2.2.2. Типы составных эпитетных комплексов

В данный аспект таксономии эпитетов входит учет так называемых цепочек эпитетов. Несколько образных определений, «дополняющих друг друга» [Веселовский 1984: 69] и дающих «разностороннюю характеристику объекта» [Гальперин 1977: 161], образуют цепочку эпитетов.

Своеобразный «сгусток» прилагательных в функции эпитета называет сложную конфигурацию свойств явления, личности через нестойкие сложно-ситуативные образования адъективного типа. Целью использования составного адъектива является, по выражению В.А.Тырыгиной, обеспечение «смыслового прорыва», высокой степени эвристичности высказывания [Тырыгина 2000] .

В.П.Москвин отмечает, что «двойной эпитет, дающий двухаспектную характеристику, иногда называют вилкой» [Москвин 2001: 31]. Длина такой цепочки может составлять и три единицы: За окнами шел игольчатый льдистый мелкий снег (С.Н.Сергеев-Ценский).

Другое наименование рассматриваемого типа эпитета – развернутый эпитет, который противопоставляется простому.

В работе такую разновидность эпитета называем составным (распространенным) эпитетным комплексом, который как бы «обрастает» дополнительными определениями. Он может включать в себя как два определения при одном определяемом (двойной эпитет), так и три эпитета и более (цепочечный эпитет). Кроме того, эпитеты могут объединяться в пары посредством союза «и» (парный эпитет).

«Я заметил, – пишет Л.А.Озеров, – что эпитеты имеют обычай сбиваться в кучу, особенно часто в тройки, тройчатки эпитетов. Редко они бывают полноценны, часто один ведет за собой другой и третий. Но дела всем троим не находится. Эпитет – не артельное понятие. Он – солист» [Озеров 1972: 385]. Первое определение зачастую осмысляется как основное, несущее центральный смысл, остальные эпитеты как добавочные и уточняющие. Именно функция уточнения и конкретизации признака является основной при употреблении составных эпитетов М.Цветаевой.

В творчестве М.И.Цветаевой цепочка эпитетов встречается довольно часто (около 10 % от общего количества употребления эпитетов). Часто определения объединяются графически с помощью дефиса. Автору важно подчеркнуть в характеризуемом явлении, предмете, лице несколько черт, одинаково важных и актуальных. Поэтому используется несколько эпитетов, близких либо так или иначе смыкающихся по значению.

Нами выявлены следующие основные типы развернутого эпитетного комплекса, зафиксированные в текстах произведений М.Цветаевой.

1. Расширение эпитета за счет грамматически зависимых от него слов, в том числе сравнительным оборотом, в составе эпитетного комплекса (187 эпифраз).

2. Удлинение эпитетного ряда за счет нанизывания эпитетов (122 эпифразы):

а) «парное» объединение эпитетов в составе эпитетного комплекса (59 эпифраз);

б) цепочечный эпитетный ряд (63 единицы).

3. Повтор эпитета:

а) при одном определяемом слове;

б) при разных определяемых словах (56 единиц).

4. «Блочный» эпитетный комплекс (146 единиц) стоит особняком за счет специфической конфигурации компонентов эпифразы.

Отметим, что первые три типа эпитетных комплексов обнаруживают свою специфику на уровне смысловых отношений между субстантивом и распространяющим его компонентом; последний тип является индивидуально-авторской разновидностью эпитетных комплексов.

Рассмотрим структурные разновидности эпитетного комплекса.

1.Расширение эпитета за счет грамматически зависимых от него слов (распространение эпитета, в том числе сравнительным оборотом) (187 эпифраз).

Распространение эпитета в составе эпитетного комплекса находит свое грамматическое выражение главным образом в причастных, деепричастных оборотах, однородных определительных конструкциях, а также и сравнительных оборотах. Рассмотрим виды распространения эпитета в цветаевских текстах.

1.1. Распространение эпитета причастным оборотом (102 единицы).

Причастие совмещает в себе свойства адъектива и глагола, давая признаковую характеристику процессу.

Его стихи (о стихах В.Маяковского) нас из стихов выталкивают, как белый день с постели сна. Он именно тот белый день, не терпящий ничего скрытого [5:66]; Скоро ль небо приоткроет / В жажде утренней земной / Грудь, застегнутую солнца / Пуговицей огневой… [2:448].

Соединение процессуальной и признаковой семантики дает поэту богатые возможности для подробной характеристики различных сторон явления. Специфика цветаевского эпитета состоит в неординарном восприятии предмета, в выражении этого восприятия средствами семантически окказиональных распространенных эпитетов.

На распространении и уточнении признака у М.Цветаевой может быть построено все стихотворение.

Есть в мире лишние, добавочные, / Не вписанные в окоем. / (Не числящимся в ваших справочниках, / Им свалочная яма – дом.) / Есть в мире полые, затолканные, / Немотствующие: – навоз, Гвоздь – вашему подолу шелковому! / Грязь брезгует из-под колес. / Есть в мире мнимые – невидимые: / (Знак: лепрозориумов крап!), / Есть в мире Иовы, что Иову / Завидовали бы – когда б: / Поэты мы… [2:269].

Однородные определения становятся субстантивированными вплоть до последней строки (поэты мы); причастные обороты и одиночные причастия выступают в функции эпитета, характеризуя ситуацию.

1.2. Распространение эпитета деепричастным оборотом (23 единицы).

Деепричастие, в отличие от причастной формы глагола, совмещает в себе черты адъективного слова, обозначая признак ситуации, и адвербиального слова, неся обстоятельственную семантику. Деепричастные обороты также способствуют «раскручиванию» единого ситуативного образа за счет различных обстоятельственных операторов, как правило, образа действия:

Ногу – уже с заносом / Бега – с трудом вкопав / В землю, смеясь, что первой / Встала, в зари венце, – / Макс, мне было так верно / Ждать на твоем крыльце! [2:315]. Осложнение ситуации ожидания добавочным признаком повышает экспрессию высказывания.

1.3. Распространение эпитета – его выражение придаточным предложением. Такое развертывание семантики признакового слова является своеобразным проявлением кумуляции.

Писала я на аспидной доске, // И на листочках вееров поблеклых, // И на речном, и на морском песке, // Коньками по льду и кольцом на стеклах, – // И на стволах, которым сотни зим… // И, наконец, – чтоб стало всем известно! // Что ты любим, любим, любим! [1:221].

Чаще такие конструкции выступают в виде повторяющихся (см. об этом далее).

1.4. Распространение эпитета компаративным оборотом (35 единиц).

Эпитеты, построенные по модели «слово признаковой семантики + как + субстантив» (коварная, как Медея), являются одним из проблемных участков теории эпитета и эпифразы в современной лингвистике. Некоторые учёные не считают данные конструкции эпитетами и относят их к сравнениям (О.С.Ахманова, В.М.Жирмунский, Б.В.Томашевский), другие называют их приадъективными определениями (О.Шенделева). Последнее, на наш взгляд, более точно, поскольку эпитет называет основной признак, а сравнение выступает в качестве его конкретизатора.

Данный тип эпитета на материале лирики ХХ века описала в диссертации Н.С.Маниева, называя его «предикативно-определительным употреблением полных и кратких прилагательных-эпитетов в сочетании со сравнительными конструкциями». В.Г.Глушкова говорит о таком прикомпаративном эпитете как о фразовом, основной функцией которого является усиление эмоционального воздействия эпитета за счет употребления сравнения с привлечением «образа адресата». Последняя мысль очень важна, поскольку в сравнительных оборотах, сопровождающих эпитет, просматривается обращение автора к интеллектуально-эмоциональному миру личности, к эрудиции воспринимающего. Необходимо лишь добавить: использование фразового эпитета означает не только нацеленность на адресата, но и передачу своего собственного взгляда на объект. «Фразовый эпитет» не просто по структуре представляет собой фразовое единство, но и имеет сложное значение дискурсивного характера.

Интересно показать функционирование и семантический потенциал такого типа определения. И.С.Глазунова в работе «Логика метафорических преобразований» приводит типичные признаковые лексемы, ставшие узуальными: «Признаки с позитивным значением, образующие сочетания с наречием «очень», соотносятся с универсальными носителями, как и признаки с негативным антонимичным значением: очень смелый – смелый, как лев; очень трусливый – трусливый, как заяц; очень горячий – горячий, как огонь; очень холодный – холодный, как лед; очень быстрый – быстрый, как ветер; очень медленный – медленный, как черепаха. В ряде случаев, когда обладающий способностью к разной степени проявления признак не имеет образного коннотативного выражения, в метафорической системе языка присутствуют аналитические формы для передачи его количественного значения: добрый, как … (золотое сердце, добрая душа); покладистый, как … (из него веревки вить можно); щедрый, как … (последнюю рубашку отдаст)» [Глазунова 2000: 53]. Исследователь пишет, что «сигнификативные метафоры представляют собой или образный синоним нейтральной лексической единицы (Сладкий мой! в значении «любимый», «дорогой»), или лексико-синтаксическое воплощение значений, не имеющих в нейтральных языковых структурах точного смыслового эквивалента. В предложении «Ты прекрасна, как смерть, ты, как счастье, бледна!» (В.Брюсов) значение метафорических предикативных сочетаний прекрасна, как смерть, бледна, как счастье не соотносится со значением ни одной лексической единицы. Предикативный признак актуализируется в сознании носителей языка в виде комплекса аддитивных ассоциаций, обладающих для носителей языка лишь приблизительным семантическим значением. Способность сигнификативных метафор передавать особенности действительности, ускользающие от определения, но доступные чувственному восприятию, обусловило их широкое применение в поэзии» [Глазунова 2000].

И.С.Глазунова называет употребления такого рода сигнификативной (означивающей) метафорой, не акцентируя внимания на функции определения, а ведь именно оно несёт в себе яркую экспрессивность, имеет исключительно окказиональное значение и потому находит выражение в художественной речи.

Факты употребления рассматриваемой конфигурации эпитетов в цветаевских текстах представлены окказиональными эпифразами компаративного типа:

Колдунья лукава, как зверь [1:33]; И вы как все любезно-средни [1: 25]; В этой грустной душе ты бродил, как в незапертом доме… [1:85]; Терпеливо, как щебень бьют, // Терпеливо, как смерти ждут, // Терпеливо, как вести зреют, // Терпеливо, как месть лелеют // Буду ждать тебя [2:180]; Тянулись гибкие цветы, как зачарованные змеи [1:22]; С умом пронзительным, как лед [3:14]; Мне… было с Вами хорошо, как во сне [2:30]; Холод статен, как я сама [1:434].

Соотносимые с признаком субстантивы не просто сравнивают и частично уравнивают денотаты, но и привносят новый оттенок значения. Например, наделение холода в последнем примере типично человеческим признаком, – статен – рождает неоднозначный образ и холода, и состояния самой лирической героини. Возможно, речь идёт о непреклонности, а потому, продолжительности холода, а возможно, и о проникающей способности холода (по всей спине, по всему телу). Тем не менее, роль признака, выраженного в составе конструкции с компаративным оборотом, важна при создании антропоцентрической картины мира художника.

С другой стороны, стороны, данные денотаты сравниваются по линии проникающей способности, силы воздействия ума и льда. Выражение может быть прочитано и как контаминация выражений холодный ум и пронзительная мысль.

Такой тип развернутого сравнения, или распространенного компаратива, мы склонны относить к гибридным образным средствам: данный тип тропа находится на границе между эпитетом и сравнением. За квалификацию его как сравнения говорит наличие сравнительного союза как и двух необходимых компонентов сравнения: того, что сравнивается, и того, с чем сравнивается. В пользу эпитета свидетельствует особый акцент на прилагательном, которое становится едва ли не главным компонентом высказывания, так как целью является не простое сравнение, а сравнение именно по частному признаку, который наиболее ярко представлен в сравниваемом объекте.

2. Удлинение эпитетного ряда за счет нанизывания эпитетов (181 единица, 18%).

2.1. «Парное» объединение эпитетов в составе эпитетного комплекса (59 единиц).

Эпитетный комплекс парной структуры (соединение двух эпитетов при одном определяемом посредством союза и) (54 эпифразы). Парный эпитет описывается лингвистами в качестве способа конструирования сложного образа на примере поэтического творчества определенного писателя (см. Маниева 2007), но недостаточно внимания уделяется целостному анализу разновидностей данного типа эпитетов.

Парный эпитет в цветаевских текстах употребляется достаточно часто с целью создания объемного образа реалии; основной его функцией является подчеркивание в объекте нескольких одинаково важных признаков.

Своеобразным стихотворением-манифестом использования двойных эпитетов является стихотворение «По холмам…»:

По холмам – круглым и смуглым, // Под лугом – сильным и пыльным, // Сапожком – робким и кротким – // За плащом – рдяным и рваным.// По пескам – жадным и ржавым, // Над лугом – лгущим и пьющим, // Сапожком – робким и кротким – // За плащом – следом и следом. // По волнам – лютым и вздутым, // Под лугом – гневным и древним, // Сапожком – робким и кротким – // За плащом – лгущим и лгущим [1:322].

Стихотворение представляет собой одно высказывание эллиптического типа (опущены глаголы передвижения), причем эпитетные комплексы построены своеобразно: будучи парными по структуре, они объединены в синонимические (робким и кротким), псевдосинонимические, близкие лишь фонетически (жадным и ржавым), и дублетные пары (лгущим и лгущим). Первые четыре и последние четыре строки зеркально отражаются друг в друге, имея почти неуловимые отличия в составе эпитетов. Этот прием, построенный М.Цветаевой исключительно на игре определениями, говорит о значимости использования ею признаковых слов и составных эпитетов в частности. Эпитеты гневный и древний сближаются на основе общности их фонетического состава. Повтор близких по звучанию слов способствует их семантическому сближению в рамках данного стихотворения.

Приведем примеры употребления парного эпитета с союзом и.

За их корень, гнилой и шаткий, // С колыбели растящий рану (о богатых людях) [1:265]; Тоже речь произнесем: Всех румяней и смуглее // До сих пор на свете всем [1: 272].

В составе парного эпитетного комплекса, соединенного союзом и, могут находиться определения соположенные, близкие по значению, чему способствует соединительная семантика союза. Если в некоторых случаях семантическое сближение налицо (шаткий и гнилой или юн и тонок), то в других оно диктуется авторским восприятием, оценкой (эпитеты пронзителен и робок семантически далеки, но в эпифразе их сближает то, что взгляд воспринимается героиней ситуативно: подчеркивается и момент непосредственного зрительного контакта, и общее свойство глаз). Первый эпитет в составе парного осознается как более важный, второй высвечивает дополнительные признаки, во многом индивидуально привнесенные, поэтому нередки авторские неожиданные эпитеты. Так, извилина губ может быть одновременно капризной (основная психологическая характеристика объекта) и слабой. В последнем контексте явно прослеживается ассоциация с пушкинскими строками всех румяней и белее в плане противопоставления (смуглый ассоциируется в поэтическом сознании поэта с солнечным, божественным в отличие от белого, синонима смерти).

2.2. Цепочечный эпитетный ряд (употребление трех и более эпитетов в составе одного эпитетного комплекса) (63 эпифразы).

2.2.1. Употребление двух или более эпитетов в целях конкретизации признака.

2.2.2. Употребление эпитетов антонимической семантики.

Вилка, или цепочка эпитетов, употребляемая по отношению к одному определяемому слову, – часто используемый стилистический прием М.Цветаевой. Присутствие третьего эпитета расширяет возможности индивидуальной характеристики предмета: Дразнит заманчиво-новый, волнующий взгляд [1:93]; Вспоминая о вас на пирующем, бурно-могучем костре [1:19].

Такого рода эпитеты составляют около 15 % от общего количества эпитетов в творчестве поэта. Они получили название фразовый эпитет (термин И.Р. Гальперина), так как представляют собой объединение нескольких слов в единое высказывание.

Противоречивость души поэта и внешнего мира заставляет искать средства передачи сложного мироощущения и в этих поисках обращаться, в частности, к использованию тройных эпитетов: Все красавицы земной страны одинаково-невинно-неверны [1:329].

Семантический потенциал употребления развернутого цепочечного эпитетного комплекса очень богат. Используя составные эпитеты, создавая синтаксическую амплификацию, М. Цветаева добивается структурной и смысловой целостности текста.

Цепочки эпитетов в идиолекте М.Цветаевой выполняют следующие функции:

а) разностороннее, полное описание объекта;

б) подчеркивание и усиление какого-либо смысла с помощью синонимичных эпитетов, эпитетов с отрицательной или положительной коннотацией.

В редких случаях цепочечный эпитет реализуется посредством сложного эпитетного слова, представляющего собой соединение корневых элементов нескольких лексем, написанных через дефис: одинаково-невинно-неверны, причем объект получает сложную, комплексную характеристику: девицы всегда одинаковы в одном: они и невинные (на первый взгляд), и неверные (их истинная сущность).

2.2.1. Употребление двух или более эпитетов в целях конкретизации признака.

Функция уточнения по линии усиления интенсивности признака находит свое выражение в контактном употреблении двух эпитетов:

Мальчишеский, краткий век [1:319]; Жгучая, отточенная лесть [1:243]; Лежащая, вящая явь [2:216]; И то же неожиданное блаженство… – невосстановимое, нежалящееся [6: 256]; Тоска лебединая, протяжная [2:87].

Эпитет, находящийся в постпорционном положении и стоящий в конце высказывания, обращает на себя большее внимание (дистантное и постпорционное употребление эпитета): И движенья рук невинных // Слишком злы [1:190].

Антонимия, несмотря на то, что эпитеты относятся к разным словам, проявляется за счет их положения в конце строки, что оттеняет признаки с большей силой. Причем конкретное (руки) и абстрактное (движенья) имена связаны очень тесно друг с другом, поэтому рождается чувство, что автор говорит об одном объекте.

Цепочки эпитетов как одна из разновидностей эпитета используются М.Цветаевой очень часто в целях передачи особой степени проявления признака. В таких эпифразах индикатором темы является либо начальная позиция субстантива, либо конечная. Индикатор ремы – это последовательное употребление комплекса эпитетов, которые описывают целую ситуацию, как в приведенных ниже примерах:

Сугроб теремной, боярский, // Столбовой, дворянский, // Белокаменный, приютский, // Для сестры, для братца [2:110]; Петр был ввергнут в ту мрачно-сверкающую, звездно-лунную, казачье-скачущую шапочно-доносную нощь… [4: 361].

В первом контексте сугроб воспринимается как дом, в котором проживают бояре, потому он теремной, боярский (синонимичные эпитеты), дворяне (столбовой, дворянский), способный защитить (возможно, казенный дом; белокаменный, приютский – два эпитета, также ставшие синонимами, хотя характеризуют объект с разных сторон).

Во втором фрагменте Петр Гринев, герой пушкинской повести, оказался не просто во власти ночи: посредством цепочки эпитетов к субстантиву ночь можно узнать о ситуации, в которой оказался герой. Это ночь не просто лунная, звездная, мрачная (узуальная атрибутизация), но и та, в течение которой скакали казаки на своих конях (казачье-скачущая) с доносом, находящимся в их головных уборах (эпитет шапочно-доносная). Уникальная атрибутизация ночи в виде ситуации, свернутой пропозиции, делает эпитет в цветаевских текстах универсальным средством описания любой, самой сложной и многокомпонентной ситуации, выполняя функцию компрессии языкового кода.

Амплификация, многократный повтор ключевых смыслов (близкий, родный, любимый, страшный), выраженный с помощью эпитетов, используется М.Цветаевой в функции обмана ожиданий получателя поэтического послания, читателя: Самое любимое из страшных, самое по-родному страшное и по-страшному родное были – «Бесы» [4: 365].

Произведение Ф.М.Достоевского воспринимается предельно противоречиво: это и страшная книга, и родная, своя: оксюморонные сочетания эпитетов передают сложное восприятие книги. Сходная логика употребления цепочки эпитетов наблюдается и в эпифразе: Маленькое, огромное, совсем черное, совсем невидное – море [4: 370].

Всесторонняя характеристика объекта, в том числе через антитезу, осуществляется посредством однородных определений: Не с тем – италийским // Зефиром младым, – // С хорошим, с широким, // Российским, сквозным! [2: 66]; У кого из народов – такая любовная героиня: смелая и достойная, влюбленная – и непреклонная, ясновидящая и любящая. [4: 334] (о Татьяне Лариной).

О книге А.С.Пушкина М.Цветаева пишет: После тайного сине-лилового Пушкина у меня появился другой Пушкин – уже не краденый, а дареный, не тайный, а явный, не толсто-синий, а тонко-синий – обезвреженный, прирученный Пушкин… [4: 354]. В цепочку объединяются три синтаксических комплекса с противительными отношениями, которые дополняются парными эпитетами с уточняющей функцией. В рамках данного эпитетного комплекса представлена вся конкретная ситуация знакомства поэта с творчеством и книгами А.С.Пушкина: описывается не просто книга, а ситуация интимного присвоения творчества великого поэта, осознание его как части своей жизни: противопоставленные эпитеты с союзом а отражают новую ситуацию обладания книгами А.Пушкина – не краденый, а дареный, не тайный, а явный; причем присвоение происходит по зооморфной логике: творчество приручается (прирученный), обезвреживается от всего наносного (обезвреженный). Эпитеты выполняют функцию выражения предельно ситуативных признаков; составляя цепочку, они развертывают, «раскручивают» всю пропозицию, раскрывая значение эпитета другой.

Контекстуальная расшифровка значения определения может даваться через указания на логические связи посредством конструкции с союзом то есть: Есть другой день: злой (ибо слеп), действенный (ибо слеп), безответственный (ибо слеп) [5:239]; Ибо колыбель – … вселенная: несбывшийся, т.е. беспредельный человек [6: 246]; Дружба суровая: вся на деле и в беседе, мужская, вне нежности земных примет [6: 223]; не ведомый, т.е. безвопросный, неспрашивающий (о толковании слова неведомый) [6: 321].

Расшифровка производится и через приложение: Мое доброе имя, то есть: моя добрая слава [7: 13].

В одном из контекстов характеристика объекта – день – разнообразна, но имеет один смысл, поэтому собственное лексическое значение прилагательных нивелируется и подводится под одно значение – слеп. Из контекста исчезает многозначность, автор строк даёт единственно верное и точное толкование значения данного определения: день слепой, поскольку безответствен за свой действия. См. аналогичную семантизацию в следующей фразе: Беспутный! Вот я и дорвалась до своего любимого слова! Беспутный – ты, Бальмонт, и беспутная – я, все поэты беспутны, – своими путями ходят. [4:6]. Беспутным в узусе характеризует человека, у которого нет пути, жизнь которого лишена разумной цели, не имеющий определенного пути. В цветаевском же использовании беспутный – это независимый, тот, кто ходит своим путем, отличным от других.

В данном примере наиболее полно отражается особенность идиолекта М.Цветаевой – склонность к авторской этимологии, проявляющаяся, хотя и не так часто, и в эпитетах: Дряхлая голубка – значит, очень пушистая, пышная, почти меховая голубка, почти муфта… [4: 332].

Рассмотрим две эпифразы, в которых составной эпитет выполняет экспрессивную функцию.

Песня… завершена и совершенна – и никому ничем не обязана [7: 377]; нет стихов без чар (не очарованы, а чарованы) [7: 557].

В первой эпифразе парные эпитеты сближены этимологически и семантически (завершена и совершенна); третий эпитет развивает заданную семантическую линию характеристики имени «песня» путем антропоморфизации: песня никому ничем не обязана. Второй контекст говорит о поэтическом поиске слова М.Цветаевой: обычное слово «очарованы» отвергается как несовершенное, вместо него путем противопоставления вводится авторский эпитет «чарованы», что прямо выражает значение «с чарами», тогда как слово с приставкой о- затемняет «родство» с чарами.

В приведенных выше контекстах поэт оживляет внутреннюю форму слова через сопоставление лексемы с однокоренными словами. Так, сопоставление слов очарованы и чарованы приводит к тому, что поэт отвергает первое слово как не совсем соответствующее авторскому прочтению его значения: М.Цветаева подновляет значение слова.

Ярким средством является использование длинных цепочек эпитетов. Приведем пример самой длинной цепочки эпитетов (более 10 прилагательных и причастий): Ранне-утрення, // Поздне-вечерня, // Крепко стукана, // Не приручёна, // Жарко сватана, // В жены не взята, – // Я дорога твоя // Невозвратна. // Много-пытанная, // Чутко-слуханная. // Зорко-слеженная, // Неудержанная [2:112]. Емкая информация о героине передается главным образом посредством сложных окказиональных слов и причастий.

Стилизация под фольклорную песню заставляет поэта конструировать сложные эпитеты по принципу косвенного сходства признаков. Эпитеты в данном контексте расположены по принципу антитезы, причем противопоставление затрагивает определения, расположенные на разных строках, что способствует усилению антитетичности. Последние три определения синонимичны, но все противопоставлены эпитету неудержанная. Первый эпитет противостоит второму, так атрибуты группируются в пары по принципу полярности. Последние четыре строки построены по принципу нарастания эмоциональной характеристики субъекта: чутко-слуханная, зорко-слеженная (за героиней слушали, следили), а потому - неудержанная.

Развернутый эпитет реализуется в творчестве М.И.Цветаевой очень разнообразно – в виде сложного двойного или тройного прилагательного, компоненты которого соединены дефисом, посредством контактного употребления прилагательных, через запятую, что говорит об их однородности и общности, с помощью сравнительного оборота, а также разрыва другим словом.

Ощущение разнообразия и в то же время однородности, «сродства» реалий действительности и их признаков органично для всего творчества поэта, что ярко выражается в наборе и способах расположения эпитетов в текстах М.И.Цветаевой.

2. Употребление эпитетов антонимической семантики

Эпитеты распространенного типа антонимической семантики представлены двумя разновидностями: это может быть два и более эпитетов или сложный поликорневой эпитет.

М.Цветаева использует эпитеты, выраженные несколькими прилагательными, имеющими в контексте антонимическую семантику.

Экспрессивный повтор слов с противоположной семантикой – яркая черта поэтики М.Цветаевой.

Знали бы вы, // Ближний и дальний… [2: 263]; Мой хладнокровный, мой неистовый // Вольноотпущенник – прости! [1: 253]; Самое любимое из страшных, самое по-родному страшное и по-страшному родное были – «Бесы» [4: 44]; Маленькое, огромное, совсем черное, совсем невидное – море [4: 54]; Это будет Ваша вторая жизнь, первая жизнь, единственная жизнь [6: 234].

Неудовлетворенность от внутреннего душевного разлада тяготит поэта, она пытается его преодолеть: для передачи этого состояния используются противительные союзы а, но:

… мое несправедливое, но жаждущее справедливости сердце… [4: 20–21]; Эпоха против меня не лично, а пассивно, я – против нее – активно [7:386].

Противопоставление своего и чужого, «нашего» и «вашего», земного и небесного, этого мира и другого отражается в строках, посвященных разлуке поэта со своей страной в годы войны: В свой край, в свой век, в свой час // В наш – час, в нашу – страну! // Ваш край, ваш век, ваш день, ваш час, // Наш грех, наш крест, наш спор, наш – гнев [2: 299–300].

Многокомпонентные конструкции с цепочкой определений у М.Цветаевой содержат имплицитную информацию, которая, по мысли автора, должна быть понята без объяснений:

Маяковский – это кладбище Войны и Мира, это родина Октября, это Вандомский столп, задумавший жениться на площади Конкорд, это чугунный Понятовский, грозящий России, и некто (сам Маяковский) с живого пьедестала толп – ему грозящий, это на Версаль идущее «хлеба!» [6: 205]. Из разносторонних определений складывается общая характеристика субъекта путем суммирования предикативных признаков.

Цепочечная структура может быть представлена и эпитетами-придаточными - местоименно-определительной, степенной семантики, чаще вводимыми контактными словами тот, кто и под. (16 единиц).

Кто – мы? Не из тех, кто ездят – // Вот – мы! А из тех, кто возят: // Возницы. В ранениях жгучих // В грязь вбитые за везучесть [3:176].

В этом же стихотворении представлен эллипсис (типичный прием М.Цветаевой) данной конструкции: Кто – мы? Да по всем вокзалам… // Кто – мы? Да по всем заводам… [3:176].

В драме «Каменный ангел» распространенное придаточное определительное предстает в составе конструкции, характеризующейся синтаксическим параллелизмом, что исчерпывающе характеризует героя: В настоящую минуту он как женщина, которую не пустили на бал, и как ребенок, которому не дали конфеты [3:101].

Приведем пример объемной характеристики объекта, солнца, эксплицируемой развернутым определением степенной семантики с контактными словами такой, что:

Печать, оставленная солнцем на человеке: эта печать, коктебельского полдневного солнца – на лбу каждого, кто когда-нибудь подставлял ему лоб. Солнца такого сильного, что загар от него не смывался никакими московскими зимами и земляничным мылом, и такого доброго, что… десятилетиями позволяло поэту сей двойной символ: высшей свободы от всего и высшего уважения: непокрытую голову [4:159]. Повторы придаточных задают восприятие объекта через описательные обороты эпитетного типа: загар не смывался никакими московскими зимами и земляничным мылом = «несмываемый загар». Расширение языкового кода служит функции ситуативного раскрытия признака, индивидуально воспринятого поэтом.

Итак, основными функциями употребления цепочек эпитетов в текстах М.Цветаевой являются:

– разностороннее и полное описание объекта характеристики;

– подчеркивание и усиление признака с помощью употребления синонимичных или «псевдосинонимичных» эпитетов;

– осмысление объекта во всей его противоречивости средствами антонимических определений.

3. Повтор эпитета при одном определяемом слове и при разных определяемых словах (56 единиц).

3.1. Повтор эпитета при одном определяемом субстантиве в рамках одной эпифразы.

3.2. Повтор эпитета в составе различных эпифраз, т.е. при разных определяемых словах (всегда контактный) в рамках одного текстового фрагмента.

Повтор одной и той же лексической единицы в контактной позиции, или геминация, призван подчеркнуть смысловую значимость данного языкового элемента, его дискурсивный вес. Повтор эпитетов в творчестве М.Цветаевой пока исследован недостаточно полно: изучались лишь словообразовательные и синтаксические геминации [Погудина, Черных].

По нашим данным, активны лексемные повторы эпитетов. Например: Око зрит – невидимейшую даль, // Сердце зрит – невидимейшую связь… // Ухо пьет – неслыханнейшую молвь…[1:120]. Однако нельзя не отметить, что в данном случае двукратный повтор лексемы невидимейший является элементом более сложной структуры с повторами и корреляциями разного типа: тройной повтор синтаксической конструкции (подлежащее – сказуемое – прямое дополнение с зависимым от него согласованным определением), корреляция лексического наполнения соотносительных элементов параллельной конструкции (око – сердце – ухо; зрит – зрит - пьет).

Повторяющиеся эпитеты представлены в большинстве случаев двумя прилагательными, но изредка встречается и объединение трех или четырех эпитетов, в частности, для выражения интенсивности признака: Длинный, длинный, длинный, длинный // Путь [3:146].

Повтор эпитета усиливает оценку, часто влечет за собой семантическое изменение эпитета, подчас парадоксальность. Структурно это может быть повтор эпитета при одном определяемом субстантиве и повтор эпитета в составе различных эпифраз, т.е. при разных определяемых словах. Рассмотрим каждую из этих разновидностей повтора.