Активные процессы в групповых жаргонах
Групповыми мы называем две разновидности жаргонов: профессиональные и социальные.
Для современной ситуации характерно полное вытеснение из сферы коммуникации профессиональных жаргонов, обслуживавших кустарные профессии: ср., например, детально описанные В.
Д. Бондалетовым жаргоны офеней, Шаповалов, шерстобитов, сыроваров и др. [Бондалетов 1974], — и активная коммуникативная роль жаргонов, которые обслуживают новые профессии, например, жаргона «компьютерщиков».Компьютерный жаргон целиком основан на английской по происхождению терминологии. Однако носители этого жаргона не просто приспосабливают английские технические термины к русской языковой почве, а всячески обыгрывают эти термины, искажая их, сближая с русскими словами, наполняя двойным смыслом и т. п. — и всё это с сознательной установкой на шутку, на каламбур. Это получается достаточно легко и непринужденно, тем более, что «творцы» компьютерного жаргона — люди, в массе своей молодые, недалеко ушедшие от студенческого времени с его столь же шутливым, ёрническим молодежным жаргоном, свободно искажающим и обыгрывающим английские слова (ср., например, такие намеренные искажения, как герла, пренты, гиузы, трузера, байтовый, ворковать — от to work ‘работать’, аскать — от to ask ‘спрашивать’, фейсанутъ ‘ударить по лицу’ — от face ‘лицо’ и т. п.).
Помимо вполне «серьезной» специальной терминологии, которая в последнее время становится популярной не только среди специалистов, но и на страницах печати, в передачах по радио и телевидению, в устном общении представителей интеллигенции (типа дисплей, файл, интерфейс, драйвер, сайт и мн. др.), в сфере компьютерной обработки информации обращается масса шутливых, но понятных только профессионалу словечек и оборотов, которые и придают компьютерному «языку» свойства профессионального жаргона. Ср., например, такие образцы намеренной русификации английских терминов: пижамкер (из page maker), брякпойнт (из break point), чекист (из названия текстовой программы Check It), трупопаскаль (язык Turbo Pascal), Емеля (из E-mail) и т.
п. (примеры из работы: [Шейгал 1996]; см. также: [Садошенко 1995]).Многие общеупотребительные слова получают здесь своеобразное употребление, либо изменяя свое значение, либо вставляясь в непривычный (для литературного языка) контекст: компьютер зависает, отказывает, в него загружают информацию, которую можно скачать на дискету, распечатать на принтере, а в случае ее ненужности — переместить в корзину. Начинающего пользователя называют чайником (и даже есть специальные пособия по работе на компьютере, адресуемые чайникам), в отличие от истинного пользователя, к которому применяют англицизм юзер (англ. user— от to use ‘пользоваться’), и от того, кто только мнит себя знатоком компьютеров, но в действительности таковым не является, за что получает прозвище ламер (от англ. lame ‘хромой, слабый’).
Ввиду всё возрастающей роли компьютеров и процесса компьютеризации разных сторон человеческой деятельности компьютерный жаргон делается социально активным, как бы попадает в фокус социального внимания. Разумеется, свои профессиональные «языки» имеют и многие другие отрасли науки и техники, и в свое время некоторые из них также были в фокусе социального внимания: например, в 50—60-е годы такую роль играл профессиональный «язык» физиков-ядерщиков, немного позднее — жаргон, обслуживающий сферу космических исследований и разработок; в 70-е — начале 80-х модными становятся некоторые слова и обороты, используемые разного рода экстрасенсами, йогами, телепатами (и до сих пор слова аура, энергетика, биополе, транс и под. в ходу не только у парапсихологов). В 90-х годах из всех других профессиональных жаргонов по своей коммуникативной роли явно выделяется компьютерный жаргон — не только как средство внутригруппового общения, но и как своеобразный символ времени.
До сравнительно недавних пор в отечественной русистике считалось, что коммуникативная роль социальных жаргонов и арго невелика, во всяком случае она гораздо меньше, чем коммуникативная роль литературного языка и даже профессиональных жаргонов.
У этого мнения были некоторые основания. Так, достаточно хорошо развитое в дореволюционное время нищенское арго к середине XX в. как будто полностью утратило свою социальную базу; арго беспризорников, впитавшее в себя многие элементы блатного жаргона и бывшее довольно активным в 20-е годы, позднее угасает, не имея устойчивого контингента носителей. Однако в конце века оба арго возрождаются на новом социальном и языковом материале, поскольку множатся ряды и нищих, и беспризорников, которые пользуются некоторыми специфическими формами языкового выражения, по большей части отличными от тех, что были в ходу у их предшественников. Эти два арго составляют лишь часть многоцветной палитры современных социальных жаргонов и арго: они существуют наряду с языковыми образованиями, которыми пользуются уголовники, мафиози, проститутки, наркоманы, фальшивомонетчики, карточные «кидалы» и другие социальные группы, составляющие некоторую часть городского населения современной России.Эти многочисленные жаргоны по большей части несамостоятельны, «перетекают» друг в друга: например, жаргоны наркоманов, проституток и нищих имеют значительное пересечение в области лексики и фразеологии, у сленга хиппи немало общих элементов со студенческим жаргоном, «челноки» активно используют в своей речевой деятельности торговое арго и т. д.
В основе этого многообразия лежит тюремно-лагерный жаргон. Он сформировался в социально пестрой среде советских лагерей и тюрем на протяжении ряда десятилетий. Восприняв многое из лексико-фразеологического арсенала дореволюционного воровского арго, тюремно-лагерный жаргон значительно расширил не только набор выразительных средств, но и социальный состав тех, кто им активно пользовался: с ним были знакомы, его активно употребляли как «воры в законе», «домушники», «медвежатники», «скокари», «щипачи» и прочие представители уголовного мира, так и недавние инженеры, совпартслужащие, военные, крестьяне, врачи, поэты, журналисты, студенты, рабочие — словом, все те, кто составлял многомиллионное население сталинских лагерей.
В современных условиях тюремно-лагерный жаргон находит себе новую «среду обитания» и модифицируется в указанных выше социальных группах, пополняясь новообразованиями и изменяя значения традиционно используемых языковых средств; ср., например: напарить ‘обмануть’, капуста ‘деньги’ (первоначально только о долларах — из-за их зеленого цвета), поставить на счетчик ‘начать ежедневно увеличивать проценты от неуплаченного вовремя долга’ и мн. др.
В конце XX в. появилось немало лингвистических работ и лексикографических изданий, посвященных социальным жаргонам; см., например: [Балдаев и др. 1992; Быков 1994; Грачев 1992, 2003; Дьячок 1992; Елистратов 1994; Ермакова, Земская, Розина 1999; Зайковская 1993; Земская, Розина 1994; Кёстер-Тома 1993, 1994; Рожанский 1992; Юганов, Юганова 1997] и др. Столь заметный всплеск исследовательского интереса к жаргонам вполне понятен: раньше в отечественной русистике это была запретная тема, поскольку официальная пропаганда предписывала считать несуществующими такие социальные явления, как проституция, наркомания, рэкет и др. В наши дни эти всегда существовавшие «язвы» на теле общества необычайно разрослись и приобрели новые формы. Тем самым социальная база соответствующих жаргонов еще более реальна и осязаема, чем раньше, и задача русистики заключается, в частности, в том, чтобы изучить многообразие современных социальных жаргонов и их связи с порождающей эти жаргоны человеческой средой.
* * #
В данной монографии представлены результаты исследований тех процессов, которые характерны для развития русского языка в конце XX — начале XXI века. При этом основное внимание авторов сосредоточено на процессах, происходящих в литературном языке — подсистеме национального языка, которая наиболее значима в социальном и коммуникативном отношениях (ею пользуется большинство носителей русского языка в самых разных ситуациях общения).
Монография состоит из пяти частей.
Первая часть содержит анализ изменений в лексике и лексической семантике.
В первой главе (автор О. П. Ермакова) представлены результаты изучения явлений семантики: изменения в соотношении прямых и переносных значений, расширение значений в группе имен со значением лица, детерминологизация и расширение значений у ряда глаголов, сдвиги в гиперо- и гипонимиза- ции названий, составляющих определенные тематические группы (напр., названия одежды, продуктов питания и нек. др.), влияние на изменения в лексической семантике процессов, происходящих в словообразовании (ср. так наз. повторную реализацию словообразовательных моделей), тенденции к развитию у ряда слов энантиосемичных значений (в связи с этим автор обращает внимание на иронию как источник энантиосемии), новые явления в области метафорических переносов, характерные для языка публицистики. Все эти явления иллюстрируются многочисленными примерами, почерпнутыми из разных сфер современной русской речи.
Вторая глава (автор Р. И. Розина) посвящена сравнительному анализу семантической деривации в литературном языке и в сленге. Обозначая термином «сленг» «нестандартную подсистему лексики современного русского языка, которую городское население России, независимо от возраста, образования и профессии, использует в непринужденном личном общении... и в публичной речи», автор на значительном фактическом материале показывает как сходства, так и — главным образом — принципиальные различия в механизмах образования переносных значений, которые действуют в литературном языке и в сленге — например, в соотношении действий и происшествий, в изменении тематического класса субъекта и объекта, в сохранении/уменьшении числа семантических актантов и способах их поверхностного выражения в высказывании и др.
Процессы лексического заимствования и калькирования как весьма характерные для развития русского языка в последние десятилетия рассматриваются в третьей главе первой части (автор J1. П. Крысин). Обращено внимание на социальные факторы, способствующие активизации заимствования лексики из английского языка, указаны сферы деятельности, в наибольшей степени подверженные иноязычному влиянию, приведен лексический материал, иллюстрирующий обновление современного русского словаря новыми, а также так наз.
вторичными заимствованиями. В заключительном разделе главы анализируются семантические и сочетаемостные кальки с английского, недавно появившиеся в русском языке и активно употребляющиеся в речи (типа продвинутый, теневая экономика, горячая линия, утечка мозгов, отмывание денег и под.).Вторая часть книги посвящена описанию активных процессов в грамматике (автор М. Я. Гловинская).
В первой главе исследуются процессы, связанные с функционированием глагола. Особое внимание привлечено к изменениям в функционировании видо-временных форм глагола, к словообразовательным процессам, которые приводят к созданию новых приставочных образований с новыми лексическими значениями. Во второй главе исследуются изменения в области имен — существительных, прилагательных, числительных. Автор приводит обширный фактический материал, свидетельствующий о взаимовлиянии склонений и падежей у имени существительного, о колебаниях в употреблении числительных, в согласовании прилагательных и о некоторых других явлениях, характерных для современного этапа развития русской грамматической системы. В заключительном разделе этой части делаются выводы о развитии компенсаторных синтаксических механизмов, один из которых — усиление предложно-падежного управления (взамен падежного), а также о взаимодействии интересов говорящего и слушающего как одной из основных причин, обусловливающих изменения в грамматической системе языка.
В третьей части описываются активные процессы в фонетике и акцентуации, атакже в современной п и с ь м е н н о й практике.
Автор первой главы Л. Л. Касаткин на примере утраты ассимилятивной мягкости согласного в сочетании с последующим мягким согласным исследует и подробно описывает факторы, влияющие на течение фонетических процессов. Среди этих факторов — характер первого и второго гласного в указанном сочетании, характер предшествующего гласного, позиция звукосочетания по отношению к ударению и к началу слова и ряд других. Во втором разделе этой главы дается полный перечень групп слов с разным — мягким и твердым — произношением согласного в позиции перед мягким согласным.
Активным процессам в просодической системе русского литературного языка посвящена вторая глава (автор Р. Ф. Касаткина). Здесь приведены наблюдения над изменениями в акцентуации сочетаний предлогов с существительными и числительными, акцентуации ряда глагольных форм, кратких форм прилагательных, сложных слов, показано усложнение системы фразовой просодии. Материал литературного языка сравнивается с просодическими явлениями, характерными для русских диалектов.
В третьей главе (автор С. М. Кузьмина) дана характеристика современной ситуации в области русского письма — соотношения между нормой (системой орфографических правил) и узусом (письменной практикой), общественной реакции на возможные изменения в орфографических правилах, использования средств орфографии и графики в целях большей выразительности текста (например, в рекламе, на вывесках и т. п.).
Активные процессы в различных сферах речевого общения исследуются в четвертой части монографии.
Первая глава (автор Е. И. Голанова) посвящена анализу современных форм публичного общения, главным образом на примере языковых, стилистических и коммуникативных особенностей жанра публичной (по радио, телевидению) беседы.
Во второй и третьей главах (автор Е. В. Какорина) рассматривается комплекс свойств, характеризующих язык современных средств массовой информации, — коммуникативно-прагматические, концептуальные, лексико-семантические. Автор показывает, как изменения в оценке различных концептов, связанных с прошлым состоянием нашего общества и с нарождающимися социальными явлениями, влияют на изменения в языке СМИ, на активизацию одних форм массовой коммуникации и угасание других. В третьей главе показана связь языка СМИ и интернет-коммуникации.
Общению человека с компьютером посвящена четвертая глава (автор А. В. Занадворова). Это новая сфера использования языка — не только для российского общества, но и для многих других стран. Автором показаны коммуникативные и собственно лингвистические особенности речи человека при его общении с компьютером, выявлены характерные явления в области номинации, фразеологии и в построении оценочных высказываний при освоении человеком компьютерной техники (особое внимание автор привлекает к языку так наз. чайников — людей, только знакомящихся с техникой работы на компьютере).
В пятой части (автор Е. А. Земская) описываются активные процессы в русском языке зарубежья. Хотя в последнее время появился ряд монографических исследований в этой области, тема «Язык русского зарубежья» остается недостаточно изученной. Содержание данного раздела нашей книги отчасти восполняет этот пробел. На обширном фактическом материале, полученном в беседах с информантами, Е. А. Земская отмечает наиболее характерные черты русского языка за рубежом, касающиеся номинаций, семантических сдвигов в значении слов, заимствований и соотношения русского и иноязычного синонимов, построения высказываний и т. п.
В Заключении (автор Л. П. Крысин) подводятся итоги проведенного исследования и отмечается наиболее характерное в процессах, протекающих в русском языке на рубеже XX — XXI столетий.
Авторы выражают благодарность рецензентам — профессорам
Н. А. Николиной и М. Ю. Федосюку за ценные критические замечания, которые помогли улучшить текст книги.