Факторы психоагрессии и психопатогенный потенциал ЧС
Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча, Нечеловеческая сила Земное сбросила с земли.
И никого не защитила Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила Рука, зовущая вдали.
Александр Кочетков «Баллада о прокуренном вагоне»
Катастрофа внезапно и резко сужает освоенное жизнен-ное пространство человека, стесняет его свободу, посягает на поле личности, ставит его в ситуацию выживания.
Очевидно, что основным фактором подобной гісихоагрес- сии (воздействия психотравмирующего некомфортного ус-ловия) при ЧС является чрезвычайная (внезапная и прежде-временная) угроза жизни, здоровью и благополучию чело-века (в предельном случае —реальная перспектива смерти).
Чрезвычайная угроза фрустрирует инстинкт самосохране-ния. Фрустрация реализуется в аффективно-шоковых (ост-рых психоневротических) реакциях.Однако вслед за аффективно-шоковыми реакциями закономерно развивается клиническая картина травматического
Эгогстресса (стресса осознания психотравмирующей реальности). Существуют два аспекта психотравмирующей неком- фортности условий: некомфортные физические стимулы и некомфортные значения.
Некомфортные физические стимулы. Физические воздействия на органы чувств, не достигающие степени повреждающих факторов и выступающие как сигналы опасности, побудители биологически целесообразных форм поведения и деятельности в очаге ЧС (попыток спасения и минимизации ущерба). Эта категория стимулов при достаточно дли-тельном воздействии создает условия астенизирующего (ис-тощающего) дискомфорта, способствующего «разрыву сла-бого звена» психосоматических соотношений.
Некомфортные значения. Преимущественно аудиови-зуальные информационные стимулы (а также, в меньшей степени, сигналы других органов чувств) —напоминания, символы бренности земного бытия, тленноста телесной оболочки, финальной тщетности усилий — картины гибели и страданий людей, разрушений, хаоса и дезорганизации, вид которых противоречит опорным социо-культурным критериям (и, таким образом, ведет к несостоятельности идеализированного образа).
Обе рассмотренные категории выступают в роли «факторов устрашения», характеризующих катастрофу как чрезвычайную угрозу.
Факторы чрезвычайной угрозы можно рассматривать как последовательные уровни интенсивности страдания: воздействие повреждающего физического фактора -— воздействие некомфортного физического фактора — воздей-ствие некомфортного индивидуального значения.Чрезвычайная угроза в очаге ЧС включена в структуру либо травматического психического стресса (ТПС), либо хронического жестокого стресса (ХЖС) выживания.
Однако уже отмечалось, что сам по себе психический стресс, порождая «переменную производную» —тревогу-опасность, — должен быть патогенетически нейтральным. С точки зрения автора, речь должна идти о травматическом (или хроническом жестоком) Эго-стрессе — стрессе осознания.но- вой, психотравмирующей реальности, порождающем присущий только ему интрапсихический конфликт между потребностями самосохранения и потребностями самоопределения и, как следствие, переживание чрезвычайной угрозы. Чрезвычайная угроза сама по себе ограничивает свободу личности и выступает в роли фактора фрустрации витальных потребностей самоопределения. Две конкретных ЧС могут рассматриваться как предельно выраженный травматический Эго-стресс —пребывание под завалами (например, при землетряс ениях или при артобстрелах) и пребывание в заложниках (заложничества). Напротив, положение беженцев и узников концлагерей может рассматриваться как предел собственно ХЖС выживания.
Место и роль чрезвычайной угрозы находятся в прямой зависимости от типологической принадлежности ЧС и конкретных обстоятельств катастрофы. Типологическое разделение ЧС на три вида (сопровождаемые антропонатуроген- ными, антропотехногенными и антропосоциогенными ката-строфами) основывается на представлении,о роли и участии человеческого фактора в происхождении собственно катас-трофических последствий — страдании и гибели людей, разрушении социальной инфраструктуры. Объективная (формализованная) оценка такого рода роли и участия явля-ется предметов наук уголовно-правового цикла, прежде все-го, психологии уголовного права.
При антропонатурогенных катастрофах последствия связаны не столько с самим катаклизмом (чаще всего, форсмажорным обстоятельством), сколько с легкомыслием, непре-дусмотрительностью и фатализмом, свойственными челове-ческой природе.
В то же время персональный человеческий фактор (злая воля, преступный умысел) практически без исключения не обнаруживается (гипотетически однако его наличие не исключается).Характерным для природных бедствий является сравнительная краткость катаклизма, его громадные (гш человеческим меркам) масштабы и разрушительность, причем психопатогенный потенциал этого вида ЧС усугубляется мощным воздействием на всех участников ЧС факторов устрашения (зрелища массовой гибели людей, вида трупов, разрушений, хаоса, дезорганизации и т. п.).
Кратковременность катаклизма делит участников ЧС на пострадавших и иных участников ЧС (в том числе ликвидаторов последствий катастрофы и спасателей, профессионально работающих в экстремальной обстановке и выступающих в роли свидетелей человеческого несчастья и страданий).
Пострадавшие в природном катаклизме подвергаются аг-рессии со стороны сверхмощных имперсональных физичес-ких некомфортных стимулов и могут получить психотравму сложной структуры:
тяжелый психический стресс (реальная перспектива смерти в период природного бедствия как результат сочетанного действия физических стимулов и факторов устрашения);
—мощная фрустрация потребностей самоопределения (са-мосохранения) под воздействием пассивного внешнего стресса (блокада попыток спасения собственной жизни и здоровья);
мощная фрустрация потребностей самоопределения (идентификации) под воздействием пассивного внешнего стресса (блокада попыток спасения родных, близких, имущества).
Предельная для антропонатурогенных катастроф степень интенсивности психотравмы у пострадавших имеет место при пребывании в завалах. Здесь как в фокусе сходятся все психотравмирующие эффекты катастрофы, действие кото-рых усугубляется массивным истощающим дискомфортом и телесными повреждениями, а также эффектом психологи-ческого раскачивания (колебания аффекта от надежды к от-чаянию в ожидании спасения).
По-другому выглядит структура психотравмирующего воздействия антропонатурогенных катастроф на контингенты иных участников ЧС (прежде всего, спасателей и ликвидаторов последствий природных бедствий):
психический стресс (реальная опасность для жизни и здоровья), при условии специальной профессиональной подготовки, не выходит, как правило, за пределы экстремальной нормы;
фрустрация потребностей самосохранения условно преодолевается путем формирования аффективно-иде- аторных комплексов «выполнения благородной миссии» и/или «романтической профессиональной корпорации»;
фрустрация потребностей самоопределения является значительно более психотравмирующей, в частности, крайне болезненно переживается чувство профессиональ-ной беспомощности и бессилия.
Антропотехногенные катастрофы, как это следует из определения, предполагают непременное участие человеческого фактора в генезе катастрофы, выражающееся в неосторожности (небрежности или самонадеянности) операторов потенциально опасного производства или иного источника повышенной опасности, что создает возможность возникно-вения уголовно-правовой ситуации.
Антропотехногенные катастрофы, как правило, локальны и кратковременны, хотя в некоторых случаях могут со-провождаться многочисленными жертвами и крупномасш-табными разрушениями, вынужденными эвакуациями и да-же переселениями больших контингентов людей (ситуация экологического бедствия).
Роль персонального человеческого фактора разделяет участников ЧС на контингенты пострадавших (жертв катастрофы), операторов потенциально опасных производств и ис-точников повышенной опасности (профессиональных кор-порантов профиля аварии) и ликвидаторов последствий катастрофы (в том числе спасателей).
Пострадавшие при антролотехногенных катастрофах подвергаются агрессии со стороны мощных имперсональ- ных физических некомфортных стимулов, т. е.
имеет место ситуация блокады потребностей самосохранения и самоопределения под воздействием пассивного внешнего стресса, однако они ощущают себя жертвами преступного деяния, масштабы которого могут доходить до степени иррационального социального зла. Здесь, по сравнению с пострадавшими при антропонатурогенных катастрофах, возрастает роль фрустрации потребностей самоопределения под воздействием активного внешнего стресса (ситуация «наказания без вины»).У операторов потенциально опасных производств и источников повышенной опасности в структуре психотравмирующего воздействия резко преобладает доля фрустрации потребностей самоопределения под воздействием активного внешнего стресса (ситуация обвинения с переживанием «корпоративной вины»).
У ликвидаторов последствий аварий и спасателей можно отметить более высокую (по сравнению с ситуациями антропонатурогенных катастроф) роль факторов устрашения и/или профессиональной вредности (тяжелого психического стресса), что может быть связано с физической природой последствий технологических аварий (например, наличием радиационнохимических вредностей).
Последствия антропотехногенных катастроф сближаются с последствиями социальных потрясений по своим соци-альнонегативным эффектам — разобщению людей, созда-нию атмосферы поиска и наказания виновных (с неизменным результатом «наказания невиновных и награждения непричастных»),
Антропосоциогенные катастрофы (социальные потрясения с эпизодическими катастрофическими последствиями) возникают в результате применения насилия и принуждения (угрозы насилием) в качестве способов разрешения социальных конфликтов. Насилие рассматривает разрушения, страдания и гибель людей как средство достижения преимуществ для стороны-победителя (факторы устрашения).
Участие персонального человеческого фактора (злой воли, направленной на принуждение) в генезе антропосоциогенных катастроф несомненно, однако юридически прямой преступный умысел труднодоказуем в силу культурно-исторического свойства человеческой природы искать причины антропосоциогенных катастроф в действии надличностного иррационального зла (в частности, тенденции создавать «образ врага»), В то же время трудно отрицать наличие косвенного умысла (допускающего катастрофические последствия) при принятии решения на выход из ситуации социального конфликта путем насилия (а не переговоров и поиска компромисса).
Контингенты жертв и участников антропосоциогенных катастроф весьма многообразны — беженцы и вынужденные переселенцы, заложники и жертвы незаконных политических репрессий, узники концлагерей и жертвы применения оружия массового поражения, участники боевых действий (военнослужащие и ополченцы), боевики бандформирований и террористы, военнопленные и интернированные и т.
п. Для ант-ропосоциогенных катастроф характерен дрейф мотивации вовлечения в конфликт (вчерашний зачинщик и активный участник может сегодня оказаться жертвой и vice versia).Максимальный психический стресс (реальная перспек-тива смерти) характерен для ситуаций боевого контакта и постоянно повышенной боеготовности. Максимальная фрустрация потребностей самоопределения под воздей-ствием активного внешнего стресса связана здесь с полной невозможностью произвольного выхода из ситуации. С другой стороны, сверхмощная фрустрация потребностей самоопределения связана в этих случаях с открытым взаи- мообвинением сторон конфликта именно в том, что состав-ляет неотъемлемые права личности (национальность, веро-исповедание, расовая принадлежность и т. п.) и поэтому не может быть предметом виновности. В то же время много-вековая практика специальной подготовки вооруженных сил к участию в ситуациях боевого контакта направлена на снятие фактора фрустрации потребностей самоопределе-ния. В результате такой подготовки ЧС боевого контакта и постоянно повышенной боевой готовности «должны» ха-рактеризоваться обезличенно стью чрезвычайной угрозы для жизни и здоровья. Максимальной же выраженности фрустрация потребностей самоопределения под воздей-ствием активного внешнего стресса достигает у невольных жертв социальных потрясений (например, у беженцев, за-ложников, узников концлагерей).
Таким образом, рассмотренные три вида катастроф рали- чаются по структуре психотравмирующего воздействия в двух аспектах:
во-первых, по мере нарастания предположительной роли «человеческого фактора» в генезе катастрофических последствий ЧС имеет место возрастание доли фрустрации потребностей самоопределения (переживаемой как кризис самоопределения, identity crisis);
во-вторых, по мере нарастания предположительной роли «человеческого фактора» в генезе катастрофических последствий ЧС имеет место повышение значения внешнего активного стресса (предполагаемого «человеческого фактора») в генезе названной фрустрации.
Фрустрация потребностей самосохранения (блокада дей-ствий, направленных на выход из ситуации реальной перс-пективы смерти в ЧС) располагает лишь опосредованным потенциалом психоагрессии, через уподобление ее факторов факторам фрустрации потребностей самоопределения (это и есть роль личностных смыслов). С другой стороны, фрустрация потребностей первой внутренней реальности (гедонии и агрессии), наряду с характерным для ЧС истощающим дискомфортом, может рассматриваться (вместе с телесной травмой, хирургическим вмешательством) как соматопсихи- атрическая основа для развития последующего психическо-го и/или психосоматического расстройства.Наконец, в структуре патогенного потенциала ЧС исключительно большую роль играет «ампутирующая психотравма» — утрата родных и значимых близких в катастрофе.
Таким образом, психотравмирующее воздействие ЧС мо-жет быть закономерно связано с двумя ее содержательными характеристиками:
интенсивностью фрустрации потребностей самоопределения,
местом внешнего активного стресса как фактора этой
фрустрации.
Максимальных значений эти характеристики достигают лишь у весьма узкого круга переживших катастрофические события, например, у заложников, беженцев, людей, нахо-дившихся под завалами. Однако тенденция придавать всему происходящему личностный смысл психотравмирующих оттенков интерперсональных отношений реализуется в раз-вернутой картине первичного Эго-стресса при любых видах ЧС у всех их участников.
Иными словами, фрустрация потребностей самоопределения, переживаемая как активная внешняя блокада свободы личности (identity crisis, кризис самоопределения), составляет существо чрезвычайной угрозы и содержание ЧС. «Нечеловеческая сила» чрезвычайной угрозы делает ЧС «третьим великим уравнителем» неотъемлемых прав человека.