Введение
Изредка лингвисты проявляли интерес к описанию таких маргинальных систем в языках, как подзывания животных, колебания в речи или автономная детская речь. Иногда подобные явления изучались из чисто лингвистического интереса к синхронному описанию: они часто содержат звуковые элементы или формы, не встречающиеся в «нормальной» центральной системе языка, или характеризуются необычным расположением или частотностью элементов, встречающихся и в центральной системе.
Такого рода исследование имеет особо близкое отношение к вопросу о моносистемной природе языков в сравнении с разнотипными описаниями «сосуществующих» систем. Иногда эти маргинальные явления изучались с психологической точки зрения, в связи с вопросами усвоения языка или его функционирования.В данной статье осуществляется подход к анализу автономной детской речи с довольно общей таксономической, лингвистической точки зрения. Цель статьи — начать межъязыковые исследования маргинальных явлений подобного рода, в результате которых будет получена их общая характеристика и общая схема для характеристики маргинальных явлений в изолированном языке, так что станут возможны их синхронная классификация и историческое объяснение.
Под автономной детской речью здесь понимается любая особая форма языка, которая рассматривается речевым коллективом как подходящая главным образом для общения с маленькими детьми, а не для нормального общения взрослых. Например, англ. choo-choo, соответствующее в языке взрослых слову train «цоезд», или itty-bitty — слову little «маленький, мало». В большинстве случаев единица автономной детской речи может использоваться также и в некоторых других специальных ситуациях; в некоторых случаях (например, peek-a-boo «игра в прятки») единица автономной детской речи не имеет соответствия в нормальном языке, так как относится к деятельности или предмету, специфическому в основном для детей.
Метод описания, принятый в данной статье, состоит в сравнении явлений автономной детской речи в шести языках, выбранных так, чтобы представить разнообразные языковые структуры и социолингвистические окружения в пределах доступного материала: арабский язык (Сирии), маратхи, команчский, нивхский, (американский) английский и испанский. Первые два являются крупными языками Азии, на которых говорят миллионы и которые имеют устойчивые литературные традиции; следующие два принадлежат малым бесписьменным коллективам, один в Новом свете, другой — в Старом; два последних являются крупными европейскими языками. Главным источником материала по первым четырем языкам послужили статьи Фергюсона (Фергюсон 1956), Келкара (К е л к а р 1964), Касагранде (Касагранде 1948) и Аустерлица (Аустерлиц 1956); материал по английскому и испанскому языкам был собран от информантов [156].
Прежде чем приступить к рассмотрению материала, выскажем некоторые допущения, на которые опирается данная работа, поскольку они не совпадают с распространенным взглядом на автономную детскую речь. Здесь принимается, что автономная детская речь есть относительно устойчивая, конвенционализированная часть языка, передаваемая «естественными» средствами языковой передачи в значительной степени так же, как остальной язык; она не является ни чем-то универсальным, инстинктивно создаваемым детьми повсюду, ни эфемерной формой речи, возникающей в результате подражания взрослыми речи ребенка. Однако, подобно другим маргинальным системам, таким, как подзывания животных, автономная детская речь обнаруживает модель диффузии, отличную от нормального языка: например, некоторые единицы автономной детской речи часто присутствуют в контактирующих, но генетически не связанных языках.
Допущение об относительной устойчивости, противопоставленное теории создания ad hoc, основывается на таких исторически засвидетельствованных случаях, как значительное подобие записей арабской автономной детской речи начала XIX в.
и современной арабской автономной детской речи [157]. Еще более впечатляющим примером служит устойчивость слов автономной детской речи, обозначающих пищу, питье и сон, в течение примерно двух тысяч лет в Средиземноморье. Римский грамматист Варрон (116—27 до н. э.) [158] приводит лат. bua и papa или рарра в качестве автономных детских слов, обозначающих питье и пищу соответственно; засвидетельствовано также употребление лат. naenia «погребальная песнь, горестное стенание» в автономной детской речи со значением «колыбельная».В настоящее время общим арабским автономным детским словом, обозначающим питье, является mbu или mbuwa. Автономным детским словом, обозначающим пищу, по всем областям распространения испанского языка является papa; некоторые носители испанского языка считают это особым употреблением слова «картофель» из языка взрослых, но оно засвидетельствовано в испанском языке до появления картофеля. Автономным детским словом, обозначающим хлеб, в современном арабском языке Марокко является Ьарра (или babba, или рарра). Общеарабским автономным детским словом, обозначающим сон или колыбельную, является ninni или ninne, встречающееся также в итальянском языке. Детали диффузии абсолютно неясны, но очень мало сомнения в том, что существует историческая связь между латинскими словами и словами современных арабского, испанского и итальянского языков.
Допущение о том, что единицы автономной детской речи конвенционализированы и передаются из культуры в культуру, а не универсальны, можно оценить, рассмотрев табл. 1. В структуре этих единиц имеются сходства, о которых будет сказано ниже, но любое мнение об их универсальности опровергается такими контрастами, которые обнаруживают сирийско-арабские и испанские автономные детские единицы, обозначающие «отец» фафа : tata), «младенец» (bubbu : nene), «пища» (qiaiprpa: papa), «маленький» (nflnu: tiquitito) [159].
Допущение о том, что взрослые обучают детей значительной части автономной детской речи, может быть приблизительно оценено с помощью простого наблюдения.
Взрослые сообщают ребенку, что поезд — это choo-choo, а собака — это bow-wow и повторяют ему это до тех пор, пока он не создаст своей версии этих слов. Альтернативное объяснение, что миллионы детей независимо друг от друга создают такие единицы, как choo-choo и bow-wow вместо сотен других возможных, равно удовлетворительных звукоподражаний, явно несостоятельно. Справедливо, конечно, что иногда взрослые в самом деле имитируют какую- либо единицу речи детей и она закрепляется в семье; справедливо также, что имеются сходства между признаками речи детей и признаками автономной детской речи и что взрослые часто чувствуют, что единицы автономной детской речи являются имитациями речи детей. Однако общее допущение о том, что взрослые обычно дают начало автономной детской речи, пользуясь тем знакомым им материалом, который представляется подходящим для этого, остается в силе. Имеются примеры слов автономной детской речи, которые включаются в нормальный язык, таковы англ. tummy «животик», некоторые нивхские слова (А у с- т е р л и ц, 1956, 271—272), исп. pininos «ножки».Материал
В автономную детскую речь входит материал по крайней мере трех родов: 1) интонационные и паралингвистические явления, которые сопровождают как нормальный язык, так и автономную детскую речь; 2) морфемы, слова и конструкции, являющиеся модификациями нормальных языковых; 3) ряд лексических единиц, специфических для автономной детской речи.
Интонационные признаки отмечались многими авторами, и даже случайный наблюдатель может заметить большую частоту основного тона, предпочтение определенных мелодических контуров и такие специфические признаки, как лабиализация, встречающиеся в автономной детской речи многих языков. Многое из этого включается в термин Ammentoa. Пока было предпринято очень мало попыток систематического описания подобного материала автономной детской речи 6, и он не будет больше здесь рассматриваться.
Материал автономной детской речи, производный от нормального языка, весьма разнообразен в шести рассматриваемых языках, но имеется значительное количество общих фонологических и грамматических моделей модификации, представляющих интерес.
Фонология [160]
Упрощение сочетаний согласных (например, англ.
tummy вместо stomach «живот») засвидетельствовано во всех языках, кроме арабского, но может встречаться и там. Имеется любопытное отклонение от этого в нивхском языке: там сохраняется много конечных сочетаний согласных, хотя они и упрощаются; конечные сочетания в нивхской автономной детской речи более сложны, чем в автономной детской речи других языков.Замещение г другим согласным (например, англ. wabbit вместо rabbit «кролик») — либо одним из плавных 1, w или у, либо апикальными смычными t или d — встречается во всех шести языках. Появление 1 в нескольких языках удивительно, так как некоторые лингвисты считают, что вибранты являются более «основными», чем боковые, на том основании, что имеется много языков с вибрантами и без боковых, но мало — с боковыми и без вибрантов.
Замена задненебных апикальными (например, англ. turn on вместо come on «идем!») засвидетельствована во всех языках, кроме арабского и нивхского; учитывая частотность задненебных в арабской и нивхской автономной детской речи, можно предположить, что эта замена там не встречается.
Некоторые взаимозамены сибилянтов, аффрикат и смычных (например, англ. soos вместо shoes «башмаки») встречаются во всех языках, кроме команчского и нивхского, и принадлежат к трем различным типам: а) шипящие замещаются свистящими (арабский, маратхи, английский); Ь) сибилянты замещаются [с] (маратхи, испанский); с) аффрикаты замещаются смычными (маратхи). Наиболее интересна здесь, может быть, замена [s] на [с] (например, исп. becho вместо beso «поцелуй»), поскольку последнее многими лингвистами ощущается как «основной» звук; это замещение представляется очень неестественным носителям английского языка. В испанской автономной детской речи [с] вместо [s] широко распространено и фактически
является отличительным признаком автономной детской речи; из рассматриваемых здесь языков оно встречается еще в маратхи, а также засвидетельствовано в японской автономной детской речи.
Дистантная носовая ассимиляция засвидетельствована в маратхи, нивхском и испанском языках (например, исп.
mamoch вместо vamos «идем!»), а также может встретиться в других языках.Примеры утраты безударных слогов есть в английском и испанском языках (например, исп. tines вместо calcetines «носочки») [161].
Грамматика
По крайней мере один уменьшительный или ласкательный аффикс часто встречается в каждом языке. Это может быть либо регулярный уменьшительный аффикс (например, исп. -ito, -ita или команч. -сі), либо аффикс, используемый в основном в автономной детской речи и лишь изредка — в обычном языке (например, нивх, k/q, маратх. -[klula/ -ukla, араб, -о, англ. -ie).
Во всех языках более употребительны существительные, чем местоимения или глаголы: предложения с именным составным сказуемым без глаголов замещают нормальную конструкцию со связкой или полнозначным глаголом (например, англ. dollie pretty вместо the doll is pretty «кукла хорошенькая»); конструкции с 3-м лицом замещают конструкции с 1-м и 2-м лицами (например, англ. daddy wants «папа хочет» вместо I want «я хочу»).
В двух языках, арабском и маратхи, сдвиг родов используется как знак нежности: при обращении к мальчику употребляются существительное и местоимение женского рода или прилагательное и глагол в форме женского рода и наоборот. Например, в арабском: w3n ruftti уа binti? «Куда ты ходила, девочка?», сказанное мальчику; inta 2u’3n? «Ты (муж. р.) голоден?», сказанное девочке [162]. В маратхи в подобных случаях к имени мальчика прибавляется окончание женского рода и наоборот.
Словарь
Число лексических единиц автономной детской речи колеблется от 25 до 60. Чаще всего предметами речи являются: имена родства, прозвища и т. п.; части тела и функции тела; основные качества типа «хороший», «плохой», «маленький», «грязный»; названия животных и детских игр. Около 30 таких единиц, общих для большинства из рассматриваемых шести языков, перечислены ниже; они разбиты на четыре класса; в нескольких случаях приводятся модифицированные слова языка взрослых, если нет соответствующих специальных слов автономной детской речи.
Характеристики
Слова автономной детской речи, являющиеся либо модификациями нормальных слов, либо специальными лексическими единицами, обнаруживают некоторые общие характеристики. Во-первых, единицы автономной детской речи состоят из простых, более «основных» согласных, в частности смычных и носовых, и из очень небольшого набора гласных. Можно было бы ожидать, что в автономной детской речи не встречаются более редкие, более специфические согласные, которые усваиваются позднее других. Вообще говоря, так оно и есть, но имеются некоторые исключения. В нивхской автономной детской речи используются четыре фонемно различных носовых и большое количество задненебных, как было указано выше. В арабском имеется много единиц автономной детской речи с фарингальными спирантами, хотя часто считается, что они усваиваются поздно. Лучшим примером служит тот факт, что в арабской автономной детской речи существуют губные эмфатические, и очень может Оыть, что они являются первыми эмфатическими, которые усваиваются арабскими детьми, хотя в языке взрослых они маргинальны.
Второй фонологической характеристикой автономной детской речи всех шести языков является преобладание редупликации как частей слов, так и целых слов. В нескольких из этих языков удвоение играет некоторую грамматическую роль и в языке взрослых, но в автономной детской речи оно обычно самостоятельно и не соотносится с редупликацией в нормальном языке. По всей вероятности, редупликацию следует рассматривать как характерный признак автономной детской речи во всем мире.
Каждый из шести языков имеет типичную («каноническую») форму единиц автономной детской речи. Имеются некоторые вариации, зависящие, по крайней мере частично, от канонических форм морфем в соответствующем языке взрослых, но самая распространенная форма — это CVC, т. е. односложное начало и окончание на согласную; CVCV — следующая по распространенности форма. Многие единицы имеют форму CVCCV с двойным согласным в середине, даже если это не обычно для языка взрослых. Пример вариации, обусловленной нормальными каноническими формами, можно привести из испанского языка: в испанском языке взрослых односложные слова вида CVC чрезвычайно редки, и эта форма, как представляется, не встречается в испанской автономной детской речи, где самой распространенной формой является CVCV.
Что касается грамматики, то самыми примечательными признаками, кроме редупликации и канонических форм, упомянутых выше в качестве фонологических характеристик, являются отсутствие словоизменительных аффиксов, наличие специфического для автономной детской речи аффикса и использование слов в различных грамматических функциях. Наиболее широко представленные семантические поля специфического словаря автономной детской речи включают родство, пищу, части тела, животных.
Необходимо отметить, что признаки, перечисленные здесь в качестве характеристик автономной детской речи, вообще характерны для однословных высказываний («монорем»), употребляемых детьми на стадии лингвистического развития, следующей за стадией призывных звуков и других дорепрезентативных единиц и предшествующей стадии двусловных высказываний, где появляются слова и предложения [163]. К общим характеристикам относятся редупликации, примитивные аффиксы; в качестве объектов речи выступают пища, животные, игрушки и т. д.
В связи с этим подобием напрашивается гипотеза о том, что каждый языковой коллектив располагает некоторым запасом единиц автономной детской речи, который может служить малышам в качестве подходящего материала для подражания при создании ими монорем, но который не пересекается с нормальными словами языка и может постепенно отбрасываться по мере того, как в речи детей появляются настоящие слова. Ребенок может создавать и часто создает свои моноремы, черпая из других источников, таких, как звукоподражания или фрагменты высказываний взрослых, но единицы автономной детской речи обычно остаются одним из его основных источников. Таким образом, словарь автономной детской речи любого языкового коллектива может играть особую роль в лингвистическом развитии детей: он облегчает каждому ребенку усвоение набора монорем, от которых он может идти дальше к началам настоящей грамматики. Экспериментальное подтверждение этой гипотезы сопряжено с определенными трудностями; быть может, наиболее релевантные данные будут получены в обществах с совершенно другими установками по отношению к усвоению языка ребенком (Ср. Фёгелин и Робине т, 1954).
Функции
При каких обстоятельствах и в каких целях употребляется автономная детская речь? По этому вопросу опубликовано очень мало материала. Однако в статьях указываются и информантами упоминаются некоторые ситуации или цели; их можно рассмотреть.
Возможно, что главной целью считается обучение ребенка речи; когда людей спрашивают, для чего и в каких случаях они употребляют автономную детскую речь, они отвечают, что пользуются ею в разговоре с маленькими детьми, чтобы тем было легче учиться говорить. Если задавать более подробные вопросы, они могут объяснить, что то, что они говорят на автономной детской речи, ребенку легче усвоить, что это яснее, т. е. ребенку легче услышать; кроме того, когда имеется выбор между двумя способами сказать что-либо, особенно в маратхи, автономная детская речь пользуется более ярким, более «маркированным» способом. Это ощущение, очевидно, не во всех случаях верно (разве pussy «киса» много легче, чем cat «кошка»?) и слишком расплывчато сформулировано, но представляется, что оно отражает в духе народной мудрости ту функцию, которая была предположительно названа выше. Но стоит немного поразмыслить, и становится ясно, что это не единственный случай употребления автономной детской речи. В каждом из шести рассматриваемых языковых коллективов ее употребляют также при обращении к младенцам, которые еще не начали учиться говорить, и к любимым комнатным животным. Ясно, что новорожденного младенца или домашнее животное не учат говорить.
Представляется, что вторичное употребление автономной детской речи отражает желание говорящего воссоздать некоторый аспект ситуации «воспитатель — младенец», в которой имеет место первичное употребление автономной детской речи. Инициатива при этом может исходить от ребенка. Например, ребенок, который уже вышел из стадии пользования автономной детской речью, может опять обратиться к автономной детской речи, может даже употребить автономную детскую речь, которой он не пользовался раньше, для того чтобы привлечь к себе внимание или для того, чтобы с ним обращались в некотором отношении как с младенцем. Кроме того, взрослые пользуются автономной детской речью, передавая речь детей; в некоторых языковых коллективах (например, маратхи, норвежский) автономную детскую речь часто употребляют, изображая речь детей в произведениях художественной литературы, в романах и рассказах.
Ситуация «воспитатель — младенец» может также воссоздаваться воспитателем. Например, представляется, что употребление автономной детской речи в обращении к любимым комнатным животным и новорожденным младенцам выражает нечто вроде покровительства и привязанности, характерной для воспитателя по отношению к ребенку. Исследователь маратхи [Келкар] указывает, что говорящий испытывает от этого чувство удовлетворения.
В маратхи, английском и испанском языках засвидетельствовано употребление автономной детской речи любовниками; в этом случае не всегда ясно, воссоздается ли покровительство воспитателя или зависимость ребенка. Заслуживает внимания сообщение Келкара о том, что в ситуациях многоязычия взрослые, которые пользуются автономной детской речью в общении с другими взрослыми, употребляют ее только на своем родном языке. Однако весьма вероятно, что положение может меняться в зависимости от многих факторов; в любом случае это связано с важным общим вопросом стилей, выражающих отношения, во втором языке.
И наконец, документально засвидетельствовано, что в некоторых языках автономная детская речь употребляется взрослыми в определенного рода песнях, загадках и каламбурах, что имеет мало прямого отношения к использованию ее в общении с детьми (Аустерлиц 1956, 272—273).
Вариативность и диффузия
На факт вариативности в автономной детской речи было указано выше; он требует дополнительного рассмотрения. Во-первых, имеются семейные вариации: некоторая единица входит в употребление в одной семье, укрепляется в ней, но не распространяется за ее пределы. Имеются также примеры единиц, которые переходят из одной семьи в другую, но не становятся всеобщими.
Во-вторых, имеется ареальная диффузия, о которой упоминалось выше. Единицы автономной детской речи часто диффундируют в пределах ареала, а не в соответствии с линиями генетических отношений — в отличие от огромного количества других языковых явлений. Хорошим примером может служить слово автономной детской речи [kix], значащее «грязный, не трогай», и т. п. Это слово с небольшими различиями, зависящими от фонологических систем соответствующих языков, встречается почти во всех языках Среднего Востока. Оно засвидетельствовано (М а к- к а р у с 1963) в арабском, курдском, персидском и арамейском языках, хотя эти языки представляют две различные языковые семьи, семитскую и индоевропейскую (иранскую ветвь). Слово [kix] не засвидетельствовано в турецком языке, в котором нет фонемы типа [х]. Другой хороший пример — это употребление слова wawa, uwwa или vava в значении «боль, рана, ушиб» по всему Среднему Востоку (в арабском, арамейском, турецком, персидском, армянском, греческом языках), с [v] в языках, подобных персидскому и греческому, не имеющих регулярной фонемы типа [w].
Этого рода диффузия может объясняться тем фактом, что единицы автономной детской речи не полностью влились в грамматическую систему языка, хотя они достаточно хорошо влились в его фонологическую систему. Эта недостаточная слитность явно облегчает заимствование этих терминов из одного языка в другой, однако, по-видимому, для объяснения данного явления нужно искать чне только лингвистические, но и социальные факторы.
Вариативность этого рода, будучи относительно независимой от генетических отношений, представляет удобный случай для изучения дистрибуции единиц автономной детской речи по всему миру на статистической основе и для такого анализа статистических универсалий того или другого вида, который предпринял Якобсон (Якобсон 1962), по крайней мере с mama и papa, предложив некоторые объяснения их встречаемости в языках мира с частотностью гораздо большей, чем случайная. Для лингвиста это редкое удовольствие располагать языковым явлением, которое можно изучать по всему земному шару без необходимости в поправках, вытекающих из генетических отношений соответствующих языков.
Другой вид вариативности автономной детской речи в разных языках — это объем словаря или диапазон варьирования некоторой части словаря. Одним из неожиданных открытий данного исследования явилось сходство явлений автономной детской речи в шести рассматриваемых языках, в то время как можно было предположить, что будут обнаружены серьезные культурные различия в единицах автономной^ детской речи и в ситуациях, в которых они употребляются. Однако в этом направлении нужны дальнейшие исследования.
Следует указать еще на один пункт, где наблюдается расхождение, а именно на различия в установках по отношению к публичному употреблению автономной детской речи. В нашем обществе взрослые упоминают автономную детскую речь в серьезном разговоре с извиняющимся видом и чувствуют себя довольно неловко, цитируя примеры из автономной детской речи. Кроме того, в нашем обществе широко распространено мнение, будто употребление автономной детской речи препятствует усвоению языка. Считается, что если употреблять слишком много автономной детской речи дома, то ребенок не выучит как следует нормальный язык. Это убеждение в явной форме высказывается в книгах, посвященных развитию ребенка, хотя, кажется, нет экспериментальных данных, которые подкрепляли бы его[164]. В противоположность этому в арабском мире нет таких взглядов на автономную детскую речь. Взрослые могут обсуждать автономную детскую речь совершенно свободно, и они с легкостью пользуются ею в подходящих случаях. Представляется, что у них нет и следа мнения о том, что употребление автономной детской речи может препятствовать усвоению языка взрослых. Но и американцы и арабы считают, что автономная детская речь больше пристала женщинам, чем мужчинам.
Резюме
Автономная детская речь — это языковая подсистема, которую речевой коллектив считает пригодной в основном для общения с маленькими детьми; она включает в себя интонационные признаки, модификации нормального языка и набор специфических лексических единиц. Специфических лексических единиц обычно насчитывается от 25 до 60;