1. ВВЕДЕНИЕ
Каждый глагол русского языка относится к одной из двух видовых категорий: совершенному или несовершенному виду. Хотя виды выражаются несколькими способами, их можно считать грамматически выраженными категориями.
Виды употребляются для передачи частично отличающихся друг от друга семантических признаков, таких, как длительность, многократность, продолженность, завершенность и т. п. Каждое употребление некоторой видовой формы для выражения одного из этих семантических признаков представляет собой контекстный вариант данного вида.В рамках структурного подхода изучение вида в русском языке сводилось в основном к попыткам сформулировать для каждой из этих двух грамматических категорий свое инвариантное значение. Предполагается, что инвариант должен, как минимум, учитывать все семантические признаки (или контекстные варианты), которые кодируются данным грамматическим видом. В остальном статус инварианта не совсем ясен, но, по-видимому, имеется в виду, что инвариант должен выступать как центральный для категории вида, организующий ее принцип и что формулировка инвариантного значения и есть цель лингвистического описания.
В настоящей статье предпринимается попытка проверить, действительно ли роль инварианта так велика. Пересмотр структурного анализа русского вида представляет интерес и в более общем плане, так как проблема определения инварианта оказывается существенной и при рассмотрении вида в других языках (см., например, Friedrich 1974 о греческом языке, Friedman 1977 о македонском, Li—-Thompson 1981 о китайском).
Alan Timberlake. Invariance and the syntax of Russian aspect. — In: «Tense-Aspect: between Semantics & Pragmatics», P. J. Hopper (ed.). John Beniamins Publishing Co., Amsterdam — Philadelphia, 1982, p. 305—331.
© John Benjamins Publishing Co., 1982.
В соответствии с предположением, что между формой и значением имеется тесная связь (предположение, выраженное в формуле «одна форма — одно значение»), в исследованиях структурного направления обычно ставится задача дать формулировку инвариантного значения, которое охватывало бы все семантические признаки (или контекстные варианты), объединяемые данной грамматической категорией.
Так, в обширном исследовании по русскому виду Форсита (Forsyth 1970) определение инварианта совершенного вида как значения, указывающего на рассмотрение события в его неделимой целостности, покрывает употребления совершенного вида, выражающие завершенное действие, действие с реальным результатом, неотрицательное побуждение и т. п.; отрицательное определение несовершенного вида как отсутствие указания на целостность события покрывает употребления несовершенного вида, выражающие незавершенное действие, многократное действие, актуально-длительное действие, отрицательное побуждение и т. п.Структурализм исходит из положения, что элементы лингвистической подсистемы (такие, как грамматически кодируемые видовые категории) определяются в первую очередь или даже исключительно через свое отношение к другим элементам данной системы, а не через отношение к элементам, лежащим за пределами системы (таким, как семантические характеристики вида) h В соответствии с этим в рамках структурного подхода требуется, чтобы инвариантные значения категорий были центральными и первичными, тогда как семантические характеристики, которые кодируются этими категориями, являлись периферийными и вторичными. Инвариант в этом случае является элементарным понятием грамматики, а не простым описанием совокупности контекстных вариантов.
Несмотря на ту значительную роль, которая отводилась инвариантности в структурализме, остается неясным, какие следствия должны вытекать из такого подхода к грамматическим категориям и, в частности, к виду. Два следствия, однако, представляются вполне естественными, по крайней мере, если быть достаточно последовательными.
Во-первых, если инвариант является первичным, а контекстные варианты вторичными, то можно ожидать, что отношение соответствия между семантическими характеристиками и грамматическими категориями вида будет прямым и автоматическим; контекстные варианты можно надеяться вывести из инварианта. Так, видимо, считает Форсит (Forsyth 1970), хотя его анализ отношений между инвариантом и контекстными вариантами выглядит несколько путанным.
С одной стороны, Форсит утверждает (с. 11), что «употребление совершенного вида определяется потребностью говорящего представить событие в его целостности; употребление несовершенного вида — потребностью избежать такого рассмотрения события, которое свойственно совершенному виду. Таким образом, система употребления видов основана исключительно на этом контрастивном принципе».Ср. также (с. 117): «Все случаи употребления форм прошедшего времени (совершенного и несовершенного вида) получают удовлетворительное объяснение только через отсылку к основополагающей структурной системе, определяющей все другие критерии — а именно через оппозицию „перфективного” представления действия как целостного события отсутствию такого способа представления». Отметим в этих цитатах категорические усилительные выражения «исключительно» и «только». Однако Форсит также пишет и другое (с. 118): «Похоже, что эти вторичные критерии (контекстные варианты) так жестко ассоциируются с несовершенным видом, что в представлении носителя русского языка они в какой-то степени являются критерием для позитивного выбора несовершенного вида».
Поэтому, основываясь на исследовании Форсита, довольно трудно составить связное представление об отношении между инвариантом и его контекстными вариантами. Но если утверждается, что система видов базируется исключительно на оппозиции инвариантов, из этого можно заключить, что контекстные варианты выводимы из инварианта. Во всяком случае, как только оказывается необходимым специально рассматривать контекстные варианты, утверждение о первичности инварианта становится сомнительным.
Во-вторых, можно ожидать, что такой подход к виду должен каким-то образом отражаться на синтаксисе вида, причем этот термин используется в самом широком смысле для обозначения синтагматического влияния, оказываемого видовой формой на другие процессы грамматического кодирования, так или иначе связанные с видом. Если инвариант является основным принципом, организующим грамматические категории, то можно ожидать, что другие процессы кодирования будут зависеть от инвариантных значений грамматических категорий вида (или, что то же самое, от того множества семантических свойств, которые кодируются как грамматический вид).
Эта закономерность изображена на схеме(1) , где impfi и impf2 обозначают разные контекстные варианты несовершенного вида, X и Y — другие грамматические категории, связанные с видом, а символ «—>-» обозначает ‘сочетается с’.
pf
-> Y
(і)
Фактически правило (1) утверждает, что синтагматическое влий* ние вида может быть описано как функция, непрерывная на множестве всех контекстных вариантов несовершенного вида.
Эта закономерность, касающаяся синтагматического влияния вида, отмечена Якобсоном (Jakobson 1936, 40), который иллюстрирует ее примером минимальной пары: брал деньги с глаголом несовершенного вида и дополнением в винительном падеже vs. взял денег с супплетивным глаголом совершенного вида и дополнением в родительном падеже. Сочетание дополнения в родительном падеже с глаголом совершенного вида получает объяснение в терминах инвариантного значения совершенного вида2.
Напротив, когда синтагматическое влияние вида на другие процессы кодирования приходится формулировать в терминах контекстных вариантов видовых категорий, первичность инварианта становится уязвимой. Например, может случиться так, что один вариант несовершенного вида, объединяясь с совершенным видом, противопоставляется другому варианту несовершенного вида при кодировании некоторого грамматического противопоставления, как показано на схеме (2):
impf2->Y
Возможно также, что в иерархии совершенный вид будет занимать место между двумя вариантами несовершенного вида, как показано на схеме (3):
(8) impfi-»X
pf^X ~ Y
impf2-> Y
Как в случае (2), так и в случае (3) функция, которая описывает синтагматическое влияние вида, не является непрерывной на множестве контекстных вариантов несовершенного вида. Такие модели несовместимы с признанием инварианта как основного принципа, организующего грамматические категории типа категории вид#.
Ё настоящей работе я хочу показать, что инвариант не является единственным центральным или первичным моментом и что, напротив, семантическим характеристикам вида должно быть отведено в грамматике отдельное место.
Сделать это можно двумя способами. Во-первых, можно показать, что переход от семантических характеристик к грамматическому виду не является автоматическим. Суть этого доказательства состоит в том, чтобы продемонстрировать, что для адекватного описания кодирования вида в грамматике необходимо систематическое различение семантических признаков. Этот способ доказательства применяли Бондарко (Бондарко 1971). Халтоф (Haltof 1967; 1968), Маслов (Маслов 1973) и другие. Веским аргументом в пользу такого подхода является обширный материал, содержащийся в исследовании Форсита, хотя установка последнего была прямо противоположной. Поэтому обсуждение семантических характеристик вида дается здесь в программном виде как посылка для второго аргумента.
Второй аргумент касается синтаксиса вида, т. е. синтагматического влияния видовых характеристик на другие процессы грамматического кодирования. Это влияние должно формулироваться в терминах семантических характеристик, а не инвариантных значений совершенного и несовершенного видов, скорее в виде пра- вил (2) или (3),чем (1).
Некоторые предварительные замечания.
Обсуждаемые далее примеры были проверены с 6 носителями русского языка в обширных контекстах3. Их оценки формулировались в терминах следующей шкалы:
(4) без пометы — приемлемо, предпочтительно/встречается наиболее часто
«+» — приемлемо, не предпочтительно/встречается часто
«?» — на грани приемлемости/встречается не часто «*» — неприемлемо/встречается редко
Если примеры, где встречаются как одна, так и другая форма, остаются непомеченными, это означает, что оба примера одинаково приемлемы.