ПРАВИЛА РЕФЕРЕНЦИИ

Теперь мы можем дать анализ пропозиционального акта референции по аналогии с нашим анализом иллокутивного акта обещания в гл. 3. Буду следовать той же модели: на­чав с констатации условий, необходимых для референции, я затем выведу из них ряд правил употребления референт­ных выражений.

Будем считать, что говорящий S употребляет референт­ное выражение R в присутствии слушающего Н в контек­сте С. Тогда, произнося R, S успешно и в полной мере осу­ществляет речевой акт единичной идентифицирующей рефе­ренции, если, и только если, выполняются условия 1—7:

1. Имеются нормальные условия ввода и вывода.

2. R произносится в составе некоторого предложения (или фрагмента речи) Т.

3. Произнося Т, говорящий осуществляет тот или иной иллокутивный акт. Последний может не достигнуть цели. Я могу ’’преуспеть" в референции к чему-либо, даже если я запутался в своем высказывании, которое, впрочем, не может быть абсолютным набором слов: я должен по крайней мере иметь намерение совершить тот или иной иллокутив­ный акт ®.

4. Существует некоторый объект X, такой, что либо R содержит идентифицирующую дескрипцию этого объекта,

⁶ Так преломляется в применении к речевым актам афоризм Фреге: «Nur im Zusammenhang eines Satzes bedeuten die Worter etwas». ‘Только объединяясь в предложение, слова получают значение’, [5, р. 73].

либо S способен дополнить R идентифицирующей дескрип­цией Х-а. Это условие отражает как аксиому существо­вания, так и принцип идентификации (см. разд. 4.4 и 4.5).

5. S намерен, употребив выражение R, этим своим упот­реблением выделить или идентифицировать объект X для Я.

6. S рассчитывает, что выражение R идентифицирует X для Н посредством того, что Н опознает намерение гово­рящего идентифицировать X, и это узнавание является следствием знакомства Н-а с правилами употребления референтных выражений и его знания контекста С.

7. Согласно семантическим правилам, контролирующим употребление R, оно будет считаться корректно применен­ным в предложении Т в контексте С, если, и только если, выполнены условия 1—6 ^[45].

Этот анализ может привести читателя в недоумение по следующей причине. Поскольку производится общий ана­лиз референции, нейтральный по отношению к использова­нию имен собственных, определенных дескрипций и раз­личных других выражений, он имеет крайне абстрактный характер, чего удалось избежать при анализе речевого акта обещания. Приводимые ниже правила также весьма аб­страктны: в них констатируется то, что является общим для всех выражений, используемых с единичной идентифицирую­щей референцией. Читатель должен помнить, что в естест­венном языке, таком, как английский, частные правила прилагаются либо к элементам глубинной структуры пред­ложения, либо к результату некоторых операций над се­мантическими компонентами. Сейчас имеются некоторые синтаксические свидетельства того, что в глубинной струк­туре английских предложений именные выражения не столь различны, как их представляет поверхностная струк-

тура. В частности, в некоторых последних исследованиях высказывается предположение, что английские местоимения являются в глубинной структуре формами определенного артикля [7].

При использовании выражения R для единичной опре­деленной референции должны соблюдаться следующие се­мантические правила.

Правило 1. R должно быть употреблено только в контек­сте предложения (или аналогичного фрагмента речи), осу­ществляющего какой-либо иллокутивный акт.

Правило 2. R должно быть употреблено, только если су­ществует объект X, такой, что либо R содержит идентифици­рующую этот объект дескрипцию, либо S способен допол­нить R идентифицирующей дескрипцией, причем, употреб­ляя R, говорящий намерен выделить, или идентифициро­вать, X для Я.

Это весьма глобальное правило, но я предпочитаю обоб­щенную формулировку, поскольку речь идет об одном и том же объекте — который существует, к которому приложимо референтное выражение и который говорящий намерен вы­делить и ввести в поле зрения адресата. Это правило, полу­ченное из условий 4 и 5, констатирует, что аксиома суще­ствования и принцип идентификации приложимы к любому референтному выражению, и поясняет, что референция яв­ляется интенциональным актом.

Правило 3. Употребление [= произнесение] выражения R эквивалентно идентификации объекта X для слушающего Я.

Заметим, что, как и в других системах существенных правил, эти правила упорядочены: 2 применимо, только если удовлетворено предыдущее правило 1, а 3 — если соб­людены правила 1 и 2.

ЛИТЕРАТУРА

[1] Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958. 2.01, 3.202, 3.203 , 3.21 и др.

[2] К а р н а п. Р. Значение и необходимость. М., 1959.

[3] Милль Дж. Ст. Система логики, силлогистической и индуктив­ной. М., 1914, кн. 1, гл. 2, §5.

[4] Ф р е г е Г. Смысл и денотат.— В: «Семиотика и информатика», вып. 8. М., 1977.

]5] Frege, G. Die Grundlagen der Aritbraetik, Breslau, 1884,

[6] Grice, H. P. Meaning.— «The Philosophical Review»,[46]1957, v. 66,

No 3.

[7] Postal, P. On so-called pronouns in English (mimeo). Queen’s College, N. Y.

[8 R u s s e 1 1, B. On denoting.— «Mind», 1905, v. 14.

[9] S t г a w s о n, P. F. Individuals. London, 1959.

[10] Whitehead, A. N. The concept of nature. Cambridge, 1920.

[11] Whitehead, A. N., Russell, B, Principia Mathematica. Cambridge, 1925, v. 1,

1. Аналитическая философия издавна стремилась по­стигнуть природу сингулярных термов, а теорию дескрип­ций часто называют наивысшим ее достижением.

Как я только что упомянул, коллективные усилия фило­софов в этой области были успешными. Несмотря на отдель­ные расхождения, их результаты в основном совпадают и открывают перед нами исключительно ясную картину языкового строения и логического статуса сингулярных термов. Это удивительный факт, но мое удивление — не насмешка, а дань уважения: поразительно, как много уда­лось извлечь этим философам из того немногого, что было в их распоряжении. Небольшое число, причем зачастую не­верных языковых сведений, затемненных архаичной грам­матикой,— вот почти все, о чего они начинали свои иссле­дования. Тем не менее полученные этими учеными ВЫВОДЫ, по сути дела, во многом предвосхитили открытия продвину­той грамматической теории наших дней. В их распоряжении, конечно, были также интуиция и аппарат формальной ло­гики, но интуиция часто вводит в заблуждение, а формаль­ная логика заметно упрощает реальную ситуацию. В данном случае комбинация этих средств дала ощутимые результаты, многие из которых будут подтверждены в настоящей статье на основании тщательного лингвистического анализа язы­кового материала.

2. Стиль дальнейшего изложения будет скорее описа­тельный, чем полемический. Сначала я попытаюсь показать важную роль сингулярных термов в логической теории, затем в общих чертах опишу языковые признаки, характе­ризующие эти термы, и в заключение воспользуюсь полу­ченными результатами, чтобы оценить правильность некото­рых философских утверждений.

Одни философы рассматривают термы как чисто языко­вые единицы — то есть как части предложений или логи­ческих формул,— тогда как другие понимают под термами элементы определенных неязыковых объектов, называе­мых пропозициями L Поскольку передо мной, по крайней мере первоначально, стоит преимущественно лингвистиче­ская задача, я буду пользоваться словом терм в соответст­вии с первой альтернативой, а именно для обозначения це­почки слов определенного типа или ее эквивалента в логи­ческой записи. При этом, однако, я вовсе не хочу, чтобы мой выбор предопределил результат исследования, есте­ственный ход которого в конечном счете вынудит меня в какой-то степени изменить исходную точку зрения.

3. Слово терм принадлежит словарю логика, а не линг­виста. Хотя логики употребляют это слово не совсем оди­наково, большинство из них согласится со следующим приб­лизительным описанием. Логический анализ пропозиции приводит к выделению логической формы и термов, удовлет­воряющих данной форме. Последние не имеют своей собст- ственной структуры; они являются "атомарными" элемен­тами, так сказать, параметрами логического уравнения. Но простота их относительна: может случиться, что терм,

¹ «У. Куайн употребляет выражение "терм" исключительно для обозначения языковых единиц (items), тогда как я применяю его к неязыковым объектам (items)». (См. [7, р. 154, note]).

оставленный нетронутым на определенном уровне анализа, потребует разложения на составляющие на более глубоком уровне. Классическими примерами, иллюстрирующими это положение, служат анализ определенных дескрипций Рас­села ^[47] и элиминирование сингулярных термов Куайна. В качестве более простого примера рассмотрим два силло­гизма. В то время как в первом из них Все филистимляне ненавидели Сократа Некоторые афиняне были филистимлянами .-. Некоторые афиняне ненавидели Сократа выражение ненавидели Сократа не требует анализа, то есть в рамках силлогистической логики может считаться одним термом, в столь же истинном втором силлогизме Все филистимляне ненавидели Сократа Сократ был афинянин

.‘.Некоторого афинянина ненавидели все филистимляне выражение ненавидели Сократа должно быть разложено в целях доказательства истинности данного силлогизма при помощи теории квантификации.

Все термы логических формул в простой силлогистичес­кой логике трактуются единообразно: каждый терм может обладать универсальным или частным ’’количеством" в за­висимости от квантора (все, некоторые), ’’качества" пропо­зиции (утвердительная или отрицательная) и позиции, занимаемой термом (субъект или предикат). Только в кванторной силлогистической логике становится явным различие между сингулярными (единичными) и общими (родовыми) термами. Прежде всего это различие можно выявить из самих силлогистических фигур. Рассмотрим, например, второй из приведенных выше силлогизмов. Формально его можно представить следующим образом:

(х) (Рх => Hxs)

As

.-. (Эх) [Ах.(у) (Ру => Нух)]

Заметим, что этот вывод не проходит в случае,если Сократ трактуется так же, как и другие термы ((3y)(Sy.Hxy)]

(Эх) (Sx.Ax)

(Эх) [Ax.(у) (Py zi Hyx)]

Это последнее умозаключение некорректно; однако, как указал У. Куайн, выражение Сократ может быть пред­ставлено как терм наравне с остальными, если к посылкам добавить предложение, утверждающее единственность Сок­рата:

(х) (у) (Sx.Sy. =з х = у)

Предложение У. Куайна восстанавливает гомогенность термов, характерную для силлогистической логики: сингу­лярность или общность термов становится функцией от одной только логической формы. В любом случае, намерен логик следовать за Куайном или нет, он должен по крайней мере осознавать разницу между термами типа Сократ и термами типа филистимлянин или афинянин и либо рас­сматривать первые как индивидные константы, либо, если он предпочитает иметь однородные термы, представлять их как предикаты, а затем добавлять предложение, говорящее об их единственности. Но тогда встает вопрос, как распоз­нать термы, требующие такого особого рассмотрения, иначе как распознать сингулярные термы. Возможность существо­вания "идеального" языка без таких термов не избавит ло­гика от столкновения с этой проблемой, если он хочет использовать свою логическую систему для интерпретации высказываний, сформулированных на естественном языке.

Для решения проблемы сингулярных термов нельзя ограничиться рассмотрением лишь их собственной морфо­логии — часто приходится также обращаться ко всему пред­ложению, вместе с его трансформами, а иногда даже вместе с текстовым и прагматическим его окружением. Принято считать, что свободно владеющий языком логик способен принимать решение, не обладая при этом эксплицитным знанием всех релевантных факторов. Однако интуитивные соображения не могут быть хоть сколько-нибудь авторитет­ной поддержкой философских утверждений о сингулярных термах. Чтобы обеспечить такую поддержку и эксплициро­вать интуицию, необходимо рассмотреть "естественную историю" сингулярных термов в английском языке. К этой задаче я приступлю в следующем разделе.

4. Не случайно, что в качестве примера сингулярного терма я привел собственное имя Сократ: имена собственные считаются по традиции сингулярными термами. Благодаря удобному соглашению, бытующему в современном англий­ском правописании, имена собственные на письме ’’выдают себя с головой". И все же орфография собственных имен вряд ли может служить надежным критерием их выделения. Так, многие английские прилагательные типа English ‘английский’ тоже пишутся с заглавной буквы. Более то­го, если соглашение о написании собственных имен могло бы помочь читающему, то оно, очевидно, не помогает, при отсутствии заглавной буквы, слушающему или пишущему. Поэтому вспомним лучше о диктуме лингвистов, что язык— это устный язык, и поищем действительные признаки соб­ственных имен.

Для начала можно прибегнуть к интуиции, говорящей, что собственные имена не имеют значения (понимая под значением ’’смысл", а не ’’референт"), и подкрепленной тем фактом, что эти имена не требуют перевода на другие языки. Слово Vienna ‘Вена’ является английской транслитерацией, а не переводом немецкого Wien. Словари поэтому не содер­жат собственных имен, знание имен собственных не принад­лежит к знанию языка. С лингвистической точки зрения, собственные имена не имеют специфических сочетаемостных ограничений ³. Это легко показать на следующем простом примере. Предложение

(1) I visited Providence. ‘Я посетил Провиденс.’ правильное, а предложение

(2) [48]1 visited providence, букв. ‘Я посетил провидение.’ *

неправильное (здесь я пользуюсь вышеупомянутым согла­шением). Слово providence подчиняется весьма строгим соче- таемостным ограничениям и не может выступать в контек­стах типа (2). В то же время морфологически идентичное имя в предложении (1) избегает этих ограничений и всту­пает в сочетание с выражением I visited... Разумеется, знание, что в действительности Провиденс — это город, накладывает другие ограничения. Но это знание принадле­жит географии, а не лингвистике. Иначе говоря, если тот факт, что слово providence не может выступать в предложе-

ниях типа (2), является частью представлений об этом слове, то знание того, что имя Providence допустимо в контекстах типа (1), связано не с пониманием природы данного имени, а со знанием того, что оно случайно оказалось названием города. С лингвистической точки зрения имена собственные не имеют ограничений на сочетаемость, отличных от тех общих грамматических ограничений, которые управляют поведением всех именных групп вообще. На самом деле совсем немногие собственные имена по своему строению тождественны полнозначным именам, и такое совпадение имен представляет лишь чисто исторический интерес: Pro­vidence как имя не более знаменательно, чем Pawtucket*. По этой причине некоторые лингвисты считают все имена собственные одной морфемой. Именование кошек может быть довольно трудным делом, но этот процесс не приводит к обогащению языка.

Некоторые факты наводят на мысль, что непонятность собственных имен, морфологически не совпадающих с полнозначными словами, и отсутствие специфических соче­таемостных ограничений для собственных имен, морфоло­гически совпадающих с полнозначными словами, дают важный ключ к распознаванию собственных имен в устной речи. Но эти признаки позволяют выделить только соб­ственные имена и мало способствуют разгадке природы сингулярных термов вообще, большинство из которых не является именами собственными. Существуют тем не менее другие отличительные признаки собственных имен в тексте, которые приведут нас к пониманию самого существа сингу­лярных термов.

5. Как я вскользь отметил выше, собственные имена заполняют во фразах места, предназначенные для именных групп, причем большинство входит в предложение самостоя­тельно, без сопровождения каких-либо языковых элементов, тогда как подавляющее большинство имен нарицательных, по крайней мере в единственном числе, требует присоедине­ния артикля или его эквивалента. В грамматически непра­вильном предложении

*1 visited city. ‘Я посетил город.* нет необходимого по правилам грамматики артикля перед именем нарицательным city; ср. правильное предложение

(1) , где перед собственным именем Providence нет и недолж­но быть артикля. Некоторые нарицательные имена тоже могут выступать в тексте без артикля. К ним относятся так называемые неисчисляемые и абстрактные имена, например: I drink water. ‘Я пью воду.*

Love is a many-splendored thing.

‘Любовь — это многогранное чувство.*

Однако и эти имена имеют при себе определенный артикль, по крайней мере тогда, когда сопровождаются особого рода ’’адъюнктами" (выделенными курсивом) в пределах одной именной группы ^[49]:

I see the water in the glass. ‘Я вижу воду в стакане.* The love she felt for him was great.

‘Любовь, которую она испытывала к нему, была огром­ной.' ^[50]

Ниже я подробно остановлюсь на роли адъюнктов типа in the glass и she felt for him. А пока просто замечу, что в не­котором смысле эти адъюнкты ограничивают употребление сочетающихся с ними имен: in the glass указывает на опре­деленный объем воды, she felt for him индивидуализирует любовь.

Наши интуитивные рассуждения выиграют в силе, если подчеркнуть, что такого рода адъюнкты и определенный артикль чужды собственным именам или, скажем еще более резко, разрушают саму структуру собственных имен. Есть что-то необычное в именных группах типа

(3) the Joe in our house букв, ‘тот Джо, (что) в нашем доме*

(4) the Margaret you see букв, ‘та Маргарет, (которую) ты видишь',

и причина их некоторой необычности кроется вовсе не в со- четаемостных ограничениях. Предложения

(5) Joe is in our house. ‘Джо находится в нашем доме.*

(6) You see Margaret. ‘Ты видишь Маргарет.' абсолютно нормальны. Вседеловтом, что если предложения

I see a man. ‘Я вижу человека.*

Water is in the glass. ‘Вода находится в стакане.*

Не feels hatred. ‘Он чувствует ненависть.' порождают именные группы the man I see; the water in the glass; the hatred he feels, то предложения (5) и (6) крайне неохотно порождают группы типа (3) и (4). Тем не менее последние встречаются в тексте, и мы их понимаем. Оче­видно, однако, что в контексты, подобные приведенным выше, имена собственные входить не могут. Полный допустимый для них контекст (явный или неявный) будет примерно таким:

The Joe in our house is not the one you are talking about. ‘Тот Джо, (что) в нашем доме, не тот, (о кото­ром) ты говоришь.*

The Margaret you see is a guest, the Margaret I mentioned is my sister.

‘Та Маргарет, (которую) ты видишь,— гостья, а Марга­рет, (о которой) я упомянул,— моя сестра.* Местоимение one — заместитель имени в первом из этих предложений — полностью проясняет контекст: имена в нем ведут себя как счетные. Речь здесь идет о двух Джо и о двух Маргарет, известных из предшествующего текста, а это, безусловно, несовместимо с логическим понятием соб­ственного имени. Имена Джо и Маргарет в этих предложе­ниях фактически эквивалентны выражениям человек по имени Джо и человек по имени Маргарет, а поскольку эти выражения относятся к многим индивидам, логику следует считать имена Джо и Маргарет общими, или родовыми.

Некоторые имена, кроме того, могут употребляться в функции счетных в менее тривиальном смысле:

Joe is not a Shakespeare.

‘Джо — не Шекспир.*

Amsterdam is the Venice of the North.

‘Амстердам — это Венеция Севера.*

These little Napoleons caused the trouble in Paraguay. ‘Эти маленькие наполеоны вызвали беспорядки в Пара­гвае.*

Здесь мы снова можем, основываясь на грамматическом окружении, рассматривать имена Shakespeare, Venice и Napoleons как счетные, хотя и особого рода.

Сложнее обстоит дело со случаями употребления собст­венных имен с ограничительными адъюнктами и артиклями. Я отнюдь не хочу утверждать, что в предложениях, подоб­ных следующим:

The Providence you know is no more.

‘Провиденс, который вы знаете, больше не существует.’

You will see a revived Boston.

‘Вы увидите возродившийся Бостон.’

Не prefers the early Mozart.

‘Он предпочитает раннего Моцарта.’,

имена перестали быть собственными. Еще меньше сомнений вызывает статус собственных имен у тех из них, которые, видимо, всегда имеют при себе определенный артикль; ср.: the Hudson ‘Гудзон’, the Bronx ‘Бронкс’, the Cambrian ‘Кембрий’ и т. п. Трудные проблемы, связанные с послед­ними двумя разновидностями имен, потребуют более глубо­кого лингвистического анализа, и поэтому я перейду к ним позднее.

Если пренебречь такими периферийными случаями, можно заключить, что, как и неисчисляемые имена, имена собственные не встречаются с неопределенным артиклем, но в отличие от неисчисляемых имена собственные не соче­таются также и с определенным артиклем. Причина этого заключается, видимо, в том, что в то время как даже неис­числяемые и абстрактные имена допускают присоединение артикля the, если имеют при себе ограничительные опреде­ления (adjuncts), имена собственные с артиклем the не соче­таются, поскольку ограничительное™ несовместима с име­нами собственными. Ясно тогда, что интуитивное понятие единичной референции, то есть представление о том, что собственное имя как таковое обозначает один и только один объект, подтверждается недопустимостью при имени собст­венном ограничительного определения. Грубо говоря, огра­ниченное одним объектом не допускает дальнейших огра­ничений. Таким образом, собственное имя — это существи­тельное, лишенное сочетаемостной специфики, но нала­гающее запрет на появление в пределах образованной им именной группы ограничительных определений и, следова­тельно, каких бы то ни было артиклей.

6. Прекрасным подтверждением последнего тезиса слу­жит немногочисленный класс других имен, также обладаю­щих единичной референцией. Это личные местоимения I, you, he, she и it ". Невозможность присоединения к ним

ограничительных определений и определенного артикля здесь даже более заметна, чем в случае с собственными именами. И опять, подчеркну еще раз, дело тут не в сочетае- мостных ограничениях. Предложения I am in the room. ‘Я в комнате.*

I see you. ‘Я вижу тебя.* совершенно нормальные, однако они не порождают именных групп * (the) I in the room; *(the) you I see, которые бы породили в случае, если бы личные местоимения были замещены нарицательными именами типа a man ‘человек* или water ‘вода*. Можно указать на еще более поразитель­ный факт. Ни личные местоимения, ни собственные имена, как правило, не имеют впереди себя прилагательных. Из предложений

Не is bald. ‘Он лысый.'

She is dirty. ‘Она грязная.* нельзя получить именные группы *bald he; * dirty she. И даже из предложений Joe is bald. ‘Джо лысый.'

Margaret is dirty. ‘Маргарет грязная.' можно получить именные группы bald Joe ‘лысый Джо', dirty Margaret ‘грязная Маргарет*, лишь допуская известную поэтическую вольность. Мы, правда, употребляем в речи ’’гомеровские" эпитеты типа lightfooted Achilles‘быстроногий Ахилл*, tiny Alice ‘крошечная Алиса', а также произносим эмоциональным тоном poor Joe ‘бедный Джо*, или даже poor she ‘бедная она*, miserable you ‘несчастный ты', но такая синтаксическая модель не является ни широко распростра­ненной, ни продуктивной. Указанные факты наводят на мысль, что рассматриваемые приименные прилагательные также являются ограничительными определениями. Ниже мы сможем обосновать это предположение.

7. «Учебник грамматики частично представляет собой трактат о способах введения термов в текст посредством выражений данного языка» [7, р. 147]. Временно приняв терминологию П. Стросона, мы можем сказать, что имена собственные и личные местоимения единственного числа вводят в текст сингулярные термы сами, не привлекая каких- либо дополнительных языковых средств. Эти имена в дей­ствительности не прибегают к ограничительным механиз­мам, без которых не могут обойтись другие имена, вводящие сингулярные термы, или (вновь возвращаясь к собственной манере изложения) они не выносят действия таких ограни­чительных механизмов, которые необходимы другим име­нам, чтобы те стали сингулярными термами. Я попытаюсь в этом разделе выполнить задание, стоящее перед учебником грамматики, и подробно изучить историю возникновения сингулярных термов из имен нарицательных. Я буду прежде всего рассматривать счетные имена по той простой причине, что на них в полной мере видно действие ограничительного языкового механизма.

Для обнаружения основных категорий сингулярных термов, образованных из нарицательных имен, не требуется особой грамматической изощренности. Эти термы начина­ются с указательного местоимения, притяжательного ме­стоимения или с определенного арктикля, например: this table ‘этот стол*, your house ‘твой дом*, the dog ‘эта собака*. Первые два вида термов в отличие от третьего сами иденти­фицируют объект, что можно показать на следующем простом примере. Кто-то говорит:

A house has burned down. ‘Дом сгорел дотла.*

Мы спрашиваем:

Which house? ‘Какой дом?*

Ответы

That house ‘Тот дом* или

Your house ‘Твой дом* могут быть в данной ситуации самодостаточны. В то же время ответ

The house ‘(Этот) дом* не таков — одного артикля the здесь недостаточно. Для идентификации объекта нам приходится добавлять некото­рый ограничитель, например:

The house you sold yesterday.

'Дом, который ты вчера продал.*

The house in which we lived last year.

‘Дом, в котором мы жили в прошлом году*.

Есть, однако, контексты, где, видимо, достаточно для идентификации объекта одного артикля the. Рассмотрим последовательность предложений:

I saw a man. The man wore a hat. букв. ‘Я видел человека. На человеке была шляпа.‘ Очевидно, что шляпа была на человеке, которого я видел. Определенный артикль the указывает на опущенное, но восстановимое ограничительное определение, строящееся на основе предшествующего вхождения того же имени в идентифицирующий контекст. Анализ примеров с артиклем the приводит нас к гипотезе первостепенной важности: определенный артикль перед именем существительным всегда и безошибочно указывает на реально присутствую­щее или легко восстановимое при этом имени ограничитель­ное определение. Для обоснования данной гипотезы мне понадобится более формально рассмотреть устройство и функционирование ограничительных определений. Но, как писал Б. Рассел, the является «исключительно важным словечком», которое стоит изучать не только в тюрьме, но даже на смертном одре [1, с. 41 наст. сб.].

8. Итак, первая задача состоит в том, чтобы дать точный аналог интуитивного понятия ограничительного определе­ния. Я утверждаю, что все такие определения можно свести к тому, что грамматисты называют ограничительным отно­сительным предложением. Для многих до сих пор исполь­зовавшихся примеров реконструировать относительное придаточное довольно просто. Для этого надо знать только, что относительное местоимение типа which ‘который, ка­кой’, who ‘который, кто’, that ‘который, что’ и др. может быть опущено между двумя именными группами и что отно­сительное местоимение вместе со связкой может быть опу­щено между именной группой и цепочкой, состоящей из предлога и существительного. Теперь мы можем восстано­вить в знакомых нам примерах полные относительные при­даточные:

I see the water (which is) in the glass, букв. ‘Я вижу воду, (которая находится) в стакане.* The love (which) she felt for him was great, букв. ‘Любовь, (которую) она испытывала к нему, была огромной.’

The man (whom) I saw wore a hat. букв. ‘На человеке, (которого) я видел, была надета шляпа.*

The house (which) you sold yesterday has burned down, букв. ‘Дом (который) ты вчера продал, сгорел дотла.* и т. п. Если описанные выше контекстные условия не вы­полняются, то относительное местоимение само по себе или относительное местоимение вместе со связкой опустить нельзя:

The man who came in is my brother, букв. ‘Человек, который вошел, мой брат.*

The house which is burning is yours, букв. ‘Дом, который горит, ваш.'

Свести приименные прилагательные к относительным придаточным не так просто. Однако в большинстве случаев для этого достаточно применить следующую трансформацию:

(7) AN —N wh... is А^[51], как в

bald man — man who is bald ‘лысый человек — человек, который лыс',

dirty water — water that is dirty ‘грязная вода — вода, которая грязна*.

Позже мы сможем доказать правильность (7).

Чтобы сформулировать точное понятие ограничитель­ного относительного придаточного, необходимо сказать несколько слов о другом классе относительных придаточ­ных, которые носят название ’’аппозитивных". Примеры:

(8) You, who are rich, can afford two cars.

букв. ‘Вы, который являетесь богат, можете позволить себе иметь две машины.*

(9) Mary, whom you met, is my sister.

‘Мери, которую ты встретил, моя сестра.*

(10) Vipers, which are poisonous, should be avoided. ‘Гадюк, которые ядовиты, следует избегать*.

Интуиция подсказывает нам, что придаточные предло­жения здесь не ограничивают имя, к которому относятся. Напомним, что имена you и Магу не могут быть ограничены; область референции терма vipers также не ограничена, так как все гадюки ядовитые. Действительно, предложения

(8) — (10) легко расщепляются на следующие конъюнк* тивно связанные предложения:

(И) You are rich. You can afford two cars.

‘Вы богаты. Вы можете позволить себе иметь две ма­шины.*

(12) You met Mary, Mary is my sister.

‘Вы встретили Мери. Мери — моя сестра.*

(13) Vipers are poisonous. Vipers should be avoided.

‘Гадюки ядовиты. Гадюк следует избегать.*

Отсюда видно, что аппозитивное предложение есть не что иное, как способ объединения двух предложений, со­держащих общую именную группу. Одно из вхождений этой группы замещается на подходящее относительное местоиме­ние wh..., после чего полученное сочетание (после некото­рого изменения исходного порядка слов, если это необхо­димо) вставляется внутрь другого предложения, непосред­ственно вслед за общей именной группой. Существенно понять, что такое вставление не затрагивает структуры общей именной группы в объединяемых предложениях: относительное местоимение wh... замещает ту именную группу, которая находится во вставляемом предложении, а последнее в свою очередь присоединяется к той именной группе, которая содержится в главном ^[52]. Поэтому неудиви­тельно, что преобразование не меняет истинностных значе­ний соединяемых предложений; предложения (8) — (10) истинны, если, и только если, истинны конъюнкции пред­ложений в (11) — (13).

Иначе обстоит дело с ограничительными,или рестриктив­ными, предложениями. Ср. предложение (10) с предложе­нием (14):

(14) Snakes which are poisonous should be avoided.

‘Змей, которые ядовиты, следует избегать.*

Если попытаться расщепить предложение (14) на два, то получится

(15) Snakes are poisonous. Snakes should be avoided.

‘Змеи ядовиты. Змей следует избегать.*

Очевидно, что конъюнкция фраз в (15) ложна, а предло­жение (14) истинно. Также очевидна и причина несовпаде­ния истинностных оценок. Выражение which are poisonous является неотъемлемой частью субъекта предложения (14): предикат should be avoided приписывается не терму snakes, а субъекту snakes which are poisonous, то есть, если приме­нить трансформацию (7),— группе poisonous snakes. Таким образом, если введение аппозитивного предложения просто объединяет в одно два полных предложения, введение ограничительного придаточного изменяет структуру резуль­тирующего предложения, завершая одну из его именных групп. Обычная конъюнкция составляющих предложения, следовательно, не выражает всей той информации, которая содержится в предложении, включающем ограничительное придаточное.

Имеется ряд более или менее надежных формальных признаков, различающих два типа определительных пред­ложений. Во-первых, аппозитивные придаточные в отличие от ограничительных, как правило, отделяются от главного предложения паузой или (на письме) запятой. Во-вторых, относительные местоимения which или who в ограничитель­ных придаточных могут быть заменены на that, тогда как в аппозитивных предложениях такая замена затруднительна; ср. предложения:

Snakes that are poisonous should be avoided.

и

Vipers, which are poisonous, should be avoided.

Наконец, упомянутое выше опущение единиц wh... или wh...is возможно лишь в ограничительных придаточ­ных. Ср. правильное

The man you met is here.

‘Человек, (которого) ты встретил,— здесь.’ и неправильное

*Mary, you met, is here.

‘Мери, (которую) ты встретил,— здесь.’

9. Я утверждаю, что возможность вставить ограничитель­ное придаточное после имени существительного есть необ­ходимое условие того, чтобы это имя приобрело определен­ный артикль. Определенный артикль, следовательно, не принадлежит ни главному (enclosing), ни придаточному (enclosed) предложениям до тех пор, пока не будет сформи­ровано сложное предложение. Рассмотрим пример (16):

(16) I know the man who killed Kennedy.

‘Я знаю человека, который убил Кеннеди.’

Если считать the man общей для главного и придаточного именной группой, то при расщеплении мы получим конъюнк­цию фраз

I know the man. The man killed Kennedy., причем здесь определенность имени в первом предложении требует иного идентифицирующего средства по сравнению с тем, которое фигурировало в примере (16), а именно —

who killed Kennedy. В случае имени собственного такой путь анализа приводит к абсолютной неграмматичности. Возьмем, например, предложение

The Providence you know is no more.

‘Провиденс, который, вы знаете, не существует больше.* Приняв за общую именную группу the Providence, мы полу­чим неправильную цепочку

*You know the Providence. *The Providence is no more. ‘Вы знаете Провиденс?* ‘Провиденс больше не сущест­вует.*

Поэтому мы должны заключить, что до своего объеди­нения предложения не содержат определенного артикля; впервые он появляется уже после их соединения. Соответ­ственно, предложение (16) должно быть разложено на такие составляющие предложения:

I know a man. A man killed Kennedy.

Общая именная группа здесь — a man. Заменяя ее второе вхождение на местоимение who, получим who killed Kenne­dy. Затем это выражение вставляется внутрь первого пред­ложения, в результате чего получаем предложение I know a man who killed Kennedy.

Поскольку глагол kill ‘убивать* предполагает, что агент действия, обозначенного этим глаголом, единичен, неопре­деленный артикль должен быть заменен определенным, и тогда мы получим предложение (16).

Если соответствующий глагол не предполагает единич­ности агента, замена неопределенного артикля на опреде­ленный чаще всего приводит к предложению, несинонимич­ному исходному, ср., например:

I know a man who fought in Korea.

‘Я знаю человека, который воевал в Корее.*

Конечно, я могу сказать во множественном числе

(17) I know the men who fought in Korea.

‘Я знаю тех людей, которые воевали в Корее.* и тем самым дать понять, что в каком-то смысле знаю всех этих людей. Но если я просто говорю I know men who fought in Korea.

‘Я знаю людей, воевавших в Корее.*, то это не означает, что я знаю всех тех, кто воевал в Корее; предложение сохранит истинность, даже если я знаю всего несколько таких людей.

Отсюда очевидно, что определенный артикль отражает намерение говорящего исчерпать всю область референции,

задаваемую ограничительным придаточным. Если область уже сужена до одного объекта, то употребление определен­ного артикля становится обязательным. Именно поэтому кажутся странными предложения типа God spoke to a man who begot Isaac. ^сБог разговаривал с человеком, который произвел на свет Исаака*.

Здесь семантика глагола beget ‘породить, произвести на свет* предопределяет использование определенного артикля the. В других случаях имеется выбор между неопределен­ным и определенным артиклем; ср.

I see a tree in our garden.

‘Я вижу дерево в нашем саду.* и столь же правильное

I see the tree in our garden.

Замена неопределенного артикля на определенный будет, однако, неуместна, если в действительности в нашем саду имеется более одного дерева: употребляя определенный артикль, говорящий обещает единичность, которую в дан­ном случае придаточное гарантировать не может.

Способ порождения сингулярного терма из имени нари­цательного таков: присоединить к существительному, стоя­щему в единственном числе, ограничительное придаточное и поставить в препозиции к имени определенный артикль. Может, однако, оказаться, что предложение недостаточно ограничительно: область его референции в данной речевой ситуации включает более одного индивида. Похожая ситуа­ция возникает, когда мы произносим:

Joe is hungry. ‘Джо голоден.*, а в доме имеется более одного человека по имени Джо. Та­кого рода случаи могут возникать по разным причинам: говорящему может недоставать нужной информации, он может быть просто небрежен или нарочно вводить слушаю­щего в заблуждение и т. п. Тем не менее, термы Joe и the tree in our garden остаются сингулярными. Использова­ние инструмента не по назначению не изменяет его функции. Ниже я вернусь к анализу неудач такого рода.

10. Возможности порождения сингулярных термов не исчерпываются указанным способом. Выше говорилось, что во многих случаях добавление одного только определен- ного артикля кажется достаточным для образования сингу­лярного терма из нарицательного имени, см.:

(18) I see a man. The man wears a hat,

‘Я вижу человека. На (этом) человеке надета шляпа.* Во втором предложении речь идет о человеке, ’’которого я вижу“, но придаточное опущено вследствие его избыточ­ности в тексте, который в противном случае имел бы вид:

I see a man. The man I see wears a hat.

‘Я вижу человека. Человек, которого я вижу, в шляпе.* Артикль the в примере (18) есть тогда не что иное, как знак опущенного, но восстановимого ограничительного прида­точного предложения. Он, так сказать, служит средством соединения, делающим текст связным относительно данного имени. В самом деле, без определенного артикля два пред­ложения не образуют связного текста, ср.:

I see a man. A man wears a hat.

Отсюда вытекает важный вывод: артикль the перед именем существительным, за которым в тексте реально не следует ограничительное придаточное, представляет собой знак эллиптированного придаточного предложения, образован­ного из предложения, предшествующего данному и содержа­щего то же имя. Этот вывод объясняет связность следующего текста:

I have a dog and a cat. The dog has a ball to play with.

Often the cat plays with the ball too.

‘У меня есть собака и кошка. У собаки есть мяч, которым

она играет. Кошка часто тоже играет этим мячом.* Этим же объясняется явно ощущаемая несвязность такого текста:

I have a dog and a cat. A dog has the ball.

Если наши выводы верны, то имя существительное, стоящее в единственном числе и с определенным артиклем, не может присоединять ограничительное придаточное, по­скольку это имя является точно таким же сингулярным термом, как имя собственное или личное местоимение. Сравним две последовательности предложений:

(19) I see a man. The man wears a hat.

(20) I see a man. The man you know wears a hat.

‘Я вижу человека. Человек, которого ты знаешь, в шляпе.*

Последовательность фраз в (19) представляет собой связный текст. Артикль the является знаком эллиптированного предложения (whom) I see. В (20) это предложение не вос­станавливается из-за наличия придаточного (whom) you know. Артикль the в (20) обусловлен этим придаточным

предложением и препятствует присоединению к имени дру­гих ограничительных придаточных. Следовательно, нет оснований думать, что человек, которого ты знаешь, тож­дествен человеку, которого я вижу. Иначе обстоит дело с аппозитивными предложениями. Последовательность фраз

I see a man. The man, whom you know, wears a hat. абсолютно связная. Имя the man во втором предложении по­нимается как имеющее (опущенное) ограничительное при­даточное (whom) I see и аппозитивное придаточное whom you know.

Теперь рассмотрим такие две последовательности:

(21) I see a rose. The rose is lovely.

‘Я вижу розу. Эта роза прекрасна.*

(22) I see a rose. The red rose is lovely.

‘Я вижу розу. Эта красная роза прекрасна.*

Первая из этих последовательностей образует связный текст, а вторая —нет. Объяснить этот факт можно, признав адекватность трансформации (7), а именно считая, что при­именное прилагательное образуется из ограничительного придаточного, которое в свою очередь блокирует присоеди­нение к имени другого ограничительного придаточного. Напомним, что допущение об адекватности трансформации

(7) позволяет также объяснить затруднения, связанные с попыткой присоединить приименные прилагательные к соб­ственным именам и личным местоимениям.

11. На этом, увы, еще рано ставить точку. Обратите вни­мание на неоднозначность предложений типа

(23) The man she loves must be generous.

‘Человек, которого она любит, должен быть великодуш­ным.*

Предложение (23) означает либо что есть человек, кото­рого она любит и который должен быть великодушным, либо что всякий человек, которого она любит, должен быть вели­кодушным. Число примеров такого типа легко увеличить. Для некоторых из них очевидна родовая интерпрета­ция:

Happy is the man whose heart is pure.

‘Счастлив человек, у которого легко на душе*.

Странно выглядело бы такое продолжение этого предло­жения:

I met him yesterday. ‘Я встретил его вчера*.

Естественным было бы продолжить это предложение так:

I met one yesterday. ‘Я встретил такого человека вче­ра.* ^[53]

В других случаях предпочтительной оказывается инди­видная интерпретация:

The man she loved committed suicide.

‘Человек, которого она любила, покончил жизнь само­убийством.*

Однако при некотором воображении даже такое английское предложение может получить родовую интерпретацию.

Как же решить, какая из интерпретаций правильна в каждом конкретном случае? Чтобы ответить на этот вопрос, представим себе, что у нас есть три текста, начинающихся со следующих фраз:

(24) Mary is a demanding girl. The man she loves must be generous.

‘Мери — требовательная девушка. Человек, которого она полюбит, должен быть великодушным.*

(25) Mary loves a man. The man she loves must be generous. ‘Мери любит человека. Человек, которого она любит, должен быть великодушным.*

(26) Mary loves a man. The man must be generous.

‘Мери любит человека. Этот человек должен быть вели­кодушным.’

(26) однозначно: the man — сингулярный терм. В (25) the man, вероятнее всего, тоже сингулярный терм, а в (24), скорее всего, общий (родовой). Почему это так? В примере (26) опущенное придаточное должно быть извлече­но из предшествующего предложения, поскольку, напомним, целью такого опущения является устранение избыточности. В примере (25) второе предложение, по всей видимости, производно от первого, а если это так, то the man — сингу­лярный терм. Можно, однако, предположить, что в тексте между двумя предложениями имеется разрыв — после со­общения о Мери некоторого конкретного факта автор начи­нает говорить о ней вообще, и тогда the man не имеет конк­ретной референции. Противоположная ситуация имеет мес­то в примере (24): придаточное определительное во втором предложении не может быть производным от первого, по­скольку в нем нет существительного man. Поэтому, если ут­верждение о том, что Мери на самом деле любит какого-то

Человека, йе йвлйетсй йресуййозицией, то the man будеї¹ общим термом. Из рассмотрения этих примеров следует: группа, имеющая вид the N, является сингулярным термом, если ее вхождению в текст предшествует (в том же тексте) реальное или предполагаемое предложение определенного вида, содержащее имя N (слова ’’определенного вида" будут вскоре уточнены). Отсюда признать группу the N сингуляр­ным термом — это то же самое, что допустить существование в тексте такого предложения.

12. Поскольку определенный артикль the всегда указы­вает на ограничительное придаточное предложение и по­скольку единственной причиной эллипсиса последнего яв­ляется, как говорилось выше, избыточность (то есть нали­чие в тексте предложения, из которого порождено данное ограничительное), можно было бы думать, что ни одна имен­ная группа вида the N не может выступать в тексте без огра­ничительного придаточного, если в предшествующей части текста такого предложения нет. Однако это заключение было бы ошибочным. Некоторые the N-группы без ограничитель­ных придаточных встречаются уже в самом начале текста. Примеры предложений с такими именными группами можно разделить на три категории.

К первой относятся предложения типа The castle is burning. ‘Замок горит.’

The president is ill. ‘Президент болен.’

В них такие сочетания, как in our town ‘в нашем городе’, of our country ‘нашей страны’, избыточны. Имена the castle и the president фактически по своему статусу близки к име­нам собственным: они обычно идентифицируют объекты сами по себе. Поэтому не случайно, что они часто пишутся с заглавной буквы: the President, the Castle. Для некоторых носителей языка статус имен собственных могут получить даже ’’еще более нарицательные" имена; ср.:

Did you feed the dog? ‘Вы кормили собаку?’ Употребление второй категории предложений является своеобразным литературным приемом. Можно начать роман фразой

They boy left the house. ‘Мальчик покинул дом’.

Такое начало повествования предполагает знакомство чита­теля с персонажами и с ситуацией. Читатель как бы пригла­шается занять определенное место в картине событий: он ”там“, он видит мальчика, он знает дом, о котором идет речь.

13. Третья категория предложений совершенно иного рода. Каждое предложение 6 ней содержит родовое имя с the, но без придаточного определительного. Примеров мож­но привести множество:

(27) The mouse is rodent. ‘Мышь — это грызун.’

(28) The tiger lives in the jungle. ‘Тигр живет в джунглях.’

(29) The Incas did not use the wheel. ‘Инки не пользовались

колесом.’

и т. д. Очевидно, что никакого предложения, ограничиваю­щего имена mouse, tiger и wheel, здесь не должно восстанав­ливаться, области референции этих имен остаются неогра­ниченными. Следует ли нам в таком случае считать неверным утверждение, что определенный артикль всегда предпола­гает ограничительное придаточное? Нет, конечно, не сле­дует. Чтобы это показать, возьмем поговорку None but the brave deserves the fair, букв. ‘Красавицы достоин только смелый.’[54]

Ее перифразой будет предложение

None but the [man who is] brave deserves the [woman who is] fair.

букв. ‘Ни один, кроме (мужчины, который является) смелым, не заслуживает (женщины, которая является) красивой’, а это предполагает следующую модель, по ко­торой производится опущение: the N wh... is А the А Но тогда легко видеть, что предложения типа This book is written for the mathematician, букв. ‘Эта книга написана для математика.’

Only the expert can give an answer.

‘Только специалист может дать ответ.’ появляются в результате эллипсиса по аналогичной модели:

(30) the Nj wh... is an N.->- the N_}

Так, имена the mathematician и the expert являются произ­водными от the [person who is a] mathematician ‘(человек, который есть) математик’ и the [person who is an] expert ‘(человек, который есть) специалист’. Анало­гично источниками для предложений (27) — (29) являются выражения:

the [animal that is a] mouse (tiger)

'(животное, которое есть) мышь (тигр)’, the [instrument that is a] wheel

‘(инструмент, который есть) колесо*.

Мы видели раньше, что избыточное предложение можно опустить. В (30) опущено избыточное имя N_t, а артикль the переносится на Nj. Имя Nj избыточно только потому, что оно является родовым по отношению к Nj и как таковое лег­ко восстанавливается. Отсюда напрашивается вывод, что имена, которые сами являются слишком общими, чтобы под­падать под более крупный род, не могут подвергаться транс­формации опущения (30). И это действительно так. В то время как предложения

Tigers live in jungle. ‘Тигры живут в джунглях.’

The Incas did not use wheels. ‘Инки не пользовались ко­лесами.’

имеют своими перифразами соответственно (28) и (29), предложения типа

Objects are in space. ‘Объекты находятся в пространст­ве.’

Monkeys do not use instruments. ‘Обезьяны не пользуют­ся орудиями труда.’

не перифразируются в предложения

The object is in space. ‘Объект находится в пространстве.’ Monkeys do not use the instrument.

‘Обезьяны не пользуются орудиями труда.’

В этих предложениях группы the N должны быть сингуляр­ными термами, следовательно, мы ищем предложения, из которых должны быть произведены идентифицирующие при­даточные, относящиеся к именам the object и the instru­ment: о каком объекте (орудии) мы здесь говорим?

Сказанное может служить косвенным доводом в пользу

(30) . Более непосредственным доказательством адекват­ности этой трансформации является следующий пример: There are two kinds of large cat living in Paraguay, the jaguar and the puma.

‘Есть два вида крупных кошек, живущих в Парагвае,— это ягуар и пума.’

Очевидно, что имена the jaguar и the puma производны от the [(kind of) large cat that is a] jaguar и the [(kind of) large cat that is a] puma. Здесь в противоположность некоторым приводившимся ранее примерам ни a jaguar and a puma, ни jaguars and pumas не годятся для замены родового сочета­ния the jaguar and the puma. Таким образом, родовой оп­ределенный артикль не является просто вариантом других родовых форм — у него свое собственное происхождение. Еще один пример:

Euclid described the parabola. ‘Евклид описал параболу’. Имя the parabola в этом предложении нельзя заменить имен­ными группами a parabola, parabolas ‘параболы’ или all parabolas ‘все параболы’ с сохранением прежнего смысла. Для данного предложения можно указать такую перифрази­ровку:

Euclid described the [(kind of) curve that is a] parabola. ‘Евклид описал [(вид) кривой, которая является] пара­болой’.

Кстати, хотя можно сказать:

Euclid described curves. ‘Евклид описал кривые.’ и нельзя, сохранив тот же смысл, сказать:

Euclid described the curve. ‘Евклид описал кривую.’, так как curve ‘кривая’ является слишком общим термом ^w.

14. Возможность передачи артикля the от первого имени к последующему, которая раскрывается в (30), является ключом к решению проблемы статуса именных групп, сос­тоящих из определенного артикля и имени собственного. Именные группы the Hudson, the early Mozart, the Provi­dence you know, по всей видимости, производны от

the [river called] Hudson ‘[река, называемая] Гудзон’, the early [period / works of] Mozart ‘ранний [период / ранние произведения] Моцарт(а)\ the [aspect/appearance] of Providence you know ‘[вид/внешний облик] Провиденс(а), который ты знаешь’. Действительно, можно показать, что, например, придаточ­ное you know непосредственно к Providence не относится. Если бы оно относилось к Providence, последовательность фраз

You know Providence. ’’The Providence is no more, была бы правильной по аналогии, скажем,с последовательностью

You had a house. The house is no more.

⁴У вас был дом. Дома больше не существует.’

В данном случае первое предложение порождает придаточ­ное which you had ‘который у вас был’, оправдывающее появ­ление определенного артикля перед существительным house во втором предложении. В предыдущем примере, однако, оно не порождает придаточного which you know⁴который ты знаешь’ именно по той причине, что Providence — имя соб­ственное. Таким образом, Providence во втором предложе­нии не имеет при себе придаточного, которое бы оправды­вало артикль the, и следовательно, именная группа the Providence you know не происходит из предложения You know Providence.

15. Ввиду того, что наше исследование до сих пор носи­ло индуктивный характер, все выводы относительно обра­зования сингулярных термов из нарицательных имен имели предварительный характер: мы, так сказать, оставляли мес­то для разнообразных фактов, связанных с сингулярными термами, которые еще предстояло объяснить. Сейчас ретро­спективно мы можем предложить более последовательную картину по крайней мере наиболее важных аспектов проб­лемы сингулярных термов; описание многих деталей этой очень сложной проблемы следует отложить на будущее. Основные правила, как нам кажется, таковы:

(а) Определенный артикль является функцией от ограни­чительного придаточного, отнесенного к имени.

(б) Этот артикль указывает на то, что область референ­ции так ограниченного имени должна восприниматься как исчерпанная, распространяемая на все входящие в нее объекты, вместе взятые и каждый в отдельности.

(в) Если ограничение доведено до одного индивида, оп­ределенный артикль обязателен и маркирует сингулярный терм. В противном случае терм является общим, а упот­ребление определенного артикля факультативным.

(г) Придаточное является ограничительным относитель­но данного индивида, если и только если оно производно либо от предложения, реально присутствующего в предшест­вующей части текста, либо от предложения, имплицитно предполагаемого тем же текстом, причем имя N в предложе­нии имеет идентифицирующее вхождение. Это последнее по­нятие еще требует пояснений.

(д) Избыточные придаточные предложения могут быть опущены.

(е) Придаточное предложение избыточно, если оно по­лучено из предложения, реально существующего в пред­шествующей части текста, или если информационное содер­жание предложения, в котором имя N имеет идентифици­рующее вхождение, в целом известно участникам текстовой ситуации.

(ж) Избыточные родовые имена можно опускать в соот­ветствии с (30).

16. Приведенные правила дают следующую процедуру распознавания сингулярных и общих термов среди именных групп вида the N, где N — имя нарицательное:

(і) Если вслед за именной группой стоит придаточное предложение, ищите в тексте то предложение, которое поро­дило данное придаточное.

(ІІ) Если такое предложение найдено и если оно иденти­фицирует имя N, то искомая группа — сингулярный терм; если же оно не идентифицирует N, то эта группа — общий терм.

(iii) Если в тексте не удалось обнаружить предложения, из которого образовано придаточное, выясните, гаранти­руют ли свойства текста допустимость в нем идентифици­рующего предложения, соответствующего придаточному.

(iv) Если ответ положительный, перед вами сингуляр­ный терм, в противном случае — общий.

(v) Если вслед за именной группой нет придаточного, ищите предшествующее этой группе предложение, в кото­ром имя N не имеет определенного артикля.

(vi) Если предложение с таким вхождением имени най­дется, опущенное после именной группы придаточное сле­дует восстановить, исходя из этого предложения.

(vii) Если это вхождение имени идентифицирующее, то the N — сингулярный терм, а если не идентифицирующее, то the N — общий терм.

(viii) Если такого вхождения N нет, выясните, обеспечи­вают ли характеристики текста возможность существования в нем предложения, которое бы идентифицировало N по отношению к участникам речевой ситуации.

(ix) Если ответ утвердительный, то терм the N — сингу­лярный, а придаточное следует восстановить из этого пред­ложения.

(x) Если ответ отрицательный, то the N — общий терм с отсутствующим родовым именем, который восстанавли­вается по правилу (30).

В качестве примера, иллюстрирующего различные воз­можности интерпретации the N как сингулярного терма, рас­смотрим следующий текст. Мой друг возвращается с охоты и начинает рассказывать:

Imagine, I shot a bear and an elk. The bear I shot nearly got away, but the elk dropped dead on the spot. Inciden­tally, the gun worked beautifully, but the map you gave me was all wrong.

‘Представь себе, я подстрелил медведя и лося. Медведь, которого я подстрелил, чуть не удрал, а лось замертво упал тут же на месте. Кстати, ружье стреляло превос­ходно, но карта, которую ты мне дал, была вся невер­ной.’

Группа the bear I shot ‘медведь, которого я подстрелил’ — сингулярный терм согласно (ii). The elk ‘лось’ — сингуляр­ный терм в силу (vii) с придаточным I shot ‘(которого) я подстрелил’ в соответствии с (vi). Терм the gun ‘ружье’ является сингулярным согласно (ix) с придаточным что-то вроде I had with me ‘(которое) у меня было с собой’. Имен­ная группа the map you gave me ‘карта, (которую) ты дал мне’ — сингулярный терм в силу (iv).

Обращение к характеристикам самого текста в пунктах (iii) и (viii) служит, конечно, прикрытием от едва ли исчер­пываемого разнообразия релевантных факторов. Одни из них являются чисто языковыми, другие — прагматичес­кими. В контексте глаголой, изменяющихся по временам, выступают, как правило, сингулярные термы, в модальных контекстах — общие. Вспомним, однако, о человеке, кото­рого любит Мери и который должен быть великодушным, и о динозавре, который бродил по равнинам во времена юрского периода. На практике часто трудно прийти к какому-то оп­ределенному решению. У вас может быть только одна кош­ка, но несмотря на это ваша жена бросает реплику

The cat is a clever beast. ‘Кошка —умное животное.’, которая является неоднозначной. Гораздо важнее для нас то обстоятельство, что все сингулярные термы вида the N обладают одной и той же пресуппозицией, а именно — пре­суппозицией реального или подразумеваемого существова­ния идентифицирующего предложения. Последнее понятие пока еще остается необъясненным.

17. Вернусь к индуктивным рассуждениям. Сначала я перечислю основные типы идентифицирующих предложений, а затем попытаюсь выделить их общие признаки. Прежде всего, предложение идентифицирует N, если оно соединяет N с определенной (definite) именной группой не через связ­ку и не с помощью модальных слов. Класс определенных именных групп составляют все сингулярные термы и их пары во множественном числе типа we ‘мы’, you ‘вы’, they ‘они’, these boys ‘эти мальчики’, my daughters ‘мои дочери’, the dogs ‘ (эти > собаки’ и т. п. Поэтому следующие предложе­ния являются идентифицирующими:

(31) I see a house. The house... ‘Я вижу дом. Дом...’

(32) They dug a hole. The hole... ‘Они выкопали яму. Яма...’

(33) The dogs found a bone. The bone... ‘Собаки нашли кость. Кость...’

Позиция именной группы во фразе несущественна:

(34) A snake bit me. The snake... ‘Змея укусила меня. Змея...’

Адъюнкты, образованные сочетанием предлога с именем, также выполняют соединительную функцию независимо от своего местоположения в предложении, ср.:

(35) They dug a hole with a stick. The stick...

‘Они выкопали яму палкой. Палка...’

(36) A boy had dinner with me. The boy...

‘Мальчик пообедал со мной. Мальчик...’

и т. п.

Отсюда следует, что определенные имена вида the N могут образовывать цепочку идентификации, например:

I see a man. The man wears a hat. The hat has a feather on it. The feather is green, букв. ‘Я вижу человека. На (этом) человеке надета шля­па. На (этой) шляпе перо. (Это) перо зеленое.’

Но ведь все такие цепочки должны где-то начинаться. Это означает, что в начале большинства текстов, содержа­щих определенные (definite) имена, должно быть ’’основ­ное", или ’’базовое", определенное имя — личное местоиме­ние, имя собственное или именная группа, начинающаяся с указательного или притяжательного местоимения. Этими термами весь текст, так сказать, прикрепляется к миру ин­дивидных предметов.

Связочные глаголы типа be ‘быть’ или become ‘стано­виться’ не обеспечивают связи имени и последующей опре­деленной именной группы. Приводимые ниже последова­тельности не образуют связного текста:

(37) Не is a teacher. The teacher is lazy.

‘Он учитель. Учитель ленивыи .

(38) Joe became a salesman. The salesman is well paid. ‘Джо стал коммивояжером. Коммивояжер хорошо за­рабатывает.’ Нам, конечно, известно, что эти два глагола специфичны и в других отношениях. Их объекты не бывают в аккузативе, а предложения с этими глаголами нельзя обратить в пассив. Для нас, однако, важнее то, что именно эти глаголы препятствуют формированию относительного придаточного предложения:

* the teacher who he is букв.‘учитель, (которым) он яв­ляется’.

* the salesman he became букв, ‘коммивояжер, (которым) он стал’.

Это свойство глаголов-связок неожиданно подтверждает выдвинутую нами теорию определенного артикля. После­довательности (37) и (38) несвязны потому, что первые пред­ложения в них не порождают придаточных для идущих следом именных групп the N.

Наличие модальных глаголов может либо влиять, либо не влиять на интерпретацию имени; ср.

(39) Joe can lift a bear.

‘Джо может поднять медведя.’

(40) Не could have married a rich girl.

‘Он мог бы жениться на богатой девушке.’

(41) You must buy a house.

‘Ты должен купить дом.’

(42) I should have seen a play.

‘Мне следовало бы посмотреть пьесу.’

Предложения (39)—(42) неоднозначны относительно син­гулярности — общности второй именной группы.

В ряде случаев имена идентифицируют объект благода­ря одному лишь присутствию во фразе глагола в прошед­шем времени:

A man caught a shark in a lake. The shark was a fully de­veloped specimen.

‘Один человек поймал в озере акулу. Акула оказалась очень крупной.’

18. В заключение рассмотрим наименее специфичный способ введения в текст сингулярных термов:

Once upon a time there was a king who had seven daugh­ters. The king...

‘Жил да был один король, у которого было семь доче­рей. Король...’

Эта модель ’’экзистенциального извлечения" очень важ­на для нас. Дело в том, что ее можно использовать как кри­терий идентифицирующего употребления, а именно пред­ложение является идентифицирующим по отношению к N, если и только если оно допускает перифразирование в There is an N wh... ‘Существует N, который (-ая, -ое)...’ Так, идентифицирующие предложения (31) — (36) порожда­ют правильные трансформы:

There is a house I see.

There is a hole they dug.

There is a bone the dogs found.

There is a snake that bit me.

There is a stick with which they dug a hole.

There is a boy who had dinner with me.

Наоборот, кеидентифицирующие предложения типа A cat is an animal. ‘Кошка — животное.’

A tiger eats meat. ‘Тигр ест мясо.’ или предложения, подобные (37) и (38), не дают правильных трансформов указанного вида:

*There is an animal that is a cat.

букв. ‘Существует животное, (которое) является кош­кой.’,

*There is meat a tiger eats.

букв. ‘Существует мясо, (которое) ест тигр.’,

* There is a teacher he is.

букв. ‘Существует учитель, (которым) он является.’,

* There is a salesman Joe became.

букв. ‘Существует коммивояжер, (которым) Джо стал.’ Что касается модальных предложений (39) — (42), то оче­видно, что благодаря возможности экзистенциального извле­чения их следует трактовать как идентифицирующие: There is a bear Joe can lift.

букв. ‘Существует медведь, (которого) Джо может под­нять.’,

There is a rich girl he could have married.

букв. ‘Существует богатая девушка, на которой он мог

бы жениться.’ и т. д.

Мы можем, следовательно, сделать вывод, что именная группа the N wh... является сингулярным термом в том и только в том случае, если из текста выводимо предложение вида There is an N wh...

19. Услышав этот вывод, приверженцы аналитической философии почувствуют себя на родной почве. Может быть,

поэтому стоит еще раз вернуться к полученным нами ре­зультатам, чтобы рассмотреть их в свете недавних дискус­сий о сингулярных термах.

Прежде всего мы установили, что вопрос о том, является ли данная именная группа вида the N сингулярным термом или нет, нельзя решить, анализируя только само предложе­ние, в которое входит такая группа. Тезис П. Стросона, что в этом случае релевантно употребление предложе­ния, или выражения, безусловно, верен, но этого недоста­точно для объяснения того, что значит использовать пред­ложение для выражения некоторого утверждения или что значит употребить именную группу для обозначения чего- либо. В настоящей статье мы предложили более эксплицит­ное и строгое решение этого вопроса. По крайней мере мы установили, что именные группы вида the N способны к еди­ничной референции, то есть являются сингулярными тер­мами, вследствие их употребления в текстах определенного типа. Такой текст должен содержать предложение, иденти­фицирующее последующее имя, и, как было сказано выше, это предложение должно перифразироваться по схеме эк­зистенциального извлечения There is an N wh... Поэтому, хотя утверждение Б. Рассела о том, что предложения, содержащие сингулярный терм the N, имплицируют су­ществование идентифицирующего предложения, является чересчур сильным, утверждение П. Стросона, согласно ко­торому из наличия в предложении референтного употреб­ления именной группы the N не вытекает существование идентифицирующего предложения, представляется нам слишком слабым. Конечно, справедливо, что экзистенциаль­ное утверждение следует не из предложения, содержащего референтную именную группу the N, а из другого, но тем не менее вхождение в текст предложения, имплицирующего экзистенциальное утверждение, есть conditio sine qua non референтной группы the N.

Вы можете, однако, возразить, что идентифицирующее предложение реально не всегда имеется в тексте. Во многих случаях его существование просто допускается или предпо­лагается заранее. Я отвечу, что с философской точки зре­ния это не существенно. Эллипсис идентифицирующего предложения — это средство достичь экономии, как мы уже не раз говорили. Существенной же является сама внут­ренняя структура текста. В ходе математического доказа­тельства мы часто опускаем те шаги, которые очевидны слу­шателям, хотя они остаются частью доказательства. Как и пропуск некоторых шагов в доказательстве математического утверждения, эллипсис идентифицирующего предложения зависит от того, что предполагает говорящий очевидным для своих слушателей. А последнее для философа не представ­ляет никакого интереса.

Наш вывод вполне согласуется со здравым смыслом. Если ребенок говорит мне

(43) The bear I shot yesterday was huge.

‘Медведь,(которого)я вчера подстрелил,был огромный.’, я скажу в ответ

(44) But you did not shoot any bear.

‘Но ты не подстрелил никакого медведя.’

И это предложение не противоречит предложению (43), однако вступает в противоречие с предложением (45):

(45) I shot a bear yesterday. ‘Я вчера подстрелил медведя.’, которое ребенок предполагал, но в речи разумно опустил, чтобы я воспринял группу the bear... как референтную. В таком случае истинно предложение (43) или ложно? Само по себе оно ни то, ни другое, поскольку группа the N в нем может быть референтной, только если предшествующее идентифицирующее предложение (45) истинно. Но поскольку оно ложно, терм the bear... ничего не обозначает несмотря на то, что удовлетворяет условиям сингулярности.

Ученого-логика, который не терпит истинностных прова­лов (truth-gaps) так же, как природа — пустоты, и который, пытаясь приписать такого рода сингулярным термам ис­тинностное значение, настаивает на включении одного из вариантов идентифицирующего предложения (There is an N wh...) в анализ предложений с сингулярными термами the N, следует поддержать. Наши результаты говорят о том, что это предложение вовсе не выглядит столь искус­ственным, как утверждали некоторые ученые.

20. Торжество приверженцев философской теории дес­крипций будет все-таки слегка омрачено, если указать на то, что предложения типа There is an N wh... необязательно утверждают ’’реальное" существование, не говоря уже о пространственно-временном существовании. Возьмем, к примеру, следующий текст:

I dreamt about a ship. The ship...

‘Я видел во сне корабль. Корабль...’. Идентифицирующее предложение легко порождает транс­форм

There is a ship I dreamt about.

‘Существует корабль, (который) я видел во сне.’

Все верно, но при этом отнюдь не предполагается, что та­кой корабль существует в реальном мире. Если кто-либо считает, что корабль существует в мире сновидений, или что дом, который я только что представил себе, существует в мире образов, или, наконец, что король с семью дочерьми существует в мире сказок, мне ничего другого не остается, как согласиться с этим человеком. Я лишь добавлю, что желательно было бы уметь различать типы текстов, предпо­лагающие разные виды ’’существования". В особенности, разумеется, нас интересуют тексты, относящиеся к ’’реаль­ному" существованию. В этой связи я остановлюсь кратко на одном обстоятельстве. Выше было отмечено, что в нача­ле почти всякого текста, содержащего сингулярные термы, должен быть ’’основной" сингулярный терм (или его корре­лят во множественном числе). Тогда, если мы отыщем такой терм, обозначающий реальный объект типа I ‘я’, Lyndon В. Johnson ‘Линдон Б. Джонсон’ или Uganda ‘Уганда’, то сможем проследить связь остальных сингулярных тер­мов текста с этим основным. Поскольку все связи формиру­ются глаголами, ”не выводящими за пределы реального ми­ра" (’’reality-preserving" verbs), такими, как push ‘толкать’, kick ‘ударить ногой’ или eat ‘есть’, мы остаемся в пределах одной пространственно-временной действительности. С дру­гими глаголами, такими, как dream ‘видеть во сне, мечтать’, imagine ‘воображать себе’, need ‘нуждаться’, want ‘хотеть’, look for ‘искать’ и plan ‘планировать’, нужно быть осто­рожным: связь между термами в пределах текста может, хотя это и не обязательно, нарушиться. Остаться в реаль­ном мире мы можем, пойдя по другой дороге. Если я говорю только

I dreamt about a house. The house...

‘Я видел во сне дом. Дом...’, то нет оснований думать, что дом, который я видел во сне, должен существовать в реальном мире. Но если я сообщаю

I dreamt about the house in which I was born. The house...

‘Я видел во сне дом, в котором родился. Дом...’, то дом, о котором я говорю,— реальный, но его реальность объясняется не наличием глагола dream, а присутствием во фразе глагола to be born (being born in) ‘родиться’. Именно этот глагол позволяет нам оставаться в реальном мире. Ко­нечно, если "основной" сингулярный терм — это Зевс или

король, который когда то жил, то ситуация ясна. Дальней­шее развитие изложенной тут идеи потребовало бы рассмот­рения множества интереснейших деталей.

А пока нам придется удовлетвориться выводом, что текст, в котором употреблена референтная именная группа the N, имплицирует утверждение There is an N... Однако мы должны добавить следующее предостережение: существуют объекты, которые в реальном мире не сущест­вуют ¹².

ЛИТЕРАТУРА

І1] Рассел Б. Дескрипции (см. наст, сб., с. 41—54).

f 2] Стросон П. Ф. О референции (см. наст, сб., с . 55—86).

ІЗ] Н а г г і s, Z. S. Co-occurrence and transformation in linguistic struc­ture.— «Language», XXXIII, 1957, p. 283—340. (Перев. на русск.: 3. С. X э p p и с. Совместная встречаемость и трансформация в язы­ковой структуре.— В кн.: «Новое в лингвистике», вып. II. М., 1962, с. 528—636.)

[4] Harris, Z. S. String Analysis of Sentence Structure. The Hague, 1962.

[5] Quine, W. V. Methods of Logic. New York, 1961.

[6] Robbins.B. L. The Definite Article in English Transformations. The Hague, Mouton, 1968.

[7] Str awson, P. F. Individuals. London, 1959.

¹² Автор во многом обязан работе доктора Б. JI. Роббинса (см. [6]).