<<
>>

Беженцы и общественность Пермской губернии в годы Первой мировой войны

В годы Первой мировой войны по всей стране наблюдалось широкое общественное движение по оказанию помощи беженцам, в котором активное участие принимали различные организации, а также широкие слои местного населения.
Летом 1915 г. в связи с массовым движением вынужденных переселенцев на Средний Урал и значительным развитием среди них инфекционных заболеваний, Пермь, согласно законам, указам и прочим правительственным распоряжениям [1], регламентировавших положение беженцев, была вынуждена предоставить им свои госпитали, обеспечить их жильем, продовольствием и одеждой. Для решения данных задач при Пермском губернском комитете Всероссийского земского союза (ВЗС) был создан Комитет помощи беженцам. Согласно сведениям, полученным от начальника губернии, на территорию Среднего Урала в августе 1915 г. прибыло 100 тыс. беженцев. Пермский губернский земский комитет распределил это количество по уездам, пропорционально количеству населения в них, с некоторыми изменениями в зависимости от местных условий. Таким образом, на Верхотурский уезд пришлось 10 тыс. человек, Екатеринбургский – 15 тыс., Ирбитский – 3 тыс., Камышловский – 8 тыс., Красноуфимский – 5 тыс., Кунгурский – 8 тыс., Осинский – 10 тыс., Оханский –

9 тыс., Соликамский – 7 тыс., Чердынский – 3 тыс., Шадринский – 11 тыс., Пермский –

15 тыс. человек [9, c. 20]. По воспоминаниям В.Н. Трапезникова, за годы войны через Пермь прошло более 30 тыс. беженцев мужчин, свыше 10 тыс. женщин и 20 550 детей. Из них лишь 5 592 человека осели в Перми [21, c. 178]. Необходимо отметить, что действительное количество беженцев не поддавалось точному учету, так как многие из них оседали на Урале, минуя регистрационные пункты. Имеющиеся официальные сведения о численности населения, эвакуированного на Средний Урал, учитывали в основном только «призреваемых» беженцев из «простонародья». Это позволяло местным властям контролировать выдачу мизерных государственных пособий переселенцам.

Вне регистрации оказались государственные служащие с семьями, получавшие «жалованье» и особую «ссудную» помощь.

Для осевшей в Перми первой партии беженцев были устроены на ст. Пермь II обеды из двух блюд: щи или суп с мясом и каша с маслом. Детям давали молоко и белый хлеб. Обеды выдавались буфетчиком станции за плату по 25 коп. за обед. Во избежание распространения инфекционных заболеваний переселенцев осматривали врачи Губернского комитета ВЗС. После медицинского осмотра беженцы мылись в бане, и производилась дезинфекция их вещей. В Перми были сняты помещения для них на 2500 человек. В уездах переселенцев распределяли по домам, которые предоставлялись местным населением за плату по соглашению. Для трудоустройства беженцев в Перми было организовано Бюро труда при Губернском и Пермском городском комитетах [9, c. 20–23].

Несмотря на то, что оказание помощи вынужденным переселенцам являлось обязанностью государства, Пермский губернский земский комитет сыграл ведущую роль в организации подготовительных работ в этой сфере. Усилиями местных органов самоуправления и общественности Перми первая партия беженцев была обеспечена необходимым минимумом жизненных условий. Основную нагрузку «беженского дела» взяли на себя земские уездные и городские организации Всероссийского союза городов (ВСГ) Пермской губернии. В уездах управы на средства ВЗС стали создавать комитеты по оказанию помощи вынужденным переселенцам. В их состав входили 7 комиссий: регистрационная, квартирная, продовольственная, врачебно-санитарная, комиссия по организации трудовой помощи, комиссия по снабжению одеждой и обувью, школьная [3,

c. 252]. В местностях, наиболее заселенных беженцами, были образованы комитеты под руководством уездных земских организаций [2, c. 306], которые оказывали врачебно-санитарную, психологическую помощь пришлому населению. Так, лечение беженцев в уездных больницах было бесплатным. Некоторые комитеты даже выдавали пособия на похороны в размере 5 руб. [4, л. 17]. Городские учреждения ВСГ тоже активно сотрудничали с общественными организациями в этом деле.

В основном они занимались поиском жилья для беженцев. Квартир, как правило, не хватало. Для решения этой проблемы городские управы за счет земских организаций выдавали беженцам квартирные деньги (по 2 руб. на человека в месяц), размещали их на жительство в уездных городах и сельской местности

[19, л. 2]. В городах, как правило, устраивались наиболее трудоспособные беженцы. Женщин с детьми, стариков и инвалидов содержали в общежитиях. Беженскому населению бесплатно оказывалась врачебная помощь в местных больницах, в аптеках им бесплатно выдавали лекарства. В городах и многих селениях Пермской губернии открывались польские, еврейские, латышские школы для детей беженцев с обучением родному языку и закону вероисповедания [13, c. 3]. Вместе с епархиальными благотворительными обществами городские комитеты ВСГ принимали участие в организации сборов пожертвований [14, c. 3], бесплатных столовых для беженцев. Им помогали самодеятельные общественные организации, например, благотворительный Комитет служащих Тавдинской и Бердяуш-Лысьвинской железных дорог [22, c. 3]. Местные организации Всероссийского попечительства об охране материнства и младенчества также были обязаны городским комитетам в открытии яслей-приютов для детей беженцев [15, c. 3].

Со второй половины 1916 г. в связи с массовым притоком беженцев в Пермскую губернию и резким увеличением их численности, работа местных общественных организаций в этом направлении встретила ряд затруднений. Поначалу уральцы встречали прибывших переселенцев благожелательно и сочувственно, предоставляли им приют, продукты питания. Однако с течением времени в связи с обременительностью постоя эвакуированных на квартирах и ростом расходов по их содержанию, местные жители стали относиться к пришлому населению как к тяжелой обузе, стараясь избавиться от «чужаков» любыми способами. Началось массовое выселение беженцев из квартир, однако найти для них свободное помещение общественным организациям было крайне сложно. Многие беженцы, занимаясь самоснабжением, наносили убытки местному населению: грабили жилища, совершали массовые потравы, самовольно рубили деревья для костров в общинных лесах, выкапывали картофель и т.п.

Так, для устранения угрозы общественного бедствия Екатеринбургский городской комитет ВСГ постановил взимать с горожан по 30 коп. в пользу каждого беженца, которому было отказано в приюте [12, c. 3]. Однако подобные меры не приводили к урегулированию конфликтов. Согласно отчету екатеринбургского городского санитарного врача В.В.Коровина, большая скученность беженцев в квартирах и домах, грязь, мусор, спертый воздух, несоблюдение ими элементарных правил личной и общественной гигиены приводили к развитию эпидемических заболеваний и высокой детской смертности [18, c. 3]. Для предотвращения эпидемий комитеты ВСГ стали проводить санитарные мероприятия. Ими были приняты меры по увеличению количества бочек в ассенизационных обозах, организации построек новых общественных ватерклозетов, приобретению серной кислоты, устройству водовозных обозов. Так, в Екатеринбурге и Камышлове были созданы постоянные комиссии для осмотра городских водных источников[5, л. 56–59; 20, л. 4].

Тем не менее, несмотря на принятие ряда мер, условия для вынужденных переселенцев оставались неудовлетворительными. В докладе Кощеева, члена Екатеринбургской городской Думы и Екатеринбургского комитета ВСГ, содержались обвинения в адрес городской Управы в связи с ее бездействием в деле оказания помощи беженцам [6, л. 31–32]. Дело в том, что центральным управлением ВСГ 23 сентября 1915 г. было ассигновано 58800 руб. на устройство помещения для 414 переселенцев, яслей для 100 детей беженцев и заразного барака [7, л. 1]. Деньги на эти цели поступили два месяца назад, но к намеченному сроку Управа ничего не сделала для их целевого использования. Несмотря на то, что приют для детей был все-таки готов, местные власти отказались принимать детей из-за отсутствия средств на его содержание. За помощью пришлось обратиться к губернатору, который перевел для этих целей 20000 руб., но запретил передавать их Екатеринбургскому комитету ВСГ. Причиной этого отказа послужило отсутствие права у организаций ВСГ призревать беженцев согласно закону от 30 августа 1915 г.

[7, л. 16] Оказанием помощи беженцам, как правило, должны были заниматься органы местной власти, представители которой входили в состав городских комитетов. Проявление инициативы государственными служащими привело бы к расширению их служебных полномочий, что являлось нарушением закона.

Другой причиной снижения эффективности оказания помощи беженцам послужило сокращение пайков и квартирных довольствий для них в связи с новыми размерами единой нормы их содержания. В результате чего, помощь была сосредоточена только для вновь прибывших переселенцев. Беженцам, которые уже получили обувь и одежду, не оказывалась повторная помощь, кроме детей школьного возраста [4, л. 48 об.].

Как правило, уездные земские комитеты создавали артели и мастерские для предоставления работы переселенцам [2, c. 306]. Однако большинство беженцев уклонялось от трудовой помощи. Наличие медицинского удостоверения о нетрудоспособности, позволяло больному получать паек во время лечения. Поэтому зачастую беженцы не лечились или регулярно наносили себе всевозможные травмы, тем самым затягивали свою болезнь. Такие записи врачей, как «потеря трудоспособности на 10 %», «грыжа», «болезнь глаз», «порезы на пальцах рук» [4, л. 48 об.–59] и т.п. часто встречались в медицинских удостоверениях. Местная власть взяла под контроль сложившуюся ситуацию. Так, губернатор приказал всем беженцам заняться сельскохозяйственными работами под угрозой лишения пайка. К тем, кто уклонялся от них, были применены уголовные меры наказания [17, c. 3]. Фельдшеры были обязаны посещать квартиры переселенцев не менее 2 раз в неделю [4, л. 70 об.].

Согласно данным П.Гетрелл, забота о насущных потребностях беженцев ложилась на плечи взрослых женщин, причем многие беженцы были полностью на их иждивении. Работа, которая предлагалась местным населением, ясно показывала, что на переселенцев смотрели, прежде всего, как на прислугу. Во всех российских городах появлялись вакансии для служанок [8, c. 112–128]. Распространенность этого злободневного явления отражалась на страницах периодической печати, в частности редакция городской газеты «Зауральский край» опубликовала на первой странице августовского номера фельетон жителя Екатеринбурга Василия Князева [11, c.

1].

О, сколько сердобольных дам

Пришло помочь несчастным сестрам!

И как ничтожно – стыд и срам!

Число мужчин в кругу их пестром!

Вот, неугодно-ль посмотреть

На эту барыньку с болонкой;

Она «желала бы иметь

Ин-тел-ли-ген-тну-ю эстонку».

– Прислугой?

– Нет…А в прочем… да:

Смотреть за ванною и … домом…

Но непременно, господа,

Чтоб с гимназическим дипломом.

– А плата?

– Пла-а-та? (дама тут

От изумленья бледной стала)

– Но я ведь ей … даю приют,

Ужели этого вам мало?!

– О, нет, сударыня…

Под стать

Почтенной барыньке – торговка:

– Нельзя ли, сударь, подыскать

Сиротку…

Выдумано ловко!

Сиротку в дом к себе возьмут

Согреют ласкою живою,

Дадут и пищу и приют

А там, глядишь и нарекут

Своей прислугой даровою

На веки вечныя…

Ну, люд. О, сколько сердобольных дам

Пришло помочь несчастным сестрам!

И как ничтожно – стыд и срам!

Число мужчин в кругу их пестром!

На Среднем Урале большое количество запросов на прислугу также поступало в попечительские комитеты Екатеринбурга и Перми [10, c. 3]. В уездах беженкам было сложно найти работу, особенно зимой, за исключением должности прачки. Многие женщины считали эту работу унизительной в силу своего социального положения. В этих случаях их агитировали записываться в швейные мастерские или заниматься прядением и ткачеством на дому. Однако швейные ателье и прачечные, в которых работали беженки, оказались нерентабельными. Так, в Осе Осинского уезда, согласно докладу Л.К.Скрутиковой, заведовавшей прачечной и мастерской женской одежды, заработная плата персонала была мизерной. Женщинам было трудно существовать на этот заработок без пособия от местного комитета по призрению беженцев. В связи с этим Осинскую прачечную и швейную мастерскую закрыли [4, л. 59]. Отсутствие работы для женщин стало причиной роста проституции в годы войны. Несмотря на наличие работы, беженцы-мужчины старались уклониться от нее различными способами, пассивно получая денежные пособия. Надеясь на скорое возвращение домой, они не проявляли инициативы в трудоустройстве.

Необходимо отметить, что на Среднем Урале русские беженцы находились в худших условиях, чем беженцы евреи, латыши и поляки, помощь которым оказывалась не только уездными земскими комитетами, но и их благотворительными национальными организациями (Еврейское общество, Польский и Латышский Комитеты) [16, c. 3].

Оказание помощи беженцам являлось сферой преимущественной компетенции государства. Эффективность решения данной задачи требовала от государственной власти взаимодействия с обществом. Однако правительство не оказалось способным наладить это сотрудничество, несмотря на активную гражданскую позицию и поддержку местного населения. Хроническое недофинансирование земских и городских организаций Пермской губернии со стороны их центральных управлений, надзор исполнительной власти сдерживали процесс развития самодеятельности, выходившей в своей реальной работе за рамки закона. Нараставшее с осени 1916 г. стремление к миру, когда идея мобилизации тыла на нужды фронта в значительной степени утрачивала свою популярность, возрастание оппозиционной активности центральных учреждений Союзов земств и городов в условиях политического кризиса в конце 1916–начале 1917 гг. усложняли работу земских и городских комитетов Пермской губернии. Крах дореволюционной системы государственной власти, в которую были встроены общественные организации, ее неспособность решить важные социальные задачи, наладить взаимодействие с обществом, успешно вести войну вызвали в начале 1917 г. спад в работе союзных учреждений Пермской губернии. Библиографический список

  1. Важнейшие законы, указы и распоряжения военного времени: в 2 т. Пг., 1915; Законы и распоряжения о беженцах. 2-е изд. М., 1916. Вып. 1.; Руководящее положение по устройству беженцев. – Пг., 1916.
  2. Всероссийский Земский Союз помощи больным и раненым воинам. Известия Главного Комитета. 1916. № 35–36.
  3. Всероссийский Земский Союз помощи больным и раненым воинам. Известия Главного Комитета. 1916. № 37–38.
  4. Государственный архив Пермского края (ГАПК). Ф. 571. Оп. 1. Д. 1.
  5. Государственный архив Свердловской области (ГАСО). Ф. 62. Оп. 1. Д. 621.
  6. ГАСО. Ф. 62. Оп.1. Д. 538.
  7. ГАСО. Ф. 62. Оп.1. Д. 576.
  8. Гетрелл П. Беженцы и проблемы пола в России во время Первой мировой войны // Россия и Первая мировая война (материалы междунар. науч. коллоквиума). – СПб., 1999.
  9. Журналы Пермского губернского собрания 54-й чрезвычайной сессии и доклады Управы сему собранию. Пермь, 1915.
  10. Зауральский край. 1915. № 179.
  11. Зауральский край. 1915. № 188.
  12. Зауральский край. 1915. № 189.
  13. Зауральский край. 1915. № 193.
  14. Зауральский край. 1915. № 203.
  15. Зауральский край. 1915. № 207.
  16. Зауральский край. 1916. № 9.
  17. Зауральский край. 1916. № 86.
  18. Зауральский край. 1916. № 155.
  19. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 12593. Оп. 1. Д. 269.
  20. РГВИА. Ф. 12593. Оп. 1. Д. 295.
  21. Трапезников В.Н. Летопись города Перми. – Пермь, 1998.
  22. Уральская жизнь. 1915. № 181.
Л.Ф. Барлыбаева

ФГОУ ВПО Башкирский государственный аграрный университет, г. Уфа

<< | >>
Источник: Д.В. Чарыков (гл. ред.), О.Д. Бугас, И.А. Толчев. Традиционные общества: неизвестное прошлое [Текст]: материалы VII Междунар. науч.-практ. конф., 25–26 апреля 2011 г. / редколлегия: Д.В. Чарыков (гл. ред.), О.Д. Бугас, И.А. Толчев. – Челябинск: Изд-во ЗАО «Цицеро»,2011. – 270 с.. 2011

Еще по теме Беженцы и общественность Пермской губернии в годы Первой мировой войны: