Отношение крестьян Западного региона России к налоговой политике государства в 20-е годы XX века
Стабильность, предсказуемость и экономическая «посильность» налогового законодательства – вот что особенно волновало крестьян в 20-е годы. В принципе это понимали и органы власти. Так, в 1927-1928 гг. Стародубский уездный исполком указывал в памятке выезжающим товарищам по вопросу сельхзналога то, что надо проверить в первую очередь: распределение льгот по бедняцким хозяйствам; оплачен ли налог членами сельсовета, а также ВИКа, имеющих сельское хозяйство и что проделано по этому вопросу с активом; что проделано ВИКами по вопросу самокритики, какие давались указания сельсоветам на этот счет на местах[1, л. 5]. Также предлагалось для достижения наибольшего успеха в разъяснительной работе по сельхозналогу использовать все конференции и совещания, на которых принимают участие плательщики с/х налогов.
Было необходимо провести специальные сельские сходы, посвященные этому вопросу. Обратить должное внимание на своевременное рассмотрение жалоб и ходатайств плательщиков и принять все зависящие меры к тому, чтобы подаваемые заявления плательщиков были рассмотрены в первую очередь [2, л. 15-16].Предсказуемость налоговой политики были для крестьян решающим показателем серьезности намерений властей в деле развития нэпа. Крестьянин С.А.Алешин, кандидат в члены РКП(б), писал И.В.Сталину из Калужской губернии в декабре 1924 г.: «Тов. Сталин. Вы сказали на съезде секретарей сельских ячеек о недостатках партработы в деревне, недостаток есть, но ваши слова не слыхали уголки. Я вам приведу двое примеров, после которых работать еще много трудно: 1) сельск.-хоз. налог распределен на четыре срока, 1-ая часть уплаты 1-го ноября 1924 г., 2-ая часть уплаты 1 января 1925 г., 3-ая часть 15 февраля 1925 г., 4 часть 1 марта 1925 г. и мы все сторонники Сов. Власти говорили, что рабоче-крестьянское правительство идет навстречу крестьянству, что все продукты крестьянства не попадут в руки спекулянтов, мародеров. Когда прошли слухи об изменении налога…я, Алешин, справился у членов ВИКА, что правда или нет сроки сельск.-хоз.налога изменены, те в свою очередь ответили, что нет, это ложь. В 1924 г. 26-го ноября вечером прихожу на сельский сход, вижу граждане в волисполкоме и говорят коммунисты прохвосты, обманщики и у коммунистов нет правды…» [4, с. 64]. Это обращение является весьма типичным для своего времени, в котором заострялись вопросы налоговой политики. Материалы общего отдела Клинцовского уездного исполкома Брянской губернии за 1924 содержат информацию, что положение с поступлением сельхозналога было настолько плохим (лучшие волости выполнили на 16 декабря с/г. около 50%, а худшие не более 40%), что не было даже видимой надежды на своевременное выполнение налога по указанному сроку, истекающему 1 ноября 1926 г. Выражалось мнение, что подобное отношение к выполнению налога и взысканию недоимок является нетерпимым в дальнейшем – преступлением, как со стороны недоимщиков, так и низовых органов.
В настоящее время каких-либо причин к оттяжке уплаты абсолютно нет: налог снижен почти на половину, условия сбыта продуктов сельского хозяйства вполне благоприятны для крестьянства, все льготы по налогу уже предоставлены, благодаря чему более слабые хозяйства освобождены от налога полностью или частично и теперь остается иметь дело исключительно с вполне платежеспособными недоимщиками [3, л. 98].В своих жалобах по поводу налогообложения крестьяне часто демонстрировали глубокое недоверие государству. Это недоверие выражалось в различных формах. Иногда крестьяне сравнивали сельхозналог с крепостническим оброком. Причем в стране ходили слухи, будто настоящая причина, по которой государство взимает налог с крестьян, – выплата компенсации бывшим землевладельцам и промышленникам за собственность, утраченную во время революции. По мнению известного большевисткого экономиста Ю.Ларина, общее налогообложение крестьян (включая косвенные налоги) было ниже, чем до революции, но прямые налоги возросли, и крестьяне чувствовали, что налоговое бремя стало для них гораздо тяжелее, чем раньше. К этой налоговой системе прибавлялись так называемые «ножницы цен»: цены на промышленную продукцию устанавливались высокие, а на сельскохозяйственную продукцию – низкие [16, с. 37].
Налоговая политика государства со второй половины 20-х годов приобретала определенные изменения. С 1926 г. вместо ориентации на середняка был провозглашен курс «опоры на бедняцко-батрацкий кадр деревни» [17, с. 109]. В связи с этим усилились свойственные деревне социальные межгрупповые и внутригрупповые противоречия. Член ВКП(б) Г.С.Анисимов писал М.И.Калинину в августе 1928 г.: «Сегодняшний год в обложении сельхозналогом по Калужской губернии, Сухинического уезда, Вяховской волости настолько увеличился и тяжел для середняка, что хозяйства, имеющие от 8 и больше едоков, не в состоянии его оплатить, так как он увеличивается на 162,5% против прошлого года» [8, л. 104-104об.]. Крестьяне писали жалобы и в местные органы власти.
В 1928 г. президиум Стародубского уисполкома (конкретно финансовый отдел) рассматривал жалобу граждан Колесниковых, проживающих на х.Чакове Борщовского сельсовета Погарской волости по вопросу о наложении штрафа в пятикратном размере – 259 р.30к. Финансовый отдел отвечал, что наложенный штраф является верным, что же касается мотивов, упомянутых в заявлении жалобщиком – являются не основательными, так как имеющийся при заявлении акт, составленный председателем сельсовета является неверным, так как последний составлен после составления акта обнаружения скрытых объектов обложения, какой подписан представителем финотдела и что копия акта имеется у землемера. На основании вышеизложенного финотдел просил президиум уисполкома постановление Погарского ВИКа о наложении штрафа на граждан Колесниковых в сумме 259 р.30к. утвердить, что же касается заявления жалобщиков – оставить без последствия, т.е. в ходатайстве о снятии наложенного штрафа отказать [11, л. 36]. Также рассматривался вопрос о наложении штрафа на основании ст.69 декрета ЦИК СССР о сельхозналоге на 1928-1929 гг. на граждан Воронковской волости села Курковичи: Рубайло Никиты Леоновича; Коссовича Василия Емельяновича; Коссовича Федора Емельяновича; Рубайло Гаврила Алексеевича за укрытие объектов обложения с/х налога. Финотдел пришел к выводу, что хозяйства, подвергнутые штрафу вполне могут уплатить данную сумму, так как два из них подвергнуты штрафу в 5-м размере, два – в 2-м размере. Следовательно, ВИК вполне верно подошел к данному вопросу, что на хозяйства более мощные он наложил более, а на хозяйства менее мощные он наложил штраф меньше. Финотдел со своей стороны считал постановление ВИКа правильным и что хозяйства безболезненно уплатят наложенный на них штраф, а посему просит Президиум УИКа постановление Воронковского ВИКа от 27 июня утвердить, заявления граждан оставить без последствия, т.е. в ходатайстве о снятии штрафа отказать, так как в заявлениях жалобщиков для этого нет никаких оснований[5, л. 40].
В общем, бюрократическая машина работала не в пользу простых крестьян и находились различные причины не удовлетворять их часто обоснованные жалобы.В тоже время центральные органы власти действовали более гибко в плане налоговой политики. Например, статья 30 Положения о сельскохозяйственном налоге на 1928/29 г. предоставляла право совнаркомам союзных республик исчислять ставку налога, исходя из суммы дохода, приходящегося на каждого едока в хозяйстве [13, с. 4]. При этом льготы давались так называемым многоедоцким хозяйствам. Многоедоцкими считались хозяйства, имевшие 7 едоков и более. В соответствии с имевшимся количеством едоков им предоставлялись различные налоговые скидки (от 5% до 15%) [10, с. 122]. В развитие этой политики, 28-ая статья Закона о сельхозналоге на 1928/29 г. предусматривала индивидуальное обложение, т.е. не по нормам, а на основании действительного дохода для «особо выделяющихся из общей крестьянской массы в данной местности своей доходностью и при том нетрудовым характером этих доходов» [9, с. 4]. Налогообложение в таком виде носило антирыночный характер: укреплять хозяйство и получать больший доход становилось невыгодно. 29 августа 1924 г. был принят «Закон о самообложении», реализация которого давала возможность привлекать средства сельского населения для финансирования деревни на добровольной основе. Через четыре года 7 января 1928 г. было принято постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О порядке самообложения населения», менявшее принятый в годы новой экономической политики порядок. Теперь самообложение, проводившееся по решению схода, было обязательно для всех граждан данного селения. Решение при этом принималось простым большинством голосов присутствовавших на сходе. Самообложение допускалось в денежной и натуральной форме, а также в виде трудового участия и не должно было превышать 35% ЕСХН [14, с. 777-778].
Местные органы власти, в частности налоговый подотдел Брянского губернского отдела финансов приходили к выводу, что в работе по самообложению допускаются отступления от установленных законом правил.
Имеет место производство таких раскладок, при которых вся тяжесть самообложения перелагается на отдельные дворы, между тем, как большинство хозяйств в самообложении никакого участия не принимает. Например, в селе Лыщичи Лыщинской волости из 700 хозяйств платят по самообложению только 32 хозяйства. В деревне Приваловка из 98 хозяйств платят самообложение 7 хозяйств. Помимо этого, допускается повышение самообложения против общеустановленных правил раскладки не только для особо мощных хозяйств, но и для других групп плательщиков, причем сами увеличения для этих групп производятся настолько значительные, что нередко суммы причитающегося с них налога самообложения превышают платежи с/х налога в 2-3-5 и более раз. В связи с указанными нарушениями из тех мест, где они имеются, поступают массовые жалобы, как в губернские органы надзора, так и в центральные учреждения. Одновременно с этим выяснилось, что по таким жалобам крестьян достаточных мер не принимается и имеют место случаи, что жалобы нередко вполне основательные, оставляются без последствий, а также допускается затяжка в рассмотрении жалоб, в связи с чем у отдельных лиц незаконно исчисленные суммы самообложения взыскиваются в принудительном порядке, принося таким образом ущерб их хозяйствам [6, л. 24]. Усиление тяжести самообложения должно применяться к хозяйствам особо мощным, какими могут быть лишь отдельные хозяйства в селении, т.е. хозяйства, располагающие значительными материальными ресурсами, а также и такие, которые отличаются нетрудовым характером ведения своего хозяйства. Для указанных хозяйств повышение самообложения должно производиться до размеров, вызываемых действительной необходимостью и в соответствии с их платежеспособностью. Поступающие по вышеуказанным причинам жалобы должны разбираться незамедлительно, в отдельных случаях явного нарушения закона, воспрещать применение принудительного взыскания и продажу с торгов имущества жалобщиков, впредь до окончательного разбора жалобы [7, л. 25]. Таким образом, видно, что самообложение было инструментом в борьбе против среднего и зажиточного крестьянства, решение спорных вопросов и жалоб искусственно затягивалось.Власти шли на различные манипуляции различными крестьянскими группами при принятии решений о самообложении. Так, в сводках ОГПУ указывалось на недовольство крестьян: «В своеобразных условиях проходят кампании по самообложению и подписке на крестьянский заем. Если недоимщиком по налогам и сборам является преимущественно маломощное крестьянство, то против уплаты сумм по самообложению восстают, прежде всего, зажиточные и кулацкие элементы», – докладывал 10 марта 1928 г. начальник 4 отделения ЭКУ ОГПУ Рапопорт [15, с. 217]. Во избежание неоправданно высокого налогообложения крестьяне стремились причислить свои хозяйства к разряду бедняцких. Причисление к разряду бедняцких хозяйств давало ряд преимуществ: освобождение от сельхозналога (число таких освобожденных хозяйств было увеличено с 27,6% в 1926/27 г. до 38% в 1927/28 г.), для бедняков практиковалась льготная система кредитования. Постановление СНК СССР «О мероприятиях по хозяйственной помощи деревенской бедноте» от 7 сентября 1928 г. предусматривало в 1928/29 г. выделение бедняцким хозяйствам 40% всего кредита, причем 50% этого кредитования шло в фонд льготного кредитования на производственные нужды (не выше 4% годовых). Кроме того, согласно Постановлению СНК СССР от 29 октября 1926 г., бедняцким хозяйствам предоставлялись дополнительные кредиты из фондов кредитования деревенской бедноты [12, с. 47-48].
Таким образом, в деревне Западного региона России начало 20-х годов было обусловлено ростом протестных настроений в среде беднейшего крестьянства, негативно воспринявшего введение новой экономической политики. Освобожденные в годы «военного коммунизма» от продразверстки и получающие хлеб по карточкам беднейшие крестьяне воспринимали продналог как разверстку – только уже применимо к беднейшему слою населения. Зажиточное и среднее крестьянство новую экономическую политику оценивало в целом положительно. В 1922-1924 гг. основной причиной недовольства властью всех социальных групп крестьянства Западного региона России было расхождение между идеологией и практикой реализации нэпа: беднейшее крестьянство не ощущало социальной поддержки со стороны государства, среднее и зажиточное крестьянство – мер, направленных на развитие индивидуального крестьянского хозяйства. Актуальными для всех социальных групп крестьянства были проблемы несбалансированного экономического обмена между городом и деревней, высокие ставки налогообложения, административное и судебное преследование неплательщиков налогов. В 1925-1927 гг. увеличение прогрессии налогообложения и предоставление льгот малоимущим крестьянам способствовали улучшению настроения бедноты, но привели к ухудшению политических настроений среднего крестьянства и усилению недовольства властью зажиточного слоя деревни. С 1928-1929 гг. политика большевиков стала причиной перерастания недовольства зажиточного и среднего слоя крестьянства в открыто враждебное отношение к советской власти. Крестьяне-середняки совместно с зажиточными слоями деревни выступали против усиления классовой направленности «нового законодательства» (налогового, земельного, политики в области кредитования), протекционистской политики власти по отношению к бедноте, выражали недовольство классовым принципом раскладки самообложения. Библиографический список
- Государственный архив Брянской области (ГАБО). Ф.1421.Оп.1.Д.497. Л.5.
- ГАБО. Ф.1421.Оп.1.Д.497. Л.15-16.
- ГАБО.Ф.1013.Оп.1.Д.227.ч.1. Л.98.
- ГАБО.Ф.1421.Оп.1.Д.497. Л.36.
- ГАБО.Ф.1421.Оп.1.Д.497. Л.40.
- ГАБО.Ф.1285.Оп.1.Д.217. Л.24.
- ГАБО.Ф.1285.Оп.1.Д.217. Л.25.
- См.: Известия. 1928.22 апреля. С.4.
- См.: Известия. 1928.22 апреля. С.4.
- См.: Коллективизация сельского хозяйства: Важнейшие постановления Коммунистической партии и советского правительства. 1927-1935. – М., 1957.
- Цит. по: Крестьянские истории: Российская деревня 20-х годов в письмах и документах.
- См.: Письма во власть. 1928-1939: Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и советским вождям.
- См.: РГАСПИ.Ф.78.Оп.1.Д.308. Л.104-104об.
- См.: Трагедия Советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939: Документы и материалы. – Т.1.Май 1927-ноябрь 1929.
- См.: Трагедия советской деревни.
- См.: Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня.
- Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне.
- См.: Шишкин В.А. Власть. Политика. Экономика. Послереволюционная Россия (1917-1928 гг.). – СПб., 1997.
Российский государственный университет туризма и сервиса