Ранняя динамика психопатологических последствий ЧС у операторов ЧАЭС
Но много нас еще живых, и нам Причины нет печалиться...
А. С. Лушкин «Пир во время чумы»
Клинико-эпидемиологическое обследование операторов ЧАЭС проводилось с июля по октябрь 1986 г.
Обследование проводилось путем включенного наблюдения в условиях профессиональной деятельности и быта операторов. Первичный материал получен совместно с авторским коллективом под руководством В. К. Мартенса. Одновременно собирался материал наблюдений за поведением и состоянием населения региона, а также за поведением и состоянием различных групп ликвидаторов последствий аварии.Ситуация на Чернобыльской АЭС после радиационной аварии может быть разделена на четыре этапа (существенно, что субъективный аспект этапности ситуации прямо связан с объективно-физическим характером чрезвычайной угрозы): шоковый, этан «гнетущей неопределенности», этап «разрешения» чрезвычайной ситуации и этап «адаптации» к экстремальным нагрузкам.
Шоковый этап. 26.04.—10.05.1986. Авария на четвертом блоке «обрушилась как гром среди ясного неба» и первоначально не воспринималась в ее истинном значении. Так, инженер-оператор управления, находившийся в ночь аварии на берегу теплообменника со своим малолетним сыном на рыбалке, посадив сына на плечи, с интересом рассматривал на другом берегу «оранжевое сияние». Спустя три месяца в беседе с психиатром он с заметным аффектом недоумения отмечал, что как специалист-ядерщик обязан был понимать опасность своих действий для себя и для сына, но «...в голове не укладывалось». В течение первых суток среди всех, знавших о событии, царила атмосфера растерянности и не-способности осмыслить происходящее. Дежурный персонал совершал инспекционные действия без соблюдения правил радиационной безопасности или с прямым их нарушением. Как средство поддержания работоспособности использовал-ся алкоголь в «ударных» дозировках.
В последующие дни этапа, по мере распространения информации среди населения, отмечались панические реакции в семьях операторов-жителей г.
Припяти, а среди молодежи — острые поведенческие расстройства по типу «пира во время чумы» (алкогольно-сексуальные эксцессы). Наиболее болезненно реагировали на неоповещение жители г. Припять в первые сутки после аварии, из-за чего многие члены семей операторов подверглись переоблучению.Характеризуя особенности психотравмы на этом этапе, важно отметить ее двойственный, внутренне противоречивый характер — сознание апокалиптического компонента, породившего переживание смертельно грозной опасности, вступало в конфликт с мистически бесплотным характером угрозы, создавая для одних атмосферу «царства невидимой смерти», а для других — атмосферу малопонятной политической игры.
Этап «гнетущей неопределенности». 10.05.—01.08. 1986. Постепенно операторы (и другие специалисты) осознают истинный масштаб технологической и человеческой катастрофы. Справиться с последствиями аварии не удается, стратегии борьбы пока не существует. Необходимы постоянный дозиметрический контроль, соблюдение строжайших правил индивидуальной защиты в условиях все возрастающего радиоактивного загрязнения. Для работников ЧАЭС все это означает растущее осознание личной и семейной трагедии, они все в большей степени интеллектуально перерабатывают сам механизм аварии.
В связи с эвакуационными мероприятиями происходит расслоение операторского состава — среди операторов фор-мируется іруппа специалистов, в буквальном смысле слова жертвующих собой наработ ах по ликвидации последствий аварии. Другая часть операторов покидает зону поражения. В последующем многие из них вернутся, но взаимоотноше-ния между двумя группами останутся холодными.
У большинства операторов распались семьи, связь с ними после эвакуации утеряна, ясно, что члены семьи получили значительные дозовые нагрузки, но нет возможности ус-тановить — какие. Операторы живут и работают в «боевой» обстановке радиационного поражения. Дома оставлены, имущество безвозвратно потеряно, благосостояние разруше-но. На этом этапе преобладает переживание трагизма про-исходящего, проникающего во все сферы душевной жизни.
Характеризуя особенности психического состояния, следует отметить трагический и драматический компоненты чувства утрат и потерь, порождающие преобладание переживаний вины, отвращения и стыда, манифестные тревожно-депрессивные расстройства в связи с самоупреком в действительных или мнимых упущениях (в том числе явления «корпоративной вины»).
Однако, несмотря на весь трагизм ситуации, к августу 1986 г.
вырабатываются стратегия и тактика ликвидации по-следствий аварии.Этап «разрешения» чрезвычайной ситуации. 01.08.—
г. (до дня завершения сооружения саркофага). За это время в макросоциальном плане разрешилась проблема стратегии и тактики борьбы с последствиями аварии, начались работы по сооружению саркофага, была оценена степень вредности и опасности труда, отработаны методы и способы коллективной и индивидуальной защиты. Для большинства операторов стали близки к разрешению (или разрешились) психотравмирующие обстоятельства семейного, имущественного и профессионального порядка. На первое место среди переживаний постепенно вышли заботы и планы, а не драмы и трагедии, сформировалась психическая адаптация к особо вредным условиям труда, который, несмотря на вредность, постепенно становится рутинным; в то же время явно накапливается утомление.
При оценке психопатологических явлений на этом этапе у операторов были выявлены астенические, депрессивные, дисфорические расстройства, а также расстройства психической деятельности и поведения, связанные со злоупотреблением алкоголем. Очерченные психические расстройства были выявлены у 9% обследованных операторов (следует отметить, что сотрудники АЭС относятся к «профессиональ-ной элите», специально подготовлены к возможным радиа-ционным авариям и проходят неоднократный отбор по со-стоянию психического здоровья).
Астенические расстройства имели место у 8,9% операторов, имевших очерченные психические расстройства. Они проявлялись падением трудоспособности, нарушениями внимания и памяти в сочетании с эмоциональной лабильностью, расстройствами сна, потерей аппетита и веса, мышечной слабостью и разбитостью, различными неприятными ощущениями в разных частях тела. В структуре состояния был велик удельный вес явлений вегетативно-сосудистой дисфункции, психосоматических жалоб. Эти состояния были явно связаны с чрезвычайно высокой профессиональной нагрузкой, переутомлением. Упоминание темы аварии на четвертом блоке вызывало аффективно окрашенный отказ «обсуждать эту тему с неспециалистами», подобным же об-разом реагировали они на попытки обсуждения темы ради-ационного загрязнения.
¦ Астенические состояния в условиях профессиональной деятельности операторов оценивались как прогностически неблагоприятные.
Динамика перехода от явлений утомления к> явлениям .переутомления, вегетативно-сосудистой дисфункции и соматоформным расстройствам была достаточно последовательной и угрожала профессионально-трудовой адаптации операторов. Следует добавить, что отмечавшиеся астенические расстройства могли быть связаны с действием радиации, что дополнительно усиливало прогностическую неблагоприятность астенического симптомо- комплекса.Расстройства настроения выражались в появлении деп-рессивного симптомокомплекса (10,8% от общего числа опе-раторов, имевших очерченные психические расстройства). Депрессивные расстройства не были обнаружены у опера-торов, дети которых в силу тех или иных случайных причин не находились в зоне радиационного поражения на период аварии. Депрессивные расстройства имели клиническую картину адинамических депрессий (с астенической, апати-ческой, ипохондрической или соматоформной «масками»). Подавленность маскировалась чаще всего жалобами на сла-бость, вялость, различные неприятные ощущения в теле, однако при переключении в беседе на психотравмирующую темы сразу же выявлялась депрессивная оценка происходя-щего, аффект мучительного недоумения с оттенком душев-ной боли, идеи «косвенной вины», «готовности к искупле-нию», сосредоточенность на психотравмирующих событиях аварии, а в ряде случаев — горечь и озлобленность.
Дисфорические расстройства (25,8% операторов, име-ющих очерченные психические расстройства) проявлялись устойчивым злобно-тоскливо-напряженным аффектом, на фоне которого спонтанно или при незначительных поводах выявлялись поведенческие реакции враждебного недоверия, отчужденности, настороженности, высказывались идеи отношения. В структуре этих состояний отмечалась тенденция к аутохтонным колебаниям фона настроения от мрачной подавленности к злобно-дурашливому веселью с язвительными, оскорбительными выпадами в адрес окру-жающих.
В значительной части случаев дисфорические расстройства были связаны непосредственно со злоупотреблением алкоголем.
При этом отмечались также явления постинтокси- кационной астении, а нередко — явные признаки изменений личности по алкогольному типу. Клиника похмельного синдрома в чистом виде не обнаруживалась. Этот факт мог быть связан с тем, что операторы работали по вахтовому методу. В беседах они не скрывали, что в период между вахтами ал- коголизировались непрерывно, на вахте же имело место воздержание. Отмечались алкогольные эксцессы в дни заезда очередной вахты. Безудержное пьянство в период между вахтами нередко связывалось с представлением о «радиопротек- тивной роли алкоголя».Перечисленные расстройства были непосредственно ассоциированы со злоупотреблением алкоголем у 50,8% операторов, имевших очерченные психические расстройства.
Следует отметить, что на перечисленных этапах происходило объективное формирование «послеаварийных» радиационных быта и субкультуры. Для них было характерно строгое разделение жизнедеятельности трех контингентов ликвидаторов последствий аварии — операторов станции, ликвидаторов-резервистов и спецконтингентов военнослужащих.
Для радиационной субкультуры было характерно, подобно криминальной и наркотической субкультурам, использо-вание обычных слов в иных, метафорических, значениях. Например, строка из популярной в то время песни в испол-нении Леонтьева «Светофор»:«.. .все бегут, бегут, бегут, а он им светит; все бегут, бегут, бегут, а он горит...» — подразу-мевала состояние разрушенного реактора и паническую ре-акцию населения на аварию.
Мифотворчество рассматривало перспективы получения сверхвысоких доз облучения во внешне безобидных ситуациях и, таким образом, подчеркивало героизм ликвидаторов последствий аварии. Для операторов был характерен «черный юмор»: например, одно из кресел в помещении операторов первого блока, которое через разрывы в пластиковой обшивке излучало 12 миллирентген/час и не подлежало ис-пользованию по назначению, носило название «кресло глав-ного инженера».
В рамках ограничительного поведения важное место занимала асексуальность.
В частности, отмечалось резкое от- раничение сексуальных контактов с женщинами, пережившими аварию в связи с распространенным, хотя и тщательно скрываемым, мифом об их «радиозаразности». Подобное нарушение сексуальных взаимоотношений было для женщин психотравмой, равно как и опасение, что экспозиция облучению без защиты в первые дни после аварии не позволит им в будущем принять решение о рождении ребенка. Интересно отметить, что в последующие годы на территории «Российского Чернобыля» (г. Новозыбков Брянской области) молодые женщины, приняв решение о рождении ребенка, на период зачатия, беременности, родов и кормления грудью предпочитали уезжать в «чистые» регионы.Несмотря на привычное самоограничение, сложились также свои «нормы» выполнения требований индивидуальной защиты, например, собирать и употреблять в пищу грибы категорически запрещалось, но считалось проявлением «профессионального бесстрашия» собрать их и, после тща-тельной радиометрии, выбросив загрязненную часть, приго-товить в пищу.
Этап «адаптации» к экстремальным нагрузкам.
— вплоть до запуска второго блока ЧАЭС. В этот период на первый план вышли экстремально-физиологические факторы —резко увеличенные профессиональные нагрузки, усугубляемые вахтовой системой работы, накоплением дозы облучения, необходимостью соблюдать правила радиационной защиты. После запуска второго блока ЧАЭС перешла на штатный, хотя и в экстремальных условиях режим работы. В содержании переживаний операторов на первый план вышли житейские планы, бытовые заботы. Заметное звучание получили темы государственных компенсаций, получения нового жилья, адекватного вознаграждения за тяжелый труд в экстремальной обстановке. Несмотря на строжайшие запреты, отмечались упорные попытки проникнуть в г. Припять и вынести не подлежащие эксплуатации в силу радиационного загрязнения предметы обихода для последующей их продажи; были случаи попыток продажи радиационно загрязненных автомобилей. Интересно отметить, что в период ликвидации последствий землетрясения в Нефтегорске (1995) отмечены случаи предъявления неопознанных трупов как погибших родственников с целью получения государственной ком-пенсации за смерть близких.
Таким образом, ситуация на ЧАЭС менялась от чрезвычайной, психотравмирующей, мистически-грозной к экстремально-физиологической, профессионально рутинно-вредной. За это время переживания людей прошли путь от шоковой растерянности и паники, аффекта недоумения, через жестокую и/или хроническую тревогу, чувства вины, стыда, отвращения к адаптации большей части операторов к экстремальным нагрузкам. В то же время отграничился контингент лиц с психическими расстройствами, в структуре которых аффективная патология сочеталась с враждебностью и отчужденностью, что характерно для так называемых пси- хореакгивных депрессий.
Контингент операторов ЧАЭС был повторно обследован спустя год после аварии. Выявленная клиника была оценена как характерная для патологического (ипохондрического) развития личности с нарастанием обособленности, интро- версии, редукции энергетического потенциала.
В связи с проблемой психопатологических последствий радиационной аварии на четвертом блоке ЧАЭС необходимо рассмотреть еще один ее аспект.
Весной 1998г. автор имел возможность включенного наблюдения за состоянием соматопсихического здоровья многочисленной (более 100 человек) группы инвалидов-ликвидаторов последствий аварии на ЧАЭС, работавших на станции в максимально вредных условиях в мае-сентябре 1986 г. (в частности, шахтеров и резервистов). Это наблюдение показало наличие своеобразной триады соматопсихиатрической патологии: — психосоматическое заболевание (как правило, ИБС с инфарктом миокарда в анамнезе, инфекционно-аллер-гическая бронхиальная астма, язвенная болезнь желудка и 12-типерстной кишки);
тяжелый профессиональный невроз с полиморфной симптоматикой, явлениями невротической алкогольной зависимости и экстернализации невротического цинизма;
психоорганические расстройства, клиника которых (включая явления полиневрита), с учетом характера и в- ремени труда на ЧАЭС, укладывается в картину радиационной энцефалопатии.