Антиномия между равенством и свободой

При решении проблемы справедливости перед любым политиком так или иначе встает вопрос о свободе и равенстве, правах и обязанностях человека и гражданина. Ключевое место здесь занимает идея личной свободы.

Максимум гражданской свободы обеспечивает максимум нравственной свободы. Вместе с тем, как подчеркивал Ф. М

Достоевский, если исповедовать свободу без внутреннего самоограничения, она ведет к распущенности Свобода личности имеет смысл лишь в соотнесенности с чем-то другим, о ней как о ценности можно говорить лишь по поводу отношений между людьми. С этой точки зрения, свобода составляет важную, но не единственную сущностную характеристику человека. Будучи разумно-нравственным существом, человек живет и действует не только преследуя собственные эгоистические цели и интересы, но и носит в себе сознание сверхличных, стоящих над ним начал и законов. Потому сверхличных, что отдельно взятый индивид немыслим вне общества и общественных связей. Человек, взятый сам по себе, не может быть мерой всех вещей. В этом качестве он может выступать лишь как существо нравственно-разумное, руководствующееся основополагающими морально-этическими нормами и установками, составляющими некую невидимую ось, обеспечивающую сущностное единство общества

В данном контексте, как отмечал А. Камю, «абсолютная свобода — это насмешка над справедливостью. Абсолютная справедливость — это отрицание свободы. Животворность обоих понятий зависит от их взаимного самоограничения. Никто не сочтет свой удел свободным, если он в то же время несправедлив, и справедливым — если он не свободен»20. Самый что ни на есть совершенный и справедливый политический порядок содержит предписания и запреты, призванные так или иначе ограничивать действия граждан, противоречащие господствующим правовым нормам, путем применения или угрозы применения насилия, т.е

ограничения свободы.

С точки зрения ранжировки и определения приоритетности целей и средств их достижения актуальна проблема соотношения идеального и реального в политике. Как выше указывалось, этика, в том числе и политическая, включает в себя элемент идеала и соответственно идею о конечных целях общества. Естественно, что в точке пересечения этики и политики особую активность приобретает вопрос об общественном идеале, а также о соотношении целей и средств. «Что всегда превращало государство в ад на земле, так это попытки сделать его земным раем», — писал Ф. Гельдерлин. Попытка определить конечную цель политического действия, тем более реализации идеала совершенного общества, в сущности не согласуется с основными принципами как моральной философии, так и самой природы человека. В истории не было и не могло быть прямолинейного прогресса добра, совершенства, 20 Камю А. Указ. Соч. С. 345

справедливости, счастья. Ибо сам человек является средоточием как светлых, так и темных, как божественных, так и дьявольских начал, начал добра и зла

Мораль и морально-этические императивы следует рассматривать в качестве идеала, который в реально существующем мире большей частью недостижим. Из материалов главы 10 можно сделать вывод, что сама постановка вопроса об «окончательном решении», полной реализации той или иной идеальной модели или конечной цели угрожает самой человеческой свободе и соответственно является опасностью аннигиляции самой морали и нравственности.

Тот, кто верит в возможность окончательного решения всех проблем человечества путем создания совершенной общественно- политической системы, будет готов заплатить за это любую цену, в том числе, как это продемонстрировали тоталитарные режимы, миллионы, десятки миллионов человеческих жизней. По самой логике вещей он готов подавлять и уничтожать своих оппонентов, если они не разделяют его целей, искоренять все еретические, по его мнению, взгляды. Поскольку путь к цели далек и долог, необходимо постоянно принимать меры, призванные обеспечить постоянство цели путем подавления всякой критики, ликвидации всякой оппозиции, насаждения убеждения в мудрости и всемогуществе предводителя в движении к намеченной цели и т.д. Один из важнейших принципов такого утопизма состоит в том, что каждая наступившая эпоха будет приноситься в жертву тем, кто придет после нее, и так до бесконечности

Очевидно, что проблему соотношения политических целей и средств невозможно разрешить, основываясь, как это пытался делать Ф.

Очевидно, что не всегда человек выдерживает испытание властью и нередко в нем второе начало одерживает верх. Поистине, как говорил один из героев Честертона отец Браун, «можно удержаться на одном уровне добра, но никому еще не удавалось удержаться на одном уровне зла». К сожалению, за примерами, свидетельствующими о верности этого суждения, нам вовсе не нужно обращаться к отдаленным временам или странам, в нашей сегодняшней жизни примеров тому предостаточно. К тому же не всегда человек или идея выступает на общественно-политическую авансцену в своем истинном обличий. Бывает, что великие идеи приходят в мир в сочетании со злом, а бывает и так, что, как говорил еще Ф. М. Достоевский, зло приходит в мир в маске добра. Нужно ли здесь напоминать о том, сколько раз в истории разного рода лжепророки, претендовавшие на осчастливление всех людей, на деле оборачивались сущими антихристами и бессовестными злодеями, принесшими неисчислимые бедствия своим, да и чужеземным народам. Эти примеры воочию демонстрируют верность слов лорда Эктона, который говорил, что «любая власть развращает, а большая власть развращает абсолютно». Не стоит ли всерьез поразмышлять над этим нашим политикам, только что освободившимся из тоталитарного плена? Выдвигая хорошие, на первый взгляд, а то и прекрасные идеи, мы не вправе забывать о реальностях, тем более подгонять под них эти реальности. В этом контексте интерес представляет проводившееся П. Сорокиным разграничение в подходах к этике между неокантианством и социологизмом.

Второй же, наоборот, утверждает: «В том, что есть, мы ищем того, что должно быть»21. Однако, как представляется, здесь нельзя допустить проведения непреодолимой линии разграничения между миром сущего и миром должного. Если нет резко очерченной грани между ними, то нет резко обозначенной границы между вопросами власти и вопросами морали

Идеальная цель, как бы далека и возвышена она ни была, должна принадлежать реальному миру. Важное место в нашей жизни занимает выбор между возможностями, предоставляемыми реальными условиями, и обстоятельствами. Разумеется, можно пассивно наблюдать, плыть в водовороте политических событий и процессов. Но все же политика немыслима без решений, а всякое решение сопряжено с выбором из двух и более вариантов. На принятие решения непосредственное влияние оказывает то, как принимающий его человек оценивает мир, свое место в нем и происходящие события. Оценки, на основе которых принимаются решения, могут быть сознательными или бессознательными, простыми или сложными, тщательно продуманными или поспешными, основанными на солидной или поверхностной информации

Все многообразие результатов и предметов человеческой деятельности, а также сами отношения между людьми оцениваются в категориях добра и зла, истинного и ложного, справедливого и несправедливого, прекрасного и безобразного и т.д. Способы и критерии такой оценки, выраженные в форме нормативных представлений, закрепляются в общественном сознании как «субъективные ценности» — установки, оценки, ориентации, императивы и запреты и т.д. В системе ценностей зафиксированы те критерии социально признанного в данном обществе или социальной группе, на основании которых формируются более конкретные системы нормативного контроля и целенаправленные действия людей

Как выше говорилось, гражданское общество представляет собой сферу сотрудничества и столкновения множества частных интересов.

Способность обеспечивать такую совместимость и делает политику «искусством возможного». В жизни, особенно в политической, нередки случаи, когда буквалистская, бескомпромиссная приверженность принципу, диктующему всегда и всюду придерживаться его без учета возможных последствий, может 21 Этическая мысль. С. 325

привести к непредсказуемым и непоправимым последствиям. Для опытного политика из любого правила или принципа должны быть исключения. Например, во все времена властители, да и политические мыслители отстаивали допустимость лжи во имя укрепления существующей системы, считая ложь во благо вполне допустимым средством политики. Канцлер Германии О. Бисмарк как-то заметил: «Политик может со спокойной совестью лгать в трех случаях — перед выборами, во время войны и после охоты». Было бы чистейшей воды лукавством утверждение, что вполне респектабельный крупный политик или государственный деятель (скажем, У. Черчилль, Ф. Рузвельт, Ш. де Голль) никогда не прибегал к обману, передергиванию или искажению фактов, когда это диктовалось (или так они полагали) высшими интересами нации и государства

Любые более или менее дееспособные политические программы в процессе своей разработки и осуществления должны приспосабливаться к изменяющимся реальностям, от чего-то отказываться, что-то заимствовать из программ других политических сил и т.д. Здесь как нельзя лучше подходит максима критического рационализма: «Кардинальная необходимость для политического деятеля — это представить самого себя на месте другого. Кто этого не может и не хочет делать, тот не подходит как для мирной внешней политики, так и для демократической внутренней политики. Кто не желает всерьез принимать цели и интересы другого, тот не годится для компромиссов. Кто не годен для компромисса, тот не в состоянии сохранить мир»22. Иначе говоря, «искусство возможного» требует от всех сторон, вовлеченных в политику, способности и готовности идти на компромиссы. Поэтому политику можно было бы характеризовать также как «искусство компромисса». Достижение приемлемого для всех сторон компромисса требует интуиции, воображения, дисциплины, опыта, умения и т.д

Однако в морально-этическом контексте компромисс зачастую может рассматриваться как признак отступления от принципов. Как показывает исторический опыт, людям обычно импонируют не те государственные и политические деятели, которые славились своим умением достигать компромиссы, а те, кто твердо и бескомпромиссно реализовывал свои идеи и замыслы. «Искусство возможного» означает не отказ от морально-этического, ценностного начала, а то, что сама политическая этика должна быть реалистичной в смысле учета реальных общественных и 22 Kritischer Rationalismus. Munich, 1968. S. XVI

структурных предпосылок политической деятельности и возможностей реализации того или иного политического курса

Учет этих предпосылок предполагает то, что К. Г. Баллестрем называет «моральным компромиссом». Такой компромисс отнюдь не означает отказа от собственных убеждений или их дискредитации, он означает признание приоритетов того, что в конкретной ситуации является наиболее приемлемым для большинства; он оставляет право использования собственных убеждений для завоевания этого общества. Все то, что согласуется с такой концепцией справедливости и готовности к компромиссу, представляет собой отрицание возможности определения истинности моральных убеждений, навязывание собственных моральных убеждений, стремление устранить, по выражению К. Г

Баллестрема, «скандальный плюрализм при помощи диктата добродетели и воспитания»23

Здесь мораль как одно из сущностных проявлений человеческого измерения — это одно, а абстрактное морализирование — нечто совершенно иное. Зачастую нельзя верить на слово тем политикам, которые строят свои карьеры, выдавая себя за носителей или представителей высшей морали и нравственности, высказывая моралистические суждения и выражая негодование по поводу несправедливости других. Нельзя верить тем, кто, уверенный в своей непогрешимости, претендует на исправление морали других. Можно сказать, что в большинстве случаев исповедуемая ими мораль — эта ложная мораль. Важно отличать практическую целесообразность, необходимость или неизбежность того или иного действия и ее моральную оправданность и обоснованность. То, что исследования и разработки в области химии чреваты для людей и общества опасными последствиями, не значит, что должны быть прекращены изыскания в этой области. Но действительно опасен тот химик, который не сознает опасности. То же самое и с политиком

Разумеется, идеальным является такой политик, который стремится к достижению наибольшего блага для наибольшего числа людей. Но ни один политик не может гарантировать этого, тем более предвидеть все возможные последствия своих действий. «Ни одна этика в мире — писал М. Вебер в данной связи, — не обходит тот факт, что достижение «хороших» целей во множестве случаев связано с необходимостью смириться и с использованием нравственно сомнительных или по меньшей мере опасных средств, и с возможностью или даже вероятностью скверных побочных 23 Баллестрем К.Г. Указ. соч. С. 92-93

следствий; и ни одна этика в мире не может сказать: когда и в каком объеме этически положительная цель «освящает» этически опасные средства и побочные следствия»24. Политик зачастую оказывается перед дилеммой либо принимать непопулярные и жестокие меры, которые не выдерживают критики с гуманистической и моральной точек зрения, либо, отказавшись от их принятия, оказаться перед перспективой еще более усугубить ситуацию

Особенно отчетливо этот момент проявляется в сфере международных отношений. Люди в большинстве своем, как правило, отрицательно или с презрением относятся к неспровоцированному убийству и насилию. Так же они относятся и к войне. Однако во внешнеполитической сфере забота о собственной безопасности является определяющим мотивирующим фактором для всех членов международно-политической системы. Главной функцией каждого актора международной политики стали ликвидация или блокирование опасности и стремление обезопасить себя от угроз, исходящих от других акторов. Центральное место в их усилиях занимает защита национально-государственных интересов, поэтому в определенных ситуациях использование силы для этой цели становится неизбежным и желательным. При таком положении вещей соблюдение норм морали становится весьма трудным делом

Не случайно, что многие исследователи характеризуют международную политику как аморальную или имморальную. Эта аморальность питается тем, что при анархии внимание каждого актора концентрируется на реализации собственных корыстных целей и интересов, а также осознанием того, что не все акторы играют, соблюдая одни и те же правила игры. Правительства, призванные защищать интересы своих граждан от любой внешней угрозы, не тождественны отдельно взятым гражданам отдельно взятого государства. Поэтому моральные нормы, которыми руководствуются отдельные индивиды, не могут служить руководящими нормами для государства. На международной арене главным приоритетом для государства как актора международной политики является защита своих граждан. Эта цель перевешивает любые требования относительно корректного поведения в отношении других акторов. Ситуация еще больше осложняется тем, что разные акторы руководствуются разными культурными и моральными системами

Например, пацифизм, приверженцы которого ставят под сомнение правомерность с нравственной точки зрения использования силы в решении как внутриполитических, так и 24 Вебер М. Указ соч. С. 697

внешнеполитических проблем, как нельзя лучше отвечает общепринятым морально-этическим императивам. Одним из важнейших принципов пацифизма является приверженность делу разоружения. И, действительно, если убийство, насилие и, соответственно, война, которая ассоциируется с ними, аморальны, то, казалось бы, любой человек, приверженный принципам морали, должен был бы выступить против накопления орудий войны, за разоружение

Но на практике дело обстоит значительно сложнее

Приверженцы пацифизма, по сути дела, в должной мере не учитывают тот факт, что одной из главных целей правительства любого государства является защита своих граждан от внешней опасности. Более того, действия правительства в направлении одностороннего ограничения вооружений или разоружения в мире, напичканном самыми современными вооружениями, именно с моральной точки зрения были бы весьма сомнительными. Как справедливо отмечал А. Уольферс, "моральные увещевания не подчиняться императивам выживания... означали бы посоветовать совершить самоубийство"25. В сфере международной политической системы сила играет центральную роль, поскольку она позволяет стране защищать и реализовать свои интересы. Разумеется, и здесь во все более растущей степени при решении межгосударственных споров используются невоенные и несиловые средства и методы

Однако, когда эти последние оказываются неэффективными, государство выказывает готовность прибегать к силе. Бывают случаи, когда государство демонстрирует недостаток или отсутствие воли вооружаться и подготовиться дать достойный отпор возможному противнику, способно стимулировать последнего перейти Рубикон и начать войну

Именно отсутствие такой воли у правительств Великобритании и Франции во второй половине 30-х годов, сделавших ставку на политику умиротворения Гитлера в условиях широкомасштабного наращивания вооружений Германией, Италией и Японией (при политике изоляционизма руководства США), во многом послужило для них стимулом к развязыванию второй мировой войны. В данном конкретном случае аморальными можно считать позиции тех, кто именем морали и нравственности призывал к разоружению и миру, а не тех, кто перед лицом неумолимо надвигавшейся войны требовал наращивать вооружения, чтобы остановить Гитлера и его приспешников. Здесь нельзя не упомянуть мысли Н. Макиавелли: чтобы попасть в рай, нужно тщательно изучить дорогу в ад. В 25 Wolfers A. Discord and Collaboration. Baltimore, 1962. P. 59

данной связи следует отметить, что после 1945 г. мир не стал ареной очередной всемирной бойни именно потому, что каждая из главных противоборствующих сторон выказывала готовность дать отпор возможной агрессии противной стороны и неуклонно наращивала для этого материальную базу

Иными словами, взаимное сдерживание, обеспечив примерный баланс сил, способствовало сохранению мира в течение всего послевоенного периода. Причем необходимо подчеркнуть, что на первом этапе — в 50 —60-х годах — этот баланс, давший возможность обеим сторонам осуществить политику гарантированного сдерживания, был достигнут в результате не разоружения, а наращивания вооружений, в результате которого каждая из сторон убедилась в том, что после возможного первого удара противника у нее останется достаточно средств для нанесения ему ответного удара. Очевидно, что гонка вооружений не всегда и необязательно является фактором дестабилизации международных отношений и причиной развязывания войны. Именно гонка вооружений в течение нескольких послевоенных десятилетий привела к стабилизации международных отношений, во всяком случае отношений между великими державами, прежде всего СССР и США. И в данном случае в тех конкретных обстоятельствах сокращение вооружений или разоружение можно было бы оценить как аморальную позицию, поскольку при отсутствии должного уровня доверия между заинтересованными сторонами они могли подвигнуть одну из сторон перейти роковую черту. Очевидно, что требования разоружения и защиты мира нельзя автоматически отождествлять с приверженностью принципам морали. Поэтому, выдвигая сколько-нибудь ответственные моральные оценки и суждения, нельзя не учитывать их контекст и возможные последствия

Очевидно, что, с одной стороны, максима «политика есть искусство возможного» ставит определенные пределы морализации политики. С другой стороны, этика, в свою очередь, определяет возможные пределы, за которые политик не может выйти без риска оказаться политическим трупом. С учетом изложенного выше, перефразируя известное положение классиков марксизма, можно сказать: «Политики должны ставить себе всегда только такие задачи, которые они могут разрешить, соблюдая при этом общепризнанные в обществе морально-этические нормы». Но в любом случае главная цель политика должна состоять в том, чтобы показать неправомерность слов поэта П. Валери, который говорил: «Политика — это искусство не давать людям заниматься тем, что для них является главным». Политика, оцениваемая в морально- этическом измерении, как раз и должна обеспечивать условия, позволяющие людям заниматься тем, что для них является главным

Противоречие между преходящим и вечным, идеальными основаниями и земным несовершенством, идеальным и реальным составляет неискоренимый закон человеческого существования. Но суть вопроса в рассматриваемом плане заключается в том, что нельзя допускать метафизического противопоставления мира сущего и мира должного, проводить резко обозначенные границы между ними, между сферой морали и сферой политики. Нельзя не согласиться с теми авторами, которые не без оснований утверждают, что принципы справедливости имманентно присущи любой правовой системе. Поэтому совершенно неправомерно провести некую непроницаемую линию разграничения между понятиями «право», «государство», «политика», с одной стороны, и понятиями «нравственность» и «справедливость», — с другой. Необходимо стремиться к достижению высшего синтеза между этими двумя началами, который мог бы послужить онтологической основой мира политического в целом