1991 Поэтическое косноязычиеАндрея Белого

В мифологии различных народов существует представле-

ние: пророки косноязычны. Косноязычен был библейский

Моисей. О нем в Библии сказано: "И сказал Моисей Госпо-

ду: о, Господи! человек я не речистый, и таков был и

вчера и третьего дня, и когда Ты начал говорить с рабом

Твоим: я тяжело говорю и косноязычен.

Моисею: кто дал уста человеку? кто делает немым, или

глухим, или зрячим, или слепым? не Я ли Господь Бог?

итак пойди, и Я буду при устах твоих..." (Исход, 4:

10-12). Пушкин показал своего пророка в момент оконча-

ния немоты и обретения им речи. Косноязычие Демосфена -

один из многих примеров легенды о том, что способность

"глаголом" жечь "сердца людей" рождается из преодолен-

ной немоты.

Андрей Белый был косноязычен. Речь идет не о реаль-

ных свойствах речи реального "Бореньки" Бугаева, а о

самосознании Андрея Белого, о том, как он в многочис-

ленных вариантах своей биографической прозы и поэзии

осмыслял этот факт. А. Белый писал: "Косноязычный, не-

мой, перепуганный, выглядывал "Боренька" из "ребенка" и

"паиньки"; не то чтобы он не имел жестов: он их перево-

дил на "чужие", утрачивая и жест и язык...

Свои слова обрел Боренька у символистов, когда ему

стукнуло уж шестнадцать-семнадцать лет (вместе с проби-

вавшимся усиком); этими словами украдкой пописывал он;

вместе с мундиром студента одел он как броню, защищав-

шую "свой " язык, термины Канта, Шопенгауэра, Гегеля,

Соловьева;

на языке терминов, как на велосипеде, катил он по

жизни; своей же походки - не было и тогда, когда кончик

языка, просунутый в "Симфонии", сделал его "Андреем Бе-

лым", отдавшимся беспрерывной лекции в кругу друзей,

считавших его теоретиком; "говорун" жарил на "велосипе-

де" из терминов; когда же с него он слезал, то делался

безглагольным и перепуганным, каким был он в детстве".

Свой путь А.

борьбу с творческой и лично-биографической немотой. Од-

нако эта немота осмыслялась им и как

________________________________________

1 Белый А. Между двух революции. Л., 1934. С. 7.

________________________________________

проклятье, и как патент на роль пророка. Библейский

Бог, избрав косноязычного пророка, в ответ на жалобы

его сказал: "...разве нет у тебя Аарона брата, Левитя-

нина? Я знаю, что он может говорить [вместо тебя], и

вот, он выйдет навстречу тебе... ты будешь ему говорить

и влагать слова Мои в уста его, а Я буду при устах тво-

их и при устах его... итак он будет твоими устами, а ты

будешь ему вместо Бога..." (Исход, 4: 4-16). Таким об-

разом, пророку нужен истолкователь.

Андрей Белый отводил себе роль пророка, но роль ис-

толкователя он предназначал тоже себе. Как пророк ново-

го искусства он должен был создавать поэтический язык

высокого косноязычия, как истолкователь слов пророка -

язык научных терминов - метаязык, переводящий речь кос-

ноязычного пророчества на язык подсчетов, схем, стихо-

ведческой статистики и стилистических диаграмм. Правда,

и истолкователь мог впадать в пророческий экстаз. И

тогда, как это было, например, в монографии "Ритм как

диалектика", вдохновенное бормотание вторгалось в пре-

тендующий на научность текст. Более того, в определен-

ные моменты взаимное вторжение этих враждебных стихий

делалось сознательным художественным приемом и порожда-

ло стиль неповторимой оригинальности.

То, что мы назвали поэтическим косноязычием, сущест-

венно выделяло язык Андрея Белого среди символистов и

одновременно приближало его, в некоторых отношениях, к

Марине Цветаевой и В. Хлебникову. При этом надо огово-

риться, во-первых, что любое выделение Белого из симво-

листского движения возможно лишь условно, при созна-

тельной схематизации проблемы, и, во-вторых, что столь

же сознательно мы отвлекаемся от эволюционного момента,

имея в виду тенденцию, которая неуклонно нарастала в

творчестве Белого, с наибольшей определенностью сказав-

шись в его позднем творчестве.

Язык символистов эзотеричен, но не косноязычен - он

стремится к тайне, а не к бессмыслице. Но более того:

язык, по сути дела, имеет для символистов лишь второс-

тепенное, служебное значение: внимание их обращено на

тайные глубины смысла. Язык же их интересует лишь пос-

тольку, поскольку он способен или, вернее, неспособен

выразить эту онтологическую глубину. Отсюда их стремле-

ние превратить слово в символ. Но поскольку всякий сим-

вол - не адекватное выражение его содержания, а лишь

намек на него, то рождается стремление заменить язык

высшим - музыкой: "Музыка идеально выражает символ.

Символ поэтому всегда музыкален" (Андрей Белый, "Симво-

лизм, как миропонимание"). В центре символистской кон-

цепции языка - слово. Более того, когда символист гово-

рит о языке, он мыслит о слове, которое представляет

для него язык как таковой. А само слово ценно как сим-

вол - путь, ведущий сквозь человеческую речь в засло-

весные глубины. Вяч. Иванов начал программные "Мысли о

символизме" (1912) стихотворением "Альпийский рог" из

сборника "Кормчие звезды":

И думал я: "О, гении! как сей рог,

Петь песнь земли ты должен, чтоб в сердцах

Будить иную песнь. Блажен, кто слышит".

А из-за гор звучал ответный глас:

"Природа - символ, как сей рог. Она

Звучит для отзвука. И отзвук - Бог.

Блажен, кто слышит песнь, и слышит отзвук" .

Слово "звучит для отзвука" - "блажен, кто слышит".

Поэтому язык как механизм мало интересовал символистов;

их интересовала семантика, и лишь область семантики

захватывало их языковое новаторство.

В сознании Андрея Белого шаг за шагом формируется

другой взгляд: он ищет не только новых значений для

старых слов и даже не новых слов - он ищет другой язык.

Слово перестает для него быть единственным носителем

языковых значений (для символиста все, что сверх слова

- сверх языка, за пределами слова, - музыка). Это при-

водит к тому, что область значений безмерно усложняет-

ся. С одной стороны, семантика выходит за пределы от-

дельного слова - она "размазывается" по всему тексту.

Текст делается большим словом, в котором отдельные сло-

ва - лишь элементы, сложно взаимодействующие в интегри-

рованном семантическом единстве текста: стиха, строфы,

стихотворения. С другой - слово распадается на элемен-

ты, и лексические значения передаются единицам низших

уровней: морфемам и фонемам.

Проиллюстрируем это примером одного текста: