§ 115. Реформа или усовершенствование

Надо иметь в виду, что при кажущейся простоте решения вопросов упрощения или изменения орфографических правил (иногда дело представляется так, что нужна лишь простая договоренность писать так или иначе) в действительности их решение чрезвычайно трудно, так как такие изменения затрагивают интересы миллионов людей, и потому каждое орфографическое «новшество» вызывает большее или меньшее сопротивление.

К тому же орфография только до определенного момента является условной внешней оболочкой языка: только до определенного момента можно говорить об условности орфографических правил, ибо орфография в очень большой степени непосредственно связана со структурой языка, и во многих случаях вмешательство в орфографию будет означать вмешательство в язык. Например, кажутся условными и слишком сложными правила правописания частицы не и поэтому возникает мысль о возможности введения единого и простого правила —скажем, писать не всегда раздельно или, наоборот,— всегда слитно. Конечно, среди существующих правил правописания не есть такие, которые можно упростить и унифицировать, но если представить себе единообразное написание не или всегда раздельно, или всегда слитно с другими словами, то введение такого правила означало бы вмешательство в язык: ведь при всегда раздельном написании не возникнут слова, которых в русском языке нет, типа (ие)взначай, (т)дотрога, (не)забудка и т. д., но которые, как самостоятельные, как видно, должны будут войти в словари — языку будут навязаны не существующие в нем образования; при всегда же слитном написании не возникнут слова, которых тоже нет как самостоятельных в русском языке, типа учить—неучить, лентяй—нелентяй, снег —неснег и т. д. и которые тоже, .как видно, должны будут считаться единицами словарного состава языка. Таким образом, решая орфографические вопросы, нельзя упускать из виду, что орфография и язык тесно друг с другом связаны.

С точки зрения орфографии каждый грамотный человек представляет собой двустороннюю единицу: это человек, который пишет, с одной стороны, и человек, который читает,— с другой. Орфография имеет отношение и к письму, и к чтению. Если проводится реформа орфографии, т. е. если меняется основной ее принцип, существенно меняется состав букв, то это затрагивает интересы прежде всего читающих (пишущих, конечно, тоже, но прежде всего читающих), так как в этом случае читающий вынужден сначала произнести (хотя бы «про себя») написанный текст, а потом уже понять его; при известной же ему орфографии читающий идет сразу от написанного, увиденного глазом текста к его смыслу, потому что по орфографическому облику слова он сразу узнает его.

Если же проводится усовершенствование орфографии, т. е. вводятся только некоторые частные изменения в правописание, то в этом случае затрагиваются прежде всего интересы пишущих, которые должны усвоить новые правила, читающий же эти изменения может просто не заметить (кто, например, кроме самих экзаменаторов, замечает, написано ли это слово через е или через «?).

Если учесть, что любой человек, даже самый крупный писатель, больше читает, чем пишет, то можно понять, что целесообразнее проводить не реформу правописания, а стремиться к улучшению, усовершенствованию существующей орфографии. Это более всего относится к русскому правописанию, доказавшему свою жизнестойкость многовековой историей своего существования.

Основанная на четком и ясном в своем существе морфологическом принципе, связывающая нас с великой письменной культурой русского народа, прошедшего огромный исторический путь развития, являющаяся нашим национальным достоянием, русская орфография не нуждается в реформировании. Ее необходимо совершенствовать, упрощать излишне усложненные правила правописания, необходимо стремиться сделать ее более стройной и строгой, но в своей основе она должна сохраняться без изменений.