Объяснение и понимание

В целом позитивизм, используя методы и методологию естественных и точных наук, стал рассматривать политические феномены и процессы в контексте строгого детерминизма

Политической системе были, по сути дела, приданы контуры и параметры завершенной системы, функционирующей в соответствии с некоторыми четко очерченными закономерностями

Однако, как показывает исторический опыт, к общественно- политическим явлениям и процессам неприменима категория «закономерность» в смысле их строгой причинно-следственной детерминированности.

Общественно-политические явления характеризуются динамизмом, постоянной изменчивостью, подверженностью множеству случайностей, непредсказуемых внешних влияний, что крайне затрудняет их анализ в рамках сколько-нибудь строго детерминированных причинно-следственных связей. Особенно верен данный тезис применительно к современным политическим реальностям, которые в отличие от исторических реальностей не стали еще свершившимися фактами, а находятся в постоянном процессе становления. В отличие от историка, который может наблюдать начало, развитие и конец изучаемого им объекта со стороны или став над ним, исследователь мира политического сам является одним из участников живых политических реальностей, затрагивающих интересы множества их действующих лиц, и вынужден оценивать их изнутри до того, как эти реальности примут завершенные, необратимые формы. В результате он не в состоянии отвлечься от субъективных, сиюминутных впечатлений и пристрастий и его выводы могут быть подвержены влиянию изменяющихся событий и обстоятельств

Научные открытия конца XIX — начала XX в.

Поскольку человек является не только продуктом, но и в значительной степени творцом окружающего его мира, нет и не может быть какой-то фатальной заданности в развитии человеческого общества. Разумеется, у него есть определенная заданность или направленность, но нет и не может быть какой бы то ни было четко очерченной цели, к которой оно осознанно стремилось бы. Закономерность нельзя представлять как фатальную предопределенность общественно-исторического процесса, движение по какому-то одному-единственному пути, в частности прогресса вперед и вверх

Здесь я бы согласился с Г. Шталем, который подчеркивал, что «универсальные законы применимы к живому лишь в том смысле, что они обрекают все живое на смерть и разрушение»

В общественно-исторических процессах и явлениях закономерность выражается не в том, что она не допускает вероятностного, альтернативного направления развития, где случайность играет немаловажную роль, а в том, что она ставит ему определенные границы. В этой связи нельзя забывать хотя бы тот факт, что история человечества знает немало примеров перерыва поступательного общественно-исторического прогресса и даже движения вспять

Необходимо отказаться от присущей многим порой склонности к количественным экстраполяциям существующих в каждый конкретный исторический период тенденций на будущее, к их отождествлению с закономерностями общественно-исторического развития, верными и для возможного положения вещей в будущем

Весьма показателен следующий случай, который приводят в своей книге А.

Опубликованные результаты исследования оказались впечатляющими. Однако, как оказалось в дальнейшем, ученые не предсказали появление телевидения, пластмасс, реактивных самолетов, искусственных органов для трансплантации, лазеров и даже шариковых ручек6

В большинстве исторических и социально-политических явлений причина и следствие нередко в своем взаимодействии влияют друг на друга: причина рождает следствие, которое в свою очередь становится самостоятельной силой, способной оказывать влияние на первоначальную причину и трансформировать ее. Если рассматривать каждый данный момент в качестве исходного пункта движения к некоему предопределенному состоянию, закономерность оборачивается телеологизмом, не имеющим ничего общего с реальной действительностью

Очевидно, что общественно-историческое — не просто пассивная субстанция, укладывающаяся всецело в рамки ньютоновской механистической картины мира. Случайность, событийность, вероятность и необратимость составляют сущностные характеристики общественно-исторического процесса

Немаловажное место в нем занимает момент спонтанной активности. Мировая история знает немало случаев, когда роковая случайность или поворот событий прерывали на том или ином этапе неизбежный, казалось бы, ход вещей и соответственно по-своему корректировали саму историю. Много раз случайное стечение обстоятельств оказывалось роковым для судеб целых стран и народов

История всегда остается открытой и подверженной множеству трактовок, поскольку она не определяется жесткими детерминистскими закономерностями, скрытой рукой Провидения или диалектической необходимостью. Как указывал еще Гегель, результаты деятельности людей никогда точно не соответствуют поставленным ими целям. Динамичность и изменчивость мира исключают саму возможность предвидеть все последствия тех или иных общественно-исторических процессов.

6 См.: Кинг А., Шнайдер Б. Первая глобальная революция. М., 1991. С, 56

7 Шацкий Е. Утопия и утопическое мышление. М., 1991. С. 26

Исследование в такой динамической сфере, как мир политического, для которой в большой степени характерна спонтанная активность, предполагает не только установление объективных причинно-следственных связей, но и суждения на вероятностном уровне. В этом смысле можно говорить о вероятностной стохастической сущности общественно- политических процессов. Этот момент приобретает особую значимость в современную эпоху, парадокс которой состоит в том, что она безымянна, не имеет четкого названия. Ее называют «постиндустриальной», «постмодернистской», «постструктуралистской», «постмеждународной», «информационной» и т.д. Все эти названия, по-видимому, отражают какие-то аспекты реальных сдвигов в структурах современного общества, но ни одно из них не способно выразить масштабность и глубину этих сдвигов. Главное их содержание, на мой взгляд, состоит в том, что процессы реальности, в которых мы живем, приобретают настолько быстрые темпы, экспонента убыстрения ведет к постоянно нарастающей турбуленции, что сама реальность становится постоянно ускользающей, неуловимой. Более того, появились течения мысли, в рамках которых даже появились утверждения об аннигиляции самой реальности

При таком положении вещей теряется ясность очертаний социальных и политических феноменов, их границы становятся аморфными, зыбкими. В результате люди неспособны эти изменения вовремя осознавать и адекватно на них реагировать

Более того, многообразие возможностей, открываемых научно- техническим прогрессом, стирает четкую грань между практически возможным и вероятным. Возрастает роль вероятностных, событийных начал, динамизма и неустойчивости, необратимости и индетерминизма. Соответственно возрастает конструктивная или деструктивная роль времени.

Б. Паскаль использовал преимущества современного ему философствования как средство в борьбе против духа Нового времени — духа картезианства. Внешне принимая предпосылки картезианства и науки того времени, он в то же время отстаивал философскую антропологию средневековья. Он проводил различие между «геометрической мыслью» и «мыслью проницательной и утонченной». Первая наиболее пригодна при исследовании предметов, доступных строгому анализу, т.е. разложимых на составные элементы. Исходя из некоторых аксиом, она выводит из них следствия, истинность которых может быть доказана универсальными логическими правилами. Однако не все предметы и явления можно изучать таким образом. Существует много вещей, которые из-за своей хрупкости и разнообразия не поддаются логическому анализу. Это прежде всего человеческое сознание, сущность которого — противоречие. Его невозможно охарактеризовать какой бы то ни было одной формулой, поскольку бытие человека не является простым или однородным

При такой постановке вопроса всю историю человечества можно было бы рассматривать как историю столкновений и выбора различных альтернатив. С данной точки зрения особую значимость приобретает подмеченный Э. Янгом факт, что в парадигме самоорганизации Вселенной процесс имеет приоритет над структурой, неравновесное состояние — над равновесным и эволюция — над низменностью. При таком положении вещей стремление к точности в гуманитарных дисциплинах неизбежно ведет к специализации и фрагментации знания, что в конечном счете ведет к потере целостностного видения мира. Этот момент приобретает особую значимость в условиях экспоненциального роста знаний

При этом необходимо особо подчеркнуть, что индетерминизм не всегда и не обязательно есть отрицание детерминизма как такового или причинно-следственных связей. Он предусматривает, что каждая конкретная ситуация создает собственную конфигурацию расположения причинообразующих факторов, причем тенденция и процессы формирования такой конфигурации не всегда поддаются сколько-нибудь четко фиксированным закономерностям и императивам.

Индетерминизм, признавая фактор случайности, отвергает лишь абсолютность необходимости, но не причинность вообще. Он исходит из того, что история имеет множество смыслов

Незавершенность социальной действительности оставляет место для различных путей и направлений ее развития и соответственно различных ее интерпретаций. Это тем более верно в отношении мира политического, где основополагающее значение имеют человеческий выбор, потребности, интересы и цели людей

Разумеется, в политике, равно как и других сферах общественной жизни, важное значение сохраняет установление некоторого однообразия в протекании и разворачивании политических явлений и процессов. Здесь закономерность и причинность в смысле причинно-следственной детерминации не исчезают совсем

Например, очевидно, что в периоды экономических трудностей и неурядиц находящаяся у власти партия или коалиция теряет сторонников, и, наоборот, оппозиционные партии завоевывают поддержку более широких слоев населения и в случае выборов могут прийти к власти. Или же в периоды военной угрозы и международных кризисов большинство населения, как правило, сплачивается вокруг действующего правительства и т.д. Именно на основании подобных повторяющихся фактов были сформулированы такие политологические конструкции, как «железный закон олигархии» Р. Михельса, теории правящей элиты итальянских политологов и социологов Г. Моска и В. Парето, марксистская концепция об определении политической надстройки экономическим базисом и т.д

Другое дело, что при их формулировании в расчет брались лишь отдельные факты, которые так или иначе подтверждали эти конструкции, при этом практически игнорировались факты, которые им не соответствовали. Поэтому естественно, что они не всегда и не во всем выдерживали испытание временем и социально- политическими реальностями. Дж. С. Милль утверждал, что «индуктивные науки в новейшее время больше сделали для прогресса логического метода, чем все профессиональные философы». Это, по-видимому, верно, но вопрос в том и состоит, что социально-исторические и общественно-политические феномены и процессы не всегда поддаются строго логическому анализу и закономерностям причинно-следственной детерминации

Здесь естественно-научное сознание должно признать свои собственные возможности и границы, учитывая, что познание социально-политического мира не может подняться до уровня науки путем применения индуктивных методов естественных наук

Политология и политическая философия представляют собой научные дисциплины в том смысле, что они имеют дело с объективно существующими феноменами, которые существуют и развиваются в соответствии с определенными закономерностями, поддаются квантификации, количественному измерению и математическим методам анализа. Вместе с тем важно учесть, что четко сформулированные логические теории, конечно, привлекают своей стройностью, но на поверку они оказываются слишком упрощенными и механистическими. Говорят, что Н. Бор не доверял чисто формальным и математическим доводам. «Нет, нет, — говорил он, — вы не размышляете, вы просто логично рассуждаете»

Мало что дает и стремление найти математически точные определения и формулировки, втиснуть в их рамки все многообразие реальностей жизни

В этой связи И. Шумпетер сетовал на то, что английские политэкономисты XIX в. стремились к постоянному совершенствованию своих дефиниций, но оказались не в состоянии дать своим современникам четкого экономического руководства

Политический анализ — это в некотором роде искусство, требующее реконструкции не только рациональных, поддающихся квантификации, калькуляции мотивов, 'интересов людей, но и их иррациональных, подсознательных, неосознанных побуждений, которые не поддаются квантификации и математизации, другим параметрам естественных наук и требуют воображения, интуиции, психологического проникновения и т.д. Разумеется, мы можем выразить и измерить в количественных терминах результаты выборов, их стоимость в долларах, динамику численности сторонников тех или иных партий и т.д. Но такие важные категории, как «благосостояние», «свобода», «равенство», «справедливость», невозможно выразить в количественных терминах

Или же вслед за лордом Эктоном можно сказать, что «любая власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно»

Однако при этом очевидно, что весьма трудно, если не невозможно, достоверно и конкретно определить ту черту, за которой власть и развращенность становятся «абсолютными». Причем сам этот постулат следует рассматривать не как неоспоримый факт в духе непреложного естественного закона, а как тенденцию, возможность реализации, формы и степень которой зависят от конкретных личностей, обстоятельств, условий и т.д. В данном контексте политический анализ требует воображения, своего рода способности «мысленного эксперимента» по принципу «что было бы, если бы произошло то-то, или если бы было предпринято то-то». Он сопряжен не только с ретроспективой, но и с перспективой в смысле предвидения и предвосхищения событий

Важную роль в выявлении тех или иных особенностей и характеристик политических феноменов играют просто наблюдения за ними в течение более или менее длительного исторического периода. Именно на таких наблюдениях, а не на строгом научном анализе были построены, например, такие ставшие общепринятыми постулаты, как «человеку свойственно стремление к власти», «человек стремится к власти ради осуществления своих эгоистических интересов», «чувство страха толкает людей к бегству от свободы в объятия тиранов», «свобода экономического выбора неотделима от политической свободы» и т.д

В общественной жизни истина лежит как в объективной реальности, так и в сфере мифологического, традиционного и т.д., оказывающих значительное влияние на формирование основных контуров и содержание картины мира. К тому же в современных условиях ряд важнейших социальных и политических проблем в обществе приобретает социокультурное измерение. Поэтому очевидно, что политические реалии, в том числе и политическое поведение отдельного человека или той или иной социальной группы, в конкретных ситуациях невозможно адекватно объяснить без учета социокультурного фона политических явлений

Использование средств массовой информации, особенно визуальных, еще более усиливает значимость чувственного, эмоционального, иррационального за счет рационального. Это предполагает преодоление функционализации личности, отказ от трактовки всех ее деяний и действий в терминах экономического, технологического или иных форм детерминизма, реабилитации непосредственных чувственных восприятий, эмоций, антипатий и симпатий, всего того, что мы причисляем к социально- психологической и социокультурной сферам, ко всему тому, что способствует самоидентификации нации или иной социальной общности

Человек как социальное существо имеет индивидуальное, групповое, национально-историческое, социокультурное, общечеловеческое и иные измерения. Поэтому он является предметом изучения различных обществоведческих дисциплин — антропологии, этнографии, социологии, философии и т.д

Естественно, что человек как центральный субъект политических отношений и политического процесса не может оставаться вне поля зрения и политической философии. Наука, претендующая на освещение реальной жизни, где центральное место занимает человек, не вправе игнорировать то, что можно обозначить понятием «человеческое измерение», которое весьма трудно, если не невозможно, втиснуть в прокрустово ложе искусственно сконструированных теорий, моделей, математических формул и т.д

Постигать не поддающиеся количественным измерениям и строго научному анализу духовное начало, символический аспект общественной жизни — удел интуиции. Именно благодаря творческой интуиции постигается реальность в ее существенных чертах. С этой точки зрения, можно понять тех представителей западной общественно-политической мысли, которые сетуют на дегуманизацию политической науки, на исчезновение человека, его интересов и потребностей из фокуса ее внимания. Необходимо восстановить значение человеческой личности как главного субъекта общественно-исторического процесса, вернуть в центр исследования человека и его основополагающие интересы, потребности, устремления

Для адекватного познания социальной действительности необходимо занять антропологическую позицию, утверждающую постулат о культурной природе человека, постулат о том, что человек является существом не только экономическим и политическим, но также одновременно социокультурным. В таком качестве рациональные компоненты в его сознании тесно переплетаются с элементами эмоционально-волевыми, мифологическими, традиционными, национально- психологическими, «трайба-листскими» и т.д. Естественно, рационализированные материальные интересы социальных слоев, классов, групп и т.д. представляют собой могущественный детерминирующий и динамический фактор, вносящий решающий вклад в развитие общественно-исторического процесса. Однако такие категории, как патриотизм, семейная и общинная или иные формы лояльности, мифы, обычаи и традиции тоже играют значительную роль в детерминации содержания и направленности общественных процессов и политического поведения различных категорий людей

Мифы, традиции, обычаи в целом нерациональны по своей сущности, по крайней мере, в том смысле, что они не контролируются тем, что мы называем логическим. Порой они базируются скорее на вере, на убеждении, нежели на разуме, скорее на идеалах, чем на реальностях. Они составляют часть мира, в котором мы живем. Поэтому их нельзя отбрасывать как бесполезные фикции, заблуждения, как нечто нереальное, поскольку они накладывают значительный отпечаток на формирование основных контуров и содержание картины мира людей. На политическое поведение людей зачастую гораздо более сильное влияние может оказать значение, придаваемое ими действиям правительства, политических партий и деятелей, чем реальное содержание этих действий. С данной точки зрения важную роль играет господствующая в обществе система политической символики. В целом без символов и знаков невозможно представить себе практическую и духовную жизнь общества. Когда речь идет о значении символов, исследование вторгается в сферу эпистемологии и семиотики. С другой стороны, поскольку символы и символическая система играют важную роль в достижении спаянности и преемственности любого общества, их изучение поднимает более глубокие проблемы социальной организации и легитимизации

Символы и знаки представляют собой орудия, с помощью которых взаимодействуют люди, и в этом отношении они являются средствами регуляции социального поведения. Более того, каждая нация, каждый народ, каждое сообщество людей в процессе своей истории вырабатывают собственный образ, или «самообраз» в разного рода символах и знаках. Поскольку любая информация, воспринимаемая субъектом, предстает в его глазах в качестве некоторой совокупности визуальных и звуковых символов и знаков, он расшифровывает ее в формулах, имеющих для него смысл, усваивая и воспринимая лишь те из символов и знаков, которые складываются в систему координат его мировоззрения и картины мира, тот или иной знак, жест, который может служить в качестве адекватного элемента коммуникации, несет в себе одинаковый для всех ее участников смысл. Так, избиратель может голосовать разными способами — поднятием руки, опусканием бюллетеня и т.д., но не всякое поднятие руки есть акт голосования, необходимо, чтобы таковым его считали все те, для кого он имеет значение

Эффективным средством для политолога и политического философа может стать политико-культурный подход, призванный объять социокультурное измерение политики. Он позволяет преодолеть формально-юридическое понимание политики, традиционный подход к политике в терминах политической системы, государственно-правовых институтов и т.д. Обосновывая необходимость отказа от формально-правового подхода к политике, один из зачинателей концепции политической культуры Г. Алмонд предлагал разграничить два уровня исследования политической системы: институциональный и ориентационный. Если первый уровень концентрирует внимание на исследовании институциональной структуры политической системы, то второй уровень предусматривает изучение ориентации людей на эту систему и институты. Комплекс этих ориентации, включающих когнитивные (познавательные), аффективные (эмоциональные) и ценностные, Алмонд назвал политической культурой. Тем самым субъективный аспект политического он поднимал до уровня значимости институциональной структуры

Политико-культурный подход дает возможность определить, почему одинаковые по своей форме социально-политические институты действуют по-разному в разных странах или же в силу каких причин те или иные институты оказываются дееспособными в одних странах и совершенно неприемлемыми в других. Он позволяет проникнуть вглубь — от обычного, поверхностного и одномерного видения политической системы, и ее институтов, их деятельности и т.д. перейти к скрытым корням национальных мифов, традиций, представлений и т.д., существующим в сознании всех членов общества от главы государства до маргинала

Достоинством политико-культурного подхода является то, что он интегрирует социологию, социокультурологию, национальную психологию и новейшие методы исследования социальных и политических установок людей в единый междисциплинарный подход. Это дает возможность полнее и глубже понять реальные механизмы и закономерности реализации политических процессов

Данные моменты особенно важно подчеркнуть с учетом того, что одной из важнейших проблем, которой занимается политология, является политическая культура, включающая в себя разного рода ориентации, установки, национальные мифы, стереотипы и т.д

Незавершенность социальной и политической действительности, ее многообразие и многовариантность оставляют место для различных ее интерпретаций. К тому же познание социальной действительности связано с изменением самой этой действительности. Сам акт познания может поставить под сомнение существующий порядок и, более того, подорвать его. Причем это является следствием не практического применения результатов познания, а самого процесса познания. Если в естественных науках ударение делается на объяснении, то в общественных науках — на понимании. Объяснить — значит выявить внутренние и внешние связи между составными частями лабораторного эксперимента, призванного повторить или создать природный эффект

В социальной и духовной сферах речь идет не только об объяснении вещей, но и об адекватном их понимании в смысле постижения. Объяснить социальный феномен — значит прежде всего «описать его». Например, «объяснение — описание» экономического кризиса заключается в установлении предшествовавших ему спекуляций, первых банкротств, повышения банковских учетных ставок и т.д. Описание составляет существенную часть социальных и гуманитарных дисциплин и основу классифицирующего знания. Поскольку социальное представляет собой процесс реализации потребностей и устремлений людей, то понять его — значит определить совокупность намерений и представлений, лежащих в основе социальных феноменов. Классифицирующее знание требует теоретического фундамента, который в социальных и гуманитарных науках пронизан идеологическим содержанием. Если объяснение предполагает поиски причинно-следственных связей, то понимание — выявление глубинных мотивов человеческой деятельности

Поэтому очевидно, что исследователь-гуманитарий вносит свой жизненный опыт в трактовку изучаемых им явлений. Прав был В

Дильтей, который говорил, что исследование человеческих деяний, познание истины в сфере человеческой культуры требует внутреннего постижения, достигаемого с помощью иных средств, нежели наука, которая изучает неодушевленные предметы

Поэтому очевидно, что концепция социальной и гуманитарной науки, скопированная с естественной науки, была бы слишком ограниченной и бедной. Как отмечал Х.-Г. Гадамер, «науки о духе сближаются с такими способами постижения, которые лежат за пределами науки: с опытом философии, с опытом искусства, с опытом самой истории. Все это такие способы постижения, в которых возвещает о себе истина, не подлежащая верификации методологическими средствами науки»8. Дело в том, что социальные факты не являются фактами как таковыми в смысле застывших, овеществленных «фактов» природы. Они слагаются из действий людей и носят динамический характер. Здесь немаловажную роль играют, как образно говорит С. Лятуш, человеческие «жесты», которые, вызывая социальную трансформацию, оставляют ощутимые результаты в виде, например, произведений искусства, предметов потребления, машин, законов и т.д. Они составляют «социальную реальность в процессе реализации»9. Оторвать результаты от сотворивших их «жестов» — значит закрыть путь к адекватному пониманию социальной реальности, которая отличается от природной тем, что она в некотором роде есть «эпистемологический субъект» в том смысле, что исследующий ее ученый интегрально включен в нее, ученый — часть исследуемого им объекта и в некотором роде участвует в процессе ее воспроизводства

Так, например, Фукидид, Цезарь, Платон, Аристотель, Макиавелли, Маркс в той или иной степени вмешивались своими практическими действиями в качестве исторических субъектов в те феномены и процессы, которые они анализировали. Фукидид был изгнан из Афин как сторонник аристократии. Цезарь сам представлял себя читателю в своих «Комментариях о галльской войне». Платон пытался реализовать на практике свои теории в Сиракузах и написал, потерпев в этом неудачу, свои законы

Аристотель написал конституцию своего родного города Стагира

Макиавелли руководил иностранными делами Флоренции и лишь на основе уроков, извлеченных из этого опыта, написал книгу «Государь». Маркс сформулировал необходимость исчезновения 8 Гадамер Х.-Г. Метод и истина. М., 1990. С. 39

9 Latousch S. La proces de la science socmle: Introduction a une theorie de la conaissance. P., 1984. P. 49

капитализма, руководя первым Коммунистическим Интернационалом

Как выше указывалось, отношения между политической системой, политическими институтами и сферой общественно- политической мысли складываются в тесном взаимодействии, испытывая взаимное влияние друг друга. Уже в силу этого факта подитический анализ не может основываться на одних только фактах, поскольку конкретные факты приобретают значимость лишь в той мере, в какой их можно соотносить с целым, обеспечивающим теоретически обоснованный контекст для интерпретации фактов. В определенном смысле невозможно рассматривать политические институты в отрыве от политической мысли, поскольку мысль и действие пронизывают друг друга. Задача политолога состоит в достижении самого тесного взаимодействия теории и эмпирического начала, рефлексии и действия, интерпретации и практической вовлеченности. В странах Запада достижения и разработки обществоведческих дисциплин нередко используются для решения экономических, социальных, политических и иных проблем

Показательно, что на протяжении всей истории западного об- ществознания имела место социологизация его отраслей, усиление их прикладного характера. В частности, развитие эмпирических исследований в области политической социологии имело своей целью оказание практической помощи государству путем составления конкретных рекомендаций по реализации политического контроля над обществом. Симптоматично, что в последние десятилетия в результате тесного взаимодействия и взаимовлияния политологов, социологов, политэкономистов и т.д., с одной стороны, и представителей государственно-политических институтов, — с другой, в большинстве развитых стран Запада образовался своего рода «политико-академический комплекс»

Видные представители общественных наук часто совмещали и продолжают совмещать политическую и академическую деятельность

В «Критике чистого разума» И. Кант показал, что средства научного познания не в состоянии дать необходимую и обязательную для всех картину мира. Указав науке ее пределы, он провозгласил самостоятельность нравственных и эстетических доводов. Кант полагал, что нормы науки составляют лишь один аспект в уяснении высших ценностей. Здесь наряду с ними, независимо от них действуют также нормы нравственного сознания и эстетического чувства. И в наше время беспрецедентно высокого уровня развития научных знаний многие ученые четко сознавали необходимость признания наукой собственных границ и возможностей. Обосновывая мысль о том, что познание социально- исторического мира не может подняться до уровня науки путем применения индуктивных методов естественных наук, Х.-Г. Гадамер подчеркивал: «Единичное не служит простым подтверждением закономерности, которая в практических обстоятельствах позволяет делать предсказания. Напротив, идеалом здесь должно быть понимание самого явления в его однократной и исторической конкретности»10

Нельзя забывать, что зачастую политики и государственные деятели принимают решения на основе скорее сложившихся у них мнений и даже интуиции, нежели одного только научного знания, математических формул и расчетов. В этом смысле политика скорее искусство, нежели наука. Без добротной гипотезы эмпирические данные могут быть просто бесполезны. Здесь воображение и научное знание действуют рука об руку. В этом смысле функции художника и ученого совпадают. Изображение мира политики в целом можно представить не как фотографирование, а как создание художественного портрета. То, как художник изображает — это не точная фотография, а концепция характера, его видение изображаемого объекта. Подобным же образом мир, который мы рисуем в наших политических рассуждениях, постигается, а не только воспринимается. Мы представляем в нашем изображении политической реальности скорее наши политические доводы, нежели воспроизводим политическую практику. Это по своей сущности субъективный образ. Эти доводы, образ, оценка — часть мира политики, так же как портрет, созданный художником, является частью мира последнего. В мире политического в противоположность платоновскому разграничению между знанием и верой знание и есть вера

О. Шпенглер считал, что история — это не наука, а искусство, поскольку историческое познание основывается на интуитивном восприятии «жизни и души», а не на логике. В отличие от науки история, утверждал он, не может быть «истинной» или «ложной», а может быть либо «глубокой», либо «мелкой», и ее главным средством являются аналогия, образ, символ. При всей правоте Шпенглера нельзя не дополнить его рассуждения замечанием о том, что история одновременно и наука и искусство, она может быть и истинной и ложной, а историческое познание просто не может не основываться одновременно и на логике, и на интуиции, которые дополняют друг друга. Еще более верны эти оценки применительно к миру политического

10 Гадамер Х.-Г. Указ. соч. С. 745-746

В политическом, особенно политико-философском, исследовании равновеликое значение имеют как объяснение, так и оценка. Без проникновения в сферу целей и идеалов не может быть речи и об адекватном изучении мира политического. Поэтому не случайно, что, признавая значимость науки, призванной установить закономерности причинно-следственных связей, И. Кант вместе с тем рассматривал религиозные, нравственные, эстетические, этические начала, лежащие в основе свободы воли, в качестве неотъемлемых элементов человеческого сознания. Он был убежден в том, что точное естествознание возможно только в тех пределах, в которых применимы математические методы. Что касается истории, то ее невозможно выразить в количественных терминах, и поэтому она есть совокупность всего того, что не имеет отношения к математике

Как выше указывалось, политическая философия имеет дело с пониманием и толкованием человеческих целей, а там, где речь идет о целях, непременно присутствуют ценности. Поэтому уже по самому своему определению изучение политики не может не иметь морального измерения. Не случайно еще И. Кант выделял два самостоятельных уровня реальности — феноменальный, соответствующий науке, и ноуменальный, соответствующий этике

Если первый создается человеческим разумом и рационален по своей природе, то второй трансцендентален по отношению к человеческому разуму, на нем зиждется этическая и духовная жизнь человека. Хотя в реальной жизни такое разграничение носит весьма условный характер с точки зрения идеально-типологической и эпистемологической оно вполне правомерно и даже необходимо

Такое разграничение следует провести и в сфере политической, особенно политико-правовой

Вопрос о политической ассоциации — это вопрос о ранжировке человеческих ценностей и наилучших средствах их достижения. А это моральный вопрос. Другими словами, политико-филофское исследование пронизано морально-этическим началом. В данном контексте исследователь концентрирует внимание прежде всего на наиболее актуальных на данный момент политических проблемах, не скрывая своих симпатий и антипатий, исходя из того, что наука не может быть ценностно-нейтральной. Факт нельзя отделить от ценности, ценностные соображения должны быть соотнесены со знанием фактов. Задача исследователя состоит в том, чтобы выявить пути достижения наибольшего совпадения между миром сущего и миром должного

Это говорит о том, что политический философ, равно как и политолог в самом широком смысле этого слова, должен нести ответственность за общество, защищая человеческие ценности и не превращаясь в изолированного от общественных проблем бесстрастного техника. Он должен поставить знания на службу интересов переустройства общества. Изучение политики уже само по себе представляет собой политический акт, и человек, занимающийся ею, должен способствовать исправлению всех форм несправедливости

Политическое включает как статику, так и динамику, воплощающиеся соответственно в политическом порядке и политическом процессе. Важно учесть, что динамизм бытия делает его вечно незавершенным и, наоборот, незавершенность бытия есть признак его динамизма. Эта незавершенность делает его открытым

Как отмечали Е. Н. Князева и С. П. Курдюмов, «открытость системы означает наличие в ней источников и стоков, обмена веществом и энергией с окружающей средой. Причем, когда речь идет об источнике, обычно возникает образ некоего точечного или, во всяком случае, локализованного источника. Например, ключ дает начало ручью и далее, возможно, полноводной реке. Иначе обстоит дело в случае самоорганизующихся систем. Источники и истоки имеют место в каждой из таких систем. Это, как говорят, — объемные источники и стоки. Процессы обмена происходят не только через границы самоорганизующейся системы, но и в каждой точке данной системы»11. Здесь необратимость и случайность являются не исключением, а общим правилом, они лежат в основе большинства процессов самоорганизации. Обратимость и жесткий детерминизм в окружающем нас мире характерны только для простых предельных случаев. Что касается человеческих сообществ, то они представляют собой сложные, открытые и нелинейные системы, способные к самоорганизации. Как известно, нелинейные уравнения в математике могут иметь несколько качественно различных решений. Подобным же образом нелинейность в социальном мире дает не один предопределенный, а несколько альтернативных путей развития, хотя спектр этих путей или направлений более или менее ограничен

Поэтому очевидно, что сложноорганизованным системам, какими являются человеческие сообщества, нельзя навязывать пути их развития. Для них существует несколько альтернативных путей развития. Законы общественного развития, которые значительно менее устойчивы, нежели естественные, проявляются в разных институциональных, ценностно-нормативных, интеллектуальных условиях, раскладе социальных и политических сил, стечении 11 Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетика как новое мировоззрение: диалог с Пригожиным//Вопр. филос. 1992. № 12. С. 12

обстоятельств по-разному. Каждая конкретная общественно- историческая данность имеет собственные социальные и политические реальности и собственную систему детерминаций, приоритетов, предпочтений. Будучи переменными образованиями или величинами, они находятся в состоянии постоянного изменения и обновления

В реальном социальном бытии не просто сосуществуя, а в постоянных противоречиях и конфликтах взаимодействуя между собой и как бы пронизывая друг друга, и тем самым делая немыслимым изолированное друг от друга существование, они создают целый веер возможных направлений общественно- исторического развития; их отнюдь нельзя представлять как самодовлеющие прямые линии, обозначаемые, например, либерализмом, консерватизмом, социал-демократизмом и марксизмом, способными двигаться каждый самостоятельно и изолированно по своему собственному пути. Здесь действует принцип своего рода дополнительности, согласно которому существуют разные линии и направления развития, которые дополняют и стимулируют друг друга (например, по схеме: не будь идеализма — не было бы и материализма и т.д.)

Все это делает прогнозирование общественно-исторического процесса весьма трудным делом. Единственное, что мы можем здесь точно знать, это то, что будущее имеет своей отправной точкой современное состояние вещей. Вместе с тем, как отмечал Коллингвуд, «из всех ошибок, свойственных науке о человеческой природе, одной из самых крупных является ее претензия установить рамки, которым должна соответствовать всякая будущая история, закрыть ворота будущему и связать потомство пределами, поставленными не природой вещей (пределы этого рода реальны и принять их легко), но предполагаемыми законами самого суда»12

Верно говорят, что история освещает не дорогу впереди, а, подобно кормовым огням корабля, только след, остающийся позади

Поэтому будущее ни в коем случае нельзя представлять просто как расширенное настоящее. В развитии современного человечества могут быть некие «взрывные» фазы, результатом которых может стать радикальная перестройка структур, ценностей, норм жизнеустройства людей. Сам экспоненциальный рост, ставший динамической закономерностью современного мира, исключает прямолинейную экстраполяцию современности и усиливает возможность многовариантности мирового развития

12 Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. М., 1980. С. 216

С учетом изложенного выше можно сказать, что ученый, исследующий социальную реальность, интегрально включен в нее, он — часть исследуемого объекта и в некотором роде участвует в процессе ее воспроизводства. С данной точки зрения творение мира никогда не прекращается и, как говорил В.Л. Соловьев, человек как соработник Божий активно участвует в незавершенном еще сотворении мира. Именно в силу этой незавершенности и открытости социального и политического мира политология должна концентрировать внимание на его динамической стороне

Сущностная характеристика политики — не покой, а движение, и в центре внимания политической науки находится политический процесс. Поэтому прав Ж. Бордо, который говорил, что «политика не дает себя сфотографировать»

Но динамику мира политического нельзя правильно понять без всестороннего исследования существующего в каждый данный исторический период положения вещей. Политическая наука и политическая философия должны в равной степени охватывать как существующий политический порядок, где доминируют постоянные, неизменные величины, так и политический процесс, где доминируют переменные величины. Политический порядок включает структурные и системные элементы. Здесь важно исследовать проблемы политического господства и правления, господства и сотрудничества; формирования власти и политического неравенства; механизма правления в рамках различных государственно-политических систем; отношения людей с институтами власти; механизмы обеспечения единства, жизнеспособности и бесперебойного функционирования общества; политической социализации

Очевидно, что все науки, как естественные, так и социальные и гуманитарные, невозможно поставить в один линейный ряд, связав их неким универсальным методом, основанным на монистическом законе в смысле регулярного постоянства явлений. Это не в последнюю очередь относится к политологии и политической философии. Они призваны исследовать мир политического во всей его тотальности. Основополагающим их принципом является разграничение не между фактом и ценностью или между средствами и целями, а между частью и целым. При этом речь идет о том, чтобы соотнести часть с целым, рассматривать различные части в рамках целого. Например, отдельно взятого индивида невозможно определить, если не учесть, что индивидуальные цели и идентичность конструируются его участием в семейных отношениях; семью, в свою очередь, нужно поставить в более широкий контекст социальных и политических отношений и т.д