ОШИБКИ ВОСПРИЯТИЯ
Для проникновения в глубь механизмов порождения речи используются оговорки. По крайней мере две основных причины не позволяют ошибкам при восприятии играть столь же полезную роль для определения механизмов понимания.
Одна причина чисто наблюдательного плана: чтобы идентифицировать ошибку при восприятии, необходимо проверить и то, что действительно произнес говорящий, и то, что услышал слушающий, в то время как оговорки могут быть выявлены на основе лишь речевого сигнала. Грубо говоря, оговорки в принципе могут быть записаны на пленку, ошибки слушающего всегда должны быть „записаны в сознании" („mind-recorded"). Следовательно, данных будет мало. Вторая причина относится к аналитическим последствиям, которые должны быть отсюда выведены. В то время как ошибки говорящего позволяют обычно довольно четко определить источник ошибки, что ведет к достаточно четкому выделению структур и механизмов, участвующих в этом процессе, ошибки восприятия, по-видимому, не позволяют выявить такого локального источника ошибки. Рассмотрим следующий пример:(93) произнесенное: Da mussen Hunderttausende drinstecken. услышанное: Da шмВ’п Hunderttausender drinstecken.
Фонетически в (93) мы фиксируем две ошибки в отмеченных местах: [у] воспринято как [и] и [э] — как [эг]. Грамматически, однако, эти две ошибки приводят к единой ошибке в числе (множественное число заменено единственным), которая по очереди проявляется в трех взаимосвязанных локальных ошибках: mussen переходит в тиб, при этом инфинитивное окончание -еп интерпретируется как неопределенный артикль (ei)n, который должен заменить нулевой артикль именной группы множественного числа, и, наконец, окончание единственного числа -ег заменяет окончание множественного числа -е. Можно только предполагать, какие из этих ошибок— причина и какие — следствие; другими словами, в каком месте локализуется то решение, которое приводит к выбору неверной интерпретации.
Считая первое осложнение делом случая, который обрекает анализ ошибок восприятия на не более, чем случайный эвристический механизм50, я превращу второе осложнение в аргумент, касающийся природы понимания языка.Рассмотрим следующий достаточно поучительный случай. В конце вечеринки А и В договариваются, кто кого подвезет:
(94) высказывание А: Wieviel hast’n du getrunken?
‘Сколько ты выпил?’ восприятие В: Wie fahrst’n du betrunken?
‘Как ты ведешь машину в пьяном виде?’
Было бы в какой-то степени искусственным давать фонетическую транскрипцию, которая представляет возможную акустическую ошибку. Начальная часть, вероятно, должна быть вида [virflastn du:]. Я, однако, считаю акустический аспект не очень важным. Более явным сигналом является реакция В, опровергающая предполагаемую пресуппозицию А:
(95) высказывание В: Ich bin gar nicht betrunken!
‘Я совершенно не пьян!’
Разберем эти факты подробнее. Фонетически здесь два несоответствия: [fi:lhast] воспринята как [ferrst] (конкретнее: [i:lha] воспринята как [є:г]), a [g] — как [Ь]). (Между прочим, не трудно определить релевантные фонетические признаки, которые остаются неизменными при той и при другой интерпретации.) Обе ошибки безусловно связаны, хотя и довольно замысловатым образом. Что касается идентификации лексем, то в зависимости от точки зрения выделяются либо две, либо три ошибки. Viel и hast заменяются на fahrst, а
причастие прошедшего времени глагола trinken заменяется на причастие прошедшего времени глагола betrinken. Эти слова встраиваются в весьма отличные синтаксические структуры. На уровне LF дальнейшей классификации различий нет. Можно скорее сказать, что оба участвующих элемента остаются. Речь идет о Wh-вопросе, как указывает вопросительное местоимение wie, который содержит где-то элемент DRINK. По-видимому, основным моментом является то, что высказанное и воспринятое предложения содержат совершенно различные пресуппозиции. В предложении А предполагается, что слушающий что-то пил, и спрашивается, какое количество, в предложении В предполагается, что слушающий собирается вести машину в пьяном состоянии, и спрашивается, как он это делает.
Очевидно, что эти различные пресуппозиции выбирают (или по крайней мере предпочитают) весьма различные контекстуальные признаки, в терминах которых интерпретируется ситуация. Можно только гадать, с самого ли начала это предпочтение определяет интерпретацию на всех других уровнях, включая фонетический, хотя такая догадка кажется весьма правдоподобной, подтверждаемой ответом (95).Безотносительно к этой догадке можно сделать три вывода. Во-первых, даже если имеются локальные точки, в которых можно выявить ошибки—в (94) две таких точки,— их нельзя идентифицировать как источник ошибки. В некотором смысле здесь вообще нет никаких ошибок. Слушающий просто интерпретирует сигнал с учетом своего контекста. И места очевидных ошибок коррелируются благодаря общей структуре, которую слушающий продолжает строить.
Во-вторых, в тех пределах, в каких первоначальный сигнал неправильно понят, оправдывается вывод о том, что понимание языка в решающих аспектах основывается скорее на обработке сверху вниз, чем на обработке снизу вверх. Этот вывод становится особенно убедительным, если две или более фонетических ошибки взаимосвязаны общими признаками результирующих репрезентаций более высокого уровня. Это не возврат к модели „анализ через синтез" понимания языка. Более вероятная интерпретация обеспечивается моделью, основывающейся на параллельной обработке, которая для построения структуры опирается на акустический вход.
В-третьих, характер и взаимосвязь ошибок в (93) и (94) четко показывают, что понимание языка организовано в грамматически определенных структурах. Они могут отличаться в деталях от тех, которые предложены в предыдущих разделах, но их существование не вызывает сомнения51. В противном случае неправильная идентификация отсутствующего глагола farst была бы полнейшей тайной. В этом отношении еще более убедительно согласование множественного числа в (93), так как это чисто морфо-синтаксическое явление.
Если принять предположение о „ведущей" роли контекстуальных интерпретаций, подкрепляемое (94), то необходимо сделать четвертое замечание: понимание языка базируется на двух видах входа, доминирующая роль которых может меняться в зависимости от
различных внешних условий. В одних случаях может превалировать s, в других — с. Поэтому процесс понимания языка должен осуществляться с обоих концов в соответствии с потенциальными промежуточными структурами и отображениями, построенными на основе G.