ВВЕДЕНИЕ
В настоящей статье кратко излагаются теоретические результаты и выводы моей книги (Nichols 1981), посвященной русским предикативным именам[53]. Цель моего исследования — объяснить колебания в выборе именительного и творительного падежей в русских конструкциях типа Он был веселый vs.
Он был веселым. Полученные теоретические выводы оказались значительно более широкими, чем можно было ожидать; они поставили под сомнение два фундаментальных принципа послесоссюровской лингвистики: принцип семантического инварианта и принцип кодирующей функции морфологии.Предшествующая литература по данному вопросу (обзор которой здесь не дается по причинам недостатка места) распадается на два класса. Большинство исследований, включая практически все работы более ранних периодов, а также многочисленные широко известные утверждения, разбросанные в литературе по русским падежам, были нацелены на поиск единого, по преимуществу семантического, инварианта для объяснения выбора того или иного падежа. Исследования последних лет допускают наличие нескольких факторов, обусловливающих выбор падежа, и не ограничиваются подведением этих факторов под какой-либо один инвариант. Мой собственный вывод состоит в том, что поиск единого инварианта, обусловливающего выбор падежа в упомянутых конструкциях,— это ложный путь исследования: обилие и разнообразие явных факторов, очевидным образом влияющих на выбор падежа, препятствует их объединению в одной рубрике. Это обстоятельство в свою очередь ставит под сомнение описательную и даже теоретическую ценность понятия инварианта. С другой стороны, исследования, допускающие наличие нескольких обусловливающих факторов, имеют свои недостатки: так, в них недостаточно четко выражена теоретическая позиция относительно языковой инвариантности. Все исследования грешат одним общим серьезным недостатком: ни в одном из них не дается полного обзора всех типов конструкций, допускающих колебания в выборе именительного и творительного падежа, или типов морфологических форм, возможных в конструкциях такого рода.
В настоящем исследовании делается попытка преодолеть указанные недостатки.В нашем исследовании совмещаются два методических приема: анализ текстов и опрос информантов. Был исследован корпус текстов русского литературного языка XX века — как художественных, так и научных (примеры, приводимые с указанием источника, взяты из реальных текстов). Остальные примеры были получены от информантов — носителей русского языка; каждый пример был проверен по меньшей мере двумя информантами, а большинство примеров — большим числом информантов. Литературные примеры также проверялись информантами (каждый пример по крайней мере одним информантом).
Как известно любому полевому лингвисту, опрос информантов предполагает взгляд на лингвистику как на экспериментальную науку: полевой лингвист конструирует специальные контексты для получения таких минимальных пар языковых выражений, посредством которых можно проверять те или иные гипотезы — например, гипотезы, относящиеся к семантическим факторам, обусловливающим выбор тех или иных форм; далее, ему не следует излишне доверять получаемым результатам, и он должен интерпретировать их критически, учитывая все разнообразие факторов, которые могут повлиять на ответы информантов. Одна из задач настоящего исследования состоит в защите взгляда на лингвистику как на экспериментальную науку; мы покажем, что, руководствуясь этим принципом, можно дать естественное объяснение многим сложным языковым фактам. Именно критическая интерпретация очевидных фактов — в большей мере, чем конструирование разного рода тестов, — отличает экспериментальный подход от других подходов. Этот подход можно принять даже в филологически ориентированных исследованиях текстов; при этом требуется лишь допустить, что существует некоторая гипотеза, которой соответствует данный пример, и поставить вопрос о том, в чем она состоит. При таком подходе существенно выполнение двух требований. Во-первых, исследователь не должен предполагать, что данная гипотеза дает полное объяснение того, почему и в каких конструкциях встречается данная языковая форма, а может лишь предполагать, что данное употребление языковой формы в тексте проверяет эту гипотезу.
Во-вторых, исследователь не должен предполагать, что все употребления данной языковой формы проверяют одну и ту же гипотезу. Например, обращаясь к русским предикативным именам, исследователь не должен предполагать, что в данном конкретном случае именительный падеж прилагательного полностью обусловлен женским родом; он может лишь предположить, что этот случай употребления именительного падежа проверяет гипотезу о том, что род влияет на выбор падежа. Разумеется, нельзя предполагать, что все случаи употребления именительного падежа объясняются родом прилагательного. Короче говоря, экспериментально ориентированный исследователь не рассматривает в качестве исходной предпосылки ни принцип семантического инварианта, ни принцип изоморфизма формы и функции. В настоящей работе делается попытка показать, что отказ от подобных исходных предпосылок приводит к более ясной и четкой трактовке предикативных имен и их морфологических характеристик.Ниже мы используем следующие термины. Термин «предикативное имя» относится к выделенным словоформам в нижеследующих примерах[54]:
Он был веселым/веселый.
Он вернулся усталый.
Я считаю его гением.
Я его знал еще ребенком.
Подобные единицы принадлежат либо к именной части речи (существительным или прилагательным), либо являются именными формами глагола (т. е. причастиями), либо по синтаксической функции сближаются с именами (в случае предложного оборота, наречия, деепричастия и т. п.); они синтаксически подчиняются глаголу, но связаны с другим именем в том же предложении по отношению, которое мы называем отношением контроля. Это другое существительное называется контролером. В приведенных примерах контролерами являются соответственно слова он, он, его и либо я, либо его в последнем неоднозначном примере. Предикативное имя представляет собой предикат, относящийся к контролеру [имеющий контролера в качестве аргумента]; в тех случаях, когда контролер является в предложении прямым дополнением [как в третьем из примеров], в соответствующем предложении вовсе не утверждается, что предикация (и следовательно, семантика) данной конструкции сколько-нибудь отличается от предикации прототипичной конструкции, представленной, например, в первом из наших примеров.
Как бы то ни было, во всех приведенных примерах обнаруживается единое абстрактное синтаксическое отношение, и на все представленные в них выделенные словоформы мы распространяем термин предикативное имя. Полный перечень типов подобных единиц, различающихся как морфологическими, так и синтаксическими свойствами, дается в следующем разделе настоящей работы.В приводимых здесь примерах предикативные имена выделены разрядкой. В примерах мы используем следующие символы:
* грамматически неправильно, неприемлемо;
“ приемлемо в меньшей степени, хуже (чем конкурирующий вариант);
+ лучше (чем конкурирующий вариант);
? сомнительно.
Отсутствие символа при языковом примере указывает на его полную нормальность и приемлемость. В случае двух альтернатив соответствующие примеры даются в таком виде:
Он не был “веселый.
веселым
Эта запись указывает, что в подобном случае допустимы оба падежа предикативного имени — именительный и творительный, хотя именительный менее приемлем, чем творительный.