляют тортА, строителям не дают покоя слабые такелажные тросА, старатели вслух выражают недовольство задержками зарплаты на приискАх и даже писатель Михаил Жванецкий признался, что устал стоять под светом юпитерОв (ТВ, 24.07.1999), а скульптор В.

Распространенность подобных форм в профессиональной речи отмечалась лингвистами давно (об истории изучения этого явления см.: [РЯДМО 1974: 179—187]), однако значительное увеличение частотности этих форм впублич- н о й речи — по радио, телевидению, в прессе — можно считать характерной чертой последнего десятилетия XX в. (приведенные примеры взяты нами как раз из публичной речи говорящих, главным образом из выступлений по телевидению и радио).

Социально маркированы некоторые факты словоупотребления и синтаксиса. Так, из языка военных вошел в общее употребление глагол задействовать (первоначально он употреблялся, по-видимому, применительно к новым подразделениям, вводимым в военную операцию: задействовать дивизию, задействовать резервы главного командования), особенно активно используемый сейчас в языке административных документов и вообще характерный для речи чиновников.

Чиновничий язык порождает такие непривычные для традиционного литературного словоупотребления образования, как проговорить, обговорить в значении ‘обсудить’ (Необходимо проговорить этот вопрос на совещании; Обговорим это позднее), озадачить в значении ‘поставить перед кем-н. ка- кую-н. задачу’ (Главное — озадачить подчиненных, чтобы не болтались без дела), подвижка (Произошли подвижки по Югославии. — Из выступления В. С. Черномырдина), наработки (По этой проблеме у нас уже есть некоторые наработки), конкретика (Документ важный, но надо наполнить его конкретикой, применить к реальным ситуациям в разных префектурах Москвы. — ТВ, 06.1999, выступление сотрудника Московской мэрии) и нек. др.

Возникла в чиновничьей среде конструкция с предлогом по типа: переговоры по Боснии, голосование по кандидатуре NN, инициатива по Чечне, договоренность по Газпрому (предлог по в этой конструкции выражает «валентность темы» — см.: [Иомдин 1990:253]. М. Я. Гловинская отмечает, что конструкция с по может являться результатом «компрессии текста»: «Выражению программа по земле соответствует словосочетание программа изменения законов пользования землей/по пользованию землей» — см.: [Гловинская 1996: 250]).

Как правило, синтаксическим хозяином в этой конструкции является отглагольное существительное, в норме не управляющее предложно-падежной группой с предлогом по; ср.: переговоры, договоренность о чем-либо, голосование за кого-либо, инициатива в чем-либо. Встречаются и сочетания, где в качестве подчиняющего компонента употребляется не существительное, а глагол, в традиционном литературном языке не способный управлять предлогом по: Мы, кстати, встречались с Гайдаром и по банку, и по Парамоновой (В. С. Черномырдин); Необходимо договориться с МВФ по российскому долгу, по его реструктурированию (М. М. Задорнов, министр финансов России).

Конструкции с предлогом по этого типа частотны в языке средств массовой информации, в устных выступлениях представителей власти, политиков, финансистов, бизнесменов, то есть наблюдается достаточно широкий «разброс» этой конструкции по разным функциональным разновидностям речи и разным социальным слоям и группам носителей русского языка. Однако нельзя не отметить тот факт, что эта конструкция мало характерна для устно-разговорной речи социальных групп, не связанных с указанными выше сферами деятельности (власть, политика, финансы, бизнес), — например, для речи гуманитарной интеллигенции.

Еще один пример новшества в области синтаксиса — необычное с точки зрения традиционной нормы употребление глагола заказать. В нормативном его употреблении он управляет объектом, который может выражаться только неодушевленным существительным — как конкретным, так и абстрактным (заказать костюм в ателье, заказать столик (ужин) в ресторане и т. п.). Сейчас этот глагол стал употребляться в значении ‘подготовить, организовать убийство кого-либо’ и управлять объектом, который выражается существительным, обозначающим лицо: Киллерам заказали известного политического деятеля, и они привели заказ в исполнение: вчера NN был убит возле своего дома (из газет). Оставаясь в рамках литературной нормы, следовало бы сказать: заказали убийство политического деятеля.

Оборот «заказать + S род. одуш.», представляющий собой результат стяжения нормативной конструкции, родился в речи мафиозных, преступных групп в конце 80 — начале 90-х годов XX в., а в современной языковой ситуации он широко используется представителями самых разных социальных слоев.

Последний из рассмотренных нами примеров — специфическое употребление глагола заказать — один из великого множества фактов, свидетельствующих о явлении, весьма характерном для состояния литературного русского языка в 80—90-х годах нынешнего столетия, — о его значительной жаргони- зации.

Этот процесс находит отражение прежде всего в устно-разговорной разновидности литературного языка, в непринужденной речи его носителей при их общении со «своими», с людьми близкими и знакомыми. Однако многие жаргонизмы проникают и на страницы печати, в радио- и телеэфир. Таковы, например, жаргонные по своему происхождению, но весьма частотные в разных стилях и жанрах современной литературной речи слова и обороты: крутой (калька англ. cool) — о человеке: решительный и хладнокровный, производящий сильное впечатление на окружающих этими своими качествами; тусовка — собрание людей, объединенных общими интересами (чаще других тусуются артисты, музыканты, журналисты, политики); разборка — выяснение отношений, обычно агрессивное, с применением насилия; заложить — предать кого-нибудь, донести на него, лимон — миллион рублей или долларов (применительно к другим денежным единицам лимон, кажется, не употребляется); кинуть — обманным путем выманить более или менее крупную сумму денег (Кинули меня на пол-лимона); вешать лапшу на уши —рассказывать небылицы, врать с

2 - 8534 какой-либо корыстной целью; крыша едет, поехала (у кого-либо) — некто сошел (сходит) с ума или просто стал плохо соображать, и др.

Многие из подобных жаргонных элементов утрачивают свою социальную прикрепленность, становятся хорошо известными и употребительными в разных социальных группах носителей русского языка. Это дает основание некоторым исследователям (см.: [Земская, Розина 1994; Ермакова, Земская, Розина 1999]) говорить о начале формирования так наз. общего жаргона, общего сленга (второй термин более точен — см. об этом [Розина 2005]) — языкового образования, которое не просто занимает промежуточное положение между собственно жаргонами (скажем, тюремно-лагерным, воровским, нищенским и др.), с одной стороны, и литературным языком, с другой, но и активно используется носителями литературного языка в неофициальной обстановке (ср. похожий функциональный статус общего сленга и общего арго в современных American English и французском языке — см. об этом: [Швейцер 1983; Хорошева 1996]).

Несомненно, жаргонная лексика и фразеология огрубляют литературную речь, и неумеренное и неуместное ее использование резко контрастирует с традициями речевого общения в культурной социальной среде. Но надо сказать, что жаргонизация литературной речи вполне в духе одной из тенденций, которые присущи современному речевому общению, — тенденции когрубению речи. Эта тенденция проявляется в значительном увеличении употребительности на страницах газет, художественной литературы, в публичных выступлениях политиков грубопросторечных слов типа сука, сволочь, падло, подонок, гад и под., лексики, связанной с отношениями полов: трахать, трахаться, кончить, давать, и даже обсценной лексики, которую нередко можно слышать с кино- или телеэкрана и видеть на газетной полосе. Социальные причины подобного огрубения речи очевидны (о некоторых из них см. в работе [Крысин 1994]): какова жизнь, таков и язык этой жизни.