«Внешние» подходы к фонеме в се отношении к звуку

а) «Психологический» подход

Рассмотрение многообразия видов информации, пере­даваемой звуками речи, является обязательной предпо­сылкой анализа различных внешних подходов к фонеме в ее отношении к звуку.

В этой концепции имеется два слабых места: у нас нет оснований полагать, что коррелят звука во внутренней речи или в намерении говорящего, предшествующем речи, сводится к набору различительных признаков звука и не включает конфигуративных или избыточных признаков. Кроме того, разнообразие контекстных и факультативных вариантов одной фонемы в действительно произносимой речи обусловлено сочетанием этой фонемы с разного рода избыточными и экспрессивными признаками; это разнообра­зие не препятствует, однако, извлечению инвариантной фонемы из всего множества вариаций. Таким образом, попытка преодолеть антиномию между инвариантностью и вариацией путем отнесения первой к внутреннему, а второй — к внешнему опыту приводит к искаженному пред­ставлению об этих двух формах опыта.

б) Подход к фонеме как к единице кода

При другом подходе, когда фонема помещается вне дей­ствительно произносимых звуков, фонемы относятся к коду, а варианты — к сообщению. Возражение против такой точки зрения состоит в том, что код включает не только различительные, но, кроме того, избыточные и конфигуративные признаки (которые обусловливают по­явление контекстных вариантов), а также экспрессивные признаки (обусловливающие появление факультативных вариантов); носители языка обладают способностью вос­производить эти признаки и понимать их в сообщении.

Чрезвычайно близкая точка зрения состоит в том, что фонема противопоставляется вариантам, как социально значимое противопоставляется индивидуальному поведе­нию. Это едва ли справедливо, поскольку не только раз­личительные, но и все кодовые признаки являются в рав­ной мере социально значимыми.

в) Подход к фонеме как к классу звуков

Фонема часто противопоставляется отдельному звуку, как класс звуков — одному из представителей этого клас­са. Фонема определяется при этом как семья или класс звуков, объединенных определенным фонетическим сход­ством. Такие определения являются, однако, уязвимыми в нескольких отношениях.

Во-первых, туманные и субъективные поиски фонети­ческого сходства должны быть заменены извлечением об­щего свойства.

Во-вторых, и определение, и анализ фонем должны при­нимать во внимание то положение логики, что классы можно определять через свойства, но едва ли свойства — через классы. Действительно, оперируя фонемой или раз­личительным признаком, мы имеем дело с величиной, ко­торая остается постоянной в различных частных случаях. Если мы утверждаем, что в английском языке фонема /к/ встречается перед /и/, то речь идет не о том, что все мно­жество различных членов класса встречается в этой по­зиции, а только о том, что в этой позиции встречается пу­чок различительных признаков, общих всем членам класса. Фонемный анализ есть изучение свойств, которые при определенных преобразованиях остаются инвариант­ными.

В-третьих, даже если ограничиться звуком, который встречается в определенном языке в определенной позиции и при определенных стилистических условиях, мы тем не менее будем иметь дело с целым классом конкретных слу­чаев, которые характеризуются некоторым общим знаме­нателем, а не с одной и той же подвижной единицей. Изу­чаем ли мы фонемы или контекстные варианты (аллофоны), мы всегда имеем дело, как говорят логики, с «абстрактным знаком» (sign-design), а не с конкретным случаем его упо­требления (sign-event).

г) Подход к фонеме как к фикции

В соответствии с той точкой зрения, которая в наибо­лее четком виде была сформулирована Тводделлом в 1935 г., хотя в скрытой форме окрашивала также работы других авторов, фонемы являются абстрактными, фиктив­ными единицами языка. Если это понимать лишь как утверждение о том, что любое научное понятие является конструктом, то такая философская сторона дела не может цикоим образом влиять на фонологический анализ. В этом случае фонема является фикцией в той же мере, что и мор­фема, слово, предложение, язык и т. д. Если, однако, исследователь противопоставляет звуку фонему и ее ком­поненты как простое ухищрение, не имеющее обязатель­ных соответствий в конкретном опыте, то при таком допу­щении анализ, несомненно/приведет к искаженным резуль­татам. Убеждение в том, что выбор фонемы, к которой нуж­но причислить данный звук, может при случае быть произ­вольным и даже случайным, угрожает объективной цен­ности фонемного анализа. Между тем этой опасности можно избежать, введя методологическое требование, гласящее, что любой различительный признак и, следова­тельно, фонема, с которой имеет дело лингвист, на всех этапах речевого акта должны иметь свой постоянный кор­релят и, таким образом, быть опознаваемыми на любом уровне, доступном наблюдению. Современное состояние знаний физического и физиологического аспекта звуков речи является достаточным для того, чтобы это требование можно было удовлетворить. Тождество различительного признака во всех его проявлениях можно обнаружить объективными методами. Необходимо, однако, сделать три оговорки.

Во-первых, некоторые признаки и комбинации при­знаков могут утрачиваться в разного рода фонологически эллиптичных сочетаниях (ср. разд I, § 5). Во-вторых, признаки могут быть искажены при ненормальных усло­виях воспроизведения звука (шепот, крик, пение, заика­ние), его передачи (расстояние, фильтрация, шум) или восприятия (ослабление внимания). В-третьих, различи­тельный признак есть свойство, характеризующее отно­шение между звуками: «минимум одинаковости» признака при его комбинировании с другими признаками в одновре­менном и последовательном соединении обусловливается тождеством отношений между двумя членами противопо­ставления.

«Частичное совпадение» фонем. Так называемое «ча­стичное совпадение» фонем подтверждает подчеркнуто относительный характер различительных признаков. Пара передних гласных, противопоставленных друг другу с артикуляционной точки зрения как относительно более широкая и более узкая, а с акустической точки зрения — большей или меньшей концентрацией энергии в спектре (признак «компактный — диффузный»), может в некотором языке быть представлена в одной позиции как [ае] — [е], а в другой позиции — как [е] — [і], так что один и тот же звук [е] соответствует в одних позициях диффузному, а в других — компактному члену того же самого противо- поставлення. Отношение между членами противопостав­ления в обеих позициях остается тождественным. В обеих позициях противопоставляются две степени открытости и, соответственно, концентрации энергии — максимальная и минимальная.

д) Алгебраический подход

Подход, который можно назвать алгебраическим, стре­мится к максимальному отдалению фонемы от звука и, соответственно, фонемики от фонетики. Сторонник этого направления Ельмслев призывает лингвистику стать «алгеброй языка, оперирующей произвольно названными единицами без естественных обозначаемых» ^[184]. В частности, «план выражения» в языке (имя, которое он дал аспекту языка, называемому signans в традиции стоиков и схоластов и в работе Фердинанда де Соссюра, возродившего это направление) должен изучаться без всякого обращения к фонетическим предпосылкам.

Однако все попытки свести язык к его минимальным инвариантным элементам на основе простого анализа ди­стрибуции языковых единиц в тексте и без обращения к их коррелятам в чувственном восприятии обречены на про­вал.

Поэтому, несмотря на теоретический постулат о том, что анализ должен быть полностью независимым от языковой субстанции, на практике «обращение к субстанции произ­водится на всех этапах анализа» — так выразила это до­садное противоречие Эли Фишер-Йоргенсен^[185].

Что касается теоретического требования самого по себе, то оно возникло из допущения о том, что форма в языке противопоставлена субстанции, как постоянная — пе­ременной. Если бы звуковая субстанция была простой переменной, то тогда в поисках языковых инвариантов мы действительно должны были бы ее отбросить. Однако воз­можность перевода одной и той же языковой формы из звуковой субстанции в графическую с помощью фонетиче­ских обозначений или приблизительной фонологической системы правописания не доказывает того, что языковая субстанция, как и «множество других субстанций выраже­ния», является простой переменной. В противоположность такому универсальному явлению, как речь, фонетическое или фонологическое письмо является случайным, вспо­могательным кодом, который обычно предполагает способ­ность человека, его использующего, перевести его в основ­ной звуковой код, тогда как обратная способность — переводить звуки речи в буквы — является вторичной и отнюдь не столь распространенной.

Между фонемами и графическими единицами существует принципиальное различие. Каждая буква имеет специфи­ческое обозначаемое (в фонологической транскрипции она обозначает обычно одну из фонем или некоторый ограни­ченный ряд фонем), тогда как фонема не обозначает ни­чего, кроме отличия (нетождества) (ср. разд. II, § 3). Графические знаки, служащие для обозначения фонем или других языковых единиц, как говорят логики, «пред­ставляют» эти единицы.

Это различие имеет далеко идущие последствия, по­скольку оно обусловливает различное построение системы фонем и букв. Буквы не воспроизводят или только части­чно воспроизводят различительные признаки, на которых зиждется фонологическая система, и совершенно не отра­жают структурных связей между этими признаками.

В человеческом обществе вытеснения речевого кода его зрительными эквивалентами, безусловно, не происходит. Наблюдается лишь дополнение этого кода различными паразитическими добавочными средствами, тогда как сам речевой код неизменно остается на своем месте. Как не­верно, что музыкальная форма проявляется в двух пере­менных — нотах и звуках, так неверно и то, что языковая форма проявляется в двух эквивалентных субстанциях — графической и звуковой. И так же как музыкальная форма не может быть абстрагирована от звуковой материи, ко­торая ее организует, форма в фонемике должна изучаться в ее отношении к звуковой материи, которую языковой код отбирает, приспосабливает к своим нуждам, расчле­няет и классифицирует по определенным принципам. По­добно музыкальным ладам, фонологические модели бла­годаря искусственному наложению логических правил на континуум звуков являются вторжением культуры в природу.

5. Приемы расшифровки и декодирования как вспомогательные методы при фонологическом анализе

Предполагается, что адресат закодированного сообще­ния располагает кодом и с его помощью интерпретирует сообщение. В отличие от адресата такого рода дешифров­щик имеет дело с некоторым сообщением, не зная заранее лежащего в его основе кода, и должен разгадать этот код с помощью умелой обработки сообщения. Носитель дан­ного языка реагирует на любой текст на этом языке как обычный адресат, тогда как иностранец, не знакомый с этим языком, подходит к тому же тексту как расшифров­щик. Лингвист, исследующий незнакомый ему язык, вначале действует как дешифровщик, и только после по­степенного разгадывания кода он начинает относиться к сообщению на этом языке как обычный адресат.

Если человек, усвоивший некоторый язык в качестве родного (с детства или в более позднем возрасте), владеет лингвистическими навыками, то он знает, какие функции выполняют различные звуковые элементы этого языка, и может использовать свои знания для расчленения зву­кового отрезка на элементы, несущие информацию разных видов. Как вспомагательное средство при извлечении различительных, конфигуративных и экспрессивных при­знаков он будет использовать «грамматические предпо­сылки фонемного анализа» ⁴.

Тем не менее поднятый Блохом вопрос о применении к исследованию фонемной структуры техники расшифровки имеет большое методологическое значение: в какой мере достаточно длинный отрезок точно записанной речи дает возможность лингвисту составить «описание фонологиче­ской системы языка без знания того, что означает та или иная часть отрезка речи, и даже того, означают ли неко­торые два отрезка одно и то же». При указанных условиях извлечение избыточных признаков во многих случаях является делом весьма громоздким, но тем не менее вы­полнимым. Труднее выделить экспрессивные признаки, но и здесь наша запись может содержать некоторую ин­формацию, так как, безусловно, существует различие между отчетливо дискретными различительными призна­ками, имеющими характер противопоставлений, и непре­рывной «гаммой тонов», характеризующей большинство экспрессивных признаков. Еще менее доступной для де­шифровщика будет задача отличения различительных признаков от конфигуративных, особенно от сигналов гра­ницы слова.

III.