Критический очерк I
Самый вдохновенный из английских поэтов, Шелли, так говорит о начале своего творчества:
Есть Существо, есть женственная Тень, Желанная в видениях печальных. На утре лет моих первоначальных Она ко мне являлась каждый день, И каждый миг среди лесных прогалин, Среди завороженных диких гор, Среди воздушных замков и развалин Она пленяла детский жаркий взор.
lt;...gt;И в летний день, ликующий и жаркий, Когда небесный свод огнем блистал, Она прошла такой чудесно-яркой, Что я — увы! — ее не увидал.
lt;...gt; Все истинные поэты так или иначе знали и чувствовали эту «женственную Тень», но немногие так ясно говорят о ней; из наших яснее всех — Я.П.Полонский. Это тем более замечательно, что если мы возьмем совокупность его произведений (хотя бы только стихотворных), то далеко не найдем здесь той полной гармонии между вдохновением и мыслью и той твердой веры в живую действительность и превосходство поэтической истины сравнительно с мертвящею рефлексией, — какими отличаются, например, Гёте или Тютчев. Отзывчивый сын своего века, Полонский был впечатлителен и к тем движениям новейшей мысли, которые имели антипоэтический характер; во многих его стихотворениях преобладает рассудочная рефлексия и прозаический реализм. И однако же никто, после Шелли, не указал с такой ясностью на сверхчеловеческий «запредельный» и вместе с тем совершенно действительный и даже как бы личный источник чистой поэзии:
В дни ребячества я помню Чудный отроческий бред: Полюбил я Царь-девицу,
Что на свете краше нет. lt;... gt;
С той поры ее печати Мне ничем уже не смыть Вечно юной Царь-девице
Я не в силах изменить... lt;... gt;
Ясно, что поэт здесь искренен, что это его настоящая вера, хотя бы порою он и колебался в ней. Пусть, уступая на минуту ходячему мнению, он называет откровение истины — «бредом», — он « не в силах изменить» тому, что ему открылось в этом бреду. Для его лучшего сознания красота и поэзия не могла уже быть пустым обманом, он, как и Шелли, знал, что это — существо и истинная сущность всех существ, и если она и является как тень, то не от земных предметов. «Есть существо, есть женственная тень...». «Бог сиял в ее красе...». Так ли говорят поэты, не верящие в поэзию? Для блестящего и несчастного Лермонтова она была лишь созданием его мечты.
Люблю мечты своей созданье С глазами полными лазурного огня, С улыбкой розовой, как молодого дня За рощей первое сиянье...
Но если поэтическая истина есть только создание мечты, то вся жизнь есть лишь «пустая и глупая шутка», с которою всего лучше покончить в самом начале.
Счастлив поэт, который не потерял веры в женственную Тень Божества, не изменил вечно юной Царь-девице: и она ему не изменит и сохранит юность сердца и в ранние, и в поздние годы.