Легитимность и суверенитет

Было бы лукавством утверждать, что государство в одинаковой мере служит интересам, потребностям, нуждам всех слоев, классов, групп, категорий населения. Не следует забывать ту банальную истину, что общество — не гомогенное образование, что оно состоит из разнородных конфликтующих социально-политических сил, обладающих разными весом и влиянием, потребностями и интересами.

Народ, взятый сам по себе, — это абстрактная категория и в качестве таковой он ничего не может решать, он не правит и не может сам собой править. Это противоречит самой природе власти

Всякие рассуждения о народной власти, народовластии и прочем представляют собой не более чем политические и идеологические лозунги. Власть имеет иерархическую природу, и на протяжении всей истории она часто служила интересам отдельных личностей, групп, классов, кланов, династий и т.д. Как полагают, еще в 430 г

до н. э. Перикл утверждал: «Лишь немногие могут творить 12 Hobsbawm E. Nations and Nationalism since 1780. Programme, Myth, Reality Cambridge, 1990

политику, но судить о ней могут все». В том же духе более чем через две тысячи лет Ш. Л. Монтескье говорил: хотя все пригодны для того, чтобы выбирать, не каждый пригоден быть избранным

И действительно, ни один народ не может обойтись без людей, способных к профессии управления и властвования, он просто нуждается в них. По-видимому, были правы В. Парето, Г. Моска и другие авторы, которые считали, что ведущие позиции в структурах власти, особенно в ее верхних эшелонах, любого политического режима занимают представители элиты.

Поэтому любая власть не может не испытывать потребность в системе легитимизации, сущность которой состоит в обосновании и оправдании права властвования существующей в данной стране формы правления. Эта проблема теснейшим образом связана с другим кардинальным вопросом об источниках и пределах власти

Устойчивость и жизнеспособность любой социально-политической системы или формы правления зависят от готовности ее субъектов или составляющих ее элементов действовать в соответствии с определенными законами и правовыми нормами. А это, в свою очередь, зависит в большей степени от уважения к власти и закону со стороны если не всех, то во всяком случае большинства граждан, признания ими законности или легитимности этой системы, нежели от страха применения к ним тех или иных санкций. Обеспечение легитимности, или легитимизация, — это форма обоснования, которая призвана интегрировать разрозненные институты, отношения, процессы, подсистемы и т.д., тем самым придавая смысл всему социальному порядку. Политическая легитимизация — это признание по меньшей мере большинством общества правомерности господства, действующего в данный конкретный период политического режима. Даже самые тиранические режимы прошлого и наших дней претендуют на легитимность своей власти и считают нужным всячески подчеркивать ее.

Симптоматично, что доверию и уважению народа к правителям еще Конфуций придавал большое значение. Так, отвечая на вопрос одного из своих учеников — Цзы Гуна о сущности истинного управления, он говорил, что в хорошо управляемом государстве должно быть достаточно продовольствия, достаточно вооружения и народ должен верить правителям. Причем, утверждал он, в случае крайней необходимости можно отказаться от вооружения, продовольствия, но не от доверия народа, поскольку «без доверия [народа] государство не сможет устоять»13. Многие могущественные мировые державы, казавшиеся вечными и незыблемыми, распадались и становились достоянием истории именно вследствие потери большинством граждан веры в его способность обеспечить их безопасность, благополучие и справедливость. Тем более такая вера необходима для молодых, слабых, неустоявшихся государств

Быстрота и легкость, с которыми рухнула, например, Веймарская республика, объясняется прежде всего тем, что в глазах большинства немцев она не пользовалась легитимностью, поскольку считалось, что она была навязана Германии несправедливым Версальским договором. Особенно показателен в этом отношении пример Советского Союза, несмотря на кажущуюся монолитность, фундаментальность и вечность, распавшегося в буквальном смысле слова в одночасье именно потому, что большинство народа перестало верить в его легитимность. А почему это произошло, это уже другой вопрос

Иначе говоря, законная власть — это та, которую весь народ, во всяком случае большинство, признает властью. Некоторые авторы (например, М.Дюверже) даже считают, что принуждение силой, будь то физической, экономической или иной, нельзя называть властью.

физическое принуждение, но и веру в законность такого принуждения

В данной связи обращает на себя внимание то, что в системе ценностей, ориентации, установок, стереотипов, составляющих политическую культуру того или иного народа или государства, центральное место занимают элементы, способствующие укреплению и сохранению существующей политической системы

Количество разделяемых всеми членами общества «позитивных» ценностей прямо пропорционально степени консенсуса между его основными составляющими по основополагающим принципам государственно-политического устройства, от чего соответственно зависят его стабильность и жизнеспособность

Система легитимизации власти прошла длительный и сложный путь формирования и эволюции. В течение всей истории человечества вплоть до Нового времени определяющую роль в этом отношении играли мифология и религия. Их роль и функции состояли в обосновании идеи божественного происхождения власти вообще и власти того или иного князя, царя, императора, династии в частности. Нужно учесть, что в определенной форме эта «божественная идея» прошла через историю почти всех существующих на земле народов, способствуя их консолидации в самые трудные для них времена. Более того, многие идеи, ценности, установки, связанные с мифологией и религией составляли саму инфраструктуру общественного сознания различных сообществ людей, племен и народов. Мифы и религия будучи частью исторической традиции какого-либо народа, пронизывают его культурное наследие и соответственно не могут не отразиться и на характере его общественного сознания. Считалось само собой разумеющимся, что цари, фараоны, императоры, короли древнего мира получали власть как бы прямо из рук богов или же сами объявляли себя верховными божествами

В большинстве мифов древних народов божества, от которых правители получают власть, являются, как правило, воплощениями справедливости, правды и добродетели, например, шумерский бог Шамаш, древнеегипетская богиня Маат.

Так, изображая предложенные им законы как результат воли богов, древневавилонский царь Хаммурапи (1790 г. до н.э.) подчеркивал: «По велению Шамаша, великого судии небес и земли, да сияет моя справедливость в стране, по слову Мардука, моего владыки, да не найдут мои предначертания никого, кто бы отменил их». Согласно Ведам и Упанишадам, все варны должны следовать божественной дхамме — закону, долгу, обычаю, правилу поведения

В древнекитайском мифе о божественном происхождении власти вся власть сосредоточена у императора Поднебесной, который является звеном, связывающим народ с Небом. Так, обосновывая божественную природу власти, Конфуций рассматривал ее в качестве незаменимого инструмента поддержания порядка в обществе и регулирования отношений господствующими и подвластными. В системе государственного устройства Конфуция роль высшей направляющей силы отводилась Небу, определяющему, по его мнению, судьбу как самой Поднебесной, так и всех ее жителей. Оно помогает людям овладеть этическими нормами. Характерно, что прерогативы интерпретации воли Неба принадлежит исключительно цзюнь-цзы, т.е. тем, кто в совершенстве овладел принципами ли, или самим правителям и бюрократии. Поэтому неудивительно, что Небо изображается и как страж основных догматов учения самого Конфуция, одно из центральных мест, в котором занимает идея о цзюнь-цзы

Согласно Св. Писанию, законы еврейского народа получены Моисеем прямо от Бога. Боги передали власть людям, но в экстремальных случаях они действуют непосредственно, например, через откровения, разного рода чудеса и т.д. Эта идея получила дополнительное подтверждение в концепции естественного права, как она была сформулирована стоиками и христианскими мыслителями в конце античности. Как считали христианские теологи, мир — это творение высших сил, Всевышнего, и соответственно все его творения, в том числе и люди, связаны его волей, которая проявляется отчасти через откровение, как оно интерпретируется церковью, отчасти с помощью естественного разума.

Показательно, что и в наши дни нередко формирование той или иной нации, ее вступление на общественно-историческую арену обосновывается ссылками на некое божественное провидение. В поисках аргументов часто обращаются к Библии, особенно к тем моментам, где говорится, что Бог не только правит миром, но и избирает из среды всех народов только один, наделяя его своей благодатью. Крайние формы этого мифа отводят другим народам и странам лишь роль фона, на котором разворачивается история богоизбранного народа. История предоставляет нам множество свидетельств того, что идея величия и богоизбранности была присуща чуть ли не каждому великому народу, особенно в период его восхождения

Так, автор «Сказания о князьях Владимирских», рассказав о преемственности мировых монархий древнейших царств до Римской империи, утверждал, что Русь является законной наследницей всех древних мировых монархий, а Рюрик ведет свой род от самих римских императоров, а они, в свою очередь, — от самого Бога. На этой основе была сформулирована идея Москвы как третьего Рима — наследницы Рима и Константинополя, как столицы Восточной римской империи. Взяв на вооружение эту концепцию, православная церковная иерархия постоянно предупреждала царей об их священном долге превратить Московию в Новую христианскую империю, при этом четко не обозначая ее границы

Следует отметить, что эта доктрина сыграла немаловажную роль в экспансии и утверждении многонациональной Российской империи на бескрайних просторах евразийского континента, а также в формировании концепции об особом пути исторического развития России. Символы православной церкви стали одновременно и символами российской государственности. Свою законченную форму эти элементы получили в знаменитой уваровской максиме «самодержавие, православие, народность»

Идея своего величия и богоизбранности была характерна для американцев, одним из важнейших компонентов национального сознания которых является убежденность в особом пути развития Америки и ее роли в мировой истории. Светские и духовные вожди сначала североамериканских колоний, а затем независимого американского государства представляли дело таким образом, что народ этой страны с самого начала преследовал ясную и осознанную цель реализовать идею божественного провидения, построить у себя божественный «град на холме» в пример всем другим народам мира

В конечном счете была сформулирована грандиозная религиозная философия истории и прогресса, согласно которой Америка представляет собой высший этап развития человечества и последнюю лучшую надежду всех людей. В середине XIX в

попытки обосновать и практически реализовать идею о превосходстве и избранности Америки, ее миссии руководить миром были предприняты в так называемой доктрине «предопределения судьбы» или «явного предначертания». В эту доктрину вошли популярные среди многих поколений американцев мифы о превосходстве и богоизбранности Америки. Важнейшие положения этой доктрины на различных этапах истории использовались правящими кругами США для обоснования своей внешнеполитической стратегии

Тесно связанный с нравственными нормами обычай представляет собой древнейшую форму хранения и трансмиссии социо-культурного опыта от поколения к поколению и играет немаловажную роль в жизнедеятельности людей. В отличие от предметной стороны социальной культуры — орудий труда, продуктов материального и духовного производства — обычай представляет собой элемент деятельной ее стороны, которая включает общепризнанные нормы и правила общественно- политической жизни, взаимоотношений между людьми, их поведения, легитимизировавшиеся силой привычки, традиции и общественного мнения

Легитимность власти нередко достигалась — и этот способ отнюдь не стал достоянием истории — путем ее персонификации

Здесь личность носителя власти в глазах подданных становится воплощением власти и даже самой властью, человек отождествляется с властью, он сам по себе как бы приобретает атрибуты власти. Этот феномен, в частности, проявляется в таком признаке, как приверженность харизматическому лидеру — признак, который Алмонд считал достоянием обществ, где господствуют доиндустриальная или смешанная политико- культурная традиция. Речь идет о том, что лицо, облеченное властью или домогающееся ее, обосновывает свои притязания собственными достоинствами, такими, как мужество, храбрость, героизм в бою, решительность в действиях, мудрость и знания при принятии решений, физические или духовные качества и т.д

Нередко именно личные качества давали возможность их носителям вознестись к вершинам власти и, более того, навсегда оставаться в качестве главных героев в анналах истории. Это первые племенные вожди, воины, «основатели» наций, городов-государств, империй, религий, «спасители отечества» и др. Это, естественно, люди, подобные Цезарю, солдатские императоры в поздней Римской империи периода упадка, Наполеон и т.д

Ярко выраженная персонализация политической жизни и государственной власти характерна для России. Это способствует тому, что установки, симпатии и антипатии россиян ориентированы скорее на личности конкретных политиков, нежели на политико- идеологические программы. В этом контексте облик и судьбы российской истории на различных ее этапах определяли Иван Грозный, Петр Первый, Екатерина II, В. Ленин, Б. Ельцин и другие личности. По сравнению с Европой, в России разделение власти над людьми и власти над вещами, государственной власти и собственности, государственной, или политической, сферы и экономической, социальной и иных сфер произошло значительно позже и в весьма несовершенной форме

Не требуется особых усилий, чтобы продемонстрировать, что харизматичность в различных ее новых формах и модификациях сохраняет актуальность и в современном мире. Более того, харизматические лидеры и харизма, как фактор, определяющий симпатии и/или антипатии избирателей и соответственно их выбор, стали важнейшими элементами политической культуры в эпоху информационной революции и электронных средств массовой информации. Что касается тоталитарного типа политической культуры, то харизма в крайних формах поклонения вождю — фюреру также является его неотъемлемой составной частью. По- видимому, во многом феноменом персонификации и харизматизации носителей власти объясняется широко наблюдающийся на всем постсоветском пространстве факт массовой поддержки избирателями бывших первых секретарей республик и областей, т.е. тех, кто являлся носителем власти, уже потерявшей свою легитимность. Получается в некотором роде парадоксальная ситуация, когда нелегитимная власть пытается сохранить легитимность, плавно перетекая в новые структуры, при этом просто переименовываясь или облекаясь в новые формулы, лозунги, программные документы

Чтобы доказать законность своей власти или подчинить людей своей воле, государи во все времена использовали самые ухищренные средства. Среди них центральное место занимало то, что мы сейчас назвали бы запретом на информацию, которая каким- то образом способна подорвать господствующую форму правления

Именно этой цели с самого начала служила цензура, призванная скрыть от широкой общественности неугодные правящему режиму факты и сведения, закрыть доступ к так называемым подрывным идеям и концепциям. Этим объясняется то, что одни государи, как отмечал известный деятель Великой французской буржуазной революции Ж.-П. Марат, «изгоняют из своих государств литературу, другие запрещают своим подданным путешествия, третьи не дозволяют народу размышлять, постоянно развлекая его посредством парадов, зрелищ, празднеств или же передавая его азарту игр... Если же добродетель недовольных не поддается подкупу, государи выдвигают против них наемные перья подлых писак, всегда готовых оправдывать угнетение, клеветать на друзей отечества, чернить со всем присущим им искусством защитников свободы, которых они объявляют нарушителями общественного покоя»14

Верность этого суждения доказывается множеством примеров из истории человечества от античности до наших дней. Целый ряд подобного рода примеров приводился в главе 1. Самые, казалось бы, выдающиеся представители античности — Гераклит, Платон и другие призывали запретить, например, Гомера, Гесиода. Как известно, пресловутая практика «изгнания философов» широко применялась в самых что ни на есть демократических Афинах

Именно там институт остракизма стал одним из важнейших средств защиты спокойствия и целомудрия рядовых граждан. Для достижения данной цели не брезговали и цикутой, как это было с Сократом

Особенно широкие масштабы цензура во всех ее формах и проявлениях приняла с институционализацией христианства в качестве государственной религии Римской империи. Рассматривая величайших мыслителей древности как исчадия ада, и на этой основе санкционировав уничтожение большинства их творений, отцы церкви и христианские мыслители, по сути дела, способствовали фактическому разрыву античной традиции и преданию забвению на многие века духовного наследия античного мира. Христианство, после обращения имератора Константина, превратилось в государственную религию Римской империи, встало на путь утверждения своего верховенства в вопросах как веры, так и государственного правления, используя для этого все возможные и невозможные средства от составления списков запрещенных книг до костров инквизиции

В тех случаях, когда не хватает аргументов в обоснование законности режима или формы правления, как правило, прибегают к разного рода лжи и фальсификациям. Так, признавая за государством право внедрять мифы, способствующие сплочению общества, Платон оправдывал обман и ложь, если они служат интересам государства. Однако ложь может быть исключительным правом правительства: должна быть «одна царская ложь», говорил он. В средние века Игнаций Лойола в «Духовных упражнениях» совершенно серьезно рассуждал: «Дабы избежать заблуждения, мы должны всегда готовы счесть черным то, что нам видится белым, если это предписывается духовными властями». О том, что эти доводы отнюдь не являлись просто упражнениями в словесной казуистике, свидетельствует множество примеров из жизни разных стран и народов

14 Марат Ж.-П. Избр. произв. Т. 1. М., 1956. С. 128-129

Классический пример такой лжи, построенной на фальсификации, — так называемый «Константинов дар», с помощью которого римские папы в течение многих столетий обосновывали свои притязания на светскую власть в Западной Европе. Он представлял собой грамоту, составленную в папской канцелярии примерно в середине VIII в. В ней, в частности, утверждалось, что еще император Константин, принявший христианство и сделавший его государственной религией Римской империи в IV в., передал собственноручно папе Сильвестру I верховную власть над западной частью империи, в том числе над Италией. Подложность грамоты удалось доказать только Лоренцо Балле в XV в

При всем том государство, как и любой другой общественный институт, считается легитимным, если оно служит благу всей совокупности его граждан. Главное требование, предъявляемое к властителям, — это гарантия справедливости правления. Принцип справедливости служит оправданию власти, независимо от того, как трактуется само это понятие. Здесь как нельзя лучше подходит максима: «salus populi suprema lex», т.е. благо народа — высший закон. Однако остается нерешенным вопрос о том, что есть благо, интерес, воля народа. Именно по критерию справедливости и несправедливости и соответственно легитимности и нелегитимности проводилось разграничение между различными формами правления

Так, добродетель, чья составная часть — справедливость, является ключевой категорией античной философии. Под ней подразумевалось прежде всего качество, дающее человеку право управлять другими людьми. Поэтому философ, интересующийся проблемами политического правления, ставил прежде всего кардинальный вопрос: «Что есть добродетель?» По этому критерию в соответствии с традицией, заложенной Платоном, Аристотель, например, различал формы правления, когда правители управляют «в общих интересах», т.е. для достижения «хорошей жизни» не просто лично для себя, а для всех членов государства, и формы правления, когда правители преследуют скорее собственный корыстный интерес, нежели общий интерес. Правильными Аристотель считал те формы, которые независимо от числа властвующих управляются, «руководствуясь общественной пользой», а те, которые имеют в виду собственную выгоду, «только благо правящих — все ошибочны и представляют собой отклонения от правильных: они основаны на началах господства, а государство есть общение свободных людей». К первым он относил монархию, аристократию и политик», а ко вторым — тиранию, олигархию и демократию, выражающие соответственно выгоду одного, немногих и многих неимущих

Намного более сложную систему легитимизации мы видим в современном мире. Она сложилась в процессе возникновения и институционализации современного светского национального государства со всеми его атрибутами и сущностными характеристиками, такими, как суверенитет, конституционализм, парламентаризм, правовое начало, разделение властей и др

Большой интерес с данной точки зрения представляют типы легитимизации, предложенные М. Вебером. Он полагал, что правители могут претендовать на легитимность своего правления, а управляемые — принять его законность на следующих основаниях

Во-первых, это авторитет «вечно вчерашнего», нравов, «традиционное» господство в том виде, «как его осуществляли патриарх или патримониальный князь старого типа». Здесь легитимность основывается на общепринятом убеждении в святости традиций и необходимости подчинения правителям, осуществляющим власть согласно традициям, Вебер рассматривал это как самый универсальный и самый примитивный вариант власти. Однако и современные системы в значительной мере черпают свою легитимность из своих традиций. Так, многие аспекты политической системы Великобритании, например монархия, принимаются ее гражданами в силу их традиционности. Во-вторых, это исключительные личные качества правителей, например, героизм, принципиальность, смелость, решительность и т.д., объединяемые понятием харизмы. В-третьих, это «господство «легальности», в силу веры в обязательность легального установления (satzung) и деловой компетентности, обоснованной рационально созданными правилами, то есть ориентации на подчинение при выполнении установленных правил»15. Здесь законность власти определяется по признакам ее соответствия принципам рациональной организации, эффективности и права. То, что делается на законных основаниях, рассматривается как легитимное. Отсюда Вебер выводил следующие типы власти: традиционную, харизматическую и правовую

В современных системах легитимизации в той или иной мере сохраняют актуальность и значимость все названные Вебером типы

Например, одной из опор, на которых держится английская государственно-политическая система, являются традиционные институты монархии и палаты лордов. Еще большее значение для ее сохранения, жизнеспособности и эффективного функционирования 15 Вебер М. Избр. произв. С. 646

имеют начала рациональной организаций, среди которых центральное место занимают принципы правления права и закона, конституционализма и парламентаризма и др. В определенных условиях — хотя и косвенно — в общественном мнении прочность прерогатив правительства в значительной степени может быть усилена харизмой его руководителя или его членов (наглядный пример — М. Тэтчер и Э. Блейр). Разумеется, помимо названных в зависимости от национально-исторических, политико-культурных и иных факторов могут быть использованы также другие средства, доводы и аргументы. Например, в легитимизации либеральной демократии с этой целью привлекаются все ее важнейшие атрибуты, служащие показателями ее народности и справедливости: принципы представительства, выборности, плюрализма и т.д

В большинстве современных подходов к легитимности центральное место занимает идея суверенитета. Иначе и быть не может, поскольку она затрагивает такие ключевые вопросы, как источник и природа верховной власти. Трудно установить источник суверенитета государства. Но, тем не менее, это реальный феномен

Проблема суверенитета затрагивает не только иерархию властных структур в рамках государства, но и место самого государства в ряду человеческих сообществ, союзов, коллективов. Когда говорят о суверенитете государства, то подразумевается, что все другие коллективы — общины, семьи, ассоциации, провинции, товарищества и т.д. занимают подчиненное в отношении к нему положение

Как указывалось выше, теория национального или государственного суверенитета формировалась вместе с идеей национального государства. Еще Ж. Воден совершенно справедливо подчеркивал, что государство без суверенитета немыслимо. И, действительно, суверенитет составляет одну из основополагающих сущностных характеристик государства, тем более современного национального государства. Значимость и универсальность суверенитета состоит в том, что государству всецело и исключительно принадлежит верховная власть над всеми другими конкретными формами и проявлениями власти на всей территории, на которую распространяется юрисдикция данного государства

Суверенная власть не зависит от какой-либо иной власти, наоборот, все остальные власти зависят от нее, берут свою легитимность от нее. Государство может быть только суверенным. Суверенитет — основополагающий критерий государства. Если нет суверенитета, то нет и государства. Суверенитет определяет само бытие государства

Он призван обеспечить унификацию, единение, самоопределение и функционирование властной системы и служит критерием различения государства и догосударственного состояния

Немаловажный интерес представляет вопрос об источниках суверенитета. Само собой разумеется, что при господстве идей божественного происхождения власти источником верховной власти в государстве считалась божественная воля. Как отмечалось в главах 1 — 3, постепенно сформировалась теория договорного происхождения государства и соответственно власти. К ним восходят теории народного суверенитета, согласно которым власть коренится в воле народа. Обращает на себя внимание тот факт, что уже со времен античности все настойчивее пробивала себе дорогу мысль о том, что власть или государство должны служить народу, а не наоборот. Так, еще Аристотель говорил, что семья как общественная структурная единица первична по отношению к государству. Не семья и другие простейшие человеческие реальности должны приспосабливаться к государству, а, наоборот, государство должно приспосабливаться к ним. Эта мысль получила дальнейшее развитие на рубеже средних веков и Нового времени. В 1574 г., т.е. через два года после Варфоломеевской ночи (24 августа 1572 г.), когда были уничтожены тысячи гугенотов, Т. Беза опубликовал анонимно свою работу «О правах властителей по отношению к своим подданным», в которой, по сути дела, было сформулировано положение, ставшее одним из основных в теории общественного договора. В начале работы Беза поставил вопрос: «Следует ли подчиняться властителям так же безоговорочно, как воле Божьей?» Отвечая на этот вопрос отрицательно, Беза обосновывал мысль о том, что если короли нарушают божественные заповеди и бывают несправедливы, то народ вправе не подчиняться им. «Не народы существуют для правителей, — писал Беза, — а правители для народов, так же как пастух нужен для стада, а не стадо для пастуха»

Эта постановка вопроса получила дальнейшее развитие в Новое время. Считая, что верховная власть — это не продукт естественного права, а некий исторический факт, Г. Гроций, например, утверждал, что она представляет собой результат Добровольного договора, заключенного людьми «ради права и общей пользы». Само учение о народном суверенитете предполагает, что, поскольку всякая власть исходит от народа, то за ней нельзя признать большей божественности, чем за самим народом, представителем которого эта власть является. Этот тезис стал азбучной истиной почти всех современных либерально- демократических теорий политики и политических систем

Чрезмерно жесткое определение суверенитета, восходящее от Ж. Бодена к Т. Гоббсу, в XIX и особенно XX в. в ходе ожесточенных дискуссий подверглось более или менее значительной модификации. Если тезис о неограниченности власти верховного суверена в целом соответствовал реальностям периода формирования национального государства, то он уже нуждался в существенном переосмыслении и смягчении в условиях демократизации общества и государственного устройства

Постепенно в ходе политических революций и конституционализации политических режимов, в условиях возникновения и институционализации целого ряда общественных и политических организаций и ассоциаций, таких, как партии, профсоюзы, заинтересованные группы, требовавших своей доли полномочий, прежние формы легитимизации власти переставали соответствовать новым социальным и политическим реальностям

Возникла потребность в разработке новых более приемлемых и более соответствующих сущности теории народного суверенитета трактовок и оценок

Особенно серьезной корректировке идея суверенитета подверглась в странах с федеративным устройством. В значительной мере такая модификация была вызвана необходимостью соотнесения суверенитета с принципами федеративного устройства государства. Необходимо отметить, что это весьма сложная и трудно выполнимая задача, поскольку, как не без оснований отмечал Л. Дюги, с точки зрения понятия суверенитета «нельзя создать юридически удовлетворительную конструкцию федерального государства». Споры и дискуссии о государственном суверенитете при федерации, которые не затухают и в наши дни, развернулись еще в XIX в. Они получили новый мощный стимул в результате развала коммунистических систем в Восточной Европе и СССР, образования новой российской государственности на принципах федерализма

В принципе, федерация как единое неделимое государство немыслима без его безусловного суверенитета на всей занимаемой им территории. Вместе с тем федерация предполагает государственность на двух уровнях. Это — объединение нескольких или множества государств или государственных образований

Поскольку о государстве можно говорить тогда и только тогда, когда оно обладает той или иной долей суверенитета, то можно сказать, что федерация делит суверенитет со своими субъектами

Иначе говоря, речь идет о делимости суверенитета между федеральным уровнем и субъектами федерации. Тем самым признается существование двух источников и уровней власти: центральное или федеративное правительство и правительства отдельных республик, краев и областей (Российская Федерация), штатов (США) или земель (ФРГ)

Суверенитет означает, что юрисдикция государства распространяется на всю его территорию и на всех людей, проживающих на этой территории. В силу суверенитета государство обладает правом устанавливать связи с другими государствами, защищать и реализовать свои интересы. Таким образом, суверенное государство представляет собой территориальное образование, которое контролирует население, а также организации и группы, ассоциируемые с данной территорией. Государственный суверенитет включает такие основополагающие принципы, как единство и неделимость территории, неприкосновенность территориальных границ и невмешательство во внутренние дела

Если какое бы то ни было иностранное государство или внешняя сила безнаказанно нарушает границы данного государства или заставляет его руководителей принять решение, не отвечающее национальным интересам его народа, то можно говорить о нарушении его суверенитета. А это явный признак слабости данного государства и его неспособности обеспечить собственный суверенитет и национально-государственные интересы

Различается суверенитет внутренний и внешний. Внутренний суверенитет — это право и полномочия повелевать всеми людьми, обитающими на национальной территории, как гражданами данного государства, так и негражданами. Внешний суверенитет призван обеспечить территориальную целостность и невмешательство во внутренние дела страны со стороны внешних сил. В данной связи интерес представляет то, что до появления современного национального государства власть политического центра не в одинаковой степени покрывала все население и все находящиеся в его подчинении территории. То, что внешне казалось единым политико-государственным образованием или пространством, на самом деле представляло собой конгломераты множества сатрапий, провинций, княжеств, владений и т.д. Чем дальше они отдалялись от центра, тем слабее оказывалась хватка Центра. Так что зачастую на периферии государства обширные территории в политическом отношении пользовались значительной долей самостоятельности. В данном смысле правы те авторы, которые считают, что в период до утверждения национальных государств государства и империи имели владения, но не четко очерченные границы

Период феодализма примерно с VIII по XV в. характеризовался системой взаимно пересекающихся связей и обязанностей, в которой весь континент был фрагментирован на множество мелких, автономных по отношению друг к другу частей. Так, на Аппенинском полуострове на большую часть территории одновременно претендовали римский папа, император Священной римской империи и император Византии. Причем на эти же территории претендовали также местные правители и полуавтономные города. На территории одной только Германии до ее объединения в последней трети XIX в. существовало около 300 самостоятельных политических образований. По данным исследователей, в 1500 г. в Европе существовало примерно 500 более или менее самостоятельных политических образований, которые нередко имели весьма неопределенные границы

Сложная сеть королевств, княжеств, герцогств и других центров власти еще больше осложнялась возникновением новых альтернативных центров власти в городах. Города и городские федерации, будучи зависимы от торговли и ремесла, а также накопления капитала, создавали различные социальные и политические структуры и пользовались независимыми системами правления, гарантированные специальными хартиями. Вслед за Венецией и Флоренцией в Европе возникли сотни городских центров. Но нигде они одни не определяли характер политического правления или политической идентичности В результате ни одного правителя или ни одно государство нельзя было считать суверенным в смысле обладания верховной властью над данной территорией и конкретным населением

Существовали государственные образования, которые не полностью контролировали свои территории в том смысле, что не обладали монополией на законное насилие на подведомственной ему территории. Например, феодальные государства сквозь пальцы смотрели на вооруженные стычки и конфликты между своими вассалами, но при условии, что последние не забывали о своих обязанностях перед верховным сюзереном

Поскольку Европа отождествлялась с христианским миром, именно папство и Священная римская империя символизировали единство как Европы, так и христианского мира. Священная Римская империя существовала в той или иной форме с VIII по начало XIX в. В зените своего могущества она предприняла попытку под эгидой католической церкви объединить и централизовать фрагментированные центры власти в единую христианскую империю. Однако реальная светская власть империи всегда была ограничена, с одной стороны, сложной системой светской власти феодалов, с другой — католической церковью. Церковь, в свою очередь, составляла главную конкуренцию власти феодалов и городов. В течение всех средних веков она постоянно стремилась подчинить светскую власть духовной

В течение Нового времени политическая карта Европы радикально перекроилась. И, действительно, национальное государство в строгом смысле слова лишь около 200 лет выполняет роль главного субъекта власти и регулятора общественных и политических отношений, в том числе и международных отношений Германия и Италия, какими мы их знаем в современном виде, вышли на общественно-политическую авансцену лишь во второй половине XIX в. Начало коренной перестройке международно- политической системы в данном направлении было положено Реформацией и восхождением национальных государств

Централизованное национальное государство руководствуется скорее национальными или общегосударственными, нежели династическими, интересами правящего дома. По мере формирования крупных национальных государств и поглощения ими множества мелких политических образований и четкой фиксации государственных границ политическая карта Европы приобретала совершенно иной вид. Так, к 1900 г. число государств сократилось до примерно 2516

Процесс формирования национальных государств сопровождался формированием соответствующей международно- политической системы. Условием притязаний каждого государства на верховную власть на своей территории является признание и за другими государствами равных прав на ведение дел по своему усмотрению в пределах своих границ. В результате формирование современных национальных государств стало частью процесса взаимного признания, в ходе которого государства признавали друг за другом права юрисдикции в пределах соответствующих территорий, тем самым каждое государство обязывалось не вмешиваться в юрисдикцию другого государства

Очевидно, что характер и форма современных государств определились на пересечении национальной и международной сфер

Именно на этом пересечении действовали те факторы, определившие размеры государства, его внешнюю конфигурацию, организационные структуры, этнический состав, материальную инфраструктуру и т.д. Центральное значение с данной точки зрения имела способность государств обеспечить и увеличить свою мощь и в силу этого контролировать положение дед внутри страны и отношения с внешним миром. Иными словами речь шла о способности государств организовать средства принуждения в лице 16 The Formation of National States m Western Europe Princeton, 1975

армии, военно-морских сил и других атрибутов военной мощи и использовать их в случае необходимости. Некоторые авторы даже утверждают, что функции государства «носят преимущественно военный и преимущественно геополитический, нежели экономический и внутриполитический, характер»17

При этом каждое государство на практике проводило политику, направленную на защиту национальных интересов. Лучше всего это проявлялось в лихорадочном захвате ведущими европейскими державами в XIX в. колоний. Земля, море и постепенно воздушное пространство стали рассматриваться в качестве ресурсов, подпадающих под законный суверенитет того или иного государства на том единственном основании, что именно оно первым захватило определенную территорию и осуществляет над ней контроль. Захват и раздел территорий могли осуществить те державы, которые располагали соответствующими ресурсами, поскольку большей частью это было результатом силовой политики

Главная особенность Вестфальской системы состояла в том, что она впервые в истории, во всяком случае, теоретически, была основана на принципе суверенного равенства всех входящих в нее государств как друг перед другом, так и перед международным сообществом. Согласно этому принципу мировое сообщество состоит из суверенных государств, каждое из которых самостоятельно определяет свою собственную форму правления, часто силой оружия или с помощью угрозы применения силы и не признает над собой какой-либо иной верховной власти. Всякие пограничные или иные инциденты, возникающие между двумя соседними государствами, являются делом самих этих государств, которые способны решать их без вмешательства третьих стран, конечно, кроме тех случаев, когда сами заинтересованные стороны не попросят об этом. В качестве высшей ценности рассматривалась максимально возможная свобода каждого отдельно взятого государства в плане реализации своих национальных интересов

Здесь над государствами нет какой-либо иной суверенной власти, способной на законных основаниях навязать им свою волю. Именно государству принадлежит определяющая роль в реализации национального интереса на международной арене. Причем каждое государство ставит свой национальный интерес выше интересов всех других государств

Международно-политические системы, как и экономические рынки, по своему происхождению носят индивидуалистический, спонтанный, непреднамеренный характер. Поэтому вполне 17 Mann M. The Sources of Social Power. Vol. I. Cambridge, 1986. P. 511

естественно, что эту систему в литературе часто называют анархической. Считается, что в рамках этой системы в отношениях между государствами естественное состояние — это состояние войны или состояние, при котором господствует гоббсовский закон «войны всех против всех». Такой подход объясняется тем, что среди государств, как и среди людей, анархия или отсутствие правительства ассоциируется с возможностью применения несанкционированного насилия. Это заставляет все государства при отсутствии какого-либо верховного надгосударственного арбитра проводить силовую политику для защиты своих жизненных интересов. Более того, важнейшим, не всегда последним, аргументом при решении спорных проблем между государствами выступала сила. При таком положении взаимное сдерживание государствами друг друга служит своего рода «ограничивающим фактором», призванным сдерживать действия тех государств, которые стремятся проводить политику, игнорирующую национальные интересы других суверенных государств

Стержневым элементом международного права является принцип суверенного равенства. В этом плане суверенитет представляет собой международную юридически-правовую концепцию, используемую для определения главного субъекта верховной власти в международной системе. Такой верховной властью или суверенитетом обладает только государство, оно является единственным или главным носителем прав и обязанностей в системе международного права, единственным законным агентом применения легитимного насилия. Только государства имеют право формулировать и реализовывать международную Политику. Все другие организации, группы или отдельно взятые лица таким правом не обладают

Концепция суверенного равенства всех государств независимо от их размеров, веса и влияния была официально выдвинута на Второй Гаагской мирной конференции в 1907 г. Окончательно она получила санкцию международного права в Преамбуле Хартии Объединенных Наций, в которой зафиксированы положения о «равных правах... наций, крупных и малых», «суверенное равенство всех членов Объединенных Наций». Это положение получило отражение и в порядке голосования в Генеральной Ассамблее ООН, в соответствии с которым голоса какой-либо небольшой страны Карибского бассейна и США имеют равный вес

Данная концепция касается вопросов обеспечения безопасности и целостности государства перед лицом всех внешних угроз. Этот принцип предполагает другой, не менее важный принцип невмешательства одного государства, каким бы могущественным оно ни было, во внутренние дела другого государства независимо от форм правления, их внутренней политики и т.д. Иначе говоря, речь идет о взаимных обязательствах государств друг перед другом. Г

Моргентау выделил три принципа, определяющих эти обязательства: независимость, равенство и единогласие Независимость означает, что каждое государство вправе разрабатывать и осуществлять свою внешнюю и внутреннюю политику самостоятельно, не испрашивая на то разрешения у какой бы то ни было посторонней силы18. Равенство предусматривает, что все государства в соответствии с нормами международного права и международных традиций равны между собой. Ни одно государство, независимо от его мощи, веса и влияния, не может претендовать на превосходство над другими государствами, какими малыми они ни были. Единогласие означает, что любое государство связано международными нормами и правилами игры лишь в том случае, если оно изъявило свое согласие с этими нормами и правилами. Но раз получив согласие с ними, от каждого государства ожидают их соблюдения. Таким образом, международное право предусматривает координацию поведения государств, а не подчинение воли одних государств воле других государств

Поэтому очевидно, что суверенитет государства отнюдь не означает, что оно вправе и способно делать все, что хочет, и может действовать изолированно от других членов мирового сообщества

Суверенитет и взаимозависимость государств отнюдь не являются противоречивыми категориями. Суверенитет государства в рассматриваемом плане означает лишь то, что оно само для себя решает, как справиться со своими внутренними и внешними проблемами, включая и проблемы поиска союзников и помощи извне, тем самым ограничивая собственную свободу

«Независимость — это не что иное, как умение распорядиться своей зависимостью», — справедливо подчеркивал такой решительный сторонник независимости и величия Франции, как Ш. де Голль