ФИЛОСОФИЯ ЛИБЕРАЛИЗМА
Либерально-правовое направление, возникшее в екатерининскую эпоху, окончательно оформилось к середине XIX в., в обстановке идейных конфронтаций со славянофильством и радикализмом.
В пику славянофильской соборности либералы выставили тезис о личности, рассматривая исторический процесс под углом зрения развития и утверждения отдельного субъекта. В этом смысле они не отличались особенной оригинальностью, заимствуя свои воззрения «извне» (ВВЛеонтович). Вопреки расширительным толкованиям, русский либерализм был идеологией западничества, достигшей своего концептуального пика в творчестве КДКавелина и Б.Н.Чичерина.1. КДКавелин (1818-1885). Домашним учителем Кавелина был Белинский, который готовил его к поступлению в Московский университет. От него он заимствовал свои первые либеральные идеи, и в частности, страстное неприятие крепостного права. Позднее, участвуя в подготовке проектов освобождения крестьян, Кавелин с гневом обрушивался на русское дворянство: «Дворянство гнусно, гнусно и гнусно. Оно доказало, что быть душевладельцем безнаказанно нельзя: про- фершпилили и совесть, и сердце, да и ум вдобавок». Многие годы он преподавал в Московском и Петербургском университетах. О лекциях своего бывшего питомца Белинский отзывался: «чудо как хороши!». В 1847 г. Кавелин публикует статью «Взгляд на юридический быт древней России», вызвавшую бурную журнальную полемику. В ней проводилась идея о племенном, родовом характере русской истории в противоположность личному характеру западной истории. Из других работ этого круга выделяется статья «Мысли и заметки о русской истории» (1866). Свою задачу автор видел в том, чтобы
210
обосновать органичность и историческую закономерность европеизации России.
а) Идеал европеизма. По схеме Кавелина, русская история, несмотря на господство родового начала, не представляет собой сплошного единообразия и коснения; в ней наблюдается «изменение форм, а не повторение их».
«В этом смысле, - писал он, - мы народ европейский, способный к совершенствованию и развитию, который не любит повторяться и бесчисленное число веков стоять на одной точке». Критерием изменения, совершенствования общественных форм выступает положение личности. Как и на Западе, у нас история вела к выработке представления о «бесконечном, безусловном достоинстве человеческой личности». Это обусловливалось нашей принадлежностью к христианскому миру. Однако первоначально личный момент выразился в западном, вернее, германском племени. Причиной тому служила воинственность германцев: они вели беспрестанные войны со своими соседями. Благодаря этому у них рано пробудилось чувство собственной исключительности, величия. Оно проявилось и в создании «дружин» - добровольных союзов. Права личности закреплялись «в строгих юридических формах», которые признавались затем возникающими государствами. Уже после оформления этих начал к ним проникает христианство, давшее новые стимулы для развития гражданского общества на Западе.Совсем по-иному складывалась историческая жизнь русско-славянских племен. Спокойные и миролюбивые, они вплоть до петровских преобразований сохраняли родовые, семейные отношения. Правда, еще варяги принесли с собой зачатки государственности и управления, позволившие резко выдвинуть «лицо правителя из среды подвластных». При благоприятных условиях это могло способствовать закреплению личностного начала в русской истории. Однако все рухнуло с образованием удельной системы, приведшей к возрождению прежних кровно-родственных структур. Снова вырваться из них пытаются московские князья. Их усилиями создается целостная государственная территория, складывается «понятие о гражданской службе, о гражданстве, о равенстве перед судом». На сцену действия выступает личность, но
211
опять-таки это - правитель, монарх. Кавелин имел ввиду Ивана Грозного. Вместе с тем в учрежденной им опричнине ему виделась попытка «создать служебное дворянство и заменить им родовое вельможество, - на место рода, кровного начала поставить в государственном управлении начало личного достоинства: мысль, которая под другими формами была осуществлена потом Петром Великим».
Таким образом, древняя Россия^ вопреки всем сложностям и противоречиям, двигалась в том же направлении, что и Запад: «мы и они должны были выйти, и в самом деле вышли, на одну дорогу».В историософии Кавелина легко просматривается влияние гегелизма, прежде всего его философии истории. Однако в ней отсутствовал односторонний европоцентризм, вдохновлявший многих эпигонов русского западничества. Для Кавелина существенно не просто вхождение России в цивилизованное пространство Европы, но именно внутреннее родство тех тенденций, которые вырабатывались в русской и западной истории. Неслучайно его иногда называли «отъявленным славянофилом»; но это только потому, что он никогда не был «узким западником» (А.Ф.Кони).
б) Философия личности. С неменьшей основательностью Кавелин подошел к проблеме философского осмысления личности. При этом он в равной мере отвергал и материалистическую, и идеалистическую методологию. Так, идеализм его не устраивал тем, что «он исследовал только область мышления... все особенное, частное, индивидуальное, личное из него выпало и осталось в нем необъясненным и неразгаданным». Последствием неполноты, абстрактности идеализма явился материализм, который тоже, хотя и в иной форме, повторил ошибку своего предшественника, так же обойдя вопрос о личности, индивидуальности. Ведь если все сводится к «зависимости проявлений человека от внешней обстановки», как учит материализм, тогда «что же такое... свободная воля, что такое нравственные истины... что такое добро и зло, совесть, обязанность и долг?». Материалзм, согласно Кавелину, оставлял без внимания вопросы духовного порядка, которые как раз и определяют сущность человека. Стало быть, необходима новая философия, построенная на антропологии. Выводы Кавелина совпадали с выводами Герцена: оба они из
212
критики материализма и идеализма извлекали аргументы в пользу философии человека. Но Герцен совершал переход на позиции философского реализма, тогда как Кавелин решительно принял сторону позитивизма В защиту последнего он написал объемистую статью «Априорная философия или положительная наука?» (1874), в которой опровергалось мнение В.С.Соловьева о кризисе западной философии.
В своей магистерской диссертации, как известно, Соловьев пытался определить то направление, в каком предстоит философии двигаться в будущем.
Ни рационализм, ни эмпиризм, на его взгляд, не имеют никакой перспективы, поскольку они «одинаково отрицают собственное бытие как познаваемого, так и познающего, оставляя одну только абстрактную форму познания». Однако просвет есть - это «философия бессознательного» Э.Гартмана: она возвращает мысль к «метафизическим началам», выражающим внутреннее единство «умственного мира». В ней, по мнению Соловьева, заключается прообраз будущей философии, в которой сольется воедино логическое совершенство западной мысли и полнота духовных созерцаний Востока. Словом, это будет универсальный синтез науки, философии и религии.Кавелин в своем ответе категорически отвергал возможность такого синтеза. Он исходил из того, что философия и религия выражают совершенно разные стороны человеческого духа. Философское познание есть действие личного разума, или отдельного лица; напротив, в религии отдельному лицу принадлежит «страдательное значение», поскольку ее объективным источником признается не зависящее от человека внешнее откровение. Разум ничего не видит там, где он не может сопоставлять и сравнивать. «Мышление, - писал Кавелин, - вращается исключительно в области различенного и не в состоянии обнять единое. Как только мышление принимается за сведение различенного к единому и пытается определить сущность этого единого и отношение его к различенному, оно тотчас запутывается и перепадает из противоречия в противоречие». В религии другое дело. Она живет верой в единое, неделимое, и в этом смысле относится не к мышлению, а к созерцанию, чувству, воле. Возражение Кавелина имело целью не допустить рационализации веры, чем
213
так чревата была гартмановская философия Он не без основания считал, что Соловьев переоценил значение и заслуги немецкого мыслителя, увидев в его учении «поворот западноевропейской философии на правильный путь». В действительности, полагал Кавелин, «философия бессознательного» - это не более, как «последняя вспышка угасающего отвлеченного идеализма», вынужденного уступить место позитивизму.
К достоинствам позитивизма Кавелин относил то, что в нем впервые давалось «психическим явлениям право гражданства в науке, наравне с материальными, подлежащими чувствам».
Как оказалось, по мнению Кавелина, между ними не существует непосредственной связи, несмотря на постоянное соответствие и правильное отношение. Материальное и психическое принадлежатразным сферам человеческого бытия. Пока психический факт не приурочен к какой-нибудь совокупности материальных явлений, он остается предметом личного сознания. Но даже в том случае, если он выступает в сочетании с материальными фактами, последние все же не имеют психического значения и представляют собой всего лишь «символ», «внешний значок» психических состояний. А следовательно, возражая Сеченову, заявлял Кавелин, известные движения лицевых мускулов сами по себе не производили бы на нас никакого психического действия, если бы мы не знали, что за ними стоят те или иные психические движения. Из этого вытекало, что человек живет одновременно в двух мирах - психическом и материальном, и психический мир столь же реален, как и мир физический. Высшим выражением психической реальности является человеческая душа, пребывающая в качестве «самостоятельного и самодеятельного организма» в физическом теле. Это и позволяет ей быть «основанием самопроизвольности» человека, его свободы воли, которая определяет содержание нравственной жизни, вызывает развитие личного начала в обществе.Таким образом, Кавелин придавал позитивизму дуалистическое звучание, открывавшее выход к сближению антропологии с христианством, «науки о человеке» с этико-религи- озным миросозерцанием. Это отчасти сыграло свою роль в развитии персонализма Бердяева и Лосского, окончательно утвердивших статус антропологии как философской науки.
214
2. БННичерин (1828-1904). Либерализм Чичерина характеризовался своеобразным консерватизмом - причина, вследствие которой он разошелся с Кавелиным. Он вообще не отличался житейской уживчивостью, и это стоило ему университетской карьеры: в 1866 г., после нескольких лет профессорства, он вынужден был оставить Московский университет и всецело посвятить себя научной деятельности.
Свои философские и политические воззрения Чичерин развил в целом ряде капитальных трудов - «Основания логики и метафизики» (1894), «Философия права» (1900), в трехтомном «Курсе государственной науки» (1894-1898), а также пятитомной «Истории политических учений» (1896-1902). Кроме тою, ему принадлежит множество других, более мелких работ.а) «.Исправление» Гегеля и критика славянофильства. Из всех философских учений Чичерина больше всего привлекал гегелизм. Однако он не был правоверным гегельянцем и воспринял из него преимущественно «основной исторический закон», состоящий, по его словам, «в движении духа от единства к раздвоению и от раздвоения обратно к единству». Этот закон подкреплял его уверенность в том, что развитие России необратимо ведет к сближению с Западной Европой. «Я увидел, - отмечал Чичерин, - что при некоторых второстепенных различиях основной закон развития и здесь и там один и тот же». Вместе с тем либеральный мыслитель существенно «подправлял» Гегеля в отношении самого понимания специфики диалектического развития. У Гегеля, на его взгляд, ступени развития, взаимно отрицая друг друга, в конечном счете останавливаются на последнем моменте, отвергающем «самобытность остальных начал». Вследствие этого его философия оказывалась столь же «односторонней», как и предшествующие системы. Согласно Чичерину, напротив, все моменты развития, безотносительно к своему этапу, или ступени, «составляют вечные элементы человеческого духа» и сохраняют самостоятельное существование при дальнейшем развитии. Подобная трактовка Гегеля преследовала вполне конкретные политические цели: во-первых, позволяла утверждать, что «гражданский порядок, основанный на частном праве, никогда не может поглощаться государством», и, во- вторых, обнажала «коренную несостоятельность» социализ-
215
ма в плане его стремлений к будущему безгосударственному строю. Чичерин считал социализм «главной язвой» современного человечества, и неудивительно, что для либерального движения «он был тем же, чем был для социал-демократов Плеханов» (МНЛокровский).
Не обошел Чичерин своей критикой и славянофильство. Усиление этого «доморощенного фантазерства» тревожило его прежде всего потому, что у западников, по его признанию, «никакого общего учения не было». И в самом деле, русский либерализм не имел собственной философской основы, пребывая в состоянии перманентного мировоззренческого синкретизма. В этом отношении он вполне, хотя и на свой лад, разделял участь русского радикализма. Зато выгодно отличалась позиция славянофилов: они выработали весьма определенное и самобытное мировоззрение, которое разделялось ими всеми. Чичерин был прав: оно возникло помимо всякой «строгой науки», из любви к русскости, из патриотизма. Однако, ничего не имея против «любви к отечеству», он яростно заявлял, что «в этом учении русский народ представлялся солью земли, высшим цветом человечества». Тем самым славянофилы, на его взгляд, отвлекают его от «упорной умственной работы», от «исторической борьбы» за приобщение к европейской цивилизации, оставляя с полученным «от дряхлевшей Византии»православием. Выступая против славянофильства, Чичерин, сам того не подозревая, попадал в замкнутый круг: с одной стороны, он сознавал необходимость развития русского национального самосознания, а с другой - и в мыслях не допускал, что это будет происходить на основе идеалов самой отечественной действительности. Поэтому в полемике со славянофилами он выступал не столько как представитель научной мысли, сколько как сторонник партийной идеологии, апологет западничества.* «Приходилось напирать,
Чичерин не скрывал своих партийных пристрастий. В работе «Собственность и государство» (1882) он писал: «Кто хочет не принадлежать ни к какой партии, тот должен отказаться от борьбы. Стоять вне партий может только человек, который не принимает участия в действии, а обсуждает его со стороны, как беспристрастный наблюдатель. Да и тот неизбежно становится на ту или другую сторону, если у него появляется сколько-нибудь последовательный взгляд на предмет... Нейтральность обыкновенно служит признаком бесцвет-
216
- признавался Чичерин, - на темные стороны нашего быта, чтобы побороть то высокомерное презрение, с которым они относились к тому, что нам было всего полезнее и что одно способно было вывести нас из окружающего нас мрака». Понятно, что при таком раскладе либерализм выпадал из системы национальных ценностей и все его политические упования оборачивались простым примериванием конституционного колпака к самодержавной власти.
б) Конституционная монархия Как видно из предыдущего, в идеологической концепции Чичерина опорное значение имеют гражданское общество и государство, которые закономерно возникают в ходе исторического развития. Гражданское общество реализует право личности на достоинство и свободу, В нем гарантировано равенство всех людей перед законом, созданы необходимые предпосылки для личной инициативы, предпринимательства. Главный принцип гражданского общества - невмешательство государства в частную жизнь людей, пока она протекает в пределах экономических отношений и не представляет опасности для существующей системы. «Вся экономическая деятельность, - подчеркивал Чичерин, - есть дело частное, а не государственное. В качестве охранителя прав государство призвано только установить общие условия его приобретения и ограждать его от посягательства со стороны других». Государственная власть выступает посредником между законом и свободой, обеспечивая безопасность граждан и пресекая проявления анархии и деспотизма. Из всех форм государственного устройства - абсолютизм, аристократизм, демократия - Чичерин отдавал предпочтение конституционной монархии, которая, на его взгляд, «имеет то великое преимущество перед всеми другими образами правления, что она без всяких коренных изменений может приспособляться к изменяющимся потребностям народной жизни». Таким образом, идея конституционализма давала ключ к раскрытию сущности либеральной доктрины. Применительно к России это была чисто консервативная позиция, подменявшая вопрос о достижении
ности и бездарности. Проповедовать ее как высший плод политической мудрости - значит обрекать государство на господство пошлости». Как видно, и здесь имелись точки соприкосновения русских либералов и русских радикалов!
217
действительной политической свободы вопросом о либерализации, обновлении самодержавной системы.
Чичерин признавал тождественность гражданского общества России и Запада; для полного «сходства» недоставало лишь представительного правления, которое позволило бы произвести ограничение монархии, при сохранении ее как целостного института. Монархическая власть, по мнению Чичерина, относилась к национальным приоритетам, выполняя роль «высшего символа» единства России, «знамени народа». Однако в прежнем виде она более нетерпима: необходимы конституционные обручи. Тем более что в России уже началось «водворение гражданской свободы во всех слоях и на всех общественных поприщах». В данном случае подразумевалось введение гласного суда, земских учреждений, свободы печати, представлявшихся Чичерину частями «нового здания», естественным завершением которого должна была стать «свобода политическая». На очереди теперь обновление монархии. «Невозможно сохранить историческую вершину, - писал Чичерин, - когда от исторического здания, которое ее поддерживало, не осталось и следа; невозможно удержать правительство в прежнем виде там, где все общество пересоздалось на новых началах». С его точки зрения, введение представительного правления, с одной стороны, способствовало бы сближению монархии с «высшими классами» и тем самым оградило бы Россию от «разрушительной силы черни», а с другой - позволило бы ей «тягаться со свободными странами», т.е. с Западом.
Конституционализм Чичерина относился к разряду тех либеральных утопий, которые в равной степени раздражали и консерваторов, и радикалов. Подобно «потемкинской деревне», русский либерализм за своим красивым фасадом пытался скрыть убогое и безрадостное существование самодержавной России.
3. В числе других идеологов русского либерализма выделялись имена ЛИКареева (1860-1931), ПЛЛовгородцева (1866-1924) и БАКистяковского (1869-1920). Они не произвели ничего нового в области философии, перебиваясь разного рода заимствованиями из неокантианства, позитивизма или гегелизма. Сфера их творческой деятельности была
218
сосредоточена в основном на разработке социологических и политологических концепций правового государства. В обстановке «возрождения индивидуализма», складывания буржуазных отношений идеал монархизма уходил в прошлое, уступая место «народному государству». «Только весь народ, - писал Кистяковский, - организованный как одно целое, т.е. составляющий государство, обладает подлинною государственною властью. Государство и есть правовая организация народа, обладающая во всей полноте своею собственною, самостоятельною и первичною, т.е. ни от кого не заимствованною властью».
Либерализм, как и другие течения русской мысли, испытал влияние «знамений времени», политических трансформаций русского общества. Но он был слишком апологетичен в своем «западничестве», и это стало причиной его «нравственного банкротства». И надо отдать должное Чичерину: он предвидел подобную ситуацию.