Основные положения

Охарактеризовав исторические предпосылки нашей модели, пред­ставим теперь в произвольной форме основные положения, с помощью которых не только определяются основные теоретические понятия и компоненты модели, но и выявляются необходимые взаимосвязи с другими моделями функционирования дискурса, раз­работанными в лингвистике и социальных науках.

1.2.1. Когнитивные основания. Представим себе ситуацию, в которой некто оказался свидетелем дорожного происшествия. Мы исходим из того, что у человека конструируется ментальное пред­ставление этого происшествия, а его понимание наблюдаемых событий выражается в конструировании данного представления и его последствий, остающихся в памяти. Предположим, что другой человек слушает рассказ об этом происшествии. Мы считаем, что понимание рассказа также требует построения ментального пред­ставления. Конечно, репрезентация самого происшествия и репрезен­тация рассказа о происшествии не будут совпадать. Во втором случае мы получим представление уже вербализованной версии говорящего о случившемся (Hormann, 1976). Но общая характер­ная черта того и другого когнитивного процесса состоит в том, что свидетель происшествия и слушающий историю конструируют в памяти некоторое представление на основе визуальных или языко­вых данных. Мы называем это конструктивистским основанием модели.

Далее мы полагаем, что свидетель происшествия и слушатель рассказа о происшествии конструируют не просто некоторое пред­ставление на основе визуальных и вербальных данных — таких, как движение объектов, поведение людей (происходящие события) или произнесение высказываний, образующих рассказ, но, скорее, интер­претацию событий и высказывания (Loftus, 1979). В обоих случаях они конструируют значение: события интерпретируются как „проис­шествие", а языковое сообщение — как рассказ о происшествии.

Мы полагаем также, что конструирование представления проис­шествия или рассказа о происшествии, и в частности значения воспринимаемого материала, происходит практически одновременно с осуществляющейся обработкой этого материала. Другими словами, мы не считаем, что свидетель и слушающий в нашем примере сначала обрабатывают и запоминают данные, относящиеся к соот­ветствующим событиям, и только потом приписывают им значение. Это значит, что понимание осуществляется оперативно (on-line), то есть параллельно с обработкой воспринимаемых данных. Это посте­пенно развивающийся процесс, а не процесс, происходящий post hoc. Используя метафору из области вычислительной техники, мы назовем это оперативным основанием обработки дискурса (см.: Marslen-Wilson & Tyler, 1980).

Люди, понимающие реальные события или речевые события, способны сконструировать ментальное представление, и в особенно­сти осмысленное представление, только при том условии, что они располагают более общими знаниями о таких событиях. Чтобы интерпретировать какое-то событие как дорожное происшествие, люди должны знать кое-что об обычном дорожном движении, о событиях, в которых участвуют машины и водители; что касается рассказов, то нужно иметь более общие знания о них и об их взаимосвязях с описываемыми событиями. Сходным образом очеви­дец и слушатель (в нашем примере) могут интерпретировать события в свете прошлого опыта, для которого были характерны аналогичные события и который может привести к формированию более общих знаний. Помимо этих знаний, у слушателя и свидетеля может быть и другая когнитивная информация: убеждения, мнения или установки, относящиеся к подобным событиям, а, кроме того, мотивации, цели или особые задачи, связанные с обработкой соответствующей информации. В общем, мы полагаем, что понима­ние включает в себя не только обработку и интерпретацию воспринимаемых данных, но и активацию и использование внутрен­ней, когнитивной информации.

Как будет показано более подробно ниже, восприятие и понима­ние каких-либо событий происходит не в вакууме, а в рамках более сложных ситуаций и социальных контекстов. Понимание этих событий означает поэтому также и то, что человек использует или конструирует информацию о взаимосвязях между событиями и ситуациями. Таким образом, понимающий располагает тремя видами данных, а именно: информацией о самих событиях, информацией о ситуациях или контексте и информацией о когнитивных пресуппози­циях. Имеющаяся информация может быть объединена эффектив­ным способом, чтобы как можно скорее и лучше (то есть осмыслен­но и целенаправленно) было сформировано ментальное представле­ние события. Это означает, например, что наблюдающий за проис­шествием может конструировать значения, основанные на его пресуппозиционной информации, в то время как внешние данные отсутствуют; все это справедливо и для слушающего историю. У него могут возникнуть ожидания того, что будет сказано, прежде чем он это услышит в действительности, и это может облегчить ему процесс понимания, когда он действительно получит релевантную внешнюю информацию. На каждом этапе нет фиксированного порядка следования между воспринимаемыми данными и их интер­претацией: интерпретации могут быть сначала сконструированы и только позднее сопоставлены с воспринимаемыми данными. Мы ви­дим, что людям присуща способность гибкого использования различ­ных видов информации, что информация может обрабатываться несколькими возможными способами, что интерпретируемая инфор­мация может быть неполной и что главная цель процесса заключает­ся в возможно более эффективном конструировании ментальных представлений. Это мы называем стратегическим основанием моде­ли. Если другим основаниям было уделено должное внимание в прежних моделях когнитивной обработки дискурса, то в центре внимания настоящей книги находится как раз стратегический под­ход.

В заключение мы можем сказать, что важнейшие характеристики нашей модели основаны на представлении о том, что когнитивная обработка дискурса, равно как и любая другая комплексная обработ­ка информации, является стратегическим процессом, в результате которого с целью интерпретации (понимания) дискурса в памяти конструируется его ментальное представление. В соответствующих процессах используется как воспринимаемая информация, так и информация, содержащаяся в памяти. Конечно, рассмотренные общие основания имеют много различных следствий и импликаций. Так, у конструктивистского основания есть важное следствие, заключающееся в том, что постепенное и оперативное (on-line) конструирование представления возможно только на основе струк­турного анализа и синтеза, обеспечивающих выявление на различ­ных уровнях значимых единиц, а также способов, с помощью которых эти единицы могут объединиться в более сложные едини­цы. Эти и другие следствия из приведенных оснований будут рассмотрены в соответствующих главах книги.

1.2.2. Контекстуальные основания. Мы уже высказали предполо­жение о том, что связные тексты вроде рассказа о каком-либо происшествии не существуют в вакууме. Они производятся и воспринимаются говорящими и слушателями в конкретных ситуаци­ях, в рамках широкого социокультурного контекста. Поэтому обра­ботка дискурса—не просто когнитивное, но в то же время и социальное событие. Это утверждение, конечно, очевидно, но здесь мы хотели бы подчеркнуть, что социальные характеристики дискур­са взаимодействуют с когнитивными. Другими словами, когнитивная модель должна отражать тот факт, что связный текст и соответ­ственно процесс понимания текста осуществляется в социальном контексте. Это мы называем основанием (социальной) функциональ­ности. Наиболее очевидное когнитивное следствие из этого основа­ния состоит в том, что пользователи языка конструируют представ­ление не только соответствующего текста, но и социального контек­ста, и эти два представления взаимодействуют.

Точнее говоря, мы полагаем, что история о дорожном происше­ствии рассказывается и понимается в процессе коммуникации, в ходе которого слушатель получает информацию от говорящего, в данном случае о некотором дорожном происшествии (и о способе, с помощью которого говорящий кодирует это происшествие в своей памяти). Помимо всего прочего, коммуникативное основание может означать, что слушающий не просто пытается сконструировать свое представление рассказа, но сопоставляет эту интерпретацию с представлением о том, что намеревался сказать ему говорящий.

Так как дискурсу присущи намерения, или интенции, нам прихо­дится иметь дело не только с лингвистическими объектами, но и с результатами некоторых форм социальной деятельности. Так, рас­сказывая историю, говорящий принимает участие в социальном (в данном случае — речевом) акте, утверждающем что-то или предуп­реждающем слушателя о чем-то. Формы и интерпретации рассказа могут быть обусловлены этой речеактовой функцией высказывания. Мы называем ее прагматическим основанием модели обработки дискурса. Одно из когнитивных следствий этого основания состоит, например, в том, что человек, интерпретирующий рассказ, констру­ирует также представление соответствующих речевых актов, припи­сывая определенную функцию или категорию действия речевому сообщению, а отсюда и говорящему. В этом случае слушатель оценивает дискурс с точки зрения его предназначенности к выполне­нию определенных прагматических функций: рассказ может быть прагматически приемлем в качестве речевого акта, только если контекстуальные условия соответствуют некоторым текстуальным свойствам.

Далее, надо полагать, что интерпретация дискурса как определен­ного речевого акта (или серии речевых актов) является частью интерпретации взаимодействия участников коммуникации в целом. В процессе общения и у говорящего, и у слушающего есть свои мотивы, цели и намерения; то же самое относится и к другим действиям, осуществляемым в данной ситуации, с которыми связаны речевые действия.

Наконец, как мы уже говорили, процесс взаимодействия участни­ков коммуникации, включающий в себя обработку связного текста, сам по себе является частью социальной ситуации. Участники речевого общения могут исполнять определенные функции или роли; могут существовать различия в обстановке и местонахождении; наконец, могут иметь место особые правила, условия или стратегии, контролирующие взаимодействие в такой ситуации. Нельзя говорить что угодно в любой ситуации. Возможные действия, а, следователь­но, возможные цели и тексты ограничены определенными параметра­ми ситуации. О происшествии можно рассказать в баре, дома, своему другу или случайному попутчику в автобусе, но вряд ли такой рассказ является допустимым речевым актом на экзамене. Поэтому, чтобы понять рассказ, мы должны связать его прагматическую функцию с общими интерактивными ограничениями, детерминиро­ванными социальной ситуацией или же детерминирующими ее; и это возможно только в том случае, если мы определим в нашей модели, как в ней когнитивно репрезентирована социальная ситуация. Выра­жаясь более конкретно, скажем, что интерпретация значения и функций рассказа о происшествии будет различной в зависимости от того, рассказывается ли история друзьям, в неформальной обстановке, или же она сообщается свидетелем в суде. Значит, в конце концов, мы должны учитывать ситуационное основание когнитивной обработки дискурса. В качестве пресуппозиций оно может включать общие нормы и ценности, установки и условности, относящиеся к участникам и возможностям взаимодействия в опре­деленной ситуации.

Несомненно, что все контекстуальные основания когнитивной обработки дискурса могут быть самостоятельно разработаны в рамках социологических моделей использования языка. Но и наши функциональные основания связаны с предположением, что процесс понимания включает в себя разные виды контекстуальной информа­ции, а представления конструируются на основе речевого акта, коммуникативного взаимодействия и всей ситуации; наконец, эти представления стратегически взаимодействуют с пониманием самого связного текста. Следовательно, понимание — это уже не просто пассивное конструирование репрезентации языкового объекта, а часть интерактивного процесса, в котором слушатель активно интер­претирует действия говорящего.

Исследование характера представлений и процессов интерпрета­ции контекстуальной информации не является нашей основной задачей, но мы постараемся их учитывать при описании процессов понимания связного текста.

1.2.3. Ограничения. У нас нет возможности рассматривать осно­вания модели во всех подробностях. Поэтому мы, исходя из самых общих оснований, образующих базис модели, охарактеризуем только некоторые из ее компонентов. Хотя мы приводим здесь некоторые общие соображения о способах их взаимодействия, мы все же считаем, что сами компоненты могут быть описаны более или менее самостоятельно (Simon, 1969). Теперь перечислим три важнейших ограничения нашей модели:

1. Лингвистический анализ. Мы не полностью моделируем про­цессы анализа (или синтеза) языковой информации и ее семантиче­ской интерпретации; по большей части модель ограничена обработ­кой семантической информации.

2. Представление и использование знаний. Мы не будем полно­стью описывать базу знаний или другую когнитивную информацию, например мнения, убеждения и цели,— все, что дает необходимую информацию для различных семантических операций, используемых при понимании связного текста; используемое знание носит случай­ный и интуитивный характер, и мы будем останавливаться только на некоторых аспектах использования знания.

3. Мы не станем также заниматься систематическим представле­нием контекстуальной информации в процессах когнитивной обра­ботки дискурса, то есть релевантными речевыми актами — общением и ситуацией; опять-таки эта информация будет использоваться для данного случая при необходимости определения семантических процессов.

Поскольку мы сформулировали более или менее общие гипотезы о взаимосвязях между семантическим и другими компонентами и в некоторых отношениях довольно подробно охарактеризовали их взаимодействие, то можно считать, что принципы семантической модели достаточно четко ограничены характером других компонен­тов.

Кроме теоретической неполноты, у модели есть ряд более эмпирических ограничений. До сих пор мы говорили о понимании связного текста вообще, используя пример понимания рассказа. Однако когнитивная обработка текста осуществляется также при участии в разговоре, беглом просмотре газеты, чтении лекции, чтении учебника, составлении полицейского отчета. Следовательно, можно считать, что принципы когнитивной обработки текста могут быть сформулированы на уровне, который охватывает все эти различные типы связного текста. Очевидно, что каждый тип текста имеет свои языковые и когнитивные различия, но мы их учитываем лишь от случая к случаю.

Далее, могут встречаться весьма различные пользователи языка. Они могут обладать различными знаниями и мнениями, исполнять различные социальные роли, могут быть взрослыми или детьми, мужчинами или женщинами, могут иметь разное образование и т. д. До определенного момента мы абстрагируемся от этих различий в надежде создать такую модель, в которую все эти вещи легко могут быть включены.

Наконец, существуют различные типы, стили и способы понима­ния. (Мы уже упоминали о просматривании газетной заметки).

С другой стороны, можно активно изучать или даже заучивать наизусть текст учебника, можно читать текст с бблыыим или меньшим вниманием, располагать или не располагать отвлекающей контекстуальной информацией. От всех этих особенностей мы также абстрагируемся, исходя из того, что пользователь языка обрабаты­вает всю информацию, конструирует полное представление и прекра­щает это конструирование, как только оно удовлетворяет ряду условий, например условиям локальной и глобальной (макрострук- турной) связности. Однако наш стратегический подход подчеркивает тот факт, что пользователи языка часто обрабатывают информацию не полностью или неточно и тем не менее чувствуют, что они понимают текст. Соответственно и мы ограничиваем модель соб­ственно семантическим пониманием. Мы уже подчеркивали, что понимание прагматических и интерактивных аспектов дискурса не будет рассматриваться подробно, но это влечет за собой недостаточ­ное внимание к личному опыту и взаимоотношениям слушателя, а также проблемам социального и идеологического понимания дискур­са, или проблемам понимания самой личности, порождающей дис­курс; такое понимание требует привлечения различных мотивацион­ных и личностных структур.

Не может быть единого и однородного процесса понимания—в разных ситуациях пользователи языка демонстрируют различное понимание разных типов текста. Впрочем, наша модель отличается достаточной гибкостью и общим характером, чтобы постепенно учитывать всевозможные различия. В дальнейшем мы больше не будем всякий раз оговаривать ее теоретическую и эмпирическую неполноту. Точно так же не хотели бы особо подчеркивать идеализи­рованный характер моделируемого процесса понимания. Перечислен­ные в этом разделе ограничения следует считать границами модели и в дальнейшем, то есть на протяжении всей книги.

1.3.