§ 3. Теолингвистика
Языкознание начиналось с анализа и толкования сакральных текстов. Еще в ХVIII-ХIХ вв. господствовала каноническая трактовка текста, под которым прежде всего понимались цитаты из Священного Писания[336].
Так что сегодня филология в каком-то смысле возвращается на круги своя. В настоящее время выделяется особый раздел языкознания – теолингвистика. Предмет ее пока дискутируется. Одна из последних теоретических работ, посвященных определению предмета, цели, задач и методов сопоставительной теолингвистики принадлежит профессору православного теологического факультета Белградского университета Ксении Кончаревич[337].1) Антропоцентрическая теолингвистика. В упрощенном варианте предметом теолингвистики мыслится отраженное в литературном языке проявление религии и особо – религиозный язык (религиолект, конфессиолект)[338]. Две основные области теолингвистической проблематики – анализ письменного конфессиолекта (библейских текстов на разных языках, святоотеческого наследия, богословских и религиозно-философских трудов) и устного конфессиолекта, т.е. социолекта, используемого в церковной среде. Теолингвистика определяется лишь самим материалом исследования и предстает как одно из лингвистических направлений в рамках сложившейся антропоцентрической парадигмы. Структурно-семантический анализ языка, выполненный на материале религиозного текста и снабженный богословским комментарием, признаётся теолингвистическим. Казанские лингвисты и преподавателями Казанской Духовной семинарии для теолингвистики, занимающейся христианской языковой проблематикой, предложили термин православная лингвистика.
В СССР теолингвистические разработки такого рода велись как богословами, так и филологами. Однако социально-политические условия накладывали на эти изыскания свой отпечаток. Труды богословов оставались, как правило, недоступны широкой читающей публике, а филологи испытывали серьезное идеологическое давление.
В 1990-е гг. происходит переоткрытие религиозной проблематики в русском языкознании. Знаковым явлением стало появление пособия Н.Б. Мечковской «Язык и религия» (1998). Оно действительно может быть названо революционным. Достаточно сказать, что, по мнению Н.Б. Мечковской, только божественная версия происхождения языка позволяет преодолеть непреодолимые эволюционистскими гипотезами препятствия к пониманию языка как естественным путем возникшего феномена.2) Теоцентрическая теолингвистика. И.В. Бугаева указывает на необходимость конкретизации традиционного лингвистического антропоцентризма: «В таком случае встает вопрос, о каком человеке идет речь: о человеке, произошедшем от обезьяны, по дарвинской теории, или о человеке, созданном Богом. В последнем случае точнее было бы говорить не об антропоцентрическом, а о теоцентрическом подходе к филологическим исследованиям»[339]. Структурализм изучает язык как изолированную от носителя систему. Антропоцентризм видит язык промежуточным миром между человеком и миром. В теоцентрической парадигме язык рассматривается как сущностный атрибут человека, понимаемого как творение Божие. Из этого с необходимостью следует пересмотр методологии и целей лингвистического исследования. Важнейшим из источников методологических установок теолингвитики являются тексты Священного Писания и творения святых отцов. Теоцентризм иначе, чем антропоцентризм ментальные категории и их языковое воплощение. И.В. Бугаева указывает: «Ментальную категорию, выражающую веру человека и его убеждение в том, что все свершается только по воле Божией, называем протективностью (от protector – защитник, покровитель), а единицы, соответственно, протективами»[340].
И.В. Бугаева предлагает классификацию протективов:
1. По адресату: господские (по Промыслу Божию; храни вас Господь), богородичные (молись Божией Матери), всесвятские (все святые, молите Бога о нас; помолись преподобному Серафиму), ангельские (Ангел хранитель, не оставь меня).
2. По значению: просительные (Господи, помилуй), благодарственные (Слава Тебе, Господи; Благодарю Тебя, Боже; Слава Богу за всё), свидетельские (Господь знает, Господь рассудит, Господь управит).
Думается, прознозируемое И.В.
Бугаевой провозглашение единой теоцентрической парадигмы невозможно. Слишком многие проблемы устройства и функционирования языка останутся без освещения. Так, в теоцентрической парадигме нет места интегральному описанию лексики, т.к. полнота информации о лексеме включает и такие аспекты, которые никак не связаны с религиозной сферой и мировоззрением человека.Рассмотрим, например, фразы Муха села на варенье – Маша села на варенье. Глагол здесь обозначает принципиально разные действия и, строго говоря, перед нами – разные лексемы (в апресяновском смысле). Прототипическое сесть означает ‘согнув ноги, опуститься на твердую поверхность (стул, бревно)’. Муха села – преднамеренное, но не осознаваемое действие; Маша села – непреднамеренное. Муха собственно даже не села, а лишь опустилась. С точки зрения прагматики на эту фразу следуют две разные реакции – муху согнать, Машу – наказать, пожалеть в зависимости от ситуации. Муха сидит на варенье (на самом варенье) – Маша сидит на варенье (на банках, которые стоят под сидением). Муха↓ может сесть на варенье (оно недостаточно закрыто) – Маша может↓ сесть на варенье (Маша настолько рассеянна). Все эти и многие другие особенности употребления слова сесть, релевантные (значимые) в антропоцентрической парадигме, в теоцентрической будут проигнорированы как празднословие.
3) Теоантропокосмическая парадигма[341]. Принципиально новое понимание языка и его носителя представлено в «Московской школе» теолингвистики. Московская школа теолингвистики целью исследования ставит познание Истины через установление частнонаучных истин. Главным теоретиком новой лингвистической парадигмы является профессор Валент. Ил. Постовалова (Институт Языкознания РАН), исследующая лингвистические аспекты православного миросозерцания и духовной практики, осуществляет герменевтику лингвофилософских и религиозных текстов. Особенно активно и плодотворно она занимается философией имени, представленной в рамках школы Всеединства (о. Павел (Флоренский), С.Н.
Булгаков, А.Ф. Лосев). Постовалова отмечает, что их работы содержат «ряд исходных лингвофилософских и лингвобогословских идей, а также ряд общемировоззренческих установок, позволяющих говорить о некоей общей концепции языка, развиваемой в трудах этих мыслителей, и о приверженности их к единой парадигме исследования языка»[342].Язык здесь понимается в самом широком смысле, а его главной единицей признается так же широко понимаемое «слово». В теоантропокосмической парадигме представлена энергийно-ономатическая концепция языка. Ее основные положения:
1) методологическая установка на цельное знание и изучение языка в контексте философии всеединства;
2) понимание «слова» как универсальной информационной основы мироздания;
3) паламитское учение о сущности и энергии как обоснование православного реализма и онтологической трактовки слова[343].
В теоантропокосмической парадигме понятие «человек говорящий» получае совершенно новое содержание. Человек соединяет в себе весь космос: тело – материальный мир, душа – идеальный мир (сверхчувственный, тонкоматериальный), дух – трансцендентный мир (сверхчувственный, сверхтонкий материальный).
Некоторые работы В.И. Постоваловой: Наука о языке в свете идеала цельного знания // Язык и наука конца 20 века. М., 1995; Бог, ангельский мир, человек в религиозной философии А.Ф. Лосева // Логический анализ языка: Образ человека в культуре и языке. М., 1999; Этическая оценка другого и самооценка в православной духовной традиции (на материале эпистолярного наследия святителя Игнатия Брянчанинова) // Логический анализ языка: Языки этики. М., 2000; «Начало» и «конец» в православном миросозерцании // Логический анализ языка: Семантика начала и конца. М., 2002; «Истина» и «заблуждения» в православном миросозерцании // Логический анализ языка: Между ложью и фантазией. М., 2008.