<<
>>

V

  Обратимся к последним произведениям поэта, к его сборнику «Сумерки». Сборник посвящен Вяземскому. Поэт обращается к Вяземскому, с чудесным задушевным посланием2.

Хотя поэт пишет далее, что сны сердца и стремления мысли разумно им усыплены, но, читая книгу, которую вернее было бы назвать «Мраком», нежели «Сумерками», мы видим, что роковые противоречия между рассудочностью и мечтательностью остались в поэте непри- миренными.

Эти сиамские близнецы, ненавидящие друг друга, остались в поэте оба живыми и оттого книга производит удручающее, трагическое впечатление. Дарования поэта окрепло и он блистательно одолевает самые трудные темы. В глубоком стихотворении «Толпе тревожный день приветен», поэт говорит, что толпа боится ночи и ее видений, а поэты страшатся действительности. Баратынский примиряет обе стороны и советует толпе ощупать мрак — в нем нет призраков, а поэту советует не робеть перед заботою земною, ибо она тает, как облако — и за нею опять открываются обители духов. Вы чувствуете, вы видите, что поэт отрицает в этом мире силою своего разума все чудесное, но не решается все-таки расстаться с иным, сверхъестественным миром. Разъединение полное, как в начале. lt;...gt;

Опять коллизия дум и чувств в полном разгаре: несостоятельность земных идеалов бесспорна и наглядна, а для того, чтобы выразить веру — нет слов, уста коснеют... В том же духе стихотворение «Недо- носок» — замечательная пьеса, нечто в роде баллады о ничтожестве человека, брошенного между небом и землей, зависимого от стихий, от настроения, неспособного сладить с вопросами ума: «в тягость роскошь мне твоя, в тягость твой простор, о вечность!» Таковы же: «Мудрецу» — глубоко пессимистическое стихотворение; «Ахилл», где говорится что Ахилл был бы вполне неуязвим, если бы своею несовершенною пятою он стал на живую веру; «На что вы, дни» — сильный, унылый аккорд и др.

Разумеется, и несовершенный Ахилл и Недоносок — это сам Баратынский. В подобных замыслах сказывается оригинальность Баратынского среди лириков, поддавшихся влиянию Байрона. Байрон страдал избытком величия: это был «переносок», титан! Он вызывал на бой и вселенную, и общество. Между тем наш поэт покорно оплакивал рабскую ограниченность человеческой природы. Всего сильнее это выражено им в стихотворении «К чему невольнику мечтания свободы?» lt;...gt;

Наконец, в стихотворениях «Последний поэт», «Все мысль, да мысль» и «Приметы» Баратынский, как бы отмщая и рассудку за свой разлад, высказал, что первоначальные сны поэзии и наивное общение с природой исчезли именно благодаря мысли, науке. Это священное слово было названо — и на Баратынского ополчился Белинский. lt;...gt; Странно теперь читать этот горячий трактат о том, что дважды- два — четыре. Странно видеть, с каким усердием Белинский доказывает Баратынскому, словно маленькому мальчику, пользу наук, изобретений железных дорог и т.п. Неужели Баратынский всего этого не понимал? Превосходно понимал ... Конечно, Баратынский не мог не ценить завоеваний культуры. Он указывал только на факт бесспорный, на факт, единогласно признаваемый человечеством, что знание имеет и свою теневую сторону, что оно, обогащая наш ум, отнимает часть прелести окружающих предметов, что наука сушит, что все раскрытое перестает быть привлекательным. Поэтому нет на свете человека, который бы с особенной любовью не вспоминал своего детства, т.е. именно поры полного невежества. Ведь, все это такие истины, что надо только удивляться ослеплению Белинского. Кстати вспомним, что те же идеи о горечи познания мы встречаем и у Пушкина. lt;...gt;

Только у Баратынского вопрос поставлен резче и шире. Объясняется это натурой обоих поэтов. Пушкин — темперамент подвижный, страстный, жизнелюбивый; он задевал такие скорбные вопросы только слегка, он слишком любил жизнь с ее блеском и культурой и находил всегда выход из страдания в своей здоровой, гармонической организации. Баратынский же, как человек созерцательный и полный мучительных противоречий, ни в чем не находил исцеления от своей скорби. И не странно ли было со стороны Белинского распекать Баратынского за отсталость, когда наш поэт выражал только тот глубокий вопль о роковых противоречиях мироустройства, который не перестанет повторяться во все века. Достаточно вспомнить философию Руссо в прошлом столетии и направление поэзии Льва Толстого в самые последние дни нашего времени.

<< | >>
Источник: И.Н. Сиземская. Поэзия как жанр русской философии [Текст] / Рос. акад.наук, Ин-т философии ; Сост. И.Н. Сиземская. — М.: ИФРАН,2007. - 340 с.. 2007

Еще по теме V: