Джон Дэвисон Рокфеллер — человек-легенда

Чем же Вы занимаетесь? — спросил я Рокфеллера.

Делаю деньги!...

М. Горький

Его называли дьяволом, и к концу жизни Джон Дэвисон Рок- феллер-старший действительно стал на него похож.

Жены рабочих пугали им детей: «Не плачь, а то тебя заберет Рокфеллер!» Парадокс заключался в том, что самый богатый человек в мире больше всего гордился своей безупречной мора-лью: его воспитывали на строгих правилах, и он следовал им всю жизнь.

В частной жизни он всегда придерживался лозунга: «Блаженны неимущие»...

Наверное, каждый из нас хоть раз в жизни слышал от своих близких в ответ на предложение купить какую-нибудь дорогую вещь слова: «Ну я же тебе не Рокфеллер». Очень показательно, что в таких случаях поминают не Моргана или Вандербильдга, а именно Рокфеллера, чье имя давно уже стало символом безграничного богатства. А ведь Джон Дэвисон Рокфеллер, в отличие от многих других, всеми силами старался не афишировать свое богатство. Уже находясь на вершине величия, он ездил в свой офис на метро, а в ответ на просьбу жены о новой коляске для прогулок заявил, что они могут позволить себе это, только про-дав старую.

Конечно, Рокфеллер за свою девяностовосьмилетнюю жизнь сумел нажить состояние неописуемых размеров, и все же в прошлом, и уж тем более в настоящем, можно найти людей, которые могли бы с ним помериться богатством. Так почему же, когда речь идет о миллиардерах, именно его имя первым приходит на ум? Очевидно, было в его судьбе и характере нечто, позволившее ему не просто разбогатеть, а стать символом, легендой, знаком. Знаком чего? Беззастенчивого обогащения, скажут одни, и будут правы. Огромной благотворительности, продолжающейся до сегодняшнего дня, возразят другие, и тоже будут правы.

Когда утренними сумерками подъезжаешь к Нью-Йорку, еще издали, в серой мгле, проступает силуэт города — гигантские пики небоскребов.

Каждое утро в двери каменных гигантов вливается людской поток, приводящий в движение аппарат корпораций, составляю-щих империю мирового бизнеса. Имена тех, кому они принад-лежат, окружены таинственным ореолом. Этих людей называют королями... финансов и промышленности.

Уже давно сложились целые династии королей делового мира, и среди них первое место по праву принадлежит Рокфеллерам, богатейшему в мире семейству. Хотя отсутствие знати в Америке стало традиционным предметом гордости, многие американцы, особенно женщины, втайне мечтают о титулах. Свидетельство тому — популярность английской королевы Елизаветы. Попытки отыскать свой домашний американский заменитель знатности приводят к тому, что публика делает своим кумиром то голливудскую кинозвезду, то известного гангстера Но обычно главное внимание концентрируется на денежном классе, и поэтому газеты публикуют целые страницы о светской жизни богачей. Если причислять американских бизнесменов к анг-лийским аристократам, то Рокфеллеры — их королевское вели-чество.

В самом деле, культ денег имеет схожую природу с верноподданническими чувствами по отношению к знатным и коронованным особам. Это мнение полностью разделяют и дополняют авторы «Книги снобов», вышедшей в Англии. «Сейчас, — пишут они, — наблюдается тенденция почитать деньги больше, чем титулы. Финансисты, скучнейшие существа, становятся все более интересными людьми, и подчас вызывают восхищение. Мультимиллионер, каким бы скучным, глупым и подлым он ни был, вызывает больше восхищения общества, чем любой лорд и даже кинозвезда». Эти слова целиком применимы к американским финансовым династиям.

В начале XX века одна русская газета поразила своих читателей сравнением прибылей предпринимателей и доходов коронованных особ.

Накануне первой мировой войны в России был издан перевод «Мемуаров» Рокфеллера. К этому времени его репутация как самого богатого человека в мире стала общеизвестным фактом, и автор послесловия к русскому изданию «Мемуаров» с не-поддельным чувством восклицал: «С него следовало бы брать пример богатым других национальностей!».

Династии мультимиллионеров составляют ядро американской властвующей элиты. История их возвышения — классический пример того, как богатство подчиняет себе все стороны жизни общества Все средства используются для популяризации де-лового имени. Как в свое время божественным происхождением объясняли королевскую и царскую власть, так теперь провиде-нию приписывают Олимп бизнеса. Когда основоположникади- настии Рокфеллеров спросили, каким образом он сколотил свое состояние, тот ответил: «Бог дал мне мои деньги».

Современный финансовый капитал США соединил корпора-ции посредством взаимно переплетающихся связей. Положение отдельных магнатов капитала определяется их финансовой силой.

Образовалась своего рода иерархия, в которой слабые подчинялись более сильным. В то же время между различными звеньями иерархии, также, как и в пределах каждого звена, идет постоянная междоусобная борьба. Поэтому иерархию финансового капитала нередко сравнивают с феодальной системой. Отдельные ячейки этого организма тесно связаны между собой. Вместе с тем каждая из них обособлена и представляет собой самостоятельную вотчину. В конечном итоге феодальные отношения в американской системе — чистая символика. Но они оттеняют власть финансовой олигархии.

В этом смысле символична и картина, которая открывается при въезде в Нью-Йорк. Небоскребы возвышаются подобно ста-ринным феодальным замкам. Один из них, самый гигантский по занимаемой площади и сложности сооружений, принадлежит Рокфеллерам.

Деловая резиденция американских «феодалов» не окружена, подобно средневековым замкам, ни рвами, ни крепостными валами. Однако стены небоскребов хранят множество тайн. Придворные историографы сочиняют жизнеописания магнатов американского бизнеса, окружая витиеватыми легендами их имена.

За ничем не примечательной железной дверью с матовым стеклом под номером 4901 в Рокфеллеровском центре находится бетонированное помещение, уставленное рядами стеллажей с коробками из серого картона. На них надписи: «Бумаги Нельсона Рокфеллера», «Бумаги Дэвида Рокфеллера», «Бумаги Лоуренса Рокфеллера» и т.д. В самой глубине комнаты вдоль стены полки с фолиантами. На кожаном корешке указана дата, здесь переплетена текущая корреспонденция за конец девятнад-цатого и начало двадцатого века — бумаги отца и деда нынешних представителей династии Рокфеллеров. В дневное время, в часы работы Рокфеллеровского центра, дверь комнаты 4901 не заперта, но хранящиеся здесь бумаги и по сей день остаются за семью печатями для исследования. За всю историю семейного архива Рокфеллеров лишь считанное количество лиц перешагнуло через порог этой комнаты.

В 1908 году знаменитый американский газетчик и издатель Пулитцер озадачил одного из своих лучших сотрудников секретной миссией. По замыслу Пулитцера, миссия должна была вылиться в самый сенсационный репортаж за всю историю свободной прессы.

Журналисту следовало переворошить архивы, библиотеки, финансовые учреждения и извлечь на свет божий подлинную биографию Джона Дэвисона Рокфеллера старшего.

Поводом стал жалкий чек на десять тысяч долларов, которые Рокфеллер пожертвовал на некие общественно полезные цели. И немедленно выбросил это из головы, как он всегда поступал с улаженными делами.

Годовой благотворительный бюджет Рокфеллера составлял в ту пору около двух миллионов долларов.

Десять тысяч — по несложным подсчетам, ровно полпроцента от этой суммы — вызвали решительно ни с чем не соизмеримое возбуждение.

В первое десятилетие двадцатого века согражданам вдруг срочно понадобилось узнать, чем именно пахнут миллионы Рокфеллера. Расследование Пулитцера принесло издателю ряд весьма неприятных неожиданностей. Сенсация не оправдала затрат на ее добычу. Во всяком случае, на первый взгляд.

Время — беспощадный судья. Оно пробивает дорогу правде, разрушает легенды и восстанавливает истину. Эту истину уже долгое время пытаются установить в отношении крупнейшей финансовой династии Рокфеллеров. Ее история характерна и поучительна. Она позволяет глубже понять прошлое, настоящее и будущее большого бизнеса.

Средневековые французские городки, где крыши сложены из сланца, а серые каменные стены увиты плющом, белые замки, звон колокола, дымок костра — запах горящих дров смешивает-ся со смрадом паленого человеческого мяса Предки Рокфеллера жили во Франции и были гугенотами. В XYTI веке семья Рок- файль бежала в Германию от инквизиции, погромов и охотив-шихся за еретиками королевских драгун — там эмигранты пере-делали свою фамилию на немецкий манер. Они выбрали суро-вую и безжалостную веру: их бог требовал строгой внутренней дисциплины, тяжелого труда, бережливости, отречения от радо-стей плоти. Зато протестанты ощущали себя избранным народом — их ждало царство небесное, а все остальные были прокляты, их ничто не могло спасти, и с ними не стоило церемониться. Труд, долг, верность по отношению к своим и холодное безразличие к чужим — все это Джон Рокфеллер впитал с моло-ком матери. Триумф дома Рокфеллеров (банки, железные доро-ги, недвижимость и легендарная компания «Стандарт Ойл» стал победой поколений Рокфеллеров и Рокфайлей, мельников, фер-меров и мелких торговцев, много и тяжко работавших, копив-ших, отказывая себе во всем, и терпеливо ждавших своего часа.

...Американская провинция начала прошлого века: наспех слепленные, на скорую руку сколоченные городки — домики из сосновых досок, лесопилки, мельницы, церквушки.

Жесткий, рациональный, не прощающий грешников и сла-баков бог гугенотов отдохнул на его деде и отце. Годфри Рок-феллер, милый и сердечный человек, не сумел пробиться в жиз-ни. К тому же он (туг волевая бабушка Люси презрительно под-жимала губы) был не дурак выпить. А Уильям Эйвери Рокфел-лер, папа будущего мультимиллиардера, собрал в себе все мыс-лимые пороки — распутник, конокрад, шарлатан, обманщик, двоеженец, лгун... (Зато он не брал в рот ни капли спиртного и даже учредил первое в городке общество трезвости.)

Уильям появился в городе отдельно от семьи — красавец- мужчина со светло-каштановой бородой, в новом, с иголочки, сюртуке и — невиданное дело в Ричфорде! — тщательно отглаженных брюках. На груди у него красовалась табличка «Я — глухонемой». Благодаря ей Уильям, прозванный Большим Биллом, вскоре знал всю подноготную каждого горожанина.

Пышная борода и стрелки на брюках пронзили сердце дере-венской девушки Элайзы Дэвисон. Она воскликнула: «Я бы вышла за этого человека замуж, не будь он глухонемым!» — и скромно стоявший невдалеке «калека» понял, что туг можно провернуть неплохое дельце. Уши Билла работали не хуже еще не изобретенных радаров, о том, что отец дает за Элайзой пять-сот долларов приданого, он прослышал двумя днями раньше, — вскоре они обвенчались, а через два года на свет Божий появил-ся Джон Рокфеллер.

Кроме тяги к трезвости Бог наградил Уильяма необыкновенным обаянием: Элайза не рассталась с ним, даже поняв, что ее жених все отлично слышит, а при случае сквернословит не хуже пьяного лесоруба Она не бросила мужа даже тогда, когда он привел в дом свою любовницу Нэнси Браун, и та —по очереди с Элайзой — стала рожать Уильяму детей.

На заработки Билл уезжал по ночам. Он исчезал в темноте, не объясняя, куда и зачем едет, и возвращался через несколько месяцев на рассвете — Элайза просыпалась от стука ударившегося в оконное стекло камешка. Она выбегала из дома, откидывала засов, открывала ворота, и муж въезжал во двор — на новой лошади, в новом костюме, а порой и с бриллиантами на пальцах. Красавец-мужчина делал неплохие деньги: брал призы на стрелковых конкурсах, бойко торговал стекляшками «Лучшие в мире изумруды из Голковды!» и успешно вьщавап себя за знаменитого доктора-травника. Соседи называли его Биллом-дьяво- лом: одни считали Уильяма профессиональным игроком, другие — бандитом.

Билл процветал, а Элайза и дети жили впроголодь и работали не покладая рук. Она не была уверена, вернется ли муж в очередной раз, и вела хозяйство, откладывая каждый цент. Полуголодные, одетые в старье сыновья с утра бежали в школу, затем шли работать в поле, а после зубрили уроки. Дома царствовали честная бедность и тяжелый труд, а Билл жил во грехе и прекрасно себя чувствовал. Порок не желал быть наказан: Рокфеллер-старший начал богатеть. Он занялся лесозаготовками, прикупил сто акров земли, коптильню, расширил дом... Маленький Джон, любитель душеспасительного чтения, музыки и церковных служб, смотрел на отца и учился.

«Это был очень тихий мальчик, — много лет спустя вспоми-нал один из горожан, — он всегда думал». Со стороны Джон выглядел рассеянным: казалось, что ребенок все время бьется над какой-то неразрешимой проблемой. Впечатление было об-манчивым — мальчик отличался цепкой памятью, мертвой хват-кой и непоколебимым спокойствием: играя в шашки, он изво-дил партнеров, по полчаса думая над каждым ходом, и не проиг-рывал никогда. «Ты ведь не считаешь, что я играю для того, чтобы проиграть?..» Суровое, обтянутое сухой кожей лицо Джо-на Дэвисона Рокфеллера и его лишенные мальчишеского блеска глаза по-настоящему пугали окружающих. Радоваться жизни он не умел никогда. Извлечение выгоды было его любимым вре-мяпрепровождением и единственной усвоенной им наукой. Одна из трех сестер как-то кисло заметила: «Если с неба посып-лется овсяная каша, Джонни будет первым, кто побежит за та-релкой».

Семи лет от роду Джонни самостоятельно взрастил стадо индюков. Которое немедленно... продал за пятьдесят долларов соседскому фермеру. Деньги он, долго не думая, отдал в долг другому соседу... Под семь процентов годовых.

Ни в какие более подобающие нежному возрасту игры он не играл отродясь.

Джон был очень практичным юношей: он умел извлечь пользу даже из слабостей своих родственников. Дед был слабоволен, доброжелателен и болтлив, и ребенок раз и навсегда вытравил в себе благодушие и разговорчивость — он решил, что эти качества присущи неудачникам. Его мать отличали трудолюбие, верность долгу и железная воля — повзрослев, Джон будет работать с рассвета до первых звезд, силой удерживая себя от воскресных занятий бухгалтерией. А гениальный махинатор Уильям Рокфеллер питал нежную, почти чувственную любовь к деньгам: он любил высыпать ассигнации на свой письменный стол и зарывать в них руки, а однажды вышел к детям, помахивая скатертью, сшитой из банкнот... Его страсть передалась сыну.

Джон Рокфеллер не стал ни распутником, ни двоеженцем, на него в отличие от папы никогда не подавали в суд по обвинению в изнасиловании, но тем не менее он многому научился у отца. С раннего детства он занимался бизнесом: покупал фунт конфет, делил его на маленькие кучки и с наценкой распродавал собственным сестрам, ловил диких индюшат и выкармливал для продажи. Вырученные деньги будущий миллиардер аккуратно складывал в копилку — вскоре он начал ссужать их отцу под разумный процент.

Мало кто знал иную, человеческую сторону его натуры. Свойственные людям чувства Джон Дэвисон Рокфеллер спрятал в самый дальний карман и застегнул его на все пуговицы. А между тем он был чувствительным мальчиком: когда умерла его сестра, Джон убежал на задний двор, бросился на землю и так пролежал целый день. Да и повзрослев, Рокфеллер не стал таким чудовищем, каким его изображали: как-то он спросил об однокласснице, которая ему когда-то нравилась (всего лишь нравилась — он был высоконравственным юношей); узнав, что она овдовела и бедствует, владелец «Стандарт Ойл» тут же назначил ей пенсию. Судить о том, каков он был на самом деле, почти невозможно: все мысли, все чувства, все желания Рокфеллер подчинил одной великой цели — обязательно разбогатеть. Он превратил себя в идеальную бизнес-машину, аппарат для производства деловых идей, эксплуатации подчиненных и подавления конкурентов. Все, что могло этому помешать, было отброшено: Джон Дэвисон должен был или умереть от переутомления, или стать богачом. А тому, что он превратился не просто в состоятельного человека, а в самого богатого человека в мире, Рокфеллер был обязан гениальной интуиции и сверхъестественному деловому чутью — качествам, которые не смогла разглядеть даже его собственная мать, знавшая Джона как свои пять пальцев.

Тихий мальчик получает среднее образование — тем временем его отец соблазняет очередную служанку, попадает под суд за обман кредиторов и бросает семью. Уильям Рокфеллер уходит к другой женщине, меняет фамилию и прячется от жены, сыновей и тех, кому был должен. Больше они его не увидят — на похороны отца Джон Дэвисон Рокфеллер не поедет.

Ему исполняется шестнадцать лет, и он уезжает в Кливленд: прилично одетый юноша обходит крупные фирмы и просит владельцев о встрече. Это продолжается шесть дней в неделю шесть недель подряд — Джон Рокфеллер ищет место бухгалтера. Стоит нестерпимая жара, но молодой человек в плотном черном костюме и темном галстуке упрямо шагает от одного офиса к другому — возвращаться на ферму Рокфеллер не хочет.

26 сентября фирма «Хьюитт энд Таттл» взяла его на работу помощником бухгалтера — этот день Рокфеллер будет отмечать как свое второе рождение. То, что первую зарплату ему выдали лишь через четыре месяца, не имело ни малейшего значения — его пустили в сияющий мир бизнеса, и он бодро зашагал к завет-ным ста тысячам долларов.

Джон Рокфеллер вел себя так, как мог бы вести влюбленный: казалось, что тихий бухгалтер находится в состоянии эротического безумства. В порыве страсти он дико кричит в ухо мирно работающему коллеге: «Я обречен стать богатым!» Бедняга шарахается в сторону, и вовремя — ликующий вопль повторяется еще два раза. Рокфеллер не пьет (даже кофе!) и не курит, не ходит на танцы и в театр, зато получает острое наслаждение от вида чека на четыре тысячи долларов — он все время вынимает его из сейфа и рассматривает снова и снова. Девушки зовут его на свидания, а молодой клерк отвечает, что может встречаться с ними только в церкви: он ощущает себя избранником Божьим, и соблазны плоти его не волнуют. Рокфеллер знает, что Господь благословляет праведных, и превращает свою жизнь в постоянный подвиг — он приходит на работу в 6.30 утра, а уходит так поздно, что ему приходится обещать самому себе заканчивать свою бухгалтерию не позднее десяти вечера. И Бог дает ему то, что он хотел.

Рокфеллеру повезло — южные штаты объявили о выходе из Союза и началась гражданская война. Федеральному правительству понадобились сотни тысяч мундиров и винтовок, миллионы патронов,горы вяленого мяса, сахара, табака и галет. Наступил золотой век спекуляции, и Рокфеллер, ставший совладельцем брокерской фирмы со стартовым капиталом четыре тысячи долларов, сделал неплохие деньги. А потом он наткнулся на настоящую золотую жилу. Вечером во всех домах, от дворцов Вандербильтов и Карнеги до лачуг китайских эмигрантов, загорались керосиновые лампы, а керосин, как известно, делают из нефти. Компаньон Рокфеллера Морис Кларк говорил: «Джон верил только в две вещи на земле — в баптистское вероучение и нефть»; по ночам ему снились зияющие в земле нефтяные скважины. Провернув выгодную сделку, мрачный человек в черном костюме прыгал по офису, пел и обнимал секретарш.

Истинная любовь сметает все преграды: Джон Рокфеллер был без ума от денег, и они шли к нему косяком. Когда он чувствовал, что их можно спугнуть, — становился нежен и вкрадчив, когда требовалась сила — боролся за них, не думая о последствиях. Ему исполнилось двадцать пять, знакомые думали, что он навсегда обручен с бухгалтерскими счетами... Но в жизни всегда есть место чуау — одна девушка ждала Джона Рокфеллера вот уже девять лет.

Лаура Селестия Спелмен родилась в богатой и уважаемой семье. Она много читала, пробовала себя в литературной редак-туре и подходила Рокфеллеру по всем статьям. Лаура была ти-пичной пуританкой: танцы и театр казались ей олицетворением порока, зато в церкви она отдыхала душой... Всем цветам буду-щая миссис Рокфеллер предпочитала черный.

Они познакомились еще в школе: он признался ей в любви — она ответила, что сперва ему надо чего-то добиться в жизни, найти хорошую работу, стать состоятельным человеком... Со стороны эта история кажется безмерно унылой, но на деле все обстояло иначе.

Костлявый мальчишка к этому времени превратился в высокого, подтянутого и очень обаятельного молодого человека, а Лаура (домашние звали ее Сетти) стала хорошенькой девушкой. Она прекрасно разбиралась в музыке (три часа ежедневных занятий на фортепиано!). Рокфеллер тоже неплохо музицировал (его упражнения бесили хлопотавшую по хозяйству Элайзу). К тому же Джону Рокфеллеру не удалось заморозить себя окончательно — Сетти знала, что он мог бьпь очень добрым человеком.

За бриллиантовое обручальное кольцо Рокфеллер заплатил 118 долларов — дня него это был настоящий подвиг. Повторять его он не стал: свадьба была скромной, дом, в который перебрались молодые после свадебного путешествия, Рокфеллер снял по дешевке, слуг у них не было. К этому времени ему принадлежал самый крупный в Кливленде нефтеперерабатывающий завод, родители невесты были состоятельными и уважаемыми в городе людьми, но сообщения о свадьбе в газетах не появилось — он не любил, когда о нем говорили. Подчиненные и конкуренты боялись Рокфеллера как огня, а жена считала его добрейшим человеком.

Ровно в 9.15 он появлялся в «Стандарт Ойл», понемногу превращавшуюся в одну из крупнейших компаний страны. Высокая фигура, бледное, чисто выбритое лицо, в руках — зонтик и перчатки, на голове — белая шелковая шляпа, из манжет выглядывают черные ониксовые запонки с выгравированной на них буквой «R». Рокфеллер тихо приветствует подчиненных, справляется об их здоровье и черной тенью просачивается в дверь своего кабинета. Он никогда не повышает голоса, никогда не нервничает, никогда не меняется в лице — вывести из себя его невозможно. Однажды к нему ворвался взбешенный подрядчик, который орал полчаса без перерыва. Все это время Рокфеллер сидел уткнувшись в стол, а когда разъяренный, красный как рак толстяк выдохся, поднял невозмутимое лицо и тихо сказал: «Простите, пожалуйста, я не уловил, о чем вы говорили. Нельзя ли повторить?..»

Он обедал в раз и навсегда установленное время: когда молоко с печеньем бывало съедено, хозяин «Стандарт Ойл» совершал обход своих владений. Рокфеллер шел бесшумной размеренной походкой — определенное расстояние он всегда проходил за одно и то же время. Перед столами своих клерков Рокфеллер возникал как чертик из табакерки, сладко улыбался, спрашивал, как идет работа, и люди приходили в ужас. Рокфеллер был хорошим хозяином — жалованье он платил выше, чем кто-либо другой, назначал отличные пенсии, выдавал больничные — но с теми, кто ему противоречил, разделывался безжалостно. Для подчиненных у него всегда находилось доброе слово, и все же они его смертельно боялись. Ужас, который он внушал, носил мистический характер — его собственный секретарь уверял, что никогда не видел, как Рокфеллер входит и выходит из здания компании. Очевидно, он пользовался потайными дверями и секретными коридорами (недоброжелатели поговаривали, что миллионер влетает в свою контору через дымоход). Пугал и его дом: спартанская обстановка, тихие голоса, немногословные, вымуштрованные дети. О том, как дружно здесь живут, знали лишь его обитатели.

Владелец «Стандарт Ойл» учил детей музыке, плавал вместе с ними, бегал на коньках; если кто-нибудь из маленьких ночью хныкал, Рокфеллер туг же просыпался и мчался к его постели. Он никогда не ссорился с женой, трогательно заботился о матери. Элайза состарилась, начала болеть, и когда случался очередной приступ, Рокфеллер бросал все дела, ехал к ней и сидел у ее постели, пока матушке не становилось лучше. Зато двое детей его ушедшего на гражданскую войну брата умерли чуть ли не от голода, и, вернувшись, забрал их тела из семейного склепа: «Не хочу, чтобы они лежали в земле этого монстра!» А уж в бизнесе он был совершенно безжалостен.

Поговаривали, что капитал Рокфеллера равняется пяти миллионам долларов. Это было не так — в восьмидесятые годы XIX века его компания оценивалась в $ 18 ООО ООО (современный эквивалент — $ 265 ООО ООО). Рокфеллер вошел в двадцатку самых богатых и могущественных людей страны и начал наступление на конкурентов: он заключил соглашение с железнодорожными королями, и те взвинтили тарифы на перевозки. Мелкие нефтяные компании разорялись, крупные капиталисты переуступали Рокфеллеру свои пакеты акций: вскоре он стал монополистом на нефтяном рынке и смог установить собственные, запредельные цены на нефть, которая в начале двадцатого века стала стратегическим товаром. Началась гонка: великие державы строили все больше огромных линейных кораблей, топливом для них служил добывавшийся из нефти мазут. «Стандарт Ойл» превратилась в транснациональную компанию, ее интересы распространились на весь земной шар, состояние Рокфеллера исчислялось в десятках, а затем и сотнях миллионов долларов. На рубеже веков он был признан самым богатым человеком в мире: газеты писали, что состояние Рокфеллера приблизилось к восьми с половиной миллиардам долларов. Его монополию называли «величайшей, мудрейшей и самой нечестной из всех, когда-либо существовавших».

Рокфеллер знал, что, богатея, он выполняет Божье предначертание — в протестантской этике достаток рассматривался как благословение свыше. Его сотрудники вспоминали, как во время одного из совещаний, где говорилось о невеселых перс-пективах компании (речь шла о том, что электрическое освеще-ние вскоре вытеснит керосиновое), Рокфеллер поднял руку к небу и торжественно произнес: «Господь позаботится!» И он позаботился — началась Первая мировая война, и все военные флоты перешли на нефть.

Согласно протестантской вере богатство не привилегия, а долг — часть того, что Рокфеллер зарабатывал, он принялся раздавать. Когда Джон Дэвисон начинал, его состояние исчислялось в тысячах долларов, и все деньги шли в дело. Теперь, когда у него были сотни миллионов, пришло время для богоугодной благотворительности. В месяц к Рокфеллеру приходили пятьдесят тысяч писем с просьбами о помощи — по мере возможности он на них отвечал и отправлял людям чеки. Он помог основать Чикагский университет, учреждал стипендии, выплачивал пенсии — все это оплачивал потребитель, которого Рокфеллер заставлял выкладывать за керосин и бензин столько, сколько было нужно «Стандарт Ойл». Половина Америки мечтала выцыганить у Джона Дэвисона Рокфеллера побольше денег; другая половина была готова его линчевать. Рокфеллер старел; страсти, кипевшие вокруг, действовали ему на нервы. Порой он вздыхал: «Богатство — или великое благословение, или проклятие».

«Стандарт Ойл» представлялась Рокфеллеру своего рода фи-лиалом божественной канцелярии, которая высасывает из-под земли блага Всевышнего в виде нефти и распределяет их между людьми. На одном из своих юбилеев Рокфеллер вдохновенным тенором скандировал: «Благослови, Боже, нас всех, благослови, Боже, «Стандарт Ойл».

Воспитание детей тоже было долгом: им предстояло унаследовать огромное состояние, а это было большой ответственностью. Рокфеллер знал, что Божий дар нельзя пустить по ветру, и изо всех сил приучал детей к труду, скромности и непритязательности. Джон Рокфеллер-младший позднее говорил, что в детстве деньги казались ему загадочной субстанцией: «Они были вездесущи и невидимы. Мы знали, что денег очень много, но знали также, что они недоступны». Для того, кого до восьми лет одевали в девчоночьи платья (Рокфеллеры донашивали друг за другом брюки и свитера, а второго мальчика у них не было), будущий миллиардер выразился чрезвычайно мягко.

Джон Рокфеллер-старший создал дома макет рыночной экономики: он назначил дочь Лауру «генеральным директором» и велел детям вести подробные бухгалтерские книги. Каждый ребенок получал два цента за убитую муху, десять центов — за заточку одного карандаша и пять — за час занятий музыкой. День воздержания от конфет стоил два цента, каждый последующий день оценивался уже в десять. У каждого из детей была своя грядка в огороде — десять выдернутых сорняков стоили один пенни. Рокфеллер-младший зарабатывал пятнадцать центов в час за колку дров, одна из дочерей получала деньги за то, что по вечерам обходила дом и гасила свет. За опоздание к завтраку маленьких Рокфеллеров штрафовали на один цент, они получали по одному кусочку сыра в день, а по воскресеньям им не позволяли читать ничего, кроме Библии.

Сетти ходила в собственноручно залатанных платьях и ни в чем не уступала мужу: расщедрившийся Рокфеллер собрался было купить детям по велосипеду, но жена сказала, что лишние велосипеды в доме не нужны: «Имея один велосипед на четверых, они научатся делиться друг с другом...» Результаты такого воспитания были достаточно противоре-чивы. Рокфеллер-младший чуть было не зачах: когда мальчик подрос и зашла речь об университете, выяснилось, что он по-стоянно хворает и к тому же страдает разнообразными нервными расстройствами. На дворе стояла зима, но Джон тут же отправил сына в загородный дом: больной мальчик корчевал пни, жег кустарник и рубил дрова дня печки — днем он работал до седьмого пота, а по ночам дрожал от холода Джон выжил, окон-чил университет (карманных денег у него не было, и он посто-янно «стрелял» у приятелей несколько долларов) и вошел в се-мейный бизнес. Отец сломал его волю: наследник навсегда ос-тался его тенью, страдая от этого и тем не менее безропотно исполняя свой долг. Он мучился оттого, что был менее талант-ливым бизнесменом, чем отец, что четыре года боялся объяс-ниться с любимой девушкой, что журналисты писали гадости про дорогого папу... Джонни-младшего спасла женитьба на Эбби Олдрих, веселой и обаятельной девушке, дочери сенатора от штата Нью-Йорк,— ее отец был всем известным бонвиваном. Рокфеллер собрался было устроить безалкогольную свадьбу, но отец невесты сказал, что скорее застрелится. Шампанское лилось рекой, и благочестивая Сетти, сказавшись больной, не пришла на это греховное действо... Эбби научила Джона-младшего радоваться жизни: он отбывал свой срок на работе и спешил домой — биржевые сводки наводили на него уныние, а среди детей он расцветал. (Впрочем, Джон воспитывал своих отпрыс-ков также, как воспитывали его. Несчастные внуки Джона Дэ- висона Рокфеллера получали по десять центов за каждую пой-манную мышь.)

Были и более существенные издержки воспитания: сестра Джона Бесси Рокфеллер сошла с ума и провела большую часть жизни в постели. (Она решила, что ее семья разорилась, и проводила время, латая старые платья.) Временами до нее доходило истинное положение вещей, и бедная женщина радостно сообщала медсестрам, что теперь у нее снова есть деньги на гостей. А Эдит Рокфеллер стала легендарной мотовкой. В 21 год она слегла в больницу с нервным расстройством, а затем вышла замуж за человека, который огорчил папу, — Гарольд Маккормик отказался поклясться на Библии, что никогда в жизни не будет пить и не возьмет в руки карты. Маккормики тоже были миллионерами, они также воспитывали детей в строгости и приучали их помогать бедным: Гарольд и Эдит оказались прекрасной парой. Они пустили на ветер не один десяток миллионов — Эдит вывела родословную Рокфеллеров от французских аристократов Ларошфуко, обзавелась гербом, антикварной мебелью, коллек-цией бриллиантов и затмила своими тратами расточительных Вандербильтов. Ей постоянно не хватало денег, и она была вы-нуждена жить в долг, но на одном из балов благородная дама появилась в платье, изготовленном из серебра высочайшей про-бы. С отцом она предпочитала не встречаться — судя по всему, Эдит Рокфеллер было перед ним стыдно.

И все же Джон Дэвисон Рокфеллер чувствовал себя прекрасно. Тяжелым ударом стала потеря любимой жены («В моей жизни была единственная возлюбленная, и я счастлив, что обладал ею»). Но он взял себя в руки и прожил почти до ста лет: такой срок Рокфеллер поставил себе сам и не дотянул до него каких- то два года.

К этому времени Америка превратилось в страну автомобилей (а бензин, как известно, тоже делается из нефти), и богатство Рокфеллера увеличилось до совершенно фантастических размеров. Джон Дэвисон постарел, но оставался крепким и бодрым: «Это компенсация за отказ от театров, клубов и легкомысленных развлечений, которые давным-давно подорвали здоровье многих моих знакомых». Теперь он мог позволить себе то, чего был лишен в детстве: Рокфеллер увлекся спортом, выучился отлично играть в гольф и освоил гоночный велосипед. Старик ездил отпустив руль и держа над головой раскрытый зонтик; ок-ружающие ахали, и туг он вскакивал обеими ногами на седло. Он полюбил женщин: во время автомобильных прогулок на широком заднем сидении его обычно сопровождали две краси-вые спутницы — их колени были предусмотрительно прикрыты шалью, из-под которой Рокфеллер не вынимал рук.

Под конец жизни он стал похож на людоеда.

Рокфеллер захворал алопецией, и у него выпали все волосы на теле. Без бровей, ресниц и усов он стал по-настоящему страшен: окружающие шарахались — казалось, что им навстречу шагает смерть. Дополнительную прелесть картинке придавало то, что Рокфеллер пристрастился к парикам: в его коллекции были представлены все прически и все оттенки. К тому же он стал большим модником: теперь его любимый костюм состоял из желтой соломенной шляпы, синего шелкового пиджака и яркой японской жилетки, ансамбль завершали темные очки. В один прекрасный день Рокфеллера не узнал собственный вице- президент, который давал обед в его честь («Что с тобой, Чарли? Я мистер Рокфеллер!»). Журналисты намекали на то, что муль-тимиллионер впал в маразм, но это даже отдаленно не походило на правду.

С возрастом разум не изменил Рокфеллеру. Он железной рукой правил своей империей: одна только «Стандарт ойл» приносила три миллиона долларов ежегодно (сегодня они равнялись бы пятидесяти миллионам). Ему принадлежали шестнадцать железнодорожных и шесть сталелитейных компаний, девять фирм, торгующих недвижимостью, шесть пароходств, девять банков и три апельсиновые рощи — и все это давало обильный денежный урожай. Но Рокфеллер не вникал в детали деловых операций: у него появилось более увлекательное занятие — он пытался переиграть смерть. Добившись всего, о чем мечтал, теперь он хотел дожить до ста лет: заветная дата была близка, и задача казалась выполнимой. Смерть представлялась ему таким же деловым партнером, как и все ос-тальные, — ее тоже можно было обвести вокруг пальца В 1935 году Рокфеллер отпраздновал свой девяносто шестой день рождения, и страховая компания прислала ему чек на пять миллионов долларов. Это был первый случай за всю историю фирмы — по статистике, до такого возраста доживает только один человек из ста тысяч.

Доктора прописывали Рокфеллеру диету, и он с удовольствием ее соблюдал. Они назначали дозированные физические нагрузки, и он вяло крутил педали велотренажера, слушая проповеди по радио. До ста лет Джон Дэвисон Рокфеллер не дотянул совсем немного: 23 мая 1937 года он умер от сердечного приступа. Когда сограждане уже готовы были поверить в его бессмертие.

Накануне они болтали с Генри Фордом: расшалившийся Рокфеллер назначил собеседнику встречу в раю. Форд хихикнул и ответил, что уж там-то они не встретятся. О том, где сейчас беседуют Рокфеллер и Форд, знает один Бог (или черт — если они числятся по его ведомству). Но империя Рокфеллера процветает.

Его воспитательная метода прокатилась по потомству Рокфеллеров как паровой каток: тем, кто сумел ее вьщержать, уже ничего не страшно. Невропаты, моты и аутсайдеры выпали в осадок (Уин- троп, любимый рокфеллеровский внук, озверев от домашней муштры, махнул на все рукой и подался на нефтепромыслы в Аризону, где жил на семьдесят пять центов в день). Но те, кто сумел принять эти правила игры, приумножили семейное состояние. Маленькие Рокфеллеры до сих пор маются без карманных денег; чуть

повзрослев, они сшибают у однокурсников десятки, чтобы сводить девушку в кино. Потом папы дают отмашку — и потомство всеми конечностями вцепляется в семейный бизнес: по относительной величине совокупного капитала семейство Рокфеллеров до сих пор считается самым богатым в США. Двумстам наследникам старого Рокфеллера принадлежит состояние, оцениваемое в шесть с липшим миллиардов долларов. Среди них есть бывший кандидат в президенты США, бывшая нонконформистка, боров-шаяся за права бедняков, ученые, банкиры и бывшие плейбои. Глядя на этот сплоченный, скрытный, поглощенный делом клан с облака (или с раскаленной сковороды), Джон Дэвисон Рокфел- лер-сгарший должен радоваться и удовлетворенно потирать руки. Он хотел прожить сто лет, а стал бессмертен — в десятках банков, нефтяных компаний и брокерских фирм сидят такие же, как он, Рокфеллеры: тихие, добродетельные, готовые на все...

Весь интерес этой сложной и во многом загадочной фигуры, наверное, и заключается в том, что он сумел соединить в себе теоретически несоединимое. «Он по-настоящему верил только в две вещи — в баптизм и нефть», — сказал один из хорошо знавших Рокфеллера людей.

В своих воспоминаниях король бизнеса в общем-то прежде всего концентрировался именно на этих, столь близких его сердцу предметах. Возникший еще в раннем детстве интерес к предпринимательству, который мать в соответствии со строгой протестантской этикой поддерживала и развивала, тяжкий труд — сначала на службе в чужой компании, затем собственное дело, разраставшееся с каждым годом и требовавшее все боль-ших усилий, постоянная связь с баптистской церковью, благо-творительность, на которую направлялись огромные суммы... Все это безусловная правда.

Однако, читая «мемуары американского миллиардера», надо отдавать себе отчет в том, что Рокфеллер, как практически любой мемуарист, постарался сгладить острые углы и представить свою жизнь такой, как хотелось ему. Он, например, ни словом не обмолвился о том, каким непутевым и безответственным человеком был его отец, постоянно исчезавший из дома на много месяцев и в конце концов бросивший жену с множеством детей ради молоденькой девушки, не подозревавшей о том, что ее поклонник обременен семьей. Что же касается многочисленных обвинений в адрес самого Рокфеллера, считавшегося в течение многих лет одной из самых мрачных, демонических фигур американского бизнеса, то в своих воспоминаниях, как и в своей деятельности, он не счел нужным опровергать их, и лишь иногда, мимоходом, упоминает о предъявлявшихся ему претензиях.

Претензий между тем было много, и появились они не случайно, как не случайной оказалась и «мифологизация» Рокфеллера. Этот человек в течение многих лет спокойно и уверенно создавал абсолютно новый экономический порядок. Хорош был этот порядок или плох — об этом можно судить по-разному. Сам же его создатель был убежден в собственной правоте и неоднократно сравнивал себя и своих помощников с ранними христианами, постоянно преследуемыми язычниками.

Когда молодой коммерсант из Кливленда, Джон Рокфеллер, в середине девятнадцатого века вложил часть своего капитала в торговлю керосином, американский рынок был абсолютно «свободным». Речь идет вовсе не о недостаточном предложении товаров — как раз наоборот, добывать нефть и перерабатывать ее в то время начали сотни, а потом и тысячи предпринимателей. Суть в том, что в соответствии с обычаями того времени каждый производил столько, сколько он считал нужным, не слишком хорошо представляя себе, что такое «кризис перепроизводства» и к каким последствиям он может привести.

Рокфеллеровская же «Стандарт Ойл» начала спокойно и методично — как и все, что делал ее хозяин, — подчинять себе рынок. Рокфеллер скупил огромную часть нефтеперерабатывающих заводов, многие только для того, чтобы закрыть. С некоторыми конкурентами он договаривался, просто показывая им свои бухгалтерские книги, оборот его капиталов был таков, что у соперников просто опускались руки. С более упрямыми обходился куда жестче, также спокойно и методично «перекрывал им воздух», лишая доступа к перевозкам или дешевой таре.

Рокфеллер был первым бизнесменом, договорившимся с железными дорогами о системе скидок для его компании, перевозившей огромное количество нефти, чем сразу разорил множество мелких производителей.

Все это работало на создание «демонического образа», который он не давал себе труда опровергать. Фактически, Джон Рокфеллер был создателем первого, но далеко не последнего в истории «Спрута». Все это, однако, как ни удивительно, совершенно не противоречит тому, что он в течение всей своей жизни оставался верен внушенным ему матерью ценностям. Аккуратный, выдержанный, спокойный человек, прекрасный семьянин, заботливый муж и отец, религиозный человек. Эти качества не только не мешали, но помогали ему в его предпринимательской деятельности.

Начав еще в детстве аккуратно записывать в специальную книжечку свои расходы и доходы, он так и остался гениальным бухгалтером — о чем с гордостью рассказал в своих мемуарах. Пунктуальный, вежливый — с компаньонами, с подчиненными или с уничтожаемыми конкурентами.

Мальчик, тративший заработанные гроши на благотворительность, молодой клерк, отдававший беднякам часть своего заработка, который, наверное, так хотелось потратить на себя, вечно осаждаемый просителями миллиардер, сумевший внести новые принципы не только в бизнес, но и в благотворительность и создать знаменитый Рокфеллеровский фонд.

Так кто же он — «акула капитализма или благодетель человечества?

В соответствии со своим баптистским воспитанием, сам Рокфеллер ответил бы, что гордыня — смертный грех, и он просто стремился упорядочить и довести до совершенства все, к чему прикасался, — свою домашнюю жизнь, торговлю нефтью, помощь бедным, поддержку новых идей в медицине, свободный рынок... И, наверное, подумал бы о том, во что в течение пяти веков верили баптисты, — тому, у кого есть удача в делах, помогает Бог.

Рокфеллер первый раздел своих воспоминаний озаглавил — «Искусство брать», а один из последних — «Искусство давать». И как бы ни относиться к Джону Дэвинсону Рокфеллеру, надо признать — в этих сферах равных ему, пожалуй, найдется не-много.