НОМИНАЛИЗАЦИЯ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ: СЛОВАРНО ЗАДАВАЕМЫЕ ИМЕННЫЕ ГРУППЫ ИЛИ ТРАНСФОРМИРОВАННЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ?

Соотношение между отглагольными существительными и пред­ложениями с личным глаголом не раз служило объектом исследо­вания традиционной грамматики¹. Достаточно сопоставить терми­ны «родительный субъекта» (например: прибытие поезда) и «ро­дительный объекта» (например: разрушение Карфагена), которые указывают на скрытую связь между формой родительного падежа поееда и подлежащим предложения поезд прибывает и между формой родительного падежа Карфагена и прямым дополнением предложения (некто) разрушает Карфаген.

Одна из целей трансформационной порождающей грамматики состоит в систематизации и экспликации этого отношения. Описа­ние такого типа вскрывает взаимосвязь между двумя важными синтаксическими объектами: структурой простого предложения и структурой именной группы. В процессе построения трансформаци­онных описаний конкретных языков номинализации (понимаемой, правда, несколько шире, чем здесь) уделяется большое вни­мание. Так, первым более или менее подробным трансформацион­ным описанием английского языка была работа Лиза о номинали­зации (Lees 1960), см. также более позднюю работу Хомского на ту же тему (Chomsky 1970).

С отглагольными существительными, и в особенности с име­нами действия, связаны разнообразные проблемы, например мор­фологические (соотношение продуктивных суффиксов типа -ние и непродуктивных типа -ба) или семантические (противопоставле­ние собственно имени действия как описания ситуации и конкрет­ных отглагольных существительных, таких, как изобретение в зна­чении конкретного результата соответствующего процесса). В дан­ной статье, однако, нас будут интересовать синтаксические свойства отглагольных существительных, в первую очередь внутренняя структура именных групп, в которые они входят. О синтаксических

Bernard С от г і е. Nominalizations in Russian: lexical noun phrases or trans­formed sentences. — In: «Morphosyntax in Slavic», С.

© Bernard Comrie, 1980,

функциях таких именных групп в составе предложения см. Ada- тес 1971; 1973.

При переходе от предложения к отглагольному существитель­ному происходит полная или частичная утрата нескольких гла­гольных категорий. В отглагольных существительных русского языка не различается время: глагольным формам я приезжаю, я приезжал, я буду приезжать соответствует одно отглагольное су­ществительное мой приезд (ср. Zimmermann 1972). Имеются отглагольные существительные, способные формально передавать противопоставление по виду, например рассмотрение и рассмат­ривание, ср. рассмотреть (совершенный вид) и рассматривать (не­совершенный вид). Однако морфологическое различие лишь в виде исключения соответствует семантическому различию между чле­нами видовой пары. В приведенном примере существительное, об­разованное от глагола совершенного вида, относится скорее к аб­страктному действию (например, рассмотрение дел в суде), тогда как существительное, образованное от глагола несовершенного вида, — к конкретному (например, рассматривание гравюр). Бо­лее того, различие между двумя формами ни в коей мере не является систематическим (Хохлачева 1969, 51). Поведение от­глагольных существительных в этом отношении сходно с поведе­нием отрицательных форм с приставкой не-. Существуют отрица­тельные формы типа несоблюдение норм русского языка, однако новые формы такого типа смогут быть образованы не всегда: *не- чтение этой книги.

С категорией залога у отглагольных существительных дело обстоит несколько сложнее, и далее мы коснемся различий между активом и пассивом. Во всяком случае, противопоставление по за­логу морфологически не выражается: прочитали книгу, книга про­читана, но чтение книги. Различие между невозвратной и возврат­ной формой у отглагольного существительного в русском языке также нейтрализовано: открывают дверь, дверь открывается, но открывание двери. Не все славянские языки последовательно про­водят эту нейтрализацию.

Таким образом, мы видим, что многие типичные для глагола категории — вид, время, залог, отрицание — в отглагольном су­ществительном выражаются нерегулярно. С другой стороны, боль­шинство отглагольных существительных имеет дополнение в той же форме, что и соответствующий личный глагол, т. е. существитель­ное в том же падеже, инфинитивный оборот или придаточное пред­ложение. Представительный материал на эту тему имеется в

Следующих работах: Грамматика 1960, т. И, 1, 231—300; Р а р р 1961, Галкина-Федорук 1958, 62—78, Comrie 1969, Zim­mer man n 1967. В предлагаемом ниже списке для сравнения приводятся также существительные, образованные от прилагатель­ных, поскольку с интересующей нас точки зрения они ведут себя как отглагольные. Примеры такие:

(1) с родительным падежом: ожидать поезда — ожидание по­езда;

(2) с дательным падежом: служить интересам партии — слу­жение интересам партии; верный своему слову — верность своему слову;

(3) с творительным падежом: управлять заводом — управле­ние заводом; недовольный сыном — недовольство сыном;

(4) с различными предлогами: отказаться от ошибок — отказ от ошибок; требовательный к студентам — требовательность к сту­дентам; играть в шахматы — игра в шахматы; встретиться с по­другой— встреча с подругой; уверенный в своих силах — уверен­ность в своих силах;

(5) с инфинитивом: обещать прийти — обещание прийти; гото­вый учиться — готовность учиться;

(6) с придаточным предложением: объяснить, что Земля круг­лая— объяснение, что Земля круглая;

(7) с несколькими дополнениями: назначить Иванова директо­ром— назначение Иванова директором; вручить премию знамени­тому академику — вручение премии знаменитому академику.

(О родительном падеже прямого дополнения при существитель­ном в последних двух примерах, соответствующем винительному падежу при глаголе, см.

В небольшом числе случаев это соотношение не выполняется: любить отца — любовь к отцу; интересоваться музыкой — интерес к музыке (а не *интерес музыкой); доверять другу — доверие к другу. Некоторые из таких примеров, безусловно, следует считать исключениями; для многих даже существуют дублеты: страшиться неудачи — страх неудачи, перед неудачей. Среди этих исключений можно, однако, выделить семантическую группу, в которую входят глаголы, относящиеся к «психологической» сфере, такие, как лю­бить, интересоваться, стремиться; существительные, образованные от этих глаголов, требуют или по крайней мере предпочитают до­полнение с предлогом к. Таким образом, внутри в целом нерегу­лярной области имеются отдельные регулярно организованные фрагменты (см. также Верен к 1974).

Более значительную группу составляют отглагольные суще­ствительные, соответствующие глаголам с прямым дополнением в винительном падеже, а также отглагольные существительные, при которых выражено подлежащее. В предложениях с личным глаголом мы будем иметь соответственно винительный и имени­тельный падежи, тогда как при отглагольном существительном и подлежащее, и прямое дополнение выступают в форме родитель­ного падежа: читать роман — чтение романа, гость приехал — приезд гостя. То же самое касается подлежащего при глаголах, дополнение которых стоит не в винительном падеже: Наташа от­казалась от своих ошибок — отказ Наташи от своих ошибок; Па­вел обещал прийти — обещание Павла прийти. В том случае, когда глагол может быть употреблен без подлежащего или пря­мого дополнения, например читают Маяковского и Маяковский читает, возникают неоднозначные отглагольные существительные, поскольку в словосочетании чтение Маяковского родительный па­деж может быть как субъектным, так и объектным (в последнем случае словосочетание имеет значение чтение произведений Мая­ковского). Трансформационный анализ, который устанавливает эксплицитные отношения между отглагольными существительными и соответствующими предложениями, располагает возможностью не только отметить эту неоднозначность, но и объяснить ее.

Требуется объяснить также тот факт, что подлежащее и пря­мое дополнение при таких отглагольных существительных имеют форму родительного, а не именительного или винительного падежа, как при соответствующих личных глаголах. В русском, как и во многих других языках (включая английский), это абсолютно ре­гулярное синтаксическое правило. Этот факт можно объяснить, сравнивая внутренние структуры предложения и именной группы (ИГ), причем неважно, входит в ИГ отглагольное существитель­ное или нет. Немаркированными аргументами личного глагола яв­ляются подлежащее в именительном падеже и прямое дополнение в винительном; все остальные дополнения (в дательном и твори­тельном падежах, а также предложные группы) маркированы; таким образом, дополнение имеет форму винительного падежа, если нет специального указания на другой падеж; остальные слу­чаи дополнений требуют указаний на падеж объекта. Немаркиро­ванный адъюнкт [17] при существительном имеет форму родитель­ного падежа, которая не только употребляется при отглагольных существительных, но имеет еще и значение принадлежности: дом отца. При переходе от личного глагола к отглагольному суще­ствительному немаркированные аргументы так и остаются немар­кированными, но интерпретируется эта немаркированность по-раз­ному: в случае аргумента глагола немаркированность означает именительный (если ИГ выступает в роли подлежащего) или ви­нительный падеж (если ИГ выступает в роли прямого дополне­ния); немаркированным способом оформления адъюнкта при су­ществительном является родительный падеж, какова бы ни была

роль этого адъюнкта. Эта гипотеза может быть подтверждена фак­тами древнерусского языка, в котором ИГ, являющаяся немарки­рованным адъюнктом при существительном, могла иметь форму не только родительного, но и дательного падежа (то же самое ха­рактерно для всех древнеславянских языков вообще). Такой да­тельный мог иметь как значение принадлежности, так и значение подлежащего или прямого дополнения, употреблялся он точно так же, как приименной родительный в функции немаркирован­ного адъюнкта при существительном.

В русском языке имеются предложения с двумя немаркирован­ными аргументами при глаголе — в именительном и в винительном падеже: Иван читает книгу. Однако ИГ с двумя немаркирован­ными адъюнктами невозможны, то есть нельзя сказать *чтение книги Ивана. Данное выражение, безусловно, правильно в том случае, если оно передает другое значение: ‘чтение книги, принад­лежащей Ивану’. Здесь, однако, мы имеем дело не с существи­тельным, при котором употреблены два немаркированных адъюнк­та, а с последовательно зависящими друг от друга ИГ. Родитель­ный принадлежности Ивана зависит от слова книги, затем вся ИГ книги Ивана употребляется как адъюнкт в родительном падеже (в значении родительного объекта) при существительном чтение; таким образом, у слова чтение есть лишь одно немаркированное определение — ИГ книги Ивана в родительном падеже.

В этой связи следует заметить, что родительный партитивный в русском языке ведет себя не так, как приименной родительный падеж в других значениях, поскольку в его присутствии возможно также употребление немаркированного адъюнкта в родительном падеже: кусок хлеба Ивана (хотя, конечно, это выражение может также иметь значение ‘кусок хлеба, принадлежащего Ивану’). В древнерусском и во всех древнеславянских языках вообще нет партитивного дательного, а есть лишь партитивный родительный, из чего можно заключить, что в партитивном значении родитель­ный падеж действительно ведет себя иначе, чем в других зна­чениях.

Существуют языки, в которых при отглагольных существитель­ных имеются две немаркированные позиции, которые могут зани­мать исходное подлежащее и исходное прямое дополнение. Именно так обстоит дело в английском языке, где имеется два формально абсолютно разных типа приименного «родительного падежа», как, например, в сочетании the enemy’s destruction of the city ‘разру­шение города врагом’ (один родительный падеж выражен препо­зитивной формой на 's, другой — постпозитивной формой с предло­гом of). В славянских языках есть только один родительный па­деж, а возможности, предоставляемые свободным порядком слов, для различения субъектной и объектной функции родительного падежа в них не используются. В аналогичных сочетаниях русского языка на месте родительного субъекта должна употребляться ИГ в творительном падеже: чтение книги Иваном, разрушение города врагом. Такие конструкции очень похожи на пассивные, в кото­рых исходное подлежащее также имеет форму творительного па­дежа: книга была прочитана Иваном, город был разрушен врагом. Если исходить из того, что при получении конструкций с отгла­гольным существительным используется пассивная трансформа­ция, это позволит объяснить, почему исходное подлежащее в обеих конструкциях имеет форму творительного падежа. В отглагольном существительном пассив морфологически не выражен, однако мож­но считать форму, образованную от переходного глагола, синтак­сически неоднозначной.

На предыдущих этапах развития русского языка, а также в не­которых других славянских языках для выражения подлежащего при отглагольном существительном вместо существительного в родительном падеже довольно часто используется притяжатель­ное прилагательное, например Клейстово требование бессмертия (Ревзин 1973, 90—91). Этот пример встретился в тексте, пред­ставляющем собой перевод с немецкого языка, и звучит довольно искусственно. Тем не менее он показывает, что в принципе воз­можны такие конструкции, в которых благодаря использованию прилагательного удается избежать появления двух родительных падежей.

Существуют, однако, такие ИГ — личные местоимения, для ко­торых данная конструкция является почти единственно возмож­ной: приименной родительный в этом случае (кроме партитивного значения!) фактически исключен: мой, твой, наш, ваш, чей, а так­же его, ее, их. Эти формы могут обозначать и подлежащее, и пря­мое дополнение: ср. мой приезд, мое чтение книги и мое освобож­дение. В крайнем случае местоимение в родительном падеже мо­жет выступать в роли прямого дополнения, да и то, по-видимому, лишь после отглагольных существительных с продуктивным суф­фиксом -ние, например исключение тебя из партии; наряду с этим возможно (и со стилистической точки зрения более предпочтитель­но) твое исключение из партии. Однако едва ли вместо твое убий­ство можно сказать * убийство тебя. Так же может употребляться и возвратное местоимение себя: открытие себя. Притяжательное местоимение свой кореферентно не исходному подлежащему отгла­гольного существительного, а подлежащему предложения: предло­жение священник не одобряет своего убийства означает, что ‘свя­щенник не одобряет его (священника) убийство’, а не то, что ‘свя­щенник не одобряет убийства самого себя/самоубийства’. Для выражения второго значения необходимо употребить производное Существительное самоубийство*

Хотя русские притяжательные местоимения его, ее, их с мор­фологической точки зрения имеют форму родительного падежа и не являются прилагательными, как местоимение мой и т. п., они тем не менее ведут себя как прилагательные, т. е. обычно пред­шествуют отглагольному имени и своим присутствием не исклю­чают возможности употребления адъюнкта в родительном падеже: его приезд, его чтение книги, ср. *чтение книги Ивана. Исключи­тельно в функции родительного объекта эти формы иногда сле­дуют за отглагольным существительным в повседневной речи, на­пример чтение их (книг). Здесь мы сталкиваемся с характерной для русского языка тенденцией — закрепить позицию перед отгла­гольным существительным за исходным подлежащим, а позицию после отглагольного существительного за исходным прямым до­полнением (в современном языке притяжательные прилагатель­ные — за исключением местоимений — используются только для обозначения исходного подлежащего (Ревзин 1973, 90—91)); в том случае, когда присутствуют сразу и исходное подлежащее, и исходное прямое дополнение, возможна только одна интерпретация, та, при которой исходное подлежащее предшествует отгла­гольному существительному, а исходное прямое дополнение сле­дует за ним: наше чтение Маяковского означает ‘наше чтение про­изведений Маяковского’, а не ‘чтение наших произведений Мая­ковским’. Таким образом, в ИГ с отглагольным существительным проявляется тенденция иметь тот же порядок слов (подлежа­щее— глагол — прямое дополнение), который характерен для про­стого предложения русского языка с «нормальным» порядком слов.

Наконец, последнее различие между внутренней структурой предложения с личным глаголом и внутренней структурой ИГ с отглагольным существительным касается способа выражения адъ­юнктов со значением образа действия, которые в предложении имеют форму наречия, а в именной группе — прилагательного, на­пример: Коля поет чудесно — чудесное пение Коли.

В настоящей статье мы попытались продемонстрировать раз­личия между внутренней структурой конструкции с отглагольным существительным и внутренней структурой предложения с личным глаголом. Разница между этими конструкциями заключается в том, что в отглагольном существительном нейтрализуются многие ка­тегории, свойственные личному глаголу (время, вид, отрицание, в какой-то степени залог). Наряду с этим другие категории вклю­чаются во внутреннюю структуру ИГ (немаркированные адъюнкты в родительном падеже, прилагательные, соответствующие исход­ным наречиям при глаголах). Всего несколько правил необходимо для того, чтобы трансформировать глубинную структуру, в кото­рой еще сохранились категории глагола, в поверхностную струк­туру, которая в основном отвечает требованиям, предъявляемым к структуре ИГ,

¹ Первоначально настоящая статья была опубликована в ФРГ под назва­нием «Transformationsanalyse russischer Nominalisierungen» в сборнике «Notizen und Materialen zur russistischen Linguistik, Unterlagen fur die Seminararbeit», Nr. 2, под ред. Герда Фрайдхофа ( = Specimina Philologiae Slavicae 6. Frankfurt am Main, 1974, S. 38—46). Английский перевод работы выполнен автором, кото­рый внес в текст несколько несущественных изменений, чтобы приспособить его к восприятию английского читателя.

Данная статья возникла на основе размышлений автора над синтаксической структурой отглагольных существительных ряда языков в плане сравнения со структурой именных групп и со структурой предложения; основным стимулом для написания работы такого рода послужил лексикалистский подход Хомского по отношению к отглагольным существительным (Chomsky 1970) в противо­положность предшествующему трансформационному подходу (например, Lees I960). Русский язык является представителем класса языков, в которых внутрен­няя структура отглагольных существительных почти полностью совпадает с вну­тренней структурой других именных групп и в корне отличается от внутренней структуры предложений, что вполне согласуется с лексикалистской гипотезой. Однако в некоторых других языках в структуре отглагольных существительных совмещаются синтаксические свойства именных групп и предложений (см., напри­мер, Comrie 1976а), что не всегда удобно для лексикалистского подхода; по­этому в данной работе принят трансформационный подход даже в отношении русского языка, чтобы обеспечить единообразный анализ отглагольных существи­тельных в языках разных типов.