§7.Приемы выражения и изображения категории лица посредством грамматических признаков женского рода
Некоторые, правда очень немногие из существительных, имеющих грамматические признаки женского рода, прямо указывают на лиц мужского пола (например: вельможа, воевода, владыка, старейшина, вития, староста и некоторые другие).
Но разряд таких слов на -а, принадлежащих только к мужскому роду, архаичен и непродуктивен. Подавляющее большинство подобных слов— общего рода. Современная научная грамматика вслед за А. X. Востоковым и А.А.Шахматовым видит в словах мужского рода на -а один из существеннейших грамматических признаков категории лица, выделившейся из общего значения предметности (быть может, под влиянием местоимений). Категория лица противопоставляется категории не-лица.Вопрос о словах мужского рода на -а не исчерпывается простым указанием на принадлежность их к категории лица. Из русских лингвистов последнего времени это понял проф. А.М.Пешковский. "Существительные типа воевода, судья,— писал он,— мы считаем особой синкретической родовой категорией... считаем, что сочетание женских окончаний с обозначением лиц мужского пола в основе и с мужским согласованием прилагательного есть особый факт речевого сознания, различающего эти противоречивые элементы и известным образом синтезирующего их, а в некоторых случаях даже намеренно, в порядке новообразования, сочетающего их. Другими словами, мы видим здесь нечто вроде „маскулинизированного женского рода" или, вернее, „феминизированного мужского" (от masculinus— "мужской" и femininus— "женский") с особым сочетанием значений..." (35).
Но проф. А.М.Пешковский не успел изложить свою точку зрения.
Он даже упустил из виду, что эта "синкретическая родовая категория" давно привлекала внимание грамматистов (36). Были попытки с разных сторон подойти к ней и осветить ее значение в русском литературном языке, а также ее генезис. Уже Востоков указал, что слова общего рода на -а "означают качества людей" (37).Павский в своих "Филологических наблюдениях" (38) не только связал слова общего рода на -а с категорией лица, но и отметил их яркую экспрессивную окраску: "Почти все они изображают лица мужского и женского рода с низкими качествами и если возвышают и увеличивают их, то увеличивают до безобразия"(39). Павскому бросилось в глаза и то, что "один вид с унизительными приняли имена властителей и лиц почтенных, как-то: воевода, владыка, староста, старейшина, вельможа, судья, вития, предтеча... и др."(40).
Вслед за Павским пошел К.С.Аксаков в своем "Опыте русской грамматики". Он старался осветить вопрос о семантических основах категории общего (мужско-женского) рода с другой стороны: "Взятые сами по себе, имена эти— рода женского; в них выразилось понимание дела в женской форме слова. После, понимание это (так как в таких именах выражается: или более или менее отвлеченное понимание, а не название предмета, или же предмет, взятый в метафорическом смысле) [разрядка наша. — В.В.] перенесено было в действительности на лица мужского пола, — в иных словах употребляясь и в женском смысле вместе, для лиц женского пола, — а в иных — уже только в мужском (судья)" (41)19 .
Таким образом, К.С.Аксаков обратил внимание на два обстоятельства:
1) преобладающее большинство слов общего рода на -а представляет собою результат метафорического или вообще переносного применения отвлеченных или конкретных слов женского рода к лицам. Первоначально это слова женского рода;
2) они являются собственно не названиями лиц, а их характеристиками, их прозвищами (за немногими исключениями).
Ф.И.Буслаев (43) и особенно А.А.Потебня (44) глубже вникли в причины перехода конкретных, абстрактных и собирательных понятий (вроде слуга, служба, простота, старина, мужчина и т.п.) в категорию лица.
Они приоткрыли завесу над историей развития слов общего рода на -а. Ими же были выявлены приемы и принципы метонимического и метафорического применения слов женского рода к лицам мужского пола, например: голова, сирота, юла и т.п. Ср.: "Он— баба. Жалкая, впрочем, баба; его совсем не стоило бы любить женщине" (Достоевский, "Бесы"); "А ведь все кончится тем, что эта старая баба Петр Николаевич и его сестра попросят у него извинения" (Чехов, "Чайка").В специальном труде Э.А.Вольтера "Разыскания по вопросу о грамматическом роде" было собрано из русского литературного языка и областных диалектов большое количество слов общего рода на -а и сопоставлено с соответствующими явлениями других языков; здесь же рассмотрены предшествующие западноевропейские работы по этому вопросу. Выводы Вольтера таковы: "Имена мужского рода с женской формой возникли вследствие перенесения женских кличек, атрибутов, прозвищ, качеств и абстракций на мужчин... Мужской род в целом ряде слов мог бы произойти от перемены внутренней формы и перехода значения отвлеченности в конкретность" (45). "Наши слова больше всего употребляются в оборотах ласкательных или ругательных. Они изображают людей с низкими качествами" (46). Сюда же примыкает замечание Потебни об этих словах: "Первоначально они выражают субъективное, одностороннее воззрение на животное, воззрение, по которому другой род, кроме грамматического, игнорируется" (47). Однако Потебня очень убедительно продемонстрировал односторонность и ошибочность попытки Вольтера объяснить почти все слова общего рода на -а как результат перехода отвлеченных значений в конкретные.
Исследованиями акад. А.И.Соболевского было показано20 , что категория общего рода вобрала в себя ряд глагольных, например причастных, и отглагольных образований: разиня, пустомеля, рева, зева, зуда, старинное пройда (пройдоха), непоседа и т.д. (48). Некоторые собственные имена и фамилии (иуда, фефела и т.п.), некоторые заимствованные слова (коллега, каналья и т.п.), а также формы субъективной оценки дополняют разряд слов общего рода на -а (ср.
также слитные слова типа держиморда).Совмещение мужского и женского рода в общей части обозначений лиц на -а оправдывается их резкой экспрессивностью. В категории общего рода преобладают эмоционально окрашенные слова, проникшие в литературный язык из живой устной речи и иногда носящие резкий отпечаток фамильярного и даже вульгарного стиля. Количество славянизмов среди личных слов на -а незначительно. Большая часть архаизмов и славянизмов— мужского рода (воевода, вельможа, судья, вития, старейшина, владыка, предтеча, юноша). К категории общего рода принадлежит несколько живых типов словообразования.
Выделяются следующие разряды слов внутри категории общего рода.
1. Малопродуктивен тип отглагольных образований с живым суффиксом разговорной речи -ак(а), -як(а). Слова этого типа имеют яркую окраску фамильярной иронии или пренебрежения (ср. у Маяковского индивидуальное образование: читака). Они характеризуют лицо по действию и производятся от глагольных основ с конкретно-бытовым значением. Например: гуляка, писака, зевака, кусака, рубака, резака, ломака, кривляка, служака и т.п. (забияка заимствовано из польского языка). Миклошич был склонен связывать с суффиксом -ак(а) лишь значение энергичного проявления, усиления действия, по которому обозначается лицо (49). Но уже Э.А.Вольтер отметил уничижительное значение этого суффикса (50).
2. Более продуктивен тип отглагольных образований с живыми суффиксами разговорной речи -(а)л(а), -(и)л(а). Слова этого типа очень экспрессивны и обозначают лицо по его постоянной деятельности: вышибала, подлетала, объедала, подлипала, запевала, меняла, зубрила, кутила, громила, воротила, заправила, форсила и т.п. В них развивается увеличительный оттенок. Ср. у А.Чехова: здоровила ("Хамелеон"). Это один из самых производительных в диалектах и жаргонах устной речи разрядов слов общего рода.
3. Неодинаковы по степени продуктивности образования с уничижительным суффиксом разговорной речи -шк(а). Суффикс -шк(а) с этимологической точки зрения составной.
Он включает в себя уменьшительно-ласкательный суффикс -к-, но облекает его оттенками фамильярного пренебрежения. Например: "Вошел старичок низенький и толстенький, из породы людей, называемых коротышками или карандашами" (Тургенев, "Затишье"). В суффиксе -шк(а), кроме суффикса -к-, этимологически различаются разные экспрессивные суффиксы, содержащие звук ш и восходящие к суффиксам -их-, -ух-, -ах-. Среди слов общего рода, оканчивающихся на -шк(а), кроме -ишк(а), выделяются еще два непродуктивных типа:1) слова с суффиксом -ушк(а): болтушка, вертушка и т.п.; этот суффикс соотносится с суффиксами лица -ун, -унья (ср. также слова на -уха) и присоединяется к глагольным основам; 2) слова с суффиксом -ашк(а): замарашка, побирашка, старикашка и т.д. (суффикс -ашк(а) частью соотносителен с суффиксом -ах(а), частью с -ан). Ср. у Л.Толстого в "Крейцеровой сонате": "Про себя я думал, что я милашка, что я вполне нравственный человек".
4. Все теснее сливаются с категорией личных слов на -а презрительно-уничижительные формы с суффиксами -ишк(а) и -онк(а): мальчишка, актеришка, фанфаронишка, хвастунишка, старичишка, мужичонка(51).
Ср.: "И вот только что показался этот скверный князишка, этот дрянной идиотишка, и все опять взбаламутилось" (Достоевский, "Идиот").
Образования с этими суффиксами свойственны преимущественно разговорной речи. В формах мужского рода продуктивен суффикс -ишк(а), в формах женского рода -онк(а).
Любопытно, что целый ряд суффиксов, связанных с категорией общего рода, принадлежит к уничижительно-ласкательным. Проф. И.Мандельштам, изучая уменьшительные суффиксы в русском языке, заметил: "С категорией имен уменьшительных, выражающих уничижение лиц, стоит в связи категория названий, характеризующих человека с отрицательной стороны" (52). Присоединением уменьшительного суффикса придается оттенок презрения: пьянчужка и т.п.
5. В кругу категории лица непродуктивен тип слов с увеличительным суффиксом -ин(а): купчина, дурачина, детина, молодчина, мужичина и т.д.
(ср. в обозначениях неодушевленных предметов: домина, голосина, носина и т.п.).6. Малопродуктивен тип разговорно-фамильярных слов общего рода с экспрессивным суффиксом -яг(а): бедняга (ласк. бедняжка), прост. миляга, добряга, плутяга, портняга, здоровяга, прост. симпатяга, скупяга, бродяга, работяга, хитряга; ср. скряга. Высказывалось мнение, что "суффикс -яг(а) вносит унизительный оттенок значения" (53)21 . Но слова вроде бедняга, добряга указывают на возможность и ласкательной, одобрительной окраски суффикса, ср. молодчага (ср. также: сердяга у Чехова в рассказе "Шведская спичка").
7. Непродуктивен, но очень выразителен тип просторечных слов с презрительно-увеличительным или усилительным суффиксом -уг(а), -юг (а): парнюга, подлюга, хапуга, ворюга, жад(н)юга, хитрюга, пьянчуга; провинц. делюга; ср. зверюга (совсем отдельно от этой группы стоят единичные образования женского рода с мертвым суффиксом -уг(а), -юг(а): вьюга, дерюга, белуга и др.).
8. Непродуктивен тип разговорных слов с суффиксом -к(а) и с глагольными и отглагольными основами: выскочка, лакомка, самоучка, сластоежка, тараторка, попрошайка, зазнайка, немогузнайка и др. Ср. также: невидимка. Ср. областн. битка (бойкий человек); слово битка в этом значении в 40-е годы XIXв. временно соприкоснулось с литературным языком (ср., например, употребление его в "Петербургских вершинах" Я.Буткова). Но ср. также образования на -ка с именной основой: белоручка, кривошейка, неженка и т.п.
По-видимому, на суффикс -к(а) оказывает влияние уменьшительно-ласкательный суффикс -к(а) (ср. служка). Ср. слова с пренебрежительно-ласкательным суффиксом -енк(а).
9. Единичны разговорно-фамильярные слова с непродуктивным презрительно-усилительным суффиксом -ук(а), -юк(а): злюка, гадюка, подлюка (ср. холодюка в письме О.Л.Книппер к А.П.Чехову).
10. Непродуктивен тип отглагольных слов с пренебрежительным суффиксом -х(а), например: замараха, растеряха; ср. неряха. Эти слова носят отпечаток просторечия. Ср. у Л.Сейфуллиной: "Ткнутся куда неумехами, осрамятся и скапустятся" ("Преступление").
11. Узок и тесен ряд слов с непродуктивным презрительным суффиксом -ох(а), присоединенным к глагольным основам: запивоха, обироха, областн. побироха, пройдоха, областн. завироха (ср. в применении только к женщинам: дуреха, тетеха и т.п.). Все эти слова, кроме разговорного бранного пройдоха, относятся к вульгарному просторечию.
12. Единичны просторечно-презрительные слова с мертвым суффиксом -ыг(а): забулдыга, прощелыга, торопыга, сквалыга; ср. областн. шарамыга, фуфлыга; ср. также: Топтыгин от областного топтыга. Ср. у Тургенева: "Мои предки были все страшные мотыги" ("Три портрета").
13. Малочисленная группа слов общего рода в разговорной речи с мертвым суффиксом -с(а), обозначающим человека, склонного к неприятному крику, плачу: крикса, плакса, хныкса, ср. областн. кукса. Ср. грымза.
14. Непродуктивен тип слов с суффиксом -иц(а), -йц(а), обозначающих лица по какому-нибудь действию (при глагольной основе): убийца, самоубийца, пропойца, устар. винопийца или по какому-нибудь свойству, по склонности к чему-нибудь (при основе прилагательного)— с суффиксами -иц(а), -ниц(а): пьяница, тупица, умница, устар. негодница (см. о Митрофанушке в "Недоросле" Фонвизина). Слово возница несомненно заимствовано из польского языка (польск. woznica). По-видимому, суффикс -иц(а), первоначально не окрашенный эмоционально, приобретает при переносе на лица мужского пола (а затем, следовательно, и вообще в словах общего рода) яркий экспрессивный колорит (ср. в русском литературном языке XVIIIв. ветреница— в применении к мужчине) отчасти под влиянием значений основ, отчасти под воздействием общей эмоциональной атмосферы, окружающей категорию общего рода (54). В группе слов с суффиксом -иц(а) сталкиваются церковно-книжные отглагольные образования (убийца, сыноубийца, матереубийца и т.п.) с разговорными словами, произведенными от основ имен прилагательных (тупица, умница и т.п.; ср., впрочем, пропойца).
15. Непродуктивны презрительные клички, возникшие вследствие персонификации слов с живым отвлеченным и собирательным суффиксом -щин(а): деревенщина, военщина и др. Ср. мужчина.
16. Единичны просторечные слова с отвлеченным суффиксом -ин(а), подвергшиеся переосмыслению и получившие значение лица, например старина: "Эх, ты, старина, старина, до седых волос дожил, а ума не нажил" (Н.Некрасов, "Жизнь и похождения Тихона Тростникова").
17. Единичны слова с мертвым фамильярно-ироническим суффиксом -ен(а): гулена, сластена.
18. Известны отдельные разговорные слова с мертвым ласкательно-шутливым суффиксом -он(я): тихоня, ср. областн. брюхоня. В категорию общего рода входят и отдельные слова с ласкательно-фамильярными суффиксами -ул(я), -уш(а) (милуша, капризуля и т.п.).
19. Немногочисленны (этимологически еще осмысливаемые) метонимические обозначения лиц по отвлеченным качествам и действиям с суффиксами -н(я), -от(а): родня (ср. он мне родня); суета (в значении: суетливый человек) (ср. сирота)22 . Ср. у Лескова в рассказе "Бесстыдник": "А Евграф Иванович— милота бесценная— еще больше сконфузился и шепчет".
20. Единично просторечное святоша (ср. ц.-кн. по происхождению слово мужского рода юноша). Ср. также устар. чинуша с суффиксом -уш(а).
21. Изолированно стоит: левша (ср. областн. правша).
22. Отдельные просторечные слова на -д(а): балда, дылда.
23. Одиноко бранное: стерв-оз-а (из жаргона бурсаков или медиков; ср. нервозный субъект).
24. Очень разнообразна, но в литературном языке непродуктивна группа слов с глагольной основой и суффиксом-окончанием -а, -я: брюзга, горемыка, выжига, егоза, задира, заика, зуда, мехоноша, книгоноша (отглагольный суффикс -ноша), невежа, невежда, недотрога, недотепа, недотыка, непоседа, нуда, зануда, обжора, оглода, подлиза, пролаза, проныра, пустомеля, повеса, разиня, раскоряка, расстрига, растрепа, растяпа, рева, соня, сутяга, таранта и другие подобные. Ср.: калека, рохля и т.п.
25. Сюда же присоединяются отдельные бранные слова, презрительные клички, иронически-пренебрежительные характеристики: дока, шельма, ханжа, фефела, простофиля, бука и др. Ср. собирательные и лично-характеристические: шантрапа, шушера, шпана, шатия и некоторые другие.
К границам этой категории общего рода приближаются бранные обозначения мужчин, пренебрежительные или иронические клички, экспрессивные характеристики, вообще красочная вереница слов женского рода, метафорически или метонимически применяемых к человеку независимо от пола. Например: шляпа, стерва, башка (арго), голова (умная голова), ср. устар. городской голова; коломенская верста, душка (буржуазно-институтск.), змея ("не человек— змея"), крошка, глухая тетеря, лиса, свинья, пила и т.п. Ср.: бестия, каналья.
В этом кругу обращает на себя внимание процесс индивидуализации бранных слов женского рода, имеющих собирательное значение, но свободно применяемых к единичным лицам обоего пола, например: шантрапа, шпана, гольтепа и т.п.23
Однако необходимо решительно отделять слова общего рода, в которых значение лица мужского пола выражается в формах мужского согласования (несчастный горемыка), от таких слов женского рода, применение которых к лицам мужского пола не вызывает изменений в их роде (тупая пила— в применении к человеку). На опасность смешения этих категорий указывал акад. А.И.Соболевский. Он предостерегал от попыток связать с категорией общего рода такие выражения: "Ах ты баба, мокрая курица!" "Всякое слово на -а женского рода,— писал Соболевский в рецензии на книгу Э.А.Вольтера о грамматическом роде,— может быть прозвищем, фамилией: этот Земляника, этот Яичница, но нет никакого основания слова земляника, яичница ставить на одну доску со словами воевода, гуляка" (55).
Вся эта разнообразная гамма экспрессивно-смысловых оттенков развилась на основе слов женского склонения на -а.
В современном литературном языке категория общего рода в общем малопродуктивна. Слова женского рода на мягкий согласный с нулевым окончанием именительного падежа (вроде мразь, дрянь, рвань, голь, нечисть и т.п.) не переходят в категорию общего рода (ср. вульг.-бранн. сволочь; ср. употребление возникших в 20— 30-х годах XIXв. слов бездарность, посредственность, знаменитость, невинность и некоторые другие; ср. ничтожество). В категории общего рода господствуют слова на -а с яркой экспрессивной окраской. Большая часть их принадлежит разговорному языку или фамильярному просторечию. В этом окружении отслоения старой церковно-книжной, высокой лексики подвергаются презрительно-иронической переоценке (ср. слова мужского рода на -а: зазнавшийся вельможа; ср. возможность лишь иронического применения к современным явлениям таких слов, как воевода, винопийца, вития и т.п.). Или же славянизмы сохраняются как официальные термины (например: судья, убийца, матереубийца и т.п.). Яркая экспрессивная окраска, свойственная почти всем словам общего рода, подчеркивается несоответствием их строения и значения. Вся эта сложная гамма смысловых оттенков воздвигается на основе класса слов женского рода. Применение слов женского рода к мужчинам и порождает своеобразную экспрессивную окраску этих слов. В этом явлении пережиточно отражается социальное положение женщины, отношение к женскому полу24 . Перенос слов с формальным признаком женского рода (с морфемой -а) на лица мужского пола стал красочным средством языковой изобразительности. Но это, конечно, не значит, что все слова общего рода на -а проходят непременно через класс женского рода. Таким образом, категория рода имеет в русской языковой системе не только прямые, но и переносные, экспрессивные значения (ср. закрепление некоторых слов на -а только за мужским родом, например молодчага, повеса и другие подобные; ср. мужчина). Все эти языковые факты доказывают больший грамматический вес женского рода сравнительно и соотносительно с мужским (ср. праздношатайка у Гоголя в "Мертвых душах", образованное из праздношатай; ср. попрошайка). В этих фактах заключается также наглядное доказательство живого содержания категории рода. Категория рода имен существительных (как и категория числа и падежа) по своему значению резко отличается от категории рода имен прилагательных и даже прошедшего времени глагола (форма на -л), несмотря "на известную долю самостоятельности в роде глагола"25 . Она является не только грамматической, но и лексической опорой значения предметности.