Конфликтная динамика и непреднамеренные войны

Конфликт представляет собой такое отношение или взаимодействие между сторонами (противниками), при котором интересы, цели и/или действия одной стороны находятся в явном для сторон противоречии с интересами, целями и/или действиями другой стороны.

Более строго можно различать конфликтное отношение как некую стабильную структуру явного для сторон противоречия в целях и интересах и конфликтное взаимодействие как последовательность действий каждой стороны, направленных на усиление своих позиций, принуждение, угрозы и нанесение ущерба противнику. Например, конфликт между послевоенными Японией и СССР/Россией по поводу Курильских островов (Северных территорий) можно рассматривать и как конфликтное отношение (стабильную структуру территориальных претензий Японии и отказа их удовлетворить со стороны СССР/России), и как конфликтное взаимодействие, включающее множество дипломатических, пропагандистских, политических, экономических и иных «ходов» внутри каждой страны, между двумя странами и на более широкой международной арене.

Существенно, что в конфликтном взаимодействии каждая сторона предпринимает действия с учетом своего образа ситуации, образа прошлых или ожидаемых действий другой стороны.

Понятия эскалации (усиления, обострения) и затухания (ослабления, смягчения) конфликта относятся, очевидно, именно к конфликтному взаимодействию. При эскалации конфликта каждый последующий ход состоит вначале в действиях, отстаивающих претензии (на автономию, могущество, престиж или ресурсы) и все больше противоречащих интересам и целям противника, затем включает все более сильные угрозы и ультиматумы, что со временем подкрепляется все большим реальным устрашением противника («игрой мускулами»), и наконец, поведение противников становится направленным на причинение друг другу все большего вреда, что, как правило, задействует все больше ресурсов.

В анализе преднамеренных войн мирная фаза конфликта далеко не всегда присутствует. Сильная держава-хищник вполне может напасть на кажущегося слабым соседа без какого-то специального предварительного развертывания конфликта. В июне 1941 г. между фашистской Германией и СССР никакого конфликта, по сути дела, не было; напротив, действовал договор (пакт Риббентропа-Молотова), согласно которому оба геополитических хищника только что существенно расширили свои территории. Гитлер напал на Россию не из-за развития конфликтного взаимодействия, а согласно простому стратегическому расчету: чтобы не воевать на два фронта следует вначале расправиться со слабейшим противником, а таковым Гитлер и считал Советскую Россию (надеясь на внезапность удара, организационную слабость Советской власти и скорый массовый бунт против коммунистов). Это был чистый случай преднамеренной войны. (При этом объективное противоречие интересов присутствовало: гитлеровская Германия была заинтересована прежде всего в отсутствии сильного потенциального противника на востоке для удержания Европы и войны с Англией).

Далее, говоря о приводящей к войне эскалации конфликта, будем иметь в виду преимущественно непреднамеренные войны. Они концептуально представляются такой стадией эскалации конфликта, когда действия сторон по взаимному нанесению ущерба предпринимаются с помощью открытого применения вооруженной силы.

Выделим инициирующее противоречие интересов (возникающее до войны и приводящее к войне), конфронтационное противоречие интересов (во время военных действий) и замиренное противоречие интересов (остающееся после восстановления мира). Интересы, противоречие которых ведет к войне, прямо входят в сущностный источник войны. Конфронтационные интересы, суть которых в смещении стремлений к нанесению максимального ущерба противнику, ответственны за разрушительные эффекты войны.

Рассмотрим три основные точки зрения на сущность интересов, противоречия между которыми приводят к войнам.

Геополитические интересы, направленные либо на прямой захват территории, либо на установление, расширение, смену контроля над властью на этой территории (здесь и далее территории понимаются в широком смысле, т.е. с включением водных и воздушных пространств), столкнувшись с противоречащими им интересами и действиями, ведут к войнам. Интересы безопасности и интересы достижения могущества могут реализоваться как в форме геополитических (изменения контроля над территориями), так и в форме дипломатических (изменения в структуре коалиций) интересов. Приоритет территориальных интересов и интересов могущества в разной форме выражали Платон, Н.Макиавелли, Т.Гоббс, Клаузевиц, М.Вебер, Р.Карнейро, представители направления реалистов и неореалистов в политических науках и теории международных отношений (Г.Моргентау, К.Уолтц и др.). Заметим, что наряду с классическими межгосударственными войнами за территории революционные и гражданские войны, освободительные (они же сепаратистские) войны, колонизационные войны также легко интерпретируются как вызванные направленностью на захват контроля над территориями.

Экономические интересы, направленные на обретение экономических благ, ресурсов или лучшего доступа к ним, столкнувшись с противоречащими им интересами, ведут к войнам. Эта точка зрения выражается марксистами, а также такими современными исследователями как создатель теории динамических стратегий Г. Снукс и ведущий американский макросоциолог С. Сандерсон. Действительно, экономические интересы, особенно для европейцев начиная с Нового времени и современных американцев, могут играть решающую роль, соответственно определяя направленность геополитических интересов (яркий пример современной мировой ситуации — геополитическая значимость территорий, обеспечивающих доступ к нефти).

Интересы достижения или сохранения престижа при столкновении с действиями, посягающими на этот престиж, также могут вести к войнам. По всей видимости, в ситуации начала Первой мировой войны престижные соображения, в том числе касающиеся престижа выполнения союзных договоренностей, были не менее, если не более значимыми, чем территориальные притязания или надежды на захват ресурсов. Интересы престижа теснейшим образом связаны с интересами могущества. Рост могущества державы почти автоматически повышает ее престиж. Сам же престиж всегда легитимирует могущество [Коллинз, 2000б].

Идейные интересы, направленные на отстаивание каких-либо святынь (будь то правая вера, свобода или коммунизм), при определенных условиях также ведут к войне. Просветительская точка зрения на войны как результат заблуждений (Вольтер) здесь смыкается с модным нынче полуобъяснением-полуоправданием Хантингтоном войн как результата «столкновения цивилизаций». Полностью сбрасывать со счетов идейность, считая ее лживым прикрытием более «реальных» интересов, нельзя: решимость сражаться и отдавать жизнь за идею — не редкость в мировой истории. Однако идейные интересы получают какую-либо силу только в сочетании с геополитическими, экономическими и/или престижными интересами влиятельных групп и организаций. Более того, само отстаивание идеи (всегда своего рода святыни) непременно направлено на повышение престижа тех, кто ее отстаивает. Престиж же — это всегда средство легитимации чьего-либо (гео)политического могущества и/или экономического доминирования. Острота борьбы на «идейной» основе во многом определяется опасностью унижения в случае отступления, «предательства» своих идей; однако унижение (потеря достоинства, «потеря лица») — это ни что иное как падение по параметру престижа.

Рассмотрим теперь условия перехода конфликтов в военную фазу. Оставим в стороне случаи «управляемого конфликта», когда держава-агрессор инструментальным образом обостряет конфликт, провоцируя противника на враждебные действия, которые послужили бы легитимацией для начала ранее запланированной войны. Фактически здесь конфликт представляет собой стадию подготовки преднамеренной войны, причины войны лежат не в нем, а в истоках изначальных решений лидеров державы-агрессора (таким образом именно сейчас США готовит новую войну с Ираком). В остальных случаях эскалация конфликта и сама война не входят изначально в цели сторон, поэтому здесь крайне интересны условия такого развития событий, которого «никто не хотел».

Составим ряд ярких «позитивных» случаев (эскалация конфликта и последующая непреднамеренная война):

· война североамериканских колоний за независимость,

· Первая мировая война,

· Афганская война 1979-1989 гг.

Им противостоят «негативные случаи» (эскалация конфликта, завершившаяся не войной, но замирением сторон, пусть даже внешним):

· марокканский кризис 1905-1906 гг. (Германия против Франции),

· балканский кризис 1908 г., (Австрия и Германия против Сербии и России),

· карибский кризис 1962 г. (Куба и СССР против США).

Во всех — позитивных и негативных — случаях происходила эскалация конфликта и наращивание угроз. Однако в позитивных случаях это привело к открытым военным действиям, тогда как в негативных случаях одна из сторон уступала и войны не возникало. Почему?

В 1906 г. в вопросе об аннексии Францией Марокко уступила Германия, оказавшись в международной изоляции. Россия в 1908 г., ослабленная поражением в Русско-японской войне и революцией 1905 г., не была готова воевать с объединенными Австрией и Германией за Сербию и согласилась с аннексией Австрией Боснии и Герцеговины. В 1962 г. в вопросе о революционной Кубе уступили США, не желая из-за нее вступать в ядерную войну с СССР. Заметим, что на такого же рода уступки надеялись и угрожавшие друг другу противники в позитивных случаях, однако здесь угрозы и применение силы привели не к устрашению, уступкам и сдаче позиций в конфликте, а к ожесточению и ответному применению силы (дисциплинарные меры Англии в своих североамериканских колониях в ответ на «Бостонское чаепитие», обмен нотами и мобилизация сил перед Первой мировой войной, захват президентского дворца и последующий ввод Советским Союзом «ограниченного контингента» в Афганистан).

а) наличие у противников достаточных средств насилия для устрашения и сопротивления, либо надежда на скорую помощь союзников (у американцев в 1775 г. и у афганцев в 1979 г. таких средств не было, но они надеялись на внутреннюю мобилизацию и внешнюю помощь, причем не напрасно);

б) значимость спорной (или потенциально присоединяемой) территории для безопасности, могущества и престижа стороны, от которой ожидают уступку; чем выше эта значимость, тем скорее следует ожидать ужесточения и эскалации конфликта, а не уступок; этот признак не является дифференцирующим для России в ее поведении по отношению к Сербии в 1908 г. и 1914 г., зато Сербия явно была территорией высокой значимости для Австрии; Франция же явно надеялась вернуть Эльзас и Лотарингию, а Россия в 1914 г. всерьез рассчитывала на приобретение Константинополя;

в) высокий уровень накопленной взаимной агрессии (требующий самостоятельного объяснения);

г) убедительность и сила угрозы в сочетании с отсутствием такой видимой мирной альтернативы, которая позволила бы снизить остроту конфликта с меньшими издержками, чем ожидаются при его дальнейшей эскалации; представляется очевидным, что знай правители Англии о будущем отделении Америки, знай лидеры европейских стран о будущих жертвах Первой мировой, а правители царской России — о будущем крахе империи, знай советские лидеры, к чему приведет далекая Афганская война, все они действовали бы по-другому и постарались бы завершить конфликт с гораздо меньшими издержками; в этом аспекте поведение Германии по отношению к Франции и Марокко в 1906 г., поведение России по отношению к Австрии и Сербии в 1908 г. и поведение США по отношению к Кубе и СССР в 1962 г. представляется гораздо более трезвым — основанным на адекватном предвосхищении угроз последующей эскалации конфликта. В каждом из трех негативных случаев уступка была тяжелым поражением в плане международного престижа, но цена его несравнима с неминуемыми потерями с случае возникновения войны.